Елисей
Этой ночью Влас не вернулся. Елисей, как мог, прогонял лишние мысли; ну мало ли где мог задержаться взрослый парень: перепил в баре, зависнул с девчонкой, попал в полицию в конце концов. Но все равно не мог уснуть, гонял бесконечные чаи, дергался от каждого шороха на лестничной клетке и бесконечно проверял мобильный. Пропущенных не было. Он и сам измучился, слушая нескончаемые гудки, вслух ругался, что ведет себя как истеричная женушка, и едва сдерживался, чтобы не позвонить Рику. Рик сильный, Рик что-нибудь придумает, Рик тут же примчится и не позволит сходить ему тут с ума в одиночестве. — Если он подрался, я его убью. Елисей перевел нервный взгляд на часы — семь утра, пора бы на пары, сегодня срез по истории — историк сумасшедший тип, не терпит тех, кто прогуливает его предмет, гоняет по всем датам, как одержимый. Рик наверняка его потеряет, начнет звонить — если не дозвонится, сорвется к нему, а дозвонится, так в тем более сорвется, Елисей даже думать не хотел, как будет звучать его голос в трубке. Из зеркала на него смотрело весьма бледное нечто с воспалившимися глазами, мало того, что не спал, так еще и нервничал. На нем нервы вообще плохо сказываются, сразу гастрит напоминает о себе. Сей дернул ящик кухонного шкафчика и достал аптечку. Если Влас вернется и обнаружит здесь Рика, то опять психанет. Чтобы не случилось между этими двумя. Когда. Когда Влас вернется. Дверной звонок заставил его вздрогнуть и уронить таблетки на пол. Сей нервно облизнул губы и рванул к двери, никто кроме Власа не мог притащиться в такую рань. Только у Власа были свои ключи. — Этот идиот нам все нервы промотал, что ему нужно домой, — буркнул Дима, глядя на него злыми зелеными глазами. — Рысь его чуть не пристрелил. А до этого нужно уметь довести. Сердце Елисея замерло. Влас почти полностью висел на Диме, едва держась на ногах, и смотрел на него темными глазами, которые казались еще темнее из-за бледной, почти белой, кожи. Бескровно белой. — Что случилось? — осипшим голосом спросил он, пропуская Диму внутрь. Темная дутая куртка на Власе — явно с чужого плеча — была расстегнута, да и футболка была не его, не по размеру и слишком светлая. — Ничего, — бескровные губы едва шевельнулись, но Сей услышал. — Все хорошо. Только поспать нужно. — Идиот, — устало буркнул Дима. — Держи свое чудовище, пока я его не прибил. Елисей осторожно перетянул Власа на себя. Он был тяжелый и очень горячий. — Вот, — Дима поставил на пол белый пакет. — Здесь бинты, антисептик, лекарства. Ему нужно было остаться под присмотром врача, но он рвался к тебе, так что врач заедет завтра с твоего разрешения. — Да что случилось? — Елисей чувствовал, что готов провалиться в истерику, но не мог, потому что Влас прерывисто дышал ему в шею и едва стоял на ногах. — Пойдем, я отведу тебя в спальню. Дима цыкнул. — Давай, помогу. Они вместе дотащили полубессознательного парня до кровати. — У него лихорадка, — сказал Дима, глядя как Сей стаскивает с Власа ботинки. Когда Сей коснулся бока парня, чтобы перевернуть и снять с него куртку, Влас протяжно застонал. — Какого? — он дернул футболку вверх и сглотнул. Торс Власа был плотно перемотан белыми бинтами, сквозь толстый слой которых проступало алое пятно. — Его подстрелили, — глухо сказал Дима. — Я сам ничего не знаю, его Костя притащил, у него самого все ребра переломаны, — его голос дрогнул. — Так что я домой, ты тут сам разбирайся. — Эй, — Елисей нервно схватил его за руку. — Я ничего в этом не понимаю, что мне делать. — Слушай, он мог остаться у нас, там врач, но он всю ночь твердил, что ему нужно домой, так что получи, распишись. Твой парень, сам разбирайся. Елисей сглотнул, перевел взгляд на Власа — он лежал на спине и быстро, неровно дышал. Дима устало вздохнул. — Все нормально будет, — успокаивающе сказал он, — ничего важного не