***
— Пошли выйдем! — Хенрик кинул взгляд на Тарьяй и кивнул в сторону входной двери. — Выйдем? — непонимающе переспросил Сандвик. — Сейчас? — Да. — Холм прошёл мимо него, раздвинув локтями толпу. — И захвати куртку: холодно, — бросил он через плечо. Хенрик немного боялся обернуться и посмотреть, идёт ли за ним Му, поэтому просто надеялся, что шёл. Довольно самоуверенно, да. Но выбор у него был так себе. Но Тарьяй шёл. Шёл послушно, в курточке. Не задавая лишних вопросов и не подозревая ещё, что сегодня домой он вряд ли вернётся.***
Они медленно прогуливались вдоль тротуара по пустынной улице. Район, где жил Тарьяй, и в дневное время не был многолюдным, сейчас же окружение успокаивающе трещало лишь электрическим звуком горящих фонарей и приглушённых шагов парней. Где-то позади них ещё доносилась клубная музыка из окон семейства Му. Но они шагали в темноту переулка, отдаляясь от признаков цивилизации. Шли молча. Хенрик курил. Тарьяй на удивление тихо плелся рядом, пытаясь протиснуть руки в карманы узких брюк. — Какие планы? — наконец, отозвался он. — Никаких. Просто провожаю тебя подышать воздухом. Ты же хотел, — слова Хенрика сорвались с его губ вместе с лёгким никотиновым облачком. — Я мог бы выйти и один. Почему ты всегда со мной возишься, как будто я ребёнок? Это не так, Холм. — Ну да, ну да, как это я мог забыть! А, подожди… Никак! Ты же каждый раз напоминаешь о том, какой ты взрослый, когда кто-то пытается оберегать тебя, — Холм усмехнулся вроде бы по-доброму, но нотка раздражения не проскользнула мимо ушей Тарьяй. Он уставился на друга. — Какого хрена ты имеешь в виду? — Я хочу сказать, что ты слишком серьёзен для своих лет. Ты торопишься повзрослеть, когда нужно делать всё кардинально наоборот. Вот что ты сделал к своим восемнадцати годам? — Хенрик затушил сигарету, точным броском отправил окурок в урну и, повернувшись к Тарьяй передом, а к дороге задом, шёл вперёд спиной, заглядывая другу в лицо. — Ну что… Ты знаешь что! Сериал, театр, Gullruten… Заканчиваю школу почти с отличием… — Нет, я имею в виду не твои доблестные успехи, — об этом всём я, правда, знаю побольше других. Я о том, что ты сделал из своего списка «100 вещей до смерти»? — Холм усмехнулся взметнувшимся бровям Тарьяй. — Что за бред? Нет у меня такого списка. — Нет? — Нет. Я надеюсь, что к тому моменту, как я соберусь умирать, наука уже дойдёт до чего-то, что поможет пожить мне ещё немного, а потом ещё немного, а потом мне наконец надоест терпеть твою противную рожу и я встречу смерть, как облегчение, — пробурчал Тарьяй, но встретив широкую клыкастую улыбку на свои слова, тоже не смог сдержать уголки губ. Расплылся, как Чеширский кот. — Ну тогда, раз ты собираешься так долго жить, тебе придётся вносить разнообразие в свою жизнь. По-любому есть вещи, которые ты никогда — ни разу — не делал за свои восемнадцать. — Ну, само собой есть. Я, например, никогда никого не убивал, но, кажется, я сейчас разноображу этим свою жизнь, если ты не отведёшь меня обратно домой, потому что я, похоже, уже заблудился… А я раньше никогда не терялся. — «Я такой взрослый, Хенрик», «Мне уже восемнадцать лет, Хенрик», «Верни принцессу домой, Хенрик», — театральным голосом пропел Холм, с каждой фразой удовлетворённо ловя флюиды раздражения от Тарьяй. Они его бесконечно умиляли. — Я что, похож на девчонку, Холм? — взорвался, наконец, Му. — Тебя что-то не удовлетворяет в твоей жизни? До сих пор снятся сны с принцессами? Хенрик громко рассмеялся. — До Gullruten снились, потом как-то всё поменялось на сны с принцем. — Шутка за триста, молодец. — Да всё, прекращай уже на всё подряд обижаться, мы ж отлично тогда провели