Приютка

Тюремная карета подъехала к полицейскому участку. Анну вывели из кареты и отвели в кабинет следователя. Один из жандармов остался с девушкой наедине, чтобы посторожить ее, а второй позвал следователя в коридор, чтобы перекинуться с ним парой слов. - Ты, главное, не спугни ее. Фотографировать потом будете, слово «допрос», «преступники» и прочее тоже не говори, - сказал жандарм, - Спрашиваешь, в чем дело, за что задержали, чем занималась, она тебе все выдаст. Она уже в карете говорила, что ее с кем-то перепутали, а она ничего не делала, а просто ходила по общежитиям и агитировала. Поблагодарив жандарма за ценную информацию, следователь вернулся в кабинет. Сначала выяснив личность девушки, он сказал: - Анна Харитоновна, рассказывайте, так что же произошло? - Я сегодня получила свою первую зарплату, - начала рассказывать девушка, - Я грамотная, читать умею, поэтому свой квиточек изучила. За всякую, вы уж извините за выражение поеб.тину, у меня вычли штрафом ползарплаты. - Пожалуйста, без матерных слов, я записываю за вами, - сказал следователь. - Извините, - сказала Анна, - Так вот, я пошла в одно общежитие к рабочим, возмущаться, потом во второе, потом в третье… - Может быть, стоит заменить слово «возмущаться» на «агитировать»? – уточнил следователь. - Агитируют за что-то, а я просто выражала свое возмущение, - сказала Анна. Однако после обыска во внутреннем кармане пальто Анны нашли немного не розданных листовок. - Анна Харитоновна, а вы говорили, что не агитировали, - сказал следователь, - А что за листовки у вас были обнаружены? Вдруг разревевшись, Анна сказала: - Да, я агитировала. Против царя, за свержение самодержавия. Все то же самое, что написано в листовках. Долой царя, всю власть народу. - Анна Харитоновна, что скажу, червонец* на Сахалине вам практически гарантирован, - сказал следователь, - Давайте теперь оформлять признание и раскаяние документально. - В смысле, какой Сахалин? – удивилась Анна, - И я тут причем? - Каторга на Сахалине, вы что, не знали? – спросил девушку следователь. - Так каторга – это для воров, убийц, разбойников, - сказала Анна, - А я тут причем? - Вы что, хотите сказать, что про политическую каторгу ни разу не слышали? – удивился следователь. - Откуда? – удивилась Анна, - Вы еще сейчас скажите, что это противозаконно. За такое же вроде руководство с фабрики увольняет к чертовой матери, если попадешься. - Не только, - сказал следователь, - На каторгу пойдете, это я вам гарантирую. Вдруг все осознав, Анна разрыдалась. - Пожалуйста, маме обо всем сообщите, пусть она все знает, - сквозь слезы сказала девушка, - Измайлова Авдотья Исааковна, воспитатель из приюта. - Сообщим, - сказал следователь и распорядился, чтобы Анну увели в камеру. Вдруг осознав, что она – преступница и своими показаниями она только что обеспечила себе обвинительный приговор, девушка горько заплакала. * десять лет Шли дни в одиночной камере. По словам следователя Анна знала, что суд и приговор будут быстрыми, поэтому уже настраивала себя на то, что пойдет по этапу. Девушку шокировал тот факт, что она пойдет на каторгу вместе с ворами и убийцами, поэтому Анна была в полном шоке. Осознание факта, что проклятые политические виноваты в том, что девушка пойдет по этапу, шокировало Анну, а известие о том, что Вася и остальные арестованы, пусть даже без ее показаний, которые она, будучи в шоке, не подумала дать, оставляло Анну полностью равнодушной. На следующий день после ареста Анны к ней на свидание пришла Авдотья Исааковна. Анна не знала, что воспитательница решит навестить ее за решеткой, поэтому когда девушку повели на свидание, но не сказали с кем, Анна даже не догадывалась, кого увидит. - Мама! – воскликнула Анна и бросилась на шею воспитательнице, - Не пожалели времени, чтобы прийти ко мне! Девушка вытирала рукавом слезы и была в полном шоке от того, что она теперь преступница. - Мама! – плакала Анна, - Вы преступницу вырастили, какой же ужас. - Нюрка, ты зря в политику полезла, - сказала женщина, тоже вытерев слезу, - Нюрка, я даже не знала, даже не думала, что ты под суд за политику пойдешь… Хоть бы все более-менее обошлось, Нюрка, не попасть бы тебе на Сахалин… - Откуда же я знала, что за это тоже есть статья? – вздохнула Анна, - Была уверена, что при самом худшем раскладе с фабрики выгонят. Я про политическую каторгу даже и не слышала никогда. - Нюрка, - сказала Авдотья Исааковна, - Как только ты освободишься, приходи в приют, обсудим твое дальнейшее будущее. Твои вещи передали мне, деньги, которые были с тобой при аресте, положили на твой счет в банке. - Хорошо, - пообещала Анна. Сидя в камере, с тоской глядя в окно и думая о грядущем приговоре, Анна вспоминала приют. «Мама, такая добрая, так меня любила, а я ее периодически доводила до того, что даже она меня была вынуждена наказывать», - думала Анна, - «Выпускной у нас был, красивый такой, мы были такими нарядными, праздновали, пили чай с пирожками… А зимой, помнится, мы колядовали…» Вздохнув, вытерев слезы и повспоминав приют еще пару часов, Анна легла на койку и попыталась успокоиться. Девушка вспоминала фабричное общежитие, которое ей никогда не нравилось, плакала, думала о будущем и боялась этого. Суд был через неделю. Анна, умывшись и вытерев слезы, собралась и была готова ехать в суд. - Жалко, Аньку загребли, хорошая активистка была да и нас не выдала, - услышала девушка уже в суде голос Васи, но проигнорировала его существование. Злоба на политических за то, что она пошла под суд, не давала девушке покоя, поэтому Анна была рада, что она сидит довольно далеко от Васи. Судебное следствие прошло быстро. Прокурор изложил суть обвинения, Анна с ним согласилась в полном объеме и признала свою вину. Когда девушке было предоставлено последнее слово, Анна, вытирая слезы, которые снова набежали на лицо девушки, сказала о том, что она ничего не знала, что это противозаконно, только догадывалась, что за подобные действия могут уволить с фабрики, что искренне во всем раскаивается. Показания девушки и ее раскаяние, показания Авдотьи Исааковны, которая в своей речи охарактеризовала девушку в несколько раз лучше, чем она была на самом деле, произвели впечатление на судью. Несмотря на то, что прокурор попросил для девушки пяти лет каторги на Карийских рудниках, суд, ввиду малолетства и раскаяния подсудимой, приговорил девушку к трем годам лишения свободы. «И поедет Нюрка на х.. по этапу», - подумала девушка, - «Все, Нюрка, п.здец тебе…» С некоторым беспокойством и тревогой девушка начала ждать этапа.