От края до края

      Ньют отсутствовал не так долго, но это время всё равно показалось Тесею вечностью. Он раз за разом прокручивал в голове увиденное в разуме брата в ту злосчастную ночь в крохотной деревушке, наверняка даже не имевшей названия. И то, что случилось на стройке. И после неё.       Кончики пальцев покалывало. Память предательски напомнила, что кожа у Ньюта совсем не нежная и мягкая, а напротив, загрубевшая от шрамов.       Это не то, на что нужно обращать внимание, когда лечишь рану родного брата. И не то, о чём нужно помнить.       — Как злыдень? — спросил Тесей лишь бы что-то сказать и отвлечься.       — Он выздоровеет, — скосив глаза, чуть улыбнувшись, ответил Ньют. — У его вида очень крепкая шкура и хорошая регенерация. Всё-таки, когда главный источник твоего пропитания — мозг крупных зверей, нужно адаптироваться.       Сейчас Тесей сам чувствовал себя так, будто его мозг съели.       — Это хорошо, — неловко сказал он, и повисшая следом пауза только усугубила возникшее ранее чувство.       — Ньют…       — Да, Тесей?       — Скажи… Ты хочешь продолжить поиски Криденса?       В этот раз Ньюту повезло. Проклятье задело его только вскользь, ударило не в полную силу. Но будет ли Тихея всегда на его стороне? Они вдвоём идут против Гриндевальда и его людей — неравная схватка. Что если тёмный маг решит выйти из подполья, занявшись убегающим обскуром и его спутницей лично? Вдвоём они могут выстоять против пяти, но не против сильнейшего тёмного мага современности.       И хорошо, если погибнут вместе…       — Да, — уверенно ответил брат, на короткое мгновение посмотрев прямо в глаза. — Я должен, Тесей, — после секундной паузы продолжил он. — Я чувствую свою ответственность перед Криденсом.       Голос его звучал уверенно как всякий раз, когда он говорил о своих подопечных. О зверях.       Смешно сказать, Ньют, в детстве приученный не перечить старшим, всегда стоял на своём, стоило делу коснуться животных. В их семье принято было заботиться о «братьях наших меньших», как с усмешкой говорил отец, аккуратно перекладывая уснувших среди важных бумаг на столе низзлов на кресло. Кажется, только за подобранных в лесу бельчат, да ежей он не отчитывал Ньюта.       И вот теперь, снова эта уверенность. Только в этот раз что-то коробило сердце Тесея. Впервые с начала погони он задумался — а хочет ли Криденс, чтобы ему помогли? Настолько ли он беспомощен и доверчив?       — Я ведь обещал ему помочь там, в Нью-Йорке, — в голосе брата прозвучала горечь.       — Понимаешь, Тесей? Я должен убедиться по крайней мере в том, что он с Литой в безопасности.       Вслух говорить этого не хотелось, но после стычки на стройке Тесей начал подозревать, что Лита специально заманила туда Ньюта, чтобы столкнуть нос к носу всех своих преследователей и ускользнуть, пока те будут заняты друг другом. Умно и удобно, позволяет выиграть время и, если повезёт, устранить врагов чужими руками. Сам Тесей так бы и поступил.       Ньют всегда старался разглядеть в людях хорошее. Наверняка и в Гриндевальде он бы увидел затаившуюся в глубине души пушишку, озлобившуюся на весь мир по каким-то глубоко личным причинам. И в добрые намерения Литы, из-за которой ему пришлось оставить Хогвартс, он безосновательно верил. Неужели она бы, желай такого, не сообщила о своих целях письмом, например, а не оставленной брошкой? Которую, к тому же, чуть не спрятал в гнезде нюхлер.       — Нам не солгали на вокзале. Криденс действительно был там и купил два билета в Тренто. Поезд отправится сегодня в полночь.       Он не сказал, как и когда успел добыть эту информацию, небезосновательно полагая, что Ньюту не понравятся подробности.       — Мы можем успеть на этот же поезд, если нам не помешают.       