От края до края

      Внутри сенника было немногим теплее, чем на улице. Сквозь щели в потолке пробивались редкие снежинки, а ветер так хлестал за стенами, что казалось — ещё немного и хлипкое строение рухнет на головы незадачливых путников.        — Сейчас-сейчас, подожди, — успокаивающе шептал Ньют, словно разговаривал с особо капризным захворавшим питомцем. Тесей выругался сквозь зубы, удалось разобрать лишь больно знакомое «курва», когда три капли экстракта бадьяна коснулись его рассечённого бицепса.        — Вот и всё, — выдохнул Ньют, уткнувшись в братское плечо, чего не смог бы позволить себе в иной ситуации. Руки дрожали. Руки дрожали у обоих, как это бывает с людьми, за последний час несколько раз чудом избежавших смерти.        — О себе не забудь, — Тесей ещё полностью не пришёл в себя, голос у него был хриплым.        — Всё в порядке, — мотнул головой Ньют. — Я бы почувствовал, если бы меня тоже… расщепило.        Пожалуй, это было не лучшее решение в его жизни. Аппарировать наугад на видневшиеся в темноте огни. Но когда на тебя несётся смертоносная волна снега и камней, становится не до первого правила аппарации. Им ещё повезло, что расщепило несильно, и что они оказались на окраине какой-то альпийской деревушки по колено в сугробе, а не… где-нибудь ещё.        Ньют оглядел их временное убежище. Выбирать не приходилось, а сарай, оказавшийся сенником, был крепко сбит и защищал от бушующей на улице метели. Можно было перевести дух.        — У тебя кровь, — Ньют вздрогнул, когда рука брата коснулась щеки. Он ведь так и сидел, уткнувшись носом в короткий чёрный драп, будто боялся — стоит пошевелиться, и Тесей исчезнет.        — Пустяки, — Ньют поднял голову, робко улыбнувшись. — У тебя тоже.        Оба выглядели неважно. Времени, чтобы привести себя в порядок, убегая из города, у них не было. Наскоро залечив рассечённую ладонь и разбитый нос Тесея, они показались перед преследователями, чтобы перейти к новому этапу игры в «кошки-мышки».        — Заживёт, — небрежно бросил Тесей, не отнимая руки.        Ньют отвёл взгляд.        — Давай… давай останемся здесь? Переждём до утра. Порт-ключ активируется в девять.       Тесей кивнул, поднимаясь с колен, морщась от неприятных ощущений после ранения.        — Я наложу защитные заклинания.        Ньют же отошёл вглубь сарая, под аккомпанемент голоса колдующего брата и воя метели принявшись разгребать стог, утрамбовывая сено в подобие удобного ложа.         — Может, переночуешь в чемодане?        Тесей, как всегда, подошёл неслышно, как бесплотный дух, которому всё равно, по чему ступать. Голос брата прозвучал, казалось, у самого уха, щекоча чувствительную кожу тёплым дыханием, и мурашки забегали по спине ровным строем.        — Нет, — твёрдо. — Я останусь здесь. С тобой.        Он присел на колени, раскрывая чемодан, только, в этот раз, не ради лекарственных зелий.       — Акцио, одеяло!       В его мастерской всегда было тепло, поэтому зимнего постельного белья Ньют в чемодане не хранил. Ему было нужно мало, спал он почти в спартанских условиях. Эх, знал бы важничающий китайский чиновник, преподнёсший Ньюту в дар за помощь одеяло, что в него будут закутываться на узкой жёсткой койке, а не возлежать на диване, в окружении слуг и изысканных блюд.        — Вот, — Ньют расстелил одеяло на сене. — Так будет удобней.        Следы безумной ночки были стёрты магией с одежды и лиц. Чистящие заклинания ощущались неприятной сухостью на коже, но это можно было перетерпеть. Лучше так, чем кровь присохнет за ночь так, что отдирать её будет болезненно. Да и завтра в Тренто им лучше показаться в приличном виде.        Они некоторое время сидели в молчании, наблюдая за пляской магического синего пламени в стеклянном сосуде. Ему не нужны были дрова, оно не дымило, как обычный огонь, но грело не хуже. Но руки дрожали вовсе не от холода. Адреналин в крови сходил на нет, а с ним придавливало осознание. Тесею, должно быть, было легче, ведь он привык подвергать жизнь опасности. Ньют тоже, но совсем не так. И он совсем не привык знать, что мог потерять единственного брата.        — Как ты меня нашёл? — спросил Тесей. Должно быть, почувствовал волны напряжения, исходящие от Ньюта.        — Мне помогли звери, — лицо Тесея приобрело сложное выражение. Скорее всего, представил младшего, разгуливающего по городу с нунду на поводке, надеясь, что хотя бы дезиллюминирующие чары на зверя были наложены.        — Передай им мою искреннюю благодарность.        — Ты не хочешь сам?        — Обычно я не нравлюсь животным. Только кошкам и гиппогрифам. Не хотелось бы внести переполох в уютную жизнь твоих подопечных.        — Не беспокойся, — звери чувствуют опасность. А главной опасностью для них во все времена были не сородичи и не более сильные конкуренты, а люди. А от Тесея всегда веяло опасностью. — Я объясню им, что ты не враг.        — Это будет не лишним, — горько усмехнулся брат. — В последнее время количество моих недругов увеличивается слишком быстро.        — Как и моих. Можем общий список вести.        Ньют закусил губу, удивившись собственной попытке пошутить. Но Тесей не изогнул выразительно правую бровь, как он обычно делал, выражая снисходительное неодобрение.        — Как так вышло… Как так вышло, что тебя схватили? — До сих пор не верилось, что Тесея — самого Тесея! — кто-то может победить! Тут не могло обойтись без какой-то коварной ловушки.        Тесей шумно вдохнул, закусил нижнюю губу. Его только было разгладившееся, расслабившееся лицо потемнело. Брови хмуро сошлись у переносицы.        — Напали со спины, — сказал он, смотря строго перед собой. — Дверь хлопнула, я обернулся и увидел тебя. Не знаю, трансфигурация это была или оборотное зелье, скорее первое. Я почувствовал волнение, но не предал этому значение, я ведь не читаю твои мысли… Отвернулся и тут же получил оглушающее в спину.        Ньют потупился. И правда, ловушка. Их родство использовали против них…        — Я не начну из-за этого лезть тебе в голову…        — Нет-нет, Тесей, — должно быть, брат неверно истолковал выражение лица Ньюта, — Я и мысли такой не допускал. — Раньше — да, но не теперь.        Тесей кивнул. Напряжённо расправленные плечи расслабились. Чуть ссутулившись, брат подтянул колени к груди, обхватывая их сцепленными в замок ладонями, из-за взъерошенных волос став напоминать нахохлившуюся сову, отдыхавшую на присаде после трудного перелёта.        — Твои боевые навыки очень выросли за последний год, — Ньют почувствовал, что краснеет. Похвала задела какие-то потаённые струны души. Тесей и раньше, случалось, говорил ему хорошие слова. Но сегодня это звучало как-то особенно значимо. — В такую метель действовал как настоящий аврор.        — Только потому, что ты направлял меня, — так честнее. — Было слишком темно, ничего не видно, и снег мешал. Если бы не ты, я бы один не выбрался.        — Если бы ты плохо владел палочкой, даже мои указания тебе бы не помогли.        — Просто… — щёки пылали, — практики в последнее время было много.        — А ведь то заклинание чуть не лишило меня уха, — усмехнулся брат. Кажется, впервые они были так откровенны с периода, может, учебы в Хогвартсе. Это было непривычно, но на сердце становилось теплее и радостней. — Представляешь, как я бы смотрелся на фотографиях с одним ухом?        — Ну, — улыбнулся Ньют, — ты мог бы проколоть оставшееся, и ходить с пиратской серьгой.        Тесей на секунду опешил, а потом рассмеялся, чуть не сгибаясь пополам.        — Боюсь, наши родители не выдержали бы такого удара. Помнишь дядю Нерея? Как отец возмущался, когда тот уволился из Министерства и махнул в Алжир копать какие-то древности.        