Черно-белые будни

      — Не думала, что ты проводишь меня до квартиры.       — Я решил, что тебе не стоит самой аппарировать в таком состоянии.       — В каком?       — Ты пьяна, Грейнджер, — Уайт всего-то усмехнулся, а у нее перехватило дыхание.       Даже в тусклом освещении этажа его глаза сверкали словно два черных бриллианта. Завораживая и утягивая в неизведанность. У Гермионы оставался лишь последний шанс набрать побольше кислорода перед прыжком. Только вот как скоро ей станет его не хватать, и она камнем пойдет на дно? И кто вытащит ее оттуда в этот раз?       — Ты сам пьян.       — Возможно.       Натан повел бровью, насмешливо изучая Грейнджер, прислонившуюся к стене у распахнутой настежь двери и держащую в руке туфли. Он уперся ладонью сбоку от ее головы и заглянул в карие глаза. Пожалуй, стоит испить этот коллекционный виски до дна. И пусть жуткое похмелье обрушится на него рано или поздно, он готов рискнуть. Иначе будет жалеть об этом всю жизнь…       Уайт скользнул пальцами по ее обнаженному плечу, поднимаясь выше. Очертил пухлые губки, приоткрывшиеся в ответ на его касания. И наконец-то снова вкусил запретный плод.       Мерлин, его выдержка летела под хвост гиппогрифу! Легкий запах пота смешивался с невесомым парфюмом и привкусом алкоголя, затягивая в круговорот похоти.       Грейнджер толкнула его в квартиру и швырнула туфли в угол коридора. Закрыла дверь. И не успела повернуться, как почувствовала крепкое мужское тело, прижимающееся к ее спине. Его пальцы убрали в сторону выбившиеся прядки, оголяя шею, и Гермиона откинула голову, предоставляя еще больший доступ. Натан медленно, не торопясь, продвигался вдоль плечика к шее, оставляя дорожку поцелуев. Прикусил пульсирующую вену и провел языком по солоноватой коже. Его руки в это время расстегнули молнию на переливающемся платье цвета воронова крыла. Оно струящимся водопадом упало к ее ногам, обнажая алебастровую кожу в объятиях черного кружева. Одна за другой на пол полетели шпильки. Тихое заклинание, и густые каштановые пряди рассыпались, послушно обволакивая его пальцы, с наслаждением зарывающиеся в этой копне.       — Бесподобна…       Повернувшись, Гермиона натолкнулась на голодный взгляд, нетерпеливо пожирающий ее. Стянула с Уайта пиджак, упавший в дуэт к ее платью. Уже давно развязанная бабочка полетела туда же. Их губы в это время жадно терзали друг друга, а языки сплетались в диком танце.       Они, словно соревнуясь в скорости, расстегивали его белоснежную рубашку. Гермиона рванула ее, освобождая из брюк, и заскользила ладонями по подтянутому торсу, пока Уайт скидывал ботинки. Натан подхватил Грейнджер под ягодицы и приподнял. Та сразу крепко опутала его ногами и запустила пальцы в шелковистые белоснежные пряди.       Решительным шагом Уайт направился в спальню, толкнул ногой дверь и бросил Гермиону на кровать. Замер на мгновение, любуясь и не веря, что сегодня ночью эта потрясающая девушка принадлежала ему. Он накинулся на нее, словно дикий зверь, вдавливая своим телом в покрывало. Оттянул вниз бюстгальтер, освобождая грудь и приникая к ней ртом, захватывая набухшие соски во влажный плен, обводя их языком, посасывая словно чрезвычайно вкусную конфетку. Его рука с нажимом скользила по ее бедру, поднимаясь выше, отодвигая кружево и проникая внутрь горячего лона. Гермиона изогнулась, застонав, и отвела ногу, открываясь. А ловкие пальчики тем временем расправились с ширинкой и теперь стягивали его брюки вместе с бельем. Она обхватила возбужденный член, провела вверх-вниз, желая сильнее раззадорить. Натан приглушенно застонал, понимая, что может не сдержаться и кончить ей в руку. Желание, зреющее столько дней и подавляемое не одной бессонной ночью, поглощало его. Он дернул ее трусики в сторону, не собираясь больше терять время, расположился между стройных ножек и ворвался внутрь.       Два хриплых крика слились друг в друге. Уайт двигался рывками, входя каждый раз до предела, выбивая из ее горла нарастающие стоны. Гермиона потерялась в этой бешенной страсти, самозабвенно кусая губы, исступленно царапая ногтями кожу его головы. Натан нагнулся и поцеловал ее, впиваясь зубами. Металлический привкус во рту опьянял еще больше.       Копившаяся эти недели неудовлетворенность наконец-то нашла выход, захватывая два тела в водоворот страсти и огня. Но где-то в глубине разум, лелеянный годами, очнулся от забытья, и Натан успел выйти и излиться на кровать, пока под ним от нахлынувшего оргазма дрожала Гермиона.       Выдохнув, Уайт скатился с нее. Прикрыл глаза, наслаждаясь звучанием рваного дыхания рядом. Их перемешавшийся аромат щекотал ноздри и отдавался сладостным привкусом.       Грейнджер потянулась словно довольная кошка и перевернулась на живот. Взлохмаченная и раскрасневшаяся, в стянутом на талию бюстгальтере, с лихорадочно сверкающими глазами и судорожным хриплым дыханием она была еще прекраснее, чем в вечернем платье.       Уайт с нескрываемым удовольствием взирал на результат своих действий. Но то, каким взглядом Гермиона его одарила, выдернуло в реальность с устрашающей силой. Правда болезненно отозвалась в груди, переплетая все чувства и эмоции в отвратительный коктейль. И им придется выпить это пойло до дна из-за его ошибки…       Натан решительно поднялся, стараясь не смотреть на удивившуюся Грейнджер, и принялся поправлять одежду.       — Ты куда?       — Неужели ты такая наивная девочка, что решила, будто я останусь? — его нарочитая грубость выглядела вполне убедительной благодаря умению рисовать на лице нужные эмоции. — Это был просто секс и ничего более.       Огонек обиды появился на мгновение в карих глазах и исчез. Она не позволит так просто растоптать себя. Как ей советовала Джинни? Быть проще? Это она сможет. Этому она научится. Даже если ей будет больно.       — Я просто люблю секс с утра, — фыркнула Гермиона и потянула за край покрывала, заворачиваясь в кокон. Зевнула и попросила: — Не забудь закрыть дверь за собой. И спасибо за… вечер.       Уайт смотрел на ее спокойное, равнодушное лицо и не верил. Видимо, не он один тут игрок. Натан усмехнулся, коротко кивнул и вышел.

