Становление банды: История Густаво "Гасто" Райеса

      …В себя я приходил медленно, будто по капле. Воистину, это было подобно возвращению с того света – когда я открыл глаза, минут десять я не мог разглядеть вокруг себя ничего, лишь сплошную кромешную тьму. «Похоже, я умер». — равнодушно заключил мозг, но уже спустя минуту я усомнился в этой мысли – раз я умер, почему сбоку как будто забрезжил слабый свет?..       Реальность ударила меня по затылку, словно обухом, и я застонал от тупой свинцовой боли, залившей мои виски и конечности. Рассеялось наваждение, не было больше никакой тьмы – лишь глухая бетонная коробка, больше напоминающая подвал, тумбочка, обогреватель, койка и я, лежащий на ней почти голый, в одной лишь майке да трусах. На тумбочке я с трудом угадал хирургические принадлежности, какие-то шприцы и стеклянные капсулы – всё это валялось в большом беспорядке. Не знаю, зачем, но в голову мне пришла мысль – бежать, и я, кое-как ворочаясь и пытаясь привстать, начал нашаривать у себя пистолет…       Как же туго я соображаю! Очевидно, что оружие у меня отобрали!..       — Лежи, лежи, сынок!..       А я ведь даже не услышал, как в подвал спустился человек – дородный высокий негр лет пятидесяти, одетый в белый врачебный халат и синий, весь в подтёках крови, хирургический фартук. Морщинистое и толстогубое лицо его выглядело словно чем-то озабоченным, но глаза глядели из-за золотой оправы очков ласково, почти по-отечески:       — Ну куда ты собрался? — начал уговаривать меня хирург. — Ложись давай, ты только после операции, тебе нельзя вставать!       — Вы кто?.. — я нахмурился, мучительно пытаясь вспомнить, где же я видел его лицо.       Врач всплеснул руками:       — Даже от наркоза ещё не отошёл толком!       И тут меня осенило. Я чуть не хлопнул себя ладонью по лбу от досады, но вовремя спохватился, что делать этого ой как не стоит. Точно! Это же доктор Рен, он же Лоренцо Дуглас! Врач, которого мы все так любили и уважали на районе, который сумел с отличием закончить медицинский факультет в двадцатые годы, при том, что в его колледже расисты составляли практически подавляющее большинство не только среди студентов, но и среди преподавательского состава. Воистину, обладать такой несгибаемой волей, человеколюбием и упорством – это был настоящий подвиг!       — Господи, как я рад видеть вас… Вы меня спасли!       Доктор Рен улыбнулся.       — Лежите, голубчик, лежите. И не разговаривайте – вам нужно сейчас отдыхать. Я вытащил у вас из бедра пулю сорок пятого калибра, она прошла так глубоко, что даже застряла в кости, так что операция была непростой, — заметив, что я опять порываюсь вскочить с постели, хирург мягко удержал меня за руку. — Три дня я вообще вам категорически запрещаю вставать – только по самой необходимой нужде. На восстановление уйдёт недели три – в это время вам нужно есть как можно больше мяса и пить молока. Пробежки и излишнюю ходьбу придётся исключить, иначе швы могут разойтись. Но вы не беспокойтесь – я вам выписал мазь, она целебная, с травами и чесноком, так что всё заживёт быстро, даже шрама не останется! И да, кстати, — тут доктор Рен обернулся куда-то назад и сделал приглашающий жест рукой. — К вам посетитель. Ну, голубчик, бывайте, и помните, что я сказал!       — Спасибо вам, доктор! Да храни вас Бог!       Доктор Рен ушёл, и к моей койке приблизился ещё один человек. Видимо, я и впрямь не до конца отошёл от наркоза, потому что не узнал его, зато когда узнал, по моей коже прошёлся озноб…       — Мистер… Беллард? Как вы узнали, что я тут?       — Стефан мне позвонил.       Негр невесело усмехнулся и присел на краешек моей постели. С минуту мы молчали, глядя друг на друга, и я почувствовал, как жгучее чувство стыда и краска заливает мои щёки. О, как мне было неловко ловить на себе неодобрительный взгляд того, кто с десятилетнего возраста заменил мне родного отца!       — Где же ты умудрился поймать пулю, сынок?       — Я не хочу об этом говорить.       — Можешь и не рассказывать, я и так знаю, что ты начал сколачивать свою банду, — негр осуждающе покачал головой. — Разве это хорошо, Гасто? Разве твоя мама одобрила бы это? Ведь ты был для неё хорошим и справедливым сыном, опорой семьи, защитником своей страны! А теперь ты кто? В кого ты превратился? В душегуба и налётчика!       Я мигом вскипел – правдивые, и в то же несправедливые слова мистера Белларда ударили меня по самому больному месту:       — Они убили её и моих братьев!.. И что ж я, по твоему, должен был это стерпеть?! И вообще, разве не ты мне говорил, что каждый – ткач своей судьбы? Вот и я ткач! Я целиком в ясной памяти и отдаю себе отчёт в том, что делаю!.. И понесу за это ответственность!.. Но прощать, спускать я это не намерен, и не буду!.. И не вздумай останавливать меня!..       — Успокойся, Гасто! — мистер Беллард встревожился и примиряюще удержал мои ладони. — Я вовсе не хотел тебя останавливать! Прости, сынок, если мои слова показались тебе обидными, я вовсе не хотел этого. Теперь я вижу, что у тебя всё то же доброе, открытое сердце! — тут его губы взволнованно дрогнули, и он сжал мои руки крепче. — Я лишь хотел прийти сюда и пожелать тебе скорейшего выздоровления, солдат.       — Спасибо.       — Я очень испугался за тебя, когда позвонил Стэфан. — он отпустил мои ладони и отвернулся. Тихо сказал:       — Может, оно так и надо. Впредь прошу, береги себя. Ты для меня как родной сын…       Мистер Беллард уже давно покинул мою палату, но я продолжал ворочаться на койке, тщетно взывая к себе милосердное забытье – сон не шёл ко мне. На душе было скверно, и меня мучала совесть. «Каждый сам ткёт себе судьбу». Всё он правильно сказал, но и я был по-своему прав – в этом я не сомневался. Так и не додумавшись ни до чего, я поплотнее укрылся одеялом, отвернулся к стене и смежил усталые веки.