время, да и ты правда выглядел очень хорошо. Толпа с тебя глаз не сводила, — попытался успокоить парня. — Это ты глаз не сводил. Заставлял меня краснеть только, как школьницу. Какого вот хрена ты это делал? Мог бы придержать свои выкрутасы до того, как закончится премия. А не стебать меня целый день. Я понимаю, что доводить меня, возможно, единственная радость в твоей жизни, но надо и меру знать, чувак. — Не понимаю, о чём ты, — улыбнулся Холм своим воспоминаниям двухнедельной давности. — И в мыслях не было ставить тебя в неловкое положение. Я просто пытался сделать момент менее напряжённым, я же видел, что тебе было неловко. — Мне от тебя было неловко, чуть все плечи мне не стёр, — продолжал бурчать Сандвик. — Что-то ты не особо стеснялся, целуя меня в прямой трансляции. — Холм усмехнулся, заглядывая в лицо друга. — Признайся, что ты знал, что мы не обязаны были это делать. — Тарьяй вернул усмешку. — Ничего подобного. Но я увидел твой призывающий взгляд и улыбку, и подумал, что это может быть весело. — Я же говорил, что вторая бутылочка Jagermeister была лишней, — рассмеялся Тарьяй своим воспоминаниям. Между «красной дорожкой» и, собственно, самой премией, ему пришлось уговорить Хенрика забежать в бар и хлопнуть чего-нибудь, потому что его руки так сильно ходили ходуном, что ему буквально пришлось постоянно складывать их на груди, прижимая к телу, пытаясь унять нервный тремор. Но из-за алкоголя он не стал намного спокойней, скорее пофигистично-возбуждённым. Активно жестикулировал, скакал по ступенькам, выражался прямо со сцены и, в конечном итоге, обласкал рот Хенрика своим языком. Главное в этом всём было то, что ему оказалось абсолютно наплевать на то, что о нём подумают. Правда, при таком мнении он был только до утра. Ровно до того момента, когда Хенрик зашёл утром в его номер, повалился на его кровать прямо в обуви и звонко, заставляя трещать голову, стал рассказывать, что их видео пестрит весь инстаграм. Тарьяй тогда настолько протяжно простонал в ответ — то ли от головной боли, то ли от самой ситуации, — что Хенрику даже стало жаль его. Чего нельзя было сказать о Давиде. Тот ещё три дня не мог заткнуться, описывая в мельчайших деталях свои эмоции, которые и без того были очень отчётливо видны на том же самом злополучном видео. — Вот ты бы хоть не палился, придурок, — отчитывал Тарьяй друга. — Если бы не твоя долбаная «О-БОЖЕ-ЧТО-ТВОРЯТ» реакция, то все бы подумали, что так было задумано… — Нет, вы гляньте на него! — сквозь смех возмущался Давид. — Красавчиков, значит, он целует, а как потом подзатыльники получать, так Давид виноват. Нормально устроился, друг. Вопросов нет. Тарьяй тихонько рассмеялся, вспоминая тот уикенд. Было здорово. Хенрик, заметив, что Сандвик веселится без него, вопросительно приподнял одну бровь, как бы спрашивая «Эй, с тобой всё нормально там?» — Да так, вспомнил кое-что, — ответил Тарьяй и снова умолк. Хенрик вдаваться в подробности не стал, а судорожно придумывал, как ему вести себя дальше. Раз уж он вытащил именинника с вечеринки, то должен был как минимум найти равноценную замену. — Так ты говоришь, раньше никогда не терялся? — спросил Хенрик. — Что? — не понимал Му. — В каком смысле? — Ну, ты же ни разу за жизнь не заблудился в Осло! — Такое пояснение, надо сказать, не прибавляло Тарьяй ровно никакого понимания. — Ну-у… Нет, наверное, нет. А надо? — все ещё не понимая, к чему вёл Хенрик. — КОНЕЧНО, НАДО, — тут же подхватил тот. — Как вообще можно потеряться в Осло? — Тарьяй всё ещё недоумевал. — Побежали, и я тебе покажу! — А-а? — Тарьяй не успел удивиться, как уже смотрел на удаляющуюся спину друга. Шаг у него, конечно, был что надо. Пришлось припустить следом. — Куда ты бежишь? — На трамвай! — бросил Холм через плечо. — Вон там, видишь? Свет от его фар. Мы должны на него успеть! — И куда он нас повезёт? — Тарьяй не был уверен, что Хенрик не спятил, но почему-то всё ещё бежал следом за ним. — Вот это как раз таки совсем не важно! — рассмеялся Холм. — Мы же собрались потеряться в Осло, помнишь?***