Ньют помнил очень хорошо, потому что с тех пор при любом упоминании путешествий отец кривил рот и говорил, что дядя Нерей совсем не дружит с головой, раз решил, что жизнь в палатке напротив лагеря Иностранного легиона ему нравится больше комфортного коттеджа на берегу Па-де-Кале.        — Я уверен, что маме удалось бы убедить отца, что шрамы украшают, и что серьга тебя совсем не портит.        — А ты что думаешь? — Тесей вдруг посерьёзнел, улыбка сошла с его лица.        — Я? — Ньют растерялся. Сердце забилось чаще, от волнения покалывало пальцы, а в голове роились самые разные варианты ответа. Что же выбрать? Что же сказать? И что об этом подумает брат?       Тесей молчал и выжидающе смотрел. Как много Ньют сейчас бы отдал, чтобы узнать, что происходит за невозмутимой личиной на самом деле. Что скрывалось за отчуждённой холодностью глаз, за искусственной полуулыбкой на губах все эти годы. Способности брата к Легилименции всегда пугали и завораживали в равной степени, и знакомство с Куинни (о, хвала Моргане, что не было повода вспомнить Тесея в её присутствии!) только укрепили эти чувства. Но как же сейчас Ньют хотел сам обладать этим даром. Точно знать, не таит ли простой вопрос второе дно.        — Не знаю, — наконец, смог выдавить он. — Ведь всё же обошлось. Зачем думать о том, что не случилось.        — Ты прав, — кивнул Тесей, пряча широкий зевок в ладони. — Давай ложиться спать.        С этими словами он чуть приглушил волшебное пламя и лёг на свою половину одеяла, укрываясь скинутым с плеч пальто.        — Спокойной ночи.        …Пальто грело плохо. Даже свернувшись калачиком и почти с головой укрывшись его полами, Ньютон хорошо чувствовал скребущий по коже холод. Холод, рождённый вовсе не зимой. Но он не сдавался и продолжал предпринимать отчаянные попытки заснуть.        Бесполезно.        Тогда он перевернулся набок, надеясь, что вид мирно спящего брата успокоит и проводит в царство Морфея и его.        Тесей пялился в потолок, заложив руки за голову. Синее пламя в сосуде бросало на его лицо кривые тени. В тусклом свете кружили редкие пробравшиеся через щели в кровле снежинки. Большинство испарялось ещё до того, как достигали сена.        «Он ведь чувствует, что я не могу уснуть», — с горечью пронеслось у Ньюта в голове.        Вдруг Тесей поднялся на ноги, чуть покачнувшись от резкой смены положения, но не подал вида, что это его побеспокоило. Он поднял пальто, встряхнул и, сделав короткий шаг к Ньюту, бросил сверху. Будто пахнущий миндалём и теплом тёмный драп смог бы согреть душу или усыпить.        Тесей отошёл к единственному крошечному окну и, опершись локтем о раму, глянул на улицу.        Сон не приходил. Да и как тут спокойно уснёшь?        Ньют тоже встал и, чуть помявшись, разминая ноги, подошёл к окну. Он положил руку на предплечье Тесею чуть выше локтя, собираясь не то отдать пальто, не то убедить вернуться и попытаться снова заснуть, но вдруг резкий толчок, удар выбил равновесие. Пальто упало с плеч на пол. Блеск глаз брата пронесся мимо как молния — Тесей, круто развернувшись, схватил Ньюта за руку, готовый вывернуть её тут же, но вовремя остановил себя. Аврорский рефлекс. Но они здесь одни.       Тесей резко разжал пальцы и чуть ли не отпрянул назад, вжавшись в грубую деревянную стену и оконную раму. Рука Ньюта замерла в том же — протянутом — положении. Расстояние между ними было короче длины волшебной палочки.        Повисла напряжённая пауза. Грудь Тесея едва заметно вздымалась, он дышал глубоко и размеренно, и всё сжималось внутри от этого равномерного звука, похожего на шаг метронома. Сам Ньют забыл как дышать ещё минуту тому назад, и только стягивающий узел на горле заставил его глотнуть воздуха, даже не заметив того. Как со стороны он наблюдал, как уставшая рука — его! Невероятно! — нашла опору на груди Тесея. Шерстяная ткань жилета оказалась приятной. Немного колола ладонь.        Точно слепец, Ньют стремился исследовать брата, иначе, на ощупь. Бесконтрольное, сильное, формировалось в груди и требовало выхода, давало какой-то смелости с каждой минутой, пока Тесей не отталкивал его с отвращением.        