***
Ночь текла размеренно под негромкий бархатный и мелодичный голос виконта: он взял потрёпанный томик своего любимого романа и, устроившись подле кровати, читал вслух. Сам Альфред давно крепко спал, успокоенный вином и обещанием виконта подарить ему дневную прогулку. И на какое-то мгновение воцарившаяся картина могла вселить лживую уверенность спокойствия и гармонии, охвативших покои юного Альфреда.***
Дневник Альфреда 28 января 18ХХ г. «Возможно, это моя последняя запись в дневнике, который останется здесь — в тайнике письменного стола, как забытый ночной кошмар. Я проснулся с первыми лучами Солнца. По моим расчётам именно завтра день накануне Бала. И полнолуние. Сегодня мой последний шанс бежать. Но мне не верится, что придётся оставить Сару погибать здесь. Я отыщу её во что бы то ни стало. У меня есть план»***
Раздался глухой стук в дверь, и Альфред негромко произнёс робкое «Войдите», недоумевая, кто мог оказаться гостем в столь ранний час. В проходе показался Куколь. Он толкнул старенькую, дребезжащую тележку с едой, и та неровной траекторией подъехала в сторону Альфреда. Юноша ждал каких-либо пояснений, указаний и любых намёков на обещание виконта, но уродливый слуга графа лишь склонил голову в неком подобии уважительного приветствия и оставил плотный завтрак для гостя на тележке возле кровати. Когда Куколь уже практически скрылся в дверях, Альфред решился окликнуть его. — Прошу прощения, — подавляя в себе страх и отвращение, дрожащим от волнения голосом заговорил он, — виконт обещал мне о небольшом одолжении, а именно, что сегодня я смогу покинуть свои покои и прогуляться немного… — его речь оборвалась чужой — громкой и нечленораздельной. Горбун крикливо размахивал руками, хриплым голосом пытаясь донести что-то до Альфреда, но каждый звук оставался непонятным и пугающим. — Погодите! — Альфред вытянул руку и шагнул к выходу, но дверь звучно захлопнулась перед самым носом. Обессиленность и разочарование окатили волной тело пленника, и на подкошенных ногах он опустился на краешек кровати. Каждый гулкий удар сердца отдавался эхом во вмиг опустевшей голове. Спустя мгновения Альфред вновь поднялся на ноги и метнулся к двери. Он принялся колотить кулаками и кричать, требуя его выпустить, но ответом была пронизывающая пустота коридора, в которой потонула мольба юноши. Холодящее изнутри разочарование уступило место ярости, и Альфред швырнул первый попавшийся предмет в запертую дверь. Тяжёлый, омрачённый гневом взгляд обратился к тележке с едой, которую собиралась настигнуть та же участь, но спасительный кусок свернутого в трубочку пергамента, обмотанного лентой, привлёк внимание. Несдержанным и рваным движением Альфред схватил его дрожащими пальцами, чтобы прочитать послание:«Милый Альфред, сегодня после полудня будь готов к прогулке. Твоя одежда едва ли сгодится для зимних морозов, Куколь обо всём позаботится. А пока тебе стоит как следует подкрепиться»
Приблизившись к кровати, он закрыл глаза и рухнул на мягкую перину, сжимая в ладони письмо от виконта. Мысли лихорадочно проносились в голове, спутываясь между собой тонкими непрочными нитями: обрывались, переплетались сильнее и стягивались в узлы. Перепуганный до смерти минувшими днями юноша тонул в собственных противоречивых между собой чувствах и лишь одно слово мелькало перед ним, как маяк во тьме: спасение.***
Дневник Альфреда 28 января 18ХХ г. «Виконт разрешил покинуть замок лишь после полудня. Зимой темнеет слишком рано. У меня будет в лучшем случае три или четыре часа, чтобы добраться до деревни. От местных я ненароком подслушал, что Кролок связан древней клятвой и не нападает на жителей деревни, лишь на добровольцев, которых ему удалось заманить в свой замок. Я знаю, чувствую, что Сара ещё жива. Я вернусь за ней с профессором до Бала. Во что бы то ни стало. Вернусь и спасу».***