задето, главное, не допустить инфекции, и пусть спит. Я пришлю нашего врача днем, он его осмотрит и покажет, что делать, ладно? Елисей кивнул. — Спасибо. Дима неопределенно дёрнул плечами, сообщил, что выход сам найдёт, и ушёл, оставив Елисея наедине с неровным дыханием. Что происходит? Какого черта? Он устало потёр виски большими пальцами, вздохнул и пошёл в прихожую: нужно разгрести пакет, хоть название лекарств загуглить. — Се… — остановил его тихий какой-то сухой голос. — Здесь я, — буркнул Сей. — Сейчас только дверь за Димой закрою. — Иди ко мне. Какой-то неестественный голос, слабый, шуршит словно бумага. Елисей невольно поежился. Голос бабушки тоже шуршал в последнюю неделю. Ужас холодной когтистой лапой вцепился в мягкое под ребрами, и стало вдруг сложно дышать. Он в один миг вспомнил, как вдруг остался один в этой пустой квартире, как смотрел пересушенными глазами на пустую бабушкину кровать, как капля за каплей в кожу и кровь просачивалось осознание: он остался один. — Се… — снова позвал слабый голос. Ему снова придётся смотреть на пустую кровать? — Хватит сокращать мое имя до двух букв, — глухо сказал Елисей, подошёл к парню и сел рядом. Тот ткнулся головой ему в бедро. — Ты плохо выглядишь. — На себя посмотри. — Почему ты плохо выглядишь? — Не спалось. Влас подергал его за край футболки. — Ляг рядом. Елисей вспыхнул, хотел было огрызнуться, но наткнулся на просящий взгляд и сдался. Он осторожно перелез через парня, стараясь не потревожить рану, и лег за его спиной. — Почему ты не спал? — спросил Влас, и Елисей почувствовал сильное желание притвориться, что ничего не слышит. — Ну, тебя не бы… Влас резко развернулся и сгреб его в объятья. — Эй, — запротестовал Елисей, когда ткнулся носом в горячую даже через футболку грудь. — У тебя швы разойдутся. — Прости, — прошептал Влас в его макушку. — Я не хотел, чтобы ты волновался. — Ничего, — почему-то осипшим голосом сказал Елисей, чувствуя, что напряжение понемногу отпускает. Совсем чуть-чуть. — Я не оставлю тебя одного, слышишь? Елисей сглотнул и почему-то вцепился пальцами в футболку Власу. — Веришь? — горячо спросил он. Дрожь прошла по всему телу, Сей прижался ближе, чувствуя, как сжимаются вокруг него сильные руки, и кивнул. — Верю.***
Он все-таки рассказал обо всем Рику на следующий день, когда его немного отпустило — уже пришел и осмотрел больного врач, уверил, что все будет в порядке и сунул в дрожащие руки свою визитку «звоните в любое время»; уже несколько раз просыпался, засыпал и даже ел Влас, хоть и выглядел все еще неважно; уже немного поспал и сам Елисей, хотя вот еда в горло не лезла. — Вот уж не думал, что Влас настолько идиот, что влез в какую-то сомнительную авантюру, — сердито сказал Рик, сжимая в ладонях кружку с кофе. Они уселись в небольшой кафешке напротив института, Елисей не рискнул тащить Рика к себе с учетом того, что Влас просил тому ничего не рассказывать. — Вообще-то это было очевидно, — хмуро отозвался Елисей. — Мы просто предпочли закрыть на это глаза и не обращать внимание. Рик понуро кивнул и опустил глаза, и почему-то Сей почуял неладное. — Эрик? — Леша рассказывал, что у него есть знакомые, очень опасные знакомые, которые не прочь прибрать умного и одинокого парня к своим рукам, — осторожно сказал Рик, все еще исследуя взглядом содержимое кофе. — Ммм… — Теперь ты злишься. — Да, черт возьми! Рик, ты мог бы мне рассказать. Меня, знаешь ли, чуть инфаркт не хватил, когда я увидел окровавленного Власа на пороге своей квартиры. Он мог бы догадаться сам? Он догадывался. И ничего не спрашивал. И ничего не говорил. — Леша сказал, что тем людям нужно, чтобы Влас сам принял решение, хочет ли на них работать. Что-то вроде того, чтобы ему можно было доверять. — Я с ума сойду со всем этим, — Елисей вздохнул и сделал глоток. — Есть еще что-то, что ты