А помешать могли не только всё ещё рыскающие по городу люди Гриндевальда. Как только во французском Министерстве узнают о бое на стройке, в Гренобль отправят авроров. И встреча с ними сулила много долгих разговоров и бюрократических проблем. Они потеряют драгоценное время, доказывая французам, что просто поехали в отпуск любоваться Альпами, столь красивыми, что привлекли внимание не только беспечных английских туристов. Кто ж знал, что среди многочисленных пассажиров французских железных дорог оказалось несколько преступников, знавших, что на младшего Скамандера зуб точит Гриндевальд.       — Они ведь будут искать двоих, не так ли? — Ньют присел на краешек кровати, сцепив пальцы и как-то сжавшись. В рыжую голову пришла потенциально спасительная идея, осталось только озвучить и обдумать детали, но младший, как всегда вблизи старшего, стеснялся и медлил.       — У тебя есть план? — Тесей знал, что за свои многочисленные путешествия брат научился выбираться из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Тот всегда мыслил нестандартно, своими порой безумными выходками заставляя мать качать головой, недоумевая, как идея приручить нунду вообще пришла в эту рыжую голову.       — Да, — кивнул Ньют, набирая в грудь побольше воздуха, чтобы на одном дыхании выпалить. — Ты мог бы изменить внешность, а я бы спрятался в чемодан. Его можно перекрасить, если что. Ты один привлечёшь меньше внимания.       Тесей задумался. Идея звучала неплохо, не самоубийственно. До неузнаваемости изменить лицо, пожалуй, не получилось бы, но создать совершенно непримечательную личину — это ему под силу.       — Это отличный план, Ньют. Давай так и сделаем.       — Я побуду пока в чемодане.       Рыжая макушка вновь скрылась под потрепанной крышкой. Как лис, прячущийся в логове от лесного пожара. Только дым все равно проникнет в убежище, как бы глубоко не забираться.       Тесей чувствовал, что брат прячется в чемодане от него. Что, как раньше бежал он сам, так теперь бежит Ньют от того, что сам показал, открыв свой разум.       Им надо поговорить, больно уколола душу мысль. Им надо поговорить о произошедшем, а не прятаться по углам. Только как? Какими словами? Что они скажут друг другу? Правду?       Тесей привык лгать. Родителям, профессорам, однокурсникам. Он научился молчать, не давая никому понять, что всегда знает наперёд, что скажет собеседник. Он спрятал себя за вечной полуулыбкой и уверенным голосом, которым не могли не верить.       Он привык лгать на войне и на работе, когда того требовала служба, и не только. Потому что не все сведения можно добыть легальными путями, не получить без пары непрозрачных намёков разрешение на содержание всего передвижного зоопарка брата. Иногда закрывая глаза в ответ.       Привычное с юности въелось настолько, что стало инстинктом. Душевных мук он не испытывал. Лишь когда приходилось врать Ньюту, становилось липко и гадко, как от купания в болоте.       Нельзя. Невозможно сказать правду.       Ньют сказал, что у него есть долг перед Криденсом. Невыполненное обещание не даст спать спокойно, гоня только вперёд, навстречу опасностям. Опасностям, от которых долг велел Тесею брата уберечь.       Он не скажет правду.

***

      Оставшись в одиночестве в спасительном вакууме чемодана, Ньют дрожащими руками поправил ворот рубашки, нервно застегнул пуговицы в правильном порядке.       Отточенными движениями он смахнул с полки несколько склянок с ингредиентами, подманил палочкой котелок. Губы его, сжатые в тонкую полоску, расслабились. Забота о зверях всегда помогала успокоиться, и сейчас, вроде бы, тоже.       Ньют зашипел, в забытии слишком резко дотронувшись до края котелка, проливая часть экстракта тысячелистника на исцарапанную и кое-где подпаленную столешницу. И всё же, лёгкий ожог от этой беспечности ни в какое сравнение не шёл с тем, как горела спина от прикосновений Тесея. Словно старший брат обмакнул бинт не в целебной мази, а в яде лернейской гидры.       