Следующее утро.
Тарьяй перекладывал телефон из руки в руку, разрываясь между тем, позвонить ли Хенрику или выключить его навсегда. Не сделал он ни того, ни другого, а просто бросил его на кровать и дрейфовал от стены до стены, мысленно ругая себя всеми известными дурными словами. «Хенрик, блять, поцеловал тебя! Сам! Он не воспринимает тебя, как ребёнка, Тарьяй! Угомони уже своё нытьё!» — Он говорил с самим собой полночи и уже несколько утренних часов. Он жутко не выспался, был дёрганым, очень хотел услышать Хенрика и узнать, что всё в порядке. Но он не мог найти в себе сил ему позвонить. Тарьяй уже давно пора было идти в школу, но он не мог сосредоточиться. В его комнате сохли постиранные вещи Хенрика и он то и дело касался их, проходя мимо. Просто гладил, трогал, сжимал в ладони. Так, как хотел бы трогать самого Хенрика. Всё-таки собравшись, наконец, с мыслями, он на выходе из комнаты наткнулся ногой на свёрток. Остановился рядом, немигающе впиваясь в него взглядом, сел на пол. Развернул ткань, разложив аккуратно по паркету, и стал трогать красную, оранжевую, жёлтую краску, которую наносил Хенрик. Пытался разобрать фигуры и существ, которые у него вышли. Пытался понять, на что это похоже и какую эмоцию могут выражать. «Хенрик справился с твоим заданием куда лучше тебя… Он смог оставить на холсте свои страхи, неудачи и сомнения. Он смог сделать первый шаг даже тогда, когда был не уверен во мне. Он победил, а не я.» — Тарьяй протяжно простонал и упал на пол всем телом. «Я должен был исцелить себя. И я должен был это сжечь. Но я ещё куда слабее, чем предполагал. Какой стыд, Тай, ёбаный стыд». Он лежал так, бездумно пялясь в потолок, пока не заставил себя спуститься на кухню, чтобы затолкать в себя хотя бы подобие завтрака. Но не чувствовал не то что вкуса, а даже консистенции бутерброда. Просто что-то механически жевал. Следом на кухню спустился Трим. — Привет, «Большой Брат», — бодро поздоровался он. — Привет, — выдохнул Тарьяй. — Ты чего такой кислый? — Нормальный. — Почти как Хенрик вчера. — Трим наклонил голову, заглядывая в лицо Тарьяй. — А нет! Тот был ещё хуже. Что ты ему сделал? Сердце Тарьяй пропустило удар. Чёрт, Хенрик, наверное, чувствовал себя ужасно. — Я ничего не сделал. — А, может быть, нужно было что-то сделать? — Трим дёрнул бровями, взял со стола яблоко и вышел из кухни, даже не дожидаясь ответа. Всё ясно — вопрос был риторическим. И Тарьяй даже слегка опешил от того, насколько проницательный и мудрый вопрос только что задал его маленький брат.«Конечно, нужно было сделать хоть что-то… Даже Трим до этого додумался… Нужно было ответить на поцелуй, нужно было обнять его, нужно было не дать ответить на звонок, нужно было затянуть его к себе в комнату, нужно было не дать ему уйти…» Тарьяй снова протяжно простонал от своего бессилия и, закинув за плечи рюкзак, поплёлся в школу. Телефон с кровати он так и не забрал.Вечер этого же дня.