Раскрытая ладонь, будто отдельная от Ньюта, подчинявшаяся не разуму, но давним желаниям, двигалась медленно: по солнечному сплетению, чётко очерченной ключице, выше, большим пальцем оглаживая основание напряжённой шеи, улавливая лихорадочное биение пульса. Раскрытой пятерней Ньют ухватился за плечо Тесея, расправляя плечи собственные, бросив горбиться и, наконец, становясь с братом почти одного роста.        Рука замерла. Страшась решиться. Ньют сбивчиво дышал, урывками, редко, точно боялся хватануть лишнего.        Двумя пальцами — указательным и средним — он медленно повёл по шее вверх, с благоговением касаясь линии подбородка. Пальцы остановились у края пересохших губ, и только тогда Ньют осмелился поднять глаза в глаза. Спросить разрешения, молить о недозволенном…        Время замерло, свернулось тугой пружиной где-то внутри под рёбрами, рискуя вот-вот распрямиться и разорваться, испортить много лет работавший без перебоев механизм так, что никакая магия уже не поможет. Ни «Репаро», ни последнее средство для разбитых сердец — «Обливиэйт».        Неужели он посмеет? Заворожённый Ньют любовался бликами в голубых глазах, видел — или ему чудилось? — своё отражение в расширившихся чёрных зрачках. Пружина внутри сворачивалась всё туже, но вдруг, точно получив сигнал, Ньют рывком прижался грудью к груди Тесея и с немыслимой силой коснулся едва приоткрытых губ.        Всего лишь прикосновение. Короткое, почти безобидное в иной ситуации, оно породило внутри волну, сметающую на пути все и так едва державшиеся плотины. Ослабли руки, не хотели держать ноги, сердце стучало воробушком в ожидании…        Но Тесей оставался недвижим. Как статуя, как вековой монолит, он смотрел прямо перед собой, не отталкивая, но и не отвечая. Лишь рука на уровне живота едва-едва перекатывала меж пальцами пуговицу рубашки Ньюта. Туда. Сюда. Казалось, он даже не дышал.        И вдруг Тесей резко дёрнулся, отстраняясь, чертя подбородком острый угол к плечу. Ньют и сам отскочил, пряча взгляд, успев заметить, как напряглись скулы брата. Тот сделал полшага вбок, разворачиваясь и, дернув на себя дверь, сбежал.        Ньют медленно опустил руку. Растерянно и с болью он смотрел в пустоту перед собой. В затянутое морозными узорами окно, за которым ничего было не видать. С силой зажмурившись, он тряхнул чёлкой, до боли закусил губу. Наклонившись, подобрал с пола пальто, отряхнул и, помедлив, накинул на плечи, запахивая подола.        Тесей был по другую сторону, во власти бушующей метели, но Ньют всё равно чувствовал его присутствие, и будто бы слышал отзвуки не затухавшего в душе сражения. Только вот не понимал никак, кто воюет. Тесей не поговорил с ним тогда, не оттолкнул и не закрылся. Наоборот, как будто давал надежду, возможность, шанс. И Ньюта влекло, как мотылька на красоту огня.       Неразрешённое, невысказанное судорогой сводило плечи, давило на виски.        Что ж, он сам начнёт этот разговор. Это нужно ему. И Тесею тоже. Им нужен выход.        Ньют вернулся на одеяло, садясь и пряча в ладонях лицо, собираясь с духом. Он никогда не был хорош в задушевных разговорах, и как же силён теперь был соблазн снова заставить Тесея заглянуть в самое средоточие беспокойных мыслей, болезненного восхищения, неподходящих стремлений. Свалить этот груз на плечи брата и пусть принимает решение. Трусость. И будет ли от этого легче?        Скрип двери и украдкой заглянувшая вьюга, поднявшая в воздух ворох соломы и взъерошившая и без того всклокоченные рыжие волосы, заставили сердце пропустить удар. И душу словно придавили небесные тверди.        — Тесей, — начал было Ньют, смотря прямо на раскрасневшегося от холода брата, замеревшего у двери, вжавшись в неё спиной. Стало стыдно за трусливый порыв смолчать. Нужно найти силы говорить. Иначе это никогда не кончится.        