Ньют осторожно завёл руку под край рубашки, ощупывая спину. Огрубевшие от работы кончики пальцев коснулись свежего рубца. Ньют тяжело вздохнул, прислоняясь лбом к краю полки над столом, крепко зажмуриваясь не то чтобы избежать серебристого пара, поднимающегося над котелком, не то… чего?       Иногда, отдыхая в вольере лунтелят после тяжёлого дня и рассматривая искусственные, но очень красивые звёзды на тёмном небе, Ньют задавался вопросом — полюбит ли Тесей когда-нибудь? Удастся ли кому-то тронуть это покрытое ледяной коркой сердце? Да, конечно, у брата есть невеста и, должно быть, она в высшей степени достойная девушка, иначе родители бы не одобрили будущий брак, но… Любили ли её? Та часть души Ньюта, что заставила его, получив красивое приглашение на бумаге с золотым тиснением, с остервенением отдраить загон угробов без магии, хотела получить один ответ. Та, что всю жизнь смотрела на статную фигуру в чёрном пальто широко распахнутыми от восхищения глазами вообще не знала, чего хочет.       Мерлиновы кальсоны! Как же проще было в детстве! Когда было только детское восхищение, желание заслужить похвалу от старшего, сильного брата, которого Ньют видел чаще родного отца, пропадавшего вечно то в Министерстве, то в командировках. Как с дрожью и предвкушением ждал он ребёнком каждых каникул, надеясь в этот-то раз впечатлить вечно невозмутимого брата. Но на деле же…       Поход в овраг за малиной привёл только к порезам и занозам, которые Тесей старательно обработал мазью с таким спокойствием, словно сдавал экзамен на целителя; вычитанная в старой книге формула изменения цвета крысы была разобрана на составляющие с объяснением, почему это полная ерунда; а попытка нарисовать план катакомб чуть не обернулась трагедией. Тогда впервые Ньют увидел тревогу на лице Тесея, вынесшего его из подземелья через сутки.       Закончилось детство, в прошлом остался глупый героизм и вера всем подряд прочитанным книгам. Но никуда не ушло желание впечатлить брата, и пьедестал, на который, подобно идолу, был поставлен его светлый образ, всё сильнее манил. Даже сейчас, иногда разглядывая отражение в зеркале, Ньют видел в глазах отблески поглубже в душу зарытого желания. А тогда, стоя впервые в Большом зале, этот огонь, должно быть, пылал. Как же ждал он поступления в Хогвартс, ведь это значило быть рядом с братом не только на каникулах, прикоснуться к той волшебной и полной подвигов жизни истинного гриффиндорца. Шляпа решила иначе. Оглядываясь назад, Ньют, впрочем, не винил её.       «У тебя очень доброе сердце», — сказал ему Тесей вечером того дня, когда Ньюту пришлось покинуть школу. Он не боялся гнева родителей, потому что они, похоже, уже смирились, что из младшего сына ничего путного не выйдет. Он боялся осуждения в льдисто-голубых глазах. Боялся, что после такого позора брат знать его не захочет. А Тесей пришёл вечером, тенью проскользнув в комнату, держа кружку очень сладкого какао.       «Ты доверяешь мне?» — спросил Тесей, и Ньют быстро кивнул, внутри сжимаясь от ощущений, что дарило прикосновение братской ладони к плечу.       «Тогда послушай меня. Ты поступил достойно. И я верю, что ты станешь отличным магозоологом».       Ньют после смотрел на какао, пока оно не остыло, и перед глазами стояла улыбка брата, подаренная перед уходом. И рукав пижамы словно всё ещё был тёплым там, где касалась его рука Тесея.       