Они ехали в пустом вагоне, стараясь не смотреть в окна, чтобы не успевать сориентироваться в местоположении. Это давалось с трудом, потому что ехали они на том трамвае, на котором Тарьяй каждый день ездил в школу. Потеряться по этой дороге казалось возможным разве что слепому и глухому одновременно. Но Хенрик не собирался отчаиваться. Он то и дело подскакивал с сидения прямо посреди какой-нибудь фразы и выскакивал из вагона на первой попавшейся остановке, а потом хватал ошалевшего Тарьяй за рукав и тут же затягивал его в очередной трамвай, не заботясь о том, что они едут в неизвестном направлении практически посреди ночи. Щёки парней были раскрасневшимися от беготни и смеха, а Тарьяй в десятый раз мысленно благодарил Хенрика за то, что тот заставил его надеть куртку. Ночью в Осло было довольно свежо. — Ну и где мы? Ребята вышли из четвёртого по счёту трамвая и оказались на одной из улиц окраины города, на которой, по крайней мере Тарьяй, никогда не бывал. Хенрик тоже весьма озадаченно запустил руку в свои волосы на затылке, оглядываясь по сторонам. — Без понятия. — Вдруг широко растянулся в белозубой улыбке Хенрик. — И чему ты радуешься? — спросил его Тарьяй, но в самом деле совсем не злился, а напротив, как-то совершенно удовлетворённо улыбнулся другу в ответ. — Вот что-то не так я представлял себе свой День Рождения. — Жизнь тем и хороша, Му, что не всегда соответствует ожиданиям. — Хенрик потянулся, расправляя затёкшие мышцы. Тарьяй как-то отрешённо смотрел за его движениями, совсем не представляя, что им теперь делать. Ну да, они потерялись в собственном городе. Да, он понял, что у него совсем нет какого-нибудь «инстинкта горожанина», как у человека, который с лёгкостью ориентируется в любом большом городе. Да, он здорово насмеялся в этой прогулке, и его почти даже не смущал тот факт, что его не хватились собственные друзья. Но окей, и что теперь? Время уже за полночь, а они в незнакомом районе города. И тут Тарьяй понял, насколько это всё беспредельно глупо — то, что он делает здесь и сейчас. — Какой же я кретин… — как-то удручённо вздохнул он, прикрывая ладонью глаза. — Разумеется, — отозвался Холм, никак не скрывая своей довольной улыбки. — Самокритика — это нормально, но зачем же так переживать, у тебя полно других достоинств, Тай. — Иди в задницу, Хенке. Какой у тебя план? — Я собираюсь дарить тебе впечатления. — М? — Тарьяй поджал губы и приподнял вопросительно дуги шелковистых бровей. — Ты пока не понимаешь этого, но в твоём возрасте человек голоден до ощущений, до эмоций. И я собираюсь подарить тебе на твоё совершеннолетие аж восемнадцать впечатлений. Мы будем делать то, что ты никогда прежде не делал. Тарьяй растерянно и удивлённо уставился на друга. Чтобы не видеть довольную собой улыбку Хенрика, он ни за что не хотел признаваться ему, насколько он этого хотел. Насколько это было тем, что нужно. Как бы он не торопился повзрослеть, в то же время он больше всего любил ребячиться. Поэтому он просто благодарно улыбнулся и еле заметно кивнул Хенрику, как бы давая разрешение на старт. Давая понять, что он готов. — Окей, Хенке. Заниматься ерундой — это как раз то, что я очень хорошо умею делать! И парни рассмеялись, глядя друг другу в глаза и замечая там огоньки предвкушения. Игра началась.