Брат быстро подошёл ближе, и, чуть засборив брюки, встал на колени.        — … — Ньют попробовал отвернуться, но ладонь Тесея уверенно легла на щёку, возвращая взгляд. Брат вдруг едва заметно, но тепло улыбнулся.        Пальцы соскользнули, освобождая щёку. Тесей же не спеша опустил руку и взялся за пуговицы жилета. По одной, он высвободил их из петлиц, сбрасывая тёмную ткань на сено у колен и принимаясь расстёгивать рубашку. Поведя плечами, он скинул и её, оголяя торс.        — Посмотри на меня, Ньют, — мягко попросил он. — Я не тот, кем ты меня видишь.       Какой бы реакции Тесей не ждал, Ньют лишь растерянно смотрел, как капли растаявшего снега разбиваются, падая с кончиков волос на обнажённые плечи, прочерчивая короткие дорожки вниз. Краем сознания он отметил, что рёбра у брата слегка выпирали, как и у него самого, и всё-таки есть веснушки.        В тишине Тесей приподнялся на коленях, становясь ещё ближе, и взял его за руку. Раскрыв ладонь по пальцам, он прижал её к ключицам, затем повёл левее, потом ниже по грудной клетке, следя взглядом.        — Разве у богов есть шрамы, Ньют? — тихий его голос в сумрачной тишине был громче колокольного звона.        Ньют едва заметно дрожал, точно его сводила лихорадка. Он смотрел на Тесея снизу вверх, и его глаза блестели в полутьме.        — У тебя — да. — Полный грусти взгляд. У обоих.        Ньют подался вперёд, обеими руками обнимая за спину брата и оказываясь близко настолько, что губами мог бы коснуться каждого шрама, каждой впервые увиденной веснушки на горячей груди.        Тесей ощутимо чаще задышал, и его ладони, наконец, судорожно сжали бока Ньюта. Острые пальцы впились крепко, может, даже останутся синяки, но Ньюту было всё равно — каждое прикосновение сейчас было необходимо. Непреднамеренная боль от этих объятий затихла под лёгкими поглаживаниями. Поначалу запрокинув голову, Тесей резко опустил её, встречая дрожащую шею Ньюта, бледную даже в ночи, не братским поцелуем.        Всё.        Получив зелёный свет после стольких лет ожидания, Ньют с нетерпением прижимался к брату всем телом, будто хотел стать с ним единым целым. Тесей выдохнул ему в шею горячий воздух и с шумом втянул новый, ненароком мазнув сухими губами по чувствительной коже. Ещё не высохшие волосы защекотали лоб, когда Ньют носом провёл вверх по уху брата, полной грудью вдыхая аромат миндаля и какого-то дерева, тревожа привычный ровный строй прядь к пряди. Радость дурманила голову сильнее самого лучшего огневиски так, что Ньют был готов лезть на брата, только бы было ещё как за того уцепиться.        Плотно сдавливающие бока руки вынули края рубашки, требовательно проникая под, невзначай щекоча поясницу. Стало жарко. Шарящие по спине ладони казались настолько горячими, что Ньют вытянулся в струнку, откидывая назад голову и оказываясь теперь полностью в братской власти. Хриплый полустон-полувздох сорвался с губ, стоило Тесею слегка прикусить зубами оголенное на силу плечо — рубашка Ньюта обоим теперь мешала. Зажмурившись, Ньют беспорядочно водил пальцами во волосам брата, не то гладя, не то баюкая, не то подначивая, и пересохшим ртом хватал воздух. Тот больше не казался холодным, наполненным осколками льда, ранящим лёгкие.        Это было так похоже на безумие, на морок. Словно попавший на удочку мифического суккуба, Ньют позволил Тесею стащить с себя рубашку, дурея от прикосновений кожи к коже. Так страшно было, что это — снова — лишь сон, что сейчас этот миг счастья истает, как утренний туман, испарится под палящим солнцем.        Тесей усмехнулся у самого уха, чуть прикусив мочку, словно желая этим доказать свою реальность. И Ньют совсем не был против, что его мысли читают. Потому что как выразить сейчас что-то словами?        