Мы здесь одни

«Что мне делать? — отчаянно думал Сузаку, стараясь не смотреть на Нину, — Она же сейчас уйдет!» «Вот сейчас встану и уйду! — думала Нина, сверля юношу глазами, — Сейчас же уйду!» Но ни один из них не двигался с места. Сузаку вцепился в столешницу, костяшки его пальцев побелели. Нина сжала зубы до боли в челюсти. — Ваш заказ! — донеслось откуда-то сверху, и услужливая официантка поставила перед девушкой креманку с шоколадным мороженым, а перед юношей — чашку ароматного чая. — Что-нибудь еще? — Пока нет, — сказала за обоих Нина. Официантка, поклонившись, ушла, а леди Эйнштейн решила остаться — слишком соблазнительно выглядело ее мороженое. Неужели она его не заслужила? А что в компании одиннадцатого… Сейчас это Нину мало волновало. Ну одиннадцатый. Ну японец. Это только ее детские страхи; здесь нет ничьей вины. Пора вырастать. Нет больше той вечно перепуганной и стеснительной Нины. Теперь она — британская аристократка, разработчик найтмеров, человек, к мнению которого прислушивается сам граф Асплунд… вот какая же зараза этот граф Асплунд, слинял не вовремя! Нина взяла в руки ложечку и решила подразнить Сузаку. Почему-то ей нравилось это делать. Она зачерпнула немного мороженого, поднесла ложечку к губам и медленно высунула язык, облизывая сладость. При этом Нина смотрела на Сузаку так же пристально, как тогда, в лаборатории. Щеки рыцаря снова подернулись румянцем. Он не хотел смотреть, но смотрел, не в силах отвести взгляда. Нина так облизывала мороженое… так… эротично! Нетронутый чай остывал перед Куруруги. Очень скоро Нине наскучила игра, и она начала есть свое любимое лакомство, как обычно — зачерпывая большими кусками. Мороженое успело подтаять, и Нина не заметила, что в уголке ее губ остался след шоколада. Зато заметил Сузаку. Он взял салфетку, протянул руку и промокнул губы девушки. Нина отпрянула так, будто он сунул ей в лицо что-то мерзкое и вонючее. — Не забывайся! Ты всего лишь подопытный кролик, — леди Эйнштейн опустила подбородок на скрещенные пальцы, — Ты можешь и в расходный материал превратиться, знаешь ли. Она улыбалась почти хищно. Угрожающе, как пантера перед прыжком. Сузаку стало не по себе. И хамить Нине ему не хотелось, после того, как он увидел ее утром, беспомощную и такую настоящую, его уже не раздражало ее поведение. Юноше казалось, что Нина прячется за своей колкостью, чтобы никто не увидел ее душу. А душа у Нины была. — Прости, — согласился Сузаку, — Может, я и забылся. Но хочу напомнить тебе, что я не одиннадцатый, а японец. Нанналли вернула нам все, что мы потеряли, в том числе и имя. — Это одно и то же, — пробормотала Нина. Чтобы заняться чем-то, Куруруги взял чай и стал медленно его пить. Напиток успел остыть, и на языке оставалась неприятная горечь. На душе тоже почему-то было горько, хотя ничего особенного не произошло. Он был с ней ласков — она была с ним груба. И нет никаких «их», как справедливо заметила Нина. Есть два человека — несчастный сломленный рыцарь и несчастная потерянная девочка, слишком умная, чтобы жить счастливо. Со смертью Юфемии они оба потеряли смысл бороться и идти дальше, а теперь и мстить было некому. Виновник всего мертв. — Ты любил ее? — вдруг спросила Нина. Сузаку от неожиданности поперхнулся чаем и зашелся в кашле. Нине пришлось встать и похлопать юношу по спине. — Как же ты жалок, — презрительно скривила она губы, — Так ты любил ее? — Любил, — просто ответил Куруруги, — Но ты ведь тоже ее любила? Теперь уже Нина покраснела и отвела глаза. Любила ли она? О да, любила! Любила до боли, до дрожи в пальцах, до вязкого тепла внизу живота, до яростных слез, до безумия, до нервного срыва, когда ее принцесса ушла на небо… Сузаку бил точно, под дых — но черта с два он дождется откровенности. Нина умела лгать и скрываться. Она преуспела в этом. — Да, я любила ее, — почти спокойно согласилась девушка, — И ужасно ревновала ее к тебе! — Почему? — удивился Сузаку. — Она же любила тебя, — прошептала Нина, глядя в полупустую креманку. Рыцарь вспомнил признание Юфи тогда, в прошлой жизни, когда он сражался насмерть, а она плакала и умоляла его выжить. — Она же погибла, — невесть зачем ляпнул Сузаку. — Открыл Америку, — беззлобно огрызнулась Нина. Отставив в сторону уже пустую креманку, она встала. Уже стемнело и похолодало. Весна была ранней, но вечера еще оставались холодными. К тому же, Нина не взяла с собой куртку, потому что не рассчитывала на то, что задержится допоздна. — Я провожу тебя, — сказал Сузаку. Не спросил, а поставил ее перед фактом. Нина не была против. Лучше уж потерпеть общество данного конкретного одиннадцатого, чем попасться в руки грабителям. Юноша и девушка шли рядом по улице, не глядя друг на друга. Фонари начинали медленно загораться. Солнце садилось за горизонт, кровавя облака, которые напоминали куски ваты. Алый закат — к непогоде. Нина зябко поежилась. Увидев это, Сузаку молча снял с себя куртку и набросил ей на плечи. Девушка удивленно посмотрела на рыцаря, но возражать не стала. — Может, еще чаю? — спросила Нина, когда они подошли к ее дому. Сузаку замялся. Между ними все еще витал призрак Юфемии. — Спасибо, я напился, — ответил юноша. Эйнштейн сняла пиджак и отдала ему. На секунду их руки соприкоснулись. Сузаку наклонился к Нине, а она приподнялась на цыпочки. Их лица медленно сблизились и губы коснулись губ… Оба тут же отпрянули друг от друга, тяжело дыша. Нина нервно теребила прядь волос. Сузаку смотрел куда-то в землю, и мечтал под нее провалиться. — Спокойной ночи! — наконец резко сказала Нина и зашла в свою квартиру, громко хлопнув дверью. Куруруги похлопал себя по щекам, встряхнулся и отправился домой, так и не надев пиджак, а неся его в руках. На его губах был вкус Нины; на ее губах — вкус Сузаку.