***

      Его одежда все еще хранила ее аромат. Его кожа все еще помнила сладость ее прикосновений. А губы все еще горели от яростных поцелуев.       Надо было встать с кресла. Подняться на второй этаж. Принять душ и лечь спать. Смыть с себя жар этого вечера. Забыть безумие ночи.       Но он хотел продлить это. Будто она все еще была рядом. Прижималась к нему и стонала…       Виски в бокале приносил только разочарование, ведь он сверкал совсем как ее глаза. Огонь в камине не согревал, ведь холод в его сердце растопить было нелегко. А темнота за окном, прежде сопровождавшая их встречи, лишь напоминала о его одиночестве.       Лицо свело в очередной болезненной судороге, и он наконец-то снял заклинания. Сегодня они держались на пределе, словно болью наказывая его за грубость. Он ослабил ворот рубашки, но легче дышать не становилось. Провел рукой по волосам, стянув их на затылке, и откинулся на спинку кресла, закрывая глаза. Возвращаясь мыслями к ней…       А ведь он мог быть сейчас там… Обнимать ее теплое податливое тело, слушать размеренное дыхание, оберегать ее сон… Покрывать поцелуями бархатную кожу и слушать переливы мелодичного смеха… А вместо этого сделал ей больно, хоть она и попыталась не подать виду.       Хотел оттолкнуть? Или доказать самому себе, что это ничего не значит? Что это лишь похоть, которую надо было удовлетворить, чтоб стало легче?       Почему же ему так хреново… Да и сколько можно пить? Ведь знает, что похмелье быстро догонит его ослабленный магией организм, и впереди будет жуткий день. А еще тащиться в Министерство, слушать доклад этих олухов.       Очередной глоток. Но он не притупил боль. Никакую. Раны, полученные во время войны, ныли и саднили, но не заглушали муки совести.       А ведь он может все исправить… Всего-то надо завоевать ее в своем реальном обличье. Или хотя бы попытаться.