***

      Неделю спустя       Мазь доктора Рена действительно оказалась целебной – моя рана затянулась без следа. Однако до сих пор, наступая на простреленную ногу, я ещё чувствовал колющую боль в бедре и продолжал немного прихрамывать. Стэбби и Трэй, пересказывая мне подробности налёта на лабу, поведали, что им удалось найти четыре тысячи баксов, брюликов ещё на тысячу примерно и большой пафосный позолоченный пистолет. Я оглядел пистолет и заключил, что это Браунинг модели так 1903-го года. Практической пользы от него было мало, потому что стрелял он слабенькими патронами тридцать второго калибра. Зато золотое покрытие было настоящим, поэтому решено было снести пистолет в ломбард, что и сделал Трэй, выручив за сделку целых семь сотен баксов.       Через три дня должен был состояться концерт Кингза. Мы сидели вместе со Стэбби и Трэем в доме у последнего и оживлённо обсуждали финальный вариант нашего плана. Помимо нас, в доме была только Жанна, сестра Трэя, но того, что она может послушать нас, мы не опасались – ей было не до нас. Жанна сама была занята не хлеще нашего – с блокнотом она бродила туда-сюда по гостиной и рассеянно грызла карандаш, сочиняя статью для издательства «Либертад-Бьюгл», куда она твёрдо планировала устроиться на работу.       — Стэб, ты точно уверен, что всё сработает?       — Уверен.       — Не как с гранатой подвал?       — Блин, нет!       — А если на сцене ещё кто-то будет?       — Если и будет, то он заслуживает смерти только уже за то, что стоит на одной сцене с этим ублюдком! — сказал Стэбби. — Да и вообще, Гасто, расслабься! Все прошлые разы Кингз выступал на сцене один.       — А вдруг в этот раз будет не один? Хотя, один хрен… — сдался наконец я. — Ты прав, я уже чересчур загоняю… Хоть бы всё прошло гладко!       — Спокуха, братан!       — Ладно… Есть ещё время. Как можно ещё Кингзу поднасрать, народ?       — Есть тут одна затейка… — Стэбби хитро улыбнулся. — Тут сорока на хвосте принесла, что у Кингза намечается сделка с куплей-продажей шлюх для борделя…       — Можно подорвать там всё. — кровожадно заметил Трэй.       Стэфан неприязненно покосился на него:       — Совсем ёбнулся? Женщин-то валить за что? У меня есть вариант получше – мы проследим, как их перегрузят и довезут до борделя, а потом завалим сутенёра и охрану и освободим бедных девиц.       — Прости, браток, ляпнул не подумав, — Трэй поднял ладони в знак извинения, а затем выдал тираду: — Шлюхо-босса мы убьём, его бабки заберём!..       На том и порешили. Свою затею мы решили не откладывать в долгий ящик, а воплотить сразу же – сев в машину, мы помчались в город, выбрались на хайвей и погнали на ту бухту, куда должен причалить корабль с живым товаром…