от меня скрываешь? — Угу, — Рик скорчил самую виноватую физиономию из своего арсенала, и даже Елисею захотелось потрепать его за щечки. — Но я обещал никому не говорить. — Это хотя бы не грозит моей жизни? — полушутливо поинтересовался Сей и осекся, когда мордашка Рика стала еще более виноватой. — Прекрасно, просто прекрасно. Мне можно собирать вещи и уезжать к родителям? — Кстати, об этом, — Рик тут же ухватился за возможность перевести тему. — Твой брат тебе пишет? — Угу, фотки шлет, рассказывает, как мать его достала. Я уже совсем рад, что меня воспитывала бабушка. Ты все еще не разговариваешь с отцом? — Ну, недавно он написал, что я могу прийти на ужин в пятницу. — Вау, совсем неплохо.***
Они так и не поговорили о произошедшем. Елисей сам не знал, почему не хочет заводить этот разговор. Может быть ему было страшно: узнать что-то не то, втянуться во что-то опасное, понять, что Влас ему не доверяет? Это так важно, чтобы Влас ему доверял? Поправлялся Влас быстро. Он уже через несколько дней слонялся по квартире, изнывая от скуки, пока Елисея не было, ел за двоих и даже умудрялся слинять «по делам». За что лишился связки ключей и теперь постоянно жаловался. Это раздражало, но странным образом успокаивало, словно своей активностью Влас скрадывал ту настороженность, что появилась после его раны. — Се, — появился он на пороге кухни, Елисей обернулся — привычный такой, в домашних потертых джинсах и футболке с длинными рукавами (Елисей был даже благодарен, что он не светит своими шрамами на руках, от которых внутри сводит смесью жалости и злости), волосы отросли сильнее, теперь челка совсем закрывает глаза, и они не жгут душу своей какой-то горячечной требовательностью. — Не сокращай мое имя до двух букв, — спокойно попросил он и вернулся к нарезанию овощей. Он сам не знал, почему не может долго смотреть на друга: то вспоминается ощущение сильных рук, обнимающих и успокаивающих его, и становится неловко, то нахлынывает это ощущение беспомощности, как тогда, когда шелестел его голос, и снова становится страшно, до ужаса страшно потерять. — Посмотрим что-нибудь? — На твой выбор, — согласился Елисей и подумал, что нужно бы встретиться с Риком. Они не виделись уже с неделю толком, то он, счастливый, не находит в себе силы отлипнуть от Лекса, то Влас смотрит так требовательно и с надеждой и просит — «не уходи». Просит. Елисей сам проговаривает про себя это слово. Вообще-то, если вдуматься, то это больше похоже на требование, но ведь не может этого быть. С чего бы Власу чего-то требовать, да и не так уж ему это важно, просто он же раненый, ему скучно одному, вот Елисей и соглашается. А не потому что его парализуют эти темные глаза, и он не может отказать. Елисей тряхнул головой. Что за глупые мысли в голову лезут? Какие-то требования, какой-то страх. Обычные у них соседские отношения. — Ты не против, если Рик зайдет завтра? — спросил он, когда разобравшись с кухней, вернулся в комнату Власа. Тот предпочитал смотреть что-нибудь на его кровати. Влас откинул челку со лба и вскинул на него спокойный и все равно жгучий взгляд. Не было в этом взгляде ничего, что могло бы парализовать. Как удав на кролика. Глупости какие. — Хотя знаешь, — Елисей забрался с ногами на одеяло. — Пожалуй, не стану его звать. У него там такой конфетно-букетный период, чего отвлекать. Влас довольно усмехнулся, Елисей сделал вид, что не заметил. Он так и не понял, о чем фильм. Ему вполне хватило парочки мысленных оплеух, чтобы наконец признаться себе в том, что происходит что-то неправильное. Он все-таки никогда не был идиотом. Он был одиноким ребёнком, который до ужаса боялся, что на всю жизнь останется никому не нужным. Он хотел подвывать от тоски, после того как их компания распалась. Он чувствовал себя почти счастливым от того, что рядом появился кто-то, кто рвётся