Ньют совсем расслабился под руками, оглаживающими его плечи и спину, слегка массируя, согревая напряжённые мышцы. Последние страхи покидали его голову, оставляя лишь блаженную пустоту. На освободившееся место приходили новые ощущения, новые чувства и желания. Острые, сильные, как бушующая за стенами метель.        Ньют крепче обнял брата за шею, уверенно потянув на себя, опускаясь на спину, отдавая контроль полностью в руки Тесея.        Они целовались осторожно, нежно и медленно. Едва пробуя друг друга, привыкая и будто бы боясь спугнуть.        «Колючий…», — донеслось до Тесея. Конечно, у них не было возможности полностью привести себя в порядок. Но эта короткая мысль была окрашена не неприятием, а особой теплотой, свойственной только Ньюту. И Тесей не смог не улыбнуться, ненароком разорвав их первый настоящий поцелуй.        — В следующий раз я побреюсь, — пообещал он, легонько касаясь губами линии подбородка, потом шеи. Слегка прикусил ключицу, выцеловывая дорожку к груди и ниже, ниже…        Тесей замер, не решаясь зайти дальше. Всё было не так, как в первый раз с женщиной. Та медсестра искала разрядки, искала забытья в объятиях мужчины, чтобы хоть на полчаса раствориться в них, не думать о раненых, не слышать в отдалении свист снарядов, не вдыхать запах пороха. Сейчас же… это должно быть не так. Не грубо, резко, до кровавых следов на плечах и спине — мы живые, живые, чувствуешь? — не так торопливо и опустошающе после.        — Тес… — прошептал Ньют севшим голосом, привлекая за шею и целуя нежно, открыто, оглаживая плечи тёплыми, шершавыми от многочисленных мозолей ладонями. Только это, только это короткое, на выдохе вырвавшееся «Тес» подействовало лучше всяких «я тебе доверяю» и прямых просьб. Пальцы уверенно подцепили пуговицы брюк.        Отдалённо он представлял, что следует делать с мужчиной в постели — на войне случалось слышать всякое — но дрожь в руках не проходила. Он не хотел причинить боль, сделать что-то неправильное, после чего они с Ньютом не смогут смотреть друг другу в глаза, не говоря уж о повторении опыта.        Кончиком палочки он вычертил над животом брата затейливый символ — простые, на самом деле, так неожиданно пригодившиеся чары. Подхватил под бёдра, притянув ближе, губами коснулся острой коленки, перечерченной белесой полоской старого шрама — гриндилоу? — сейчас не важно. Тесей слегка прикусил бледную кожу, отвлекая от неприятных с непривычки ощущений.        — Тес… — в хриплом голосе Ньюта нетерпение мешалось с вожделением. Серо-зеленые глаза осоловели от нахлынувших эмоций, щеки раскраснелись. Зрелище это было прекрасное, волшебное, как рассвет и северное сияние вместе взятое. Слитое, спаянное в одно невозможное чудо.        Совсем близко. Как не забыть себя, когда так хорошо? Разве может быть так? Медленные движения, глаза ловили каждый вздох, срывающийся с губ. Не больно ли? Всё ли нравится?        С потревоженного стога на раскрасневшуюся щёку Ньюта упала былинка, и Тесей смахнул её пальцами, уткнувшись лбом в плечо брата, вслушиваясь в биение пульса.        Ньют был отзывчив, он хотел больше, сильнее, открывался и двигался навстречу, прижимаясь, будто ему всё мало, будто можно стать ещё ближе, хотя, казалась бы — куда?        Не было никаких сомнений. Сейчас не могло быть запретов и условностей. Никаких преград. Это после придётся думать, да и то, на самом деле, Тесею было плевать. И Ньюту, он ясно это чувствовал, тоже.        Брат вдруг резко подался вверх, обвивая шею цепкими руками, коротко целуя в нос.        — Раздели это со мной, — сбивчиво — как только хватило дыхания? — попросил он, и Тесей впервые открыл для кого-то свой разум.        И вечность обняла их.        Ньют молчал, тяжело дыша, только тесно прижимался, пропуская меж пальцев короткие тёмные пряди. Тесей лежал с закрытыми глазами, голова шла кругом.        Они не размыкали объятий, пока не стало холодно, и только тогда накрылись пальто, не задумываясь, как дивно, на самом деле, смотрится вместе чёрный и бирюзовый.