В основе всего

В очередной раз забирая почту, Гарри получил письмо, которое ждал вот уже несколько дней. Впрочем, он не стал торопиться вскрывать его, а спрятал под футболку, чтобы Дурсли не заметили. Мальчик забрался к себе в чулан и там распечатал заветное письмо. По мере прочтения, Гарри убедился, что в магическом мире Дурсли числятся осведомленными: то есть представитель школы придёт только в случае отсутствия ответа. Предстоящее ожидание расстроило: уж очень хотелось на магическую улочку, чтобы приобрести себе палочку. Однако Гарри успокоил себя тем, что ждал как-то восемь лет и пара лишних недель не стоит всех тех проблем, которые возникнут, сунься он с письмом к Дурслям. Гарри понимал, что должен стать самым обычным мальчиком. Его знания, его отношение к Тому, который последние лет пять в их общей памяти ничем не отличался от террориста, должны были остаться секретом. Он мог только надеяться, что за ним придёт преподаватель, которого удастся одурачить: наедине это могло оказаться невероятно сложной задачей. Следующие несколько дней заставили Гарри сильно усомниться в адекватности руководства школы и магов в целом. Дом Дурслей был практически погребен под сотнями писем. Гарри не понимал, в чем смысл этого: раз не ответили на одно письмо, то не ответят и на следующие. А вот дядя Вернон сходил с ума. Его пугали совы, письма, странности. Надпись «Школа чародейства и волшебства Хогвартс» вызвала целый поток насмешек, за которыми Гарри все равно рассмотрел панику. Мужчина собрал всю семью и увез через половину страны на крошечный остров. Гарри старался быть тише и меньше, чем обычно, чтобы ему попадало как можно реже. Впрочем, Дурсли вполне справедливо винили его во всем этом сумасшествии. В ночь с тридцатого на тридцать первое Гарри не спалось: как бы он ни делал вид, что собственный день рождения — ещё один обычный день, который нужен для формального отсчёта возраста, мальчику по-детски хотелось праздника. Утешало, что Том тоже относился к своему дню рождения с трепетом даже будучи взрослым. Гарри наслаждался прохладой и свежестью от грозы. Гром и молнии не пугали, а вот едва заметный за общим шумом стук в дверь, заставил Гарри напрячься. Мальчик встал с разложенного на полу матраца и спрятался в темном углу, дверь заметно тряслась, будто под ударами пудовых кулаков. Старые петли не выдержали, и дверь упала прямиком на пол. Однако, свет молний не хлынул в проем, перекрытый огромной мужской фигурой. Проснулся Дадли, из спальни появились Дурсли, мужчина шагнул в комнату, сразу заполняя все свободное пространство. От него пахло мокрым мехом, чем-то сладким и спиртом, к радости Гарри, очень слабо. Пока Дурсли ругались с незваным гостем, Гарри пытался понять, кто же это такой. На обычного человека и даже на обычного мага мужчина походил слабо. Очередная вспышка молнии удачно осветила его лицо, и Гарри с недоумением увидел, что за ним послали лесника. Если бы не возможность найти Тома, мальчик бы еще трижды подумал, прежде чем идти в Хогвартс, но сейчас выбора не оставалось и стоило вмешаться в принимающий опасный оборот спор. — Здравствуйте, сэр, а вы из Хогвартса? — Ох, Гарри, вот ты где. Когда я видел тебя в последний раз, ты совсем маленьким был, — сообщил великан. — А сейчас вон как вырос — и вылитый отец, ну один в один просто. А глаза материны. Бормоча что-то нелепое, так и не представившийся мужчина достал торт, от которого, видимо, и исходил сладкий запах, и вручил Гарри со словами: «Поздравляю с днем рождения». У Поттера в голове появилась и исчезла одна из любимых фраз Тома «бойтесь своих желаний», но вслух он только вежливо поблагодарил. — А как вас зовут? — Совсем забыл! Рубеус Хагрид, смотритель и хранитель ключей Хогвартса. Великан магией развел огонь в камине и принялся рыться в карманах, извлекая из них чайник, кружки и пачку сосисок. Гарри с удовольствием поел, попутно просчитывая в голове модель поведения. Раньше он не связывал хогвартского лесничего с Рубеусом Хагридом. Рубеус Хагрид был проектом Отдела Тайн по скрещиванию человека с великаном. Невыразимцы надеялись при сохранении физической силы и невосприимчивости к магии добавить способность колдовать и размышлять. Идею воплотили лишь частично, образец оказался полностью неагрессивным, проект признали нерентабельным и закрыли. Дамблдор послал к Гарри добродушного простачка, который не мог не расположить к себе даже асоциального ребенка. Умный ход, если собираешься растить послушную марионетку. К сожалению, даже Тома злила слишком высокая смертность среди этих марионеток. — А магия в самом деле существует? — спросил Гарри, вспомнив, что вранье никто не отменял. — А ты не знаешь, что ли? — из-за громкого низкого голоса получалось у Хагрида почти пугающе. — Нет, — пискнул Гарри. Хагрид попытался у Дурслей выяснить, почему Гарри ничего не знает о магии и о родителях, но те про подавленную агрессивность ничего не знали и только блеяли что-то испуганно. Внезапно у дяди Вернона прорезался голос. — Прекратите! — скомандовал он. — Прекратите немедленно, сэр! Я запрещаю вам что-