домой даже с дырой в боку. Но идиотом он не был. Конечно, он был идиотом. — Мы с Эриком целовались. Он почти физически почувствовал, как напрягся парень рядом, как застыла каждая мышца его тела. Он чувствовал это и ждал, отсчитывая вдохи. Влас ничего ему не сделает. А потом Влас застонал, тоскливо, тихо и больно, как запертый в клетке зверь, и внутри откликнулось жалостью. Не к Власу. К себе. Как же отвратительно терять друзей. — И давно, — осипшим злым голосом спросил Елисей, выталкивая слова из колючего горла. — Давно у тебя ко мне… это? — Всегда. Как же отвратительно знать, что друга никогда не было. — Я люблю тебя. Елисей дернулся и посмотрел на Власа: сидит, напряженный, бледный, скулы чуть ли не режут тонкую кожу, глаза смотрят напряжённо, жадно. — Мерзость. Влас на мгновение опешил, сжал губы в тонкую полоску, а потом ухмыльнулся. И мрачная решимость тенью легла на острые черты. Он быстро, Елисей не успел отреагировать, бросился в его сторону, схватил за руки и опрокинул, прижимаясь всем телом. Так же резко нашёл губами губы и впился кусачим поцелуем. Горячо. Елисей дернул шеей, уходя от нежеланной близости, чужие губы мазнули по щеке, опустились ниже к шее. Поцеловали снова. Нежно. Сей замер. Сердце стучало так, что он вряд ли бы услышал, если бы Влас хотел что-то сказать, но он и не собирался слушать. Потому что Влас его целовал. Потому что его целовал парень. Елисей собрал все силы для этого рывка, скинул с себя парня и ударил, не глядя. Влас сморщился, сгибаясь, Елисей понял, что попал по ране, но стыдно не было. Его душила ярость и какая-то детская обида, за то, что Влас сделал: за то, что целовал, и за то, что любил. За то, что отобрал у него дружбу. То, что даже Рик никогда не смел разрушить. — А с ним тебе было не противно? — задушенно спросил Влас, вставая с кровати. Они стояли друг на против друга и тяжело дышали. С Риком было противно когда-то, он вечно распускал руки и лез целоваться, и всегда огребал за это, они не так давно нашли этот баланс, когда им стало вдруг просто друг с другом. Когда стало невозможно друг без друга. — Это другое. Горькая ухмылка исказила черты до неприятного, но Влас ничего не сказал. Елисей спиной чувствовал тяжелый взгляд, когда уходил. Он знал, что от собственной откровенности Влас оклемается быстро. Он в комнату забежал только за деньгами и мобильником, который валялся на кровати и заряжался, потом глянул на себя в зеркало и все-таки стянул с себя домашнюю футболку. Влас выскочил в коридор, когда Елисей уже завязывал шнурки на кроссовках. — Се, прости, — он бросился было к нему, но замер в нескольких шагах, беспомощно вскинув руки. «Боится», — довольно подумал Сей и потянулся за курткой. — Давай поговорим. — О чем? О том, что ты хочешь меня трахнуть? Он вообще-то не собирался говорить таких злых слов, но чертова обида… Влас снова закрылся, сжал губы. — Да, хочу, — спокойно сказал он, снова прожигая взглядом. — И что? И Рик хотел. — Да что ты заладил? — истерично взвился Сей, ненавидя себя за то, что ведет себя как школьница. — При чем здесь Рик вообще, мы о нас говорим. — О нас, — как завороженный повторил Влас, и Елисей понял, что ляпнул глупость. Парень невообразимо быстро оказался рядом, схватил и прижал к себе. — Не уходи, Се. Я больше никогда тебя не трону, только не бросай меня. Последние слова отозвались в душе невероятной знакомой тоской. Он сейчас делал то, чего сам боялся больше всего. Но разве Влас когда-нибудь боялся одиночества? — Не смей манипулировать мной, ублюдок, — зло прошипел Елисей, отталкивая от себя парня. — Не после всего, что мы вместе пережили. — Извини. Елисей внутренне зарычал. Честный придурок, ему стоило лишь соврать, сказать, что он никогда им не манипулировал, и Сей бы поверил. Потому что он безумно хотел верить. — Не ходи за мной. Влас послушался.