«Абонент временно…» — А-а-хрр! — прорычал Хенрик и бросил бесполезный телефон в карман куртки. Хотел бы он знать, что он мог сделать, чтобы всё изменить. Тарьяй теперь даже говорить с ним не хотел. И это не удивительно, ведь Хенрик догадался перевести их дружбу на более сложный уровень, перед этим не спросив, хочет ли этого Тарьяй. При том, что тот не раз давал поводы, чтобы сомневаться, что Хенрик может ему нравится в таком плане. Но с другой стороны он делал и много чего противоречащего этому. Хенрик вспоминал, как Тарьяй сбежал со своей же вечеринки, потому что Хенрик попросил; как Тарьяй приобнимал его за плечо на крыше, когда показывал созвездия; как Тарьяй прижимался коленями и бёдрами к его коленям и бёдрам, лёжа в надувном бассейне с плюшевыми игрушками; как Тарьяй спал на его груди в старой комнате Хенрика; как он доверчиво сжимал его руку в кабинете стоматолога; как нежно обхватывал его пальцы в такси, прося о терпении; как сам зашёл к нему в ванну и как ласково мыл его тело. Эти воспоминания сводили Хенрика с ума. Он хотел остаться в утопии своих мыслей навсегда, потому что Тарьяй был там с ним, был его, не отталкивая, не заставляя сомневаться в своих действиях. Мог ли он сделать хоть что-нибудь? Может нужно было дать ему время?Два дня спустя.
Бывает так, что и не догадываешься о своих чувствах к человеку, пока не услышишь от него признания. Тарьяй проникся теплом к Хенрику в первую же их встречу и считал его самым лучшим человеком с того времени, но никогда не чувствовал к нему ничего большего, чем приятельскую привязанность. Даже учитывая все их поцелуи и объятия на съёмках, Тарьяй настолько переживал жизнь Исака, что даже не проецировал все эти касания на себя. Он не чувствовал их своими, все эти ласки предназначались Исаку и он спокойно с этим справлялся. Также на съёмках было всегда слишком много сумбура, смеха и просто феерического хаоса, что совсем не способствовало романтике. Они все просто отлично проводили время. Теперь же Тарьяй ощущал своё своим. Теперь он знал, какие касания Хенрика принадлежали ему, а не Исаку. Что Хенрик тогда, в ванной, поцеловал именно его, а не Исака. И, судя по всему, у него были чувства именно к нему — к Тарьяй, а не к его сериальному образу. И когда Тарьяй понял это для себя, он тут же смог признать, что чувствует то же самое. Что ему плевать на Эвена, он очаровательный, но совсем не такой, как Хенрик. Наверное, так и понимаешь, что влюбляешься в человека, в родственную душу, а не в то, как он выглядит. Ведь внешность Хенрика была практически идентичной Эвену. Так что на этом моменте Тарьяй ощутил небольшой шоковый удар. Хоть он, немногим раньше, уже признался себе в своих чувствах, он всё ещё не был уверен, что это не навеяно их сериальной любовью. Теперь же всё встало на свои места. Но Тарьяй, конечно, умудрился всё запороть…Три дня спустя.
From: Tajei Sandvik Moe (20:04) Хэй.From: Henrik Holm (20:04) Привет.
From: Tajei Sandvik Moe (20:04) Видел фотки у тебя в инстаграме. Дания?From: Henrik Holm (20:04) Да, немного. Решил, что мне это нужно. А ты как?
From: Tajei Sandvik Moe (20:05) Много всего. Немного тусуюсь в театре. Зависаю с парнями.From: Henrik Holm (20:06) Это здорово!
From: Tajei Sandvik Moe (20:10) Может… Ммм Может, мы можем как-то увидеться?From: Henrik Holm (20:12) Да! Да, мы можем.
From: Tajei Sandvik Moe (20:12) Тогда сообщи мне.From: Henrik Holm (20:12) Конечно. Я напишу.
Неделю спустя.