Свежий морозный воздух ударил по лицу, а переливающийся в лучах зимнего Солнца снег серебрился и поблёскивал редкими драгоценностями. От переизбытка горного кислорода голова Альфреда мгновенно закружилась, его колени подкосились, и он опустился на снег, обращая свой взор к небу. Дневной свет нещадно бил по глазам. Природная белизна сплеталась воедино, усиливая головокружение, и лишь проглядывающая из-под заснеженных макушек хвоя высоких многолетних елей служила ориентиром к лесу. Альфред не чувствовал ни холода, ни страха в настоящий момент. В голове словно молотом по наковальне била одна звонкая мысль: «Бежать!» Когда глаза привыкли к свету, а выступившие от рези слёзы больше не мешали, Альфред поднялся и зашагал вперёд. Следивший за ним Куколь сперва не обратил внимания на нетвёрдые, но целенаправленные шаги юноши, и уже вдалеке, за спиной, Альфреду послышались всё те же ненавистные хриплые звуки, даже отдалённо не напоминавшие человеческую речь. Не оборачиваясь, он ускорил шаг, но каждый последующий давался труднее, ноги проваливались в снег едва ли не по колено, но Альфред упрямо двигался вперёд. Остановившись, чтобы избавиться от одышки, он взглянул наверх, заслонив глаза от лучей Солнца ладонью. Хотелось спрятаться от яркого света, словно теперь, после долгих дней заточения, оно стало его врагом, а не союзником.***
Дневник Альфреда 28 января 18ХХ г. «Перед тем, как сбежать от профессора, я достал из его саквояжа серебряное распятие и спрятал на случай нашего с Сарой побега на окраине леса со стороны замка, а на ветку дерева подвязал красный лоскуток — он поможет мне отыскать его, а ветка, на которую он подвязан, указывает в сторону деревни. По расчётам у меня есть чуть больше трёх часов. Чтобы добраться до леса, мне понадобится не меньше часа. За оставшиеся два часа я смогу преодолеть лишь половину пути до деревни, младшему Кролоку же нужно не более двадцати минут, чтобы настигнуть меня: если верить исследованиям профессора Абронзиуса, вампиры быстрее человека в пять или шесть раз. Спрятанное распятие — лишь крупица спасения, но без неё у меня нет шанса совсем»***
Вопли Горбуна утопали в снежном скрипе на морозе и уже почти не были слышны. Позабыв об усталости, Альфред бежал, не оглядываясь, проваливаясь в снег, лишь изредка посматривая на небо, словно Солнце могло исчезнуть в любое мгновенье. Старенькие карманные часы с облезлым золотистым покрытием в подрагивающих руках мерно тикали. Когда запыхавшийся юноша добежал до окраины леса, из его горла вырвался несдержанный хриплый и рваный вскрик. Альфред стянул рукавицу и протянул ладонь вперёд, несмело коснувшись коры дерева: сырая и холодная, она дарила утешение беглецу. Ссутуленные от усталости плечи поднимались и опускались от сбившегося дыхания, а участившееся сердцебиение разгоняло кровь сильнее. Альфред рухнул на колени и, зажмурившись, посмотрел на небо: дневная звезда словно с насмешкой наблюдала за крошечным человечком. Отведя себе несколько минут, чтобы отдышаться и передохнуть, Альфред снова поднялся и огляделся. Из-за чернеющих от снежной влаги веток, усыпанных тёмно-зелёной старой хвоей, в глазах рябило, но, игнорируя неприятную резь, он вглядывался в хитросплетённые узоры ветвей. Обессиленно оттолкнувшись от ствола ели, Альфред побежал вдоль леса и снова принялся что-то выискивать взглядом среди деревьев. Это продолжалось несколько раз. Отчаявшийся юноша достал часы и, посмотрев на циферблат, не