Если и была какая-то надежда, что теперь брат станет ближе, война сожгла её дотла. В работе с драконами за много лиг от Западного фронта, желание не давало о себе знать. А потом была служба в Министерстве, долгие и далёкие командировки, жизнь среди диких племён Амазонки и африканских саванн, где Ньюту однажды чуть не сделали татуировку как укротителю нунду, редкие приезды в Британию и ещё более редкие встречи с братом. Ньют свыкся с тем, что идол не сойдёт с пьедестала, что проще и лучше для всех примириться с дрожью, проходящей по телу всякий раз, когда в холодных обычно голубых глазах мелькала смешинка, рождённая полным приключений рассказом Ньюта о своих путешествиях. Свыкся с красивым приглашением, лежащим в папке с документами в зачарованном ящике стола. Он построил крепкую стену на фундаменте братской отчуждённости и скрепил цементом из собственных страхов перед его божественностью.       А сейчас брат просто взял и вытащил целиком фундамент — стена развалилась по кирпичику, и было больше не на что опереться, нечем защититься. В голове было сумбурно после той ночевки у переметенных путей — Ньют ещё больше боялся Тесея, а тот просто смолчал и забыл. И сейчас эта странная надежда на что-то, что обоим братьям совсем не подходит. Эта надежда так пьянила голову, что Ньют начинал думать о всякой ерунде, и готов был творить то, на что в здравом уме ни один человек не пошел бы.       И это всё разгорающееся безумие всё сильнее давило на сердце.       Ньют посмотрел по сторонам, подняв повыше воротник. Тихо, пусто. Он немного поежился, дернул плечами, и пошел быстрее. В глубоком кармане пальто цвета морской волны лежала старинная брошь. Нет… не просто так Лита оставила её, Ньют был уверен, Ньют знал Литу, и чувствовал, что она хочет поговорить, но наедине.       Он повернул за угол и, прижавшись спиной к каменной кладке (совсем как Тесей), воровато осмотрелся. Никого. Юркнул в прикрытые двери вокзала, только дежурный мирно дремал за своей стойкой, большие часы в центре залы торопили стрелки к девяти вечера. Ньюта никто не остановил, никто не взглянул на него — под вечер ожидание поезда многих клонило в сон. Шагов его было почти не слышно. Ньют прокрался к камере хранения и в очередной раз обернулся себе за плечо.       На взгляд Литы он буквально напоролся. Она стояла у колонны в противоположном углу и держала в руках небольшой клатч. Вся в черном, точно вдова, совсем не похожая на ту девочку с белыми бантами в шелковистых волосах, чей портрет теперь был задвинут в дальний угол, но взгляд тёмных глаз Ньют не перепутал бы ни с каким другим.       Он замер, приоткрыв немного рот и наклонив голову набок. Когда Лестрейндж вышла, Ньют последовал за ней.       — Снова убежишь?       — Нет. Зачем? Твоего брата здесь нет.       Ньют несколько замялся, сбоку, точно из-под челки, посмотрел в лицо прежней подруги. Лита относилась к Тесею странно ещё с Хогвартса. Но сейчас было отнюдь не время для выяснения старых отношений.       — Криденс в порядке?       — Будет. Если вы прекратите преследовать нас.       — Мы хотим помочь!       — Я справлюсь. Ньют, не нужно. Ночью мы сядем в поезд, а утром Дамблдор встретит нас на перроне.       — Профессор… профессор Дамблдор?       — Что тебя удивляет?       — Кажется… — Ньют улыбнулся в пол, переступая с ноги на ногу, — у нас с тобой один покровитель, — как будто опасаясь получить подзатыльник, Ньют воровато поднял на Литу глаза. Что ж, не так он представлял себе встречу с человеком, много лет бывшем ему единственным другом.       Лита не удержалась и хмыкнула, скрещивая руки на груди — точно не верила. Она покачала головой.       — Твой брат тебя не хватится?       — Нет. Тесей доверяет мне, — уверенно сказал Ньют. Упоминание о брате резало холодом по животу. — Лита, поедем вместе. У четверых больше шансов против Гриндевальда, — Ньют сделал шаг ближе к женщине и заглянул в глаза.       — Прости, Ньют, — Лита набрала в легкие воздух, сильнее сдавливая скрещенными руками грудь, — я видела, как тебя ранили.       Ньют улыбнулся, опуская голову. Опустив руку в карман пальто, он достал брошь. Проведя по граням крупных изумрудов большим пальцем, он раскрыл ладонь и протянул её Лите.       — Я знала, что ты поймешь, — Лита, наконец, раскрылась, опуская руки, и взяла брошь, не снимая перчатки. — Мне приятно, что ты помнишь.       Ньют изучающе смотрел на её опущенные веки, пушистые ресницы и аккуратную линию челки. Столько лет прошло с тех пор, как он видел её настолько близко. Столько лет их дружба покоилась в могиле… и сейчас судьба вновь свела их.       Лита подалась вперед и обняла Ньюта одной рукой за шею. Тот не отстранился, хотя был несколько обескуражен этим слишком дружеским жестом. Он приобнял её левой рукой, открытой ладонью касаясь узкой спины, затянутой в чёрную бархатную ткань, как флейта в футляр. Лита чуть отвела голову, находя губами ухо Ньюта меж вьющихся рыжих прядей.       — Поезд уходит в десять минут первого. Займите шестой вагон начиная с головы состава. Я найду вас сама.       Как будто размышляя ещё какие-то пять-шесть секунду, Лита коснулась губами щеки Ньюта, помедлила ещё и выскользнула из его лёгких объятий.       Не поднимая глаз, она сделала несколько шагов, а потом исчезла в вихре аппарации.       Ньют потряс челкой из стороны в сторону, для верности смахивая въедливые снежинки рукой. Снегопад, очевидно, намеревался завладеть городком на весь вечер, а то и ночь.       — Я вернулся, — коротко осведомил брата Ньют, и повесил пальто на вешалку. — В полночь отходит поезд, нам стоило бы на него успеть… Тесей?       Комната пустовала, кровать, на которой теоретически мог бы спать брат, была идеально заправлена.       По спине царапнули кошки.       — Тесей? — чуть громче. Шире шаг, сосредоточеннее движения. — Тесей! — Ньют даже не заметил, как в два прыжка оказался у двери ванной, как хватался за дверной проем пальцами. Пусто.       Ньют отступил на шаг, отворачиваясь от идеальной голубизны кафеля. Остановился у стола. Стул не был придвинут, значит, брат сидел здесь. Вот раскрытая книга, вот часы со Сквозным зеркалом. Чашка с чаем… едва тёплый.       Ньют дернулся. Почувствовал, как по коже проходит строй мурашек. Ровный, выверенный. Вот почему встреча с Литой прошла так спокойно — люди Гриндевальда были заняты другим. Другим Скамандером.       Страшное предположение тут же подтвердилось: вот пальто Тесея на вешалке, значит, брат никуда не уходил. Чемоданы — оба все ещё здесь. Ньют почувствовал, как подкашиваются ноги. Он сел на отодвинутый стул. Это почти невозможно — как мог пропасть один из лучших авроров Великобритании?       Ньют запустил пальцы в волосы, ведя выше, сдавливая голову. Поезд в десять минут первого. Скоро почти семь. Он должен успеть найти брата.       Такое давящее одиночество Ньют не чувствовал очень давно. Нет, Тесей всегда был недосягаем, но он был, он существовал где-то на краю, и уже от этого было спокойно. А сейчас он просто исчез. От сомнения — жив ли? — немели руки, холодом обливало спину. Ньют пытался взять себя в руки и попытаться понять, что он должен делать. Что бы сделал Тесей?       Время уже катилось к одиннадцати, а ни единой зацепки, ни одной идеи, где искать брата, так и не появилось. В глубине души Ньют все ещё надеялся, что Тесей вернётся. Просто вернётся, объяснит, что, дескать, были срочные дела, легко улыбнется, как это с ним бывает, и предложит поужинать в кафе на соседней улице, в том, что около книжного. Но нет.       Нюхлер довольно запихивал в кармашек посеребрённую пепельницу, как ворона на поле битвы — торопился поживиться всем, что плохо лежит. Ньют машинально поймал воришку и принялся трясти над кроватью. На покрывало посыпалась всякая ерунда, и среди прочего вдруг — палочка брата. Золотая инкрустация на светлом дереве — он сразу её узнал! Рукоять чем-то перепачкана.       Ньют глянул на бурые пятна, оставшиеся на пальцах от прикосновения к палочке. Сглотнул. Кровь. Но теперь у него был шанс.

