Настя?

Это больно. Больно слышать от него «Теперь не знаю, когда мы будем вместе», даже несмотря на то, что это это песня. А он ушел. И не обернулся. Кое-как успокоившись, я пошла в спальню. Заглянула и в гостиную, где на диване расположился Леша. Так чисто и непривычно пусто на полках, да и вообще во всей комнате. Я медленно, нехотя доставала одежду из шкафа и клала в чемоданчик на колесиках. Вытаскивая очередную футболку, к моим ногам выпал плед. Именно он когда-то был принесен мне Лешей, когда я сильно заболела. И он сидел рядом, прижимая меня к себе, укутывая этим пледом. От всех вещей хотелось просто плакать. Все связано с ним. Вспомнив, что он спит на абсолютно голом диване, я взяла под руку пледик и беззвучно пошла в залу. Осторожно подойдя к Леше, я укрыла его, погладив по плечу. Как только моя ладонь оторвалась от его тела, он рванул рукой и скинул плед. — Не надо тепла. Я хочу умереть от холода и неприступности, — грубо ответил он мне. — Глупости говоришь, — я присела на пол, оперевшись спиной на диван. — Хочешь забыть все, что было? — я пыталась успокоить его, заодно и самой перестать так сильно расстраиваться. — Да. — Так думаю, дуэта тоже… больше нет? — я тяжело сглотнула комок обиды. — Да, — спустя минуты молчания сухо промычал он. — Прости. Не хочу оставить перед уходом плохое представление обо мне. — И ты прости. Удачи. Ты большая молодец, сольная карьера уже давно ждала тебя, — его голос стал мягче, стала ощущаться вся печаль. Я глубоко вздохнула, посидела еще несколько минут, тихо встала и ушла в спальню. Упав на кровать, я дала ход слезам. Поняла, что мой плач слишком громкий, когда спустя минут двадцать моего хныканья Леша начал прокашливаться после каждого всхлипа. Я попыталась угомониться, решила спать эту ночь еще здесь. Подложив руки под подушку, я уснула. POV Леша Господи, сколько можно всхлипывать? Мне ее нереально жаль. Вот дурак, еще и дуэт только что сломал. Идиот. Ненавижу себя! Так хочется забыть все, но только до того момента, как она ушла. Чтобы она не уходила, а все было так же мирно, как и до ее выходки. Я ворочался на диване. Дверь в спальню Настя почему-то не закрыла, и я отчетливо слышал каждое ее движение, вдох и всхлип. Все еще не укладывалось, почему мы спим не вместе, почему мои руки не касаются ее тела, почему мы теперь являемся друг для друга совсем неродными людьми. Я не мог уснуть, а она, видимо, задремала — перестали быть слышны частые движения. Даже не подумав, я поднялся с дивана и направился в спальню. Лег рядом с ней, но руки останавливал. Рядом было спокойнее. Я видел, что ей тяжело и обидно. Даже во сне это читалось по ее лицу. Такая милая, крохотная, хрупкая и ранимая неподвижно лежала она. А я любовался. Будто снова влюбился, хотя и никогда не переставал любить ее. Утро. Я еще сплю, но мозг уже просыпается, будит тело. Ощущая рядом ее тепло, ее запах тела, бархатную кожу под своими ладонями, я даже не вспомнил, что что-то не так. — Мы же… это… порвали, — робко прошептала она, дотрагиваясь до моей руки нежными пальцами. — Потапенко, я каюсь и прошу тебя извинить меня. Я был не прав. Я понимаю это. Прости, зайка! — шептал я, смотря ей в глаза. — И я все так же еще Каменских. Видимо, так и не стану никогда Потапенко. Обиды на тебя держать не могу. Сама была неправа, что не сказала, где именно была и для чего. Я лишь разочарована в тебе, Потап, что мог подумать обо мне такое. А зайкой, похоже, тебе придется называть кого-то другого. Другую. — Ясно. Не хочешь. Желаешь все-таки разрушить все это? — Что «все»? Ты сломал это «все» еще вчера. — Ненавижу! — прорычал я. — Меня? — Себя. Идиот. Придурок. — Перестань. Не наговаривай на себя. — Я сломал все, что было. Я разрушил себе и тебе жизнь. Не наговаривай? — Прекрати, иначе получишь по заслугам. — Отдельный котел в аду? — Все, остынь. Как успокоишься, сообщи, — она повернулась на бок и закрыла глаза. — Насть… Пожалуйста, прости меня. Мне не нужна никакая другая, которую я буду называть зайкой. Зайка — только ты. Она молчала. Вдохнув, она начала говорить. — Я сама не хочу расставания. Но, раз ты не можешь доверять мне, нам лучше сделать это. — Может, лучше это? — я прикоснулся ладонью к ее бедрам, за что получил пощечину. — Хорошо. Я уяснил. Я… уйду из твоей жизни, — я поднялся с постели и неуверенно вышел из комнаты.