Хенрик так и не написал. Он вовсе не забыл, напротив — он помнил своё колотящееся сердце под сотню ударов в минуту, когда увидел первое сообщение от Тарьяй. Но просто не смог себя пересилить. Он не был уверен, что готов вернуть всё на тот уровень, на котором всё было до этого долбаного поцелуя. Он знал, что не сможет встретиться с ним и сделать вид, что ничего не было. Что этой недели не было. Хенрика убило бы то, как при встрече Тарьяй стал бы делать вид, будто это всё не по-настоящему. Хенрик не хотел отказываться от своих действий, рано или поздно он бы всё равно открылся Тарьяй. Единственное, что, скорее всего, «поздно» было бы не так болезненно, как «рано». «Слишком рано, Хенк!» — Он вздыхал и шёл, шёл и вздыхал всю дорогу, не осознавая даже своего маршрута. Неосознанно тело вело его в единственное место, где он мог согреться изнутри. Мама. Сив встретила его с привычными объятиями — так уж было заведено в их семье. Хенрик рад был повидаться с ней и ребятами в ресторане. Поэтому он придал себе самый непринуждённый вид и искренне улыбался каждому из них — никто ничего не заподозрил. Кроме мамы. Она внимательно прищуривалась, когда заглядывала ему в глаза. Очевидно, она не видела там привычного блеска — слишком хорошо она его знает. Непонятно только, чего она конкретно добивалась и какой реакции ждала, когда сказала: — Тарьяй вчера заходил. И снова пульс Хенрика сбился, предлагая свой собственный такт, который только и делал, что стучал в висках этим именем. — Что он хотел? — Хенрик старался произнести это как можно более незаинтересованно. — Он не сказал. Принёс какие-то твои вещи, просил передать. — Мои вещи? — удивился Хенрик. — Да, пару толстовок, майку, твои джинсы. — Сив изогнула бровь, выражая безмолвное любопытство. Но вслух ничего не спросила. — Ах, это. — Хенрик уже и забыл, что ушёл в тот вечер в одежде Тарьяй, потому что его была мокрой и грязной, но, в отличии от Сандвика, совсем не запарился тем, чтобы вернуть чужие вещи. Или, может быть, просто не хотел. — Да, я однажды переодевался у него. Я полностью промок под дождём в тот день. — Понятно. — Кивнула Сив, не спуская внимательного взгляда с лица сына. — У тебя всё в порядке? — Да, отлично. Всё в порядке, мам. — Хорошо. — Хорошо, — отозвался Холм. Он отошёл к окну и уставился на улицу невидящим взглядом. «Он вернул мои вещи… Почему прямо сейчас? Почему только неделю спустя? Он же закинул их в стиралку в тот же вечер… Наверное, наконец, решил расставить все точки над i. Что ж, его сложно в этом винить…» — Хенрик теребил край куртки, выдавая при этом свою нервную напряжённость, в то время как лицо его выражало только лёгкую задумчивость и скуку. Обычный день в плохом настроении, ничего сверхъестественного. На деле же его колошматило изнутри, выворачивая все органы под замысловатым углом. «Я обещал позвонить и наплевал на это. Тарьяй в своём праве. И он нашёл достойный способ показать, что ничего больше не ждёт».Две целые и три четверти недели спустя.
Тарьяй сидел с ногами на диване в доме Давида и со скучающим видом наблюдал за тем, как тот спорит с Руменом о том, кто этим вечером выпил больше банок пива и кому теперь из них идти за добавкой. Якоб молча сидел напротив, через низкий столик, то и дело, пытаясь подвинуть пиццу и миску с крекерами поближе к Тарьяй, потому что тот заметно похудел за последние несколько дней, но разговаривать об этом наотрез отказывался. Тарьяй на автомате брал в руку остывший кусок теста, меланхолично ковырялся в нём, только и делая, что размазывая соус по пальцам. Всё его питание заключалось в облизывании этих самых пальцев и, запивая острый привкус соуса уже надоевшим пивом. Румен, который проиграл пивной батл с Давидом и вынужденный теперь идти в магазин, переключился на Якоба, умоляя его составить компанию. Тот после