***

      Распятый Спаситель с горечью смотрел на детей Отца своего, устроившихся у самого престола. Когда-то люди, движимые суеверным ужасом, верили, что ступить непосвященному на мраморные алтарные ступени — значит прогневать Всевышнего. За такой грех полагался долгий пост и чтение молитв. А за пролитую кровь в доме божьем отлучали от церкви.       Кровь из разбитого носа уже не текла, но несколько капель упало на светлую плитку. Бог, однако, остался безучастен к осквернению алтаря. Вот почему викинги так легко разграбляли одиноко возвышавшиеся на островах монастыри.       Женщина, стоящая перед Тесеем, отвернулась от триптиха, который до этого внимательно и с любопытством изучала. Но, как только её жертва пришла в сознание, земной путь Христа и ждущие праведников райские кущи перестали выглядеть такими интересными.       — Приношу извинения за грубость моих людей, мистер Скамандер, — женщина говорила с акцентом. Слишком твёрдые для английского согласные выдавали её восточноевропейское происхождение. — Арно не сдержался. Вы убили дорогого ему человека.       Женщина развела руками в извинении. Тесей внимательно следил за её движениями и прислушивался к своим ощущениям. Они ему не нравились. Он слышал отголоски мыслей ещё четырёх человек, их раздражение и в то же время страх. Им не нравились изменённые правила игры и женщина, которой их вынудили подчиняться. Инга Эйсснер.       Но, глядя на свою пленительницу, Тесей не чувствовал ничего. Ничего правдивого. Заинтересованность, сочувствие, желание помочь — они были обманом, ширмой для истинного лица ведьмы.       Он отвёл глаза, прерывая прямой зрительный контакт, сосредоточившись на камее, украшавшей тёмную мантию Эйсснер.       Интересно, это совпадение или в стане врага прознали о тех способностях Тесея, о которых он предпочитал не распространяться?       — Почему я ещё жив?       Краем глаза Тесей заметил, как расплылись в улыбке тонкие губы ведьмы. В иной ситуации он назвал бы её красивой, как называют красивым искусно выкованный острый клинок, но обстоятельства не располагали к комплиментам.       — Вы задали очень важный вопрос, мистер Скамандер, — женщина присела на корточки на расстоянии вытянутой руки. Если бы запястья Тесея не были крепко пережаты верёвкой, и будь в нём чуть больше безрассудства, он бы мог кинуться вперёд, сжать белую шею в крепких тисках. Но он спокойно смотрел чуть выше головы своего врага, пальцами ощупывая рельефную поверхность престола.       — И каков же на него ответ?       — Если коротко, то я подчиняюсь приказу. И он велит оставить вас в живых.       Тесей усмехнулся. Гриндевальд в воспоминании говорил только о Криденсе, не упоминая, что следует сделать с прочими преследователями. Почему Тесей решил, что их с Ньютом должны были именно убить? Потому что сам бы позаботился об устранении помех? Или полученная братом рана на время затуманила разум?       — Зачем вы так усмехаетесь, мистер Скамандер? — Эйсснер встала на ноги и отошла к триптиху. — Вас так удивляет дисциплина в наших рядах? Это вы зря. Мы же не кучка молодых анархистов, чья фантазия упирается в битье витрин, да поджоги. Мы меняем мир. Без дисциплины никуда.       Ведьма говорила уверенно. Действительно верила, что причастна к великому делу? Или же пыталась убедить в этом своего пленника?       — Ваша верность приказам похвальна, мисс… Боюсь, что не знаю вашего имени. Однако вы мне так и не ответили.       Острая улыбка вновь появилась на женских губах.       — Бросьте, Тесей… Вы не против, что я буду звать вас по имени?.. Вы наверняка успели выудить моё имя из головы одного из моих подчинённых. Оно ненастоящее, конечно… Не вскидывайте так изумленно брови. У нас много источников информации. Не только ваше неполное личное дело.       — Хорошо… Инга, — пальцы нащупали что-то острое, больно резанувшее кожу. Должно быть, кусок камня откололся от угла, обнажив зазубренный металлический каркас. Если получится перетереть верёвку… Он чуть сдвинулся вбок, надеясь, что это движение примут за желание устроиться поудобней, а не скрыть что-то за спиной. — Я жив, значит, вы хотите поговорить. Что ж, давайте поговорим.       Тесей не выдавал этого ни движением, ни мыслями, но он нервничал. Где-то там, за пределами пустующего ночью собора, был Ньют. Схватили ли его, как Тесея, или же брату удалось ускользнуть? Если он так же стал пленником, где он, что с ним? А если нет… Он ведь бросится на поиски и угодит в ловушку.       Что ж, Инга могла себе позволить торжество и оттягивание начала разговора. Она в любом случае оставалась в выигрыше. Поддавшись остроте металла, перетёрлось несколько волокон верёвки.       — Мне нравится ваш деловой подход, Тесей. Но сначала я тоже хочу задать вам вопрос. Где ваш брат?       Надежду, что это не враньё и Эйсснер действительно не известно, где Ньют, пришлось затолкать поглубже, потому что холодные пальцы обхватили подбородок и две пары разных в своей сути голубых глаз встретились.       — Не представляю.       