сдержал отчаянного крика. Голой ладонью он стукнул по стволу дерева и опустился на снег. Горячие крупные слёзы обожгли лицо. Запустив саднящую руку в снег, Альфред позволил ещё нескольким крупным каплям оставить влажные дорожки на лице, которые он с яростным раздражением почти сразу же размазал по щекам и на пошатывающихся ногах поднялся, кинувшись бежать, но уже в обратную сторону. Взгляд карих глаз, в которых плескалась паника, грозящаяся утопить сознание в себе, часто обращался на карманные часы. Наконец тёмно-красный цвет полоснул по глазам. Вскрикнув, Альфред побежал в сторону спасительного «маяка», не заметив, как старенькие часы, небрежно брошенные в карман, выскользнули на снег. Сбросив и вторую рукавицу, опустившись на землю у подножия ствола дерева, голыми руками Альфред принялся раскидывать снег и опавшие еловые иглы в сторону, пока его пальцы не наткнулись на что-то прочное. Нетвёрдой рукой он высвободил искомый предмет из-под залежавшегося снега: это была простая деревянная шкатулка с уже облезлым лакированным покрытием. Пальцы плохо слушались, поэтому открыть её удалось не сразу. Внутри, обёрнутое в чехол, лежало серебряное распятие. Спрятав его за пазуху и позабыв о ненужной более шкатулке, Альфред бросился бежать. Но в этот раз сил хватило ненадолго, уже спустя несколько минут он устало привалился спиной к дереву, стирая ладонью пот со лба и жадно хватая ртом ледяной воздух, который тут же обжигал горло. Альфред ослабил шарф на шее. Рука нырнула в карман, но столкнулась с пустотой. Сердце отмерило гулкий удар. — Нет, — тихонько прошептал Альфред, — нет-нет-нет, я не мог их потерять, — он бормотал что-то и рассеянно оглядывался по сторонам ещё несколько долгих мгновений, но, сдавшись, продолжил свой путь, чтобы не терять драгоценных минут. Выступивший на теле пот холодил, и вместо жара от бега теперь Альфреда сковывал озноб. В лесу, укрытом вершинами многолетних деревьев от солнечных лучей, было сыро. Альфред передвигался то короткими перебежками, то усталыми шагами, пытаясь согреться в движении, но тело била дрожь уже не столь из-за холода, как из-за ступающего за ним по пятам страха. Спасение казалось так близко, но тонкая ниточка, что вела к нему, могла быть с лёгкостью перерезана острыми клыками виконта. Вглядываясь сквозь макушки деревьев на темнеющее небо, Альфред готов был поклясться, что Солнце уже давно скрылось за горизонтом, а графский сын появится с минуты на минуту. Судорожно выдохнув, он опустился коленями на землю, устав от изнуряющего бегства. Сделать шаг на гудящих ногах было уже невозможно. Колени подгибались. Изнемождённые организм и тело были готовы принять неизбежность судьбы и сразиться с ней. Словно по их негласному желанию за спиной послышался тихий голос: — Я же просил не делать глупостей, Альфред, — тело молодого человека насквозь прошило остро заточенным, безотчетным ужасом. Забыв, как дышать, Альфред медленно повернулся и почти сразу же закрыл глаза от безысходности, когда увидел высокую фигуру светловолосого графского сына. Ни единый шорох, ни даже скрип снега не выдали появления вампира. Кровь шумно хлынула по венам человека, разгоняемая участившимися ударами молодого сердца. Вместе с ней прилили и новые запасы силы. Резко поднявшись на ноги, Альфред вытащил спрятанное распятие и, освободив его из тряпичного чехла, выставил вперёд перед Гербертом на вытянутой руке. Бескровно бледное лицо исказилось, и на нём отразился ужас. Герберт отшатнулся назад, вскинув согнутую в локте руку перед собой, прикрываясь тёмно-синим бархатным плащом. На короткий миг Альфред почувствовал облегчение и призрачную победу, которые