долгих препирательств согласился и они выкатились из дома, пиная друг друга в темноте коридора. Давид, оставленный без внимания, тут же плюхнулся на диван рядом с Тарьяй. — Видел чувака с забитыми в татухи руками, с которым я познакомился на прошлой неделе? — бодро начал разговор Шохольт. — Ага, — отозвался Тарьяй. — У меня офигенная новость: он обещал провести нас на тот закрытый концерт с последующей тусовкой. — Давид аж подпрыгивал от нетерпения увидеть реакцию друга на это. — Круто, — так же безжизненно ответил Тарьяй. — Девчонок, наверное, будет просто ахрини-и-и-ительно много! — Восторг Давида по-прежнему казался незамеченным. — Ммм… — промычал Тарьяй, кивая головой. — Ты же пойдёшь? Ещё месяц назад ты пиздецки хотел туда попасть! — Давид ошеломлённо всматривался в лицо Тарьяй, не веря своим ушам. — Да-да… — Всё так же отстранённо. — А что насчёт пре-пати у тебя дома? — Угу. — У тебя дома, где в прошлый раз был полнейший апокалипсис после пьянки… — Шохольт уже начал подозревать, что Тарьяй сейчас обитает где угодно, но только не здесь. — Да, отлично. — Кстати, я говорил тебе, что пару недель назад мне звонил Хенрик по твою душу? — А? — Тарьяй тут же поднял глаза на друга. — Что? — Ага-а-а! — Шохольт ткнул пальцем прямо Тарьяй в грудь. — Ну хоть что-то способно привлечь твоё внимание. Я уже почти поставил на тебе крест, решив, что тебя уже вообще ничего не интересует. — Меньше трёпа, — отмахнулся Тарьяй. — Что ты сказал про Хенрика? — Вы видитесь? Тарьяй секунду обдумал, что ему лучше сказать: соврать, чтобы не было больше расспросов или сказать правду, чтобы узнать, что Хенрик говорил о нём его друзьям. — Нет. Мы как-то потеряли связь последнее время… — Что случилось? — Давид придвинулся к Тарьяй поближе, чтобы уловить каждое его слово, раз уж он начал, наконец, с ним откровенно говорить. — Не знаю. Что-то странное, я думаю. — Ты чувствуешь что-то к нему? Тарьяй сидел всё это время, глядя в пол, теперь же он осторожно поднял взгляд на Давида, как бы проверяя, не осудил ли он его и, наконец, выдохнул: — Пожалуй, можно сказать, что да. — Давид молчал, потому что чувствовал, что Сандвик хочет добавить что-то ещё. Тарьяй сидел, заламывая пальцы и явно борясь с мыслями в своей голове. — Но ему это не интересно. — Это ты ещё с чего взял? — Я предложил ему встретиться недавно, он обещал, что позвонит или напишет. И ничего. Полнейший игнор. Везде. — Тарьяй обхватил голову руками, несильно массируя виски. — Зачем я тебе это рассказываю? — Потому что ты полнейший кретин, — выругался Шохольт. — Что? Из-за чего? — Глаза Сандвика округлились, и он даже засопел от обиды. — Если не хотел это слушать, нечего было спрашивать! Я не нарывался на задушевные разговоры! — Да нет же, Тай, ты кретин, потому что решил, что он в тебе не заинтересован, — перебил его Давид. — Я же сказал, что он спрашивал меня о тебе. — И что ему было нужно? — Сандвик напряжённо уставился на друга. — Хотел узнать, мог бы ты чувствовать к нему то же самое, что он к тебе. — Что? Что блять? — Тарьяй даже задыхаться начал, он открывал и закрывал рот, но звуков оттуда не выходило. — И ты мне только сейчас это говоришь? Когда по пизде пошло всё, что только было можно? — Эй, чувак! Полегче! Откуда я мог знать, что ты этот… — запнулся Шохольт. — Кто? — Тарьяй вскинул подбородок и прищурил глаза. — Ну? Кто я? — Ну… — Давид замялся, начав жевать свои губы. — Ну как Исак, короче. По-мальчикам. Тарьяй закатил глаза. — Ты ещё более отвратительный друг, чем твой Магнус… — Э-эй! — возмутился Давид, пихая ногой бедро Тарьяй. — Не говори такого про Магса. Он крутой чувак! — Тарьяй снова закатил глаза. — В общем, какого хрена тогда происходит? Если вы, парни, так друг другу нравитесь, то почему от тебя так несёт драмой? — Он поцеловал меня, — признался Сандвик. — Ха! — Давид