Тесей знал, что сейчас в его разуме ищут подсказки, потому что ответ на прозвучавший вопрос был важен для ведьмы. Он чувствовал её прикосновения, её попытки проникнуть дальше выстроенной защиты из — вот сюрприз! — правды. Тесей не знал, где сейчас брат, вышедший за билетами на поезд, но догадки свои прятал за зацикленным «мне ничего не известно».       Но он не был бы собой, если бы покорно ждал, когда его отпустят. Не для того он развивал свои способности, чтобы хоть кто-то позволял себе хозяйничать в его разуме. И за попытку залезть туда, куда не звали, Эйсснер придётся расстаться с так оберегаемой ею тайной личности.       — Вам ещё учиться и учиться… Агата, — прошептал Тесей зашипевшей ведьме. Она отступила, потирая виски.       — Вы не обманули моих ожиданий, — острая улыбка вновь перечеркнула красивое лицо. Будто все было спланировано. — Не буду лгать, я впечатлена. Нашему делу пригодились бы такие как вы.       Пазл сложился с резким щелчком. Ах вот оно что. Не предложение отступить по-хорошему, не шантаж жизнью Ньюта, не это было целью Агаты. Предложение присоединился к рядам фанатиков, уверенных, что мир так просто изменить.       Рукам стало чуть свободней.       — Нет.       Женщина задумчиво посмотрела куда—то поверх престола, будто ища поддержки у невидимого наблюдателя.       — Зачем же вы так категоричны? Я ведь ещё не озвучила условия.       Тесей промолчал.       — Разве в глубине души вам не надоело прятаться, Тесей? Разве вы не были свидетелем того, как магглы разрушают все, к чему прикасаются?       О, Тесей видел. И иногда по ночам просыпался, инстинктивно хватаясь за волшебную палочку.       — Ваши слова, Агата, может и могут распалить души зелёных юнцов, но не мою. Вы правы, я многое видел на той войне. Только у магглов есть свои революционеры, уверенные, что могут изменить мир. К лучшему ли, к худшему, все равно даже самые благие намерения причиняют кому-то страдания. В конечном счете, всё упирается во власть и способы, которыми эту власть можно получить и удержать. Для себя единственного, конечного.       Если заглянуть в прошлое, кому из мировых властителей удалось сохранить свою империю для наследников?       Кажется, что это было в другой жизни и не с ним. Как он сидел на берегу моря, бесцельно наблюдая за волнами, омывающими гладкие камни, торчащие из воды зубами древнего чудовища. В одной руке он держал сигарету, в другой — бутылку огневиски. Всё было бессмысленно. Всё было зря. Будет ещё одна война.       — Мы хотим предотвратить войну.       — А вы думаете, в войне магов и магглов жертв будет меньше?       Хорошо, что брат не видел, каким слабым может быть Тесей. Ему не с кем было поговорить, не с кем разделить свою боль. Он остался один, а Ньют… Тесей смерил полным отвращения взглядом бутылку и швырнул в море. Стекло со звоном разбилось о камень. Теперь, после стольких лет, они должны были стать гладкими, как галька.       — Всем нам придётся умирать, — пожала плечами Агата. — Кому-то раньше, кому-то позже.       От бессмысленного пьянства на морском берегу Тесея остановил брат. Ньют присутствовал рядом незримо. По правде сказать, на войне это ощущение, что он не один, что у него есть ради кого жить, только оно давало силы держаться. Ньют не хотел, чтобы люди умирали по чужой прихоти. И Тесей не хотел тоже.       Неловкое движение и вот зазубренный металл распорол ладонь. Тёплая кровь сделала верёвку тугой и скользкой. Потребовалась вся сила воли, чтобы не скривиться от боли и досады.       — Почему вы так цепляетесь за идею общего блага, Агата? Почему верны ей? Вы правда верите, что можно устроить революцию и всем нам станет хорошо? Или это личное? Кого вы потеряли… или приобрели?       На секунду на красивом лице отразилось замешательство. Но женщина быстро взяла себя в руки. Она явно была готова к такому повороту разговора.       — Личное, конечно. Разве бывают на свете люди, преданные лишь идее? Разве что, — она кивнула на распятие. — Но ведь вы не безгрешны, Тесей. Разве пришла бы я к вам с предложением, не знай, что далеко не всегда вы поступаете, как закон велит?       Тесей, чуть прикрыв глаза, посмотрел на свою собеседницу. Не врала, когда говорила, что у них обширные источники информации. И это ставит его в очень шаткое положение.       Что-то коснулось плеча. Тесей коротко вздрогнул и скосил глаза, но рядом никого не было. А тяжесть на плече оставалась.       — Один философ как-то сказал, что если закон несправедлив, это дурной закон.       — И вскоре его казнили.       За спиной женщины по деревянной раме триптиха скользнула чёрная лоснящаяся тень. Глаза-бусинки азартно блеснули в темноте.       — Ваша правда, — улыбнулся Тесей, чуть сдвинувшись в сторону, чтобы камуфлори было проще развязать веревки. — И, чтобы наша беседа не ушла в пустую софистику, я снова повторю. Я к вам не присоединюсь.       Верёвки упали в подставленные ладони.       — Мне очень, очень жаль это слышать, Тесей, — покачала головой Агата. Нахмурившись, она потянулась к поясу, но… Тесей вскинул руку, с силой посылая ей в голову тяжёлый подсвечник.       За спиной с чудовищным грохотом на пол рухнула старинная люстра.