тут же были развеяны низким смехом Герберта. Встав на безопасное для себя расстояние, Герберт опустил плащ и нечитаемым взглядом посмотрел на обескураженного юношу. — Я же просил, Альфред, — повторил он и, резко обогнув его, оказался за спиной перепуганного молодого человека на том же безопасном для себя расстоянии. Альфред резко развернулся, так же направляя распятие на вампира. Его губы приоткрылись, но он ничего не сказал. — Ты думаешь, что идёшь в верном направлении? — уголок губ на ровном лице Герберта приподнялся вверх, а после Герберт повторил недавний трюк, внезапно оказавшись сбоку от своей жертвы, и та снова повернулась с распятием в руке. — Я оставил для себя знак… — неровным голосом ответил Альфред, облизывая пересохшие губы. — Тот красный кусочек ткани на ветке дерева, что указывает в сторону деревни? — Герберт тихонько хмыкнул и перешёл за спину юноши, вновь заставляя его развернуться, — на который я случайно набрёл, когда… охотился в лесу и… — интонацией он выделил то слово, каждая буква которого клеймом прожгла сознание Альфреда. Во время речи Герберт не перестал двигаться вокруг Альфреда, и тот крутился вокруг своей оси, направляя распятие на своего преследователя, не желая оставаться к нему спиной, — … я перевесил его, — Герберт резко остановился и вперился хищным взглядом в лицо юноши. Каждое слово пронеслось эхом в голове Альфреда. Он ответно заглянул в лицо виконта, в попытках распознать блеф: спрятанная шкатулка находилась ровно под той же веткой, как и он и закопал. Герберт нашёл и её, а затем перепрятал? — Ты пытаешься сбить меня с толку! Снова играешь со мной! — выкрикнул Альфред, делая шаг вперёд, вынуждая Герберта отступить назад, вновь прикрывшись плащом. — Возможно, — согласился Герберт и обнажил зубы в оскалистой улыбке, — даже если ты мне не поверишь, скажи, Альфред, а сейчас ты знаешь, куда бежать? — Альфред вздрогнул вместо ответа и осмотрелся. Ориентир был утерян, Герберт намеренно сбил его с пути. Едва не вскрикнув от обиды, он кинулся вперёд с распятием. Не ожидавший подобной бездумной храбрости Герберт отстранился с перекошенным от боли лицом и закрылся плащом. Выиграв секунды времени, Альфред кинулся бежать наугад, но в нескольких метрах перед ним внезапно нарисовался высокий силуэт фигуры в тёмном плаще, и от испуга он резко остановился, позабыв о своём маленьком преимуществе против преследователя. Ноги Альфреда перестали слушаться своего хозяина и понесли его прочь от места, где с ухмылкой на него смотрел Герберт. Ночная мгла уже стремительно пропитывала собой лес, даря преимущество вампиру. Альфред бежал, но, по роковой ошибке оглянувшись назад, он споткнулся и тут же растянулся на земле. Пальцы разжались, и распятие выпало из руки, что не укрылось от вампирского взора. Проследив за ненавистной вещью, блеснувшей в темноте, одним хищным прыжком Герберт уничтожил расстояние и навис над беглецом. Рука Альфреда интуитивно вскинулась вверх и замерла в защитном жесте. Обезоруженный и уязвимый, он смотрел на лицо вампира, которое выглядело разъярённым из-за пронизывающей тело боли. Брошенное распятие находилось всего в нескольких шагах, возле поваленного когда-то грозой и уже гниющего ствола ели. Заведомо зная, что план провальный, Альфред вскочил на ноги и побежал, чтобы подобрать его. Он заметил лишь, как тёмная ткань промелькнула перед глазами, что-то ударило по ногам, и потерявший равновесие юноша полетел вперёд. Глухая боль от удара по голове оглушила его. Перед глазами начало меркнуть, и последнее, что увидел перед собой Альфред прежде, чем провалиться в темноту, была высокая приближающая к нему фигура в плаще.