обрадовался так, будто выиграл поездку в Дисней Ленд на старости лет. — Так всё круто? — Неа… Нет. Я не ожидал этого от него и стоял там, как распоследний придурок, глазами хлопал, — разочарованно протянул Тарьяй. — Вот понимаешь, чего можно было бы избежать, если бы ты мне сразу сказал, что он спрашивал?.. — Ты это, давай мне тут свои грехи на мои хрупкие плечи не вешай! Бери яйца в кулак и иди к нему с примерительной! — Я же говорю, что пытался! Он меня игнорирует уже больше двух недель. — Попытайся ещё раз! — настаивал Давид. — Нет… — Тарьяй, не будь идиотом! — Я не знаю, что ему сказать. — Сандвик был упрямцем, хотя сам осознавал, что пока не возьмёт свою жизнь в свои руки — ничего не будет. — Ну и сиди значит дальше, жди, когда он вернётся к своей девчонке… Тарьяй насупился, но промолчал. Потом, встав с дивана, ушёл в кухню, чтобы там как следуют скривиться и стиснуть зубы от слов Давида. Друг был прав. Нужно было решаться.В это же время в другом месте
Хенрик уже целую неделю на полном серьёзе раздумывал над тем, не отправиться ли ему в Данию. Его приглашали в их местное агенство, ему предлагали роли, но отчего-то он сидел в своём уютном уголке Осло, где всё было так знакомо, где было уютно и безопасно. Где был Тарьяй… Наверное, это было именно тем, что держало его и ради чего он мог пренебречь перспективами. Теперь этот же человек был именно тем, что толкал его уехать отсюда и никогда не возвращаться. Потому что ходить по этим улицам, которые насквозь были пропитаны воспоминаниями его запаха, улыбок и невыносимых повадок — было откровенным издевательством. Он и не думал, что его так сильно может ранить невзаимность чувств. Возможно, потому что ему никогда не отказывали прежде или же он просто никогда не любил кого-то так. Хенрик подумал, что он мог бы уехать, мог бы даже никому ничего не объяснять. Мог бросить SKAM, он бы объяснился с Юлие и она бы вывела их персонажей из последнего сезона. Но он не мог поступить так с Тарьяй. Исак не мог существовать в той Вселенной без Эвена. Как и Хенрик не мог находиться в Осло без Тарьяй. И если бы он бросил всё, то Тарьяй тоже пришлось бы покинуть проект. Он не мог быть таким засранцем и подставить его. Но мысль о том, что им придётся преодолевать всю ту неловкость и ту пропасть, что образовалась пару недель назад между ними двумя, чтобы играть любовь на экране — просто сбивало Хенрика с ног. И он готов был признать себя бездарным актёром, потому что считал, что сыграть это всё снова так же честно после того, что произошло — просто невозможно. Борясь с противоречивостью своих чувств, Хенрик задним уголочком сознания уже подсчитывал, на сколько месяцев жизни ему хватит отложенных с проекта денег, чтобы жить самостоятельно в другой стране. Он даже дошёл до того уровня отчаяния, что идя по набережной, прямо на ходу полез на aviasales шерстить билеты на самолёт. В его груди болезненно сжималось сердце, в котором ещё трепыхалась его любовь, которую он собирался оставить здесь, на пустынной мостовой. Он даже будто слышал её толкающийся, звенящий звук в ушах. Хенрик думал так до тех пор, пока не понял, что звук этот приближается, и что он вовсе не в его голове. Будто звонкий стук стекла о что-то твёрдое доносился до него снизу, в небольшом заливе у набережной под мостом. Хенрик перегнулся через перила и увидел её. Помутневшая стеклянная бутылка в виде скрипки, которую прибило волной к берегу, без устали билась горлышком о край покатого камня, острые края которого давно обтесала вода и ветер. У Хенрика, кажется, кровь по сосудам пошла в обратную сторону. Он одновременно резко побледнел и начал учащённо дышать. Он узнал её. Ту самую бутылку от вина, выброшенную Тарьяй в море. Если это не был знак свыше, то тогда не понятно, кто вообще распоряжается этими фокусами судьбы…