***

      Влетев через разбитый витраж широким прыжком и немного содрав кожу на пальцах, Ньют первым делом окликнул брата, воспользовавшись падением люстры, и бросил Тесею его палочку. Даже в этом тусклом свете было видно, как кристально чисты его голубые глаза… Сердце радостно дрогнуло в груди при виде родного лица. Жив.       Над головой разлетелась в тысячи осколков статуя Божьей Матери, Ньют только и успел рукой прикрыть макушку, укрывшись у её подножья. Торчали только острые коленки. Ньют был преисполнен решимости. В крови все ещё бурлил адреналин — ему удалось найти Тесея, удалось!       И снова драка, снова сыплющиеся градом заклинания, какая уже по счету это драка за неделю?       — Петрификус Тоталус! — Ньют высунулся, взмахнул палочкой, заставив укрыться своих противников за высокими спинками скамеек, и перебежал ближе к брату. Далеко с вокзала ветер принес прощальный гудок поезда. Ветер принес его через разбитый витраж, ещё добавив несколько вьюжных снежинок и первые лучи рассвета. Им нужно бежать.       — Идем, — коротко кивнув камуфлори, Ньют высунул голову и послал заклинание в свод собора. Посыпались камни, здание нехорошо содрогнулось. Он вцепился в запястье Тесея, и оба убежали левее алтаря в маленькую дверцу, очевидно, предназначенную для служителей.       Лита покинула город вполне благополучно, думал Ньют, ведь львиная часть людей Гриндевальда были заняты допросом его брата. Не без волнения он обратил внимание, что Тесей почти что цел, не считая разбитый нос и мелкие порезы. Слава Мерлину, он жив, иначе… «Иначе» Ньют просто не смог бы вынести.       Выбравшись из собора, они не аппарировали. Они бежали по снегу, сворачивая в проулки, стараясь затеряться в хитросплетении узких улочек и тесно прижавшихся друг к другу домов. Свернув в очередную подворотню, Ньют, как хищная норка, стал раскапывать снег, пока не очистил чемодан. Присев на корточки, он быстро откинул крышку, помог забраться туда Дугалу, что-то проворчал своим питомцам и щёлкнул замками.       — Я говорил с Литой, она везет Криденса к Дамблдору, в Тренто. Её поезд ушел двадцать минут назад, но… — Ньют хватил воздуху, чтобы перевести дыхание после бега, — … но есть дорога через горы. Мы можем выиграть немного времени. Для Литы. Я имею в виду… если мы уведём за собой хвост в горы, она сможет добраться до Дамблдора, — Ньют сглотнул, всё ещё часто дыша. Снизу вверх он смотрел на брата, ожидая его решения. — И…У меня есть порт-ключ. Он перенесёт нас в Тренто.       Метель усиливалась, фонари не в силах были разогнать темноту, и Тесей наверняка понимал, что в горах они могут погибнуть. Они были зажаты в тиски, и преследователи едва ли во второй раз даруют им свою милость и оставят в живых. Ньют предложил совершенно безумный план и понимал это… Но в его сердце горела уверенность, что они заведут преследователей в горы и останутся в живых. Заставят врагов плутать среди одинаковых белых вершин, а сами уже днём будут попивать какао в тепле.       Ведь они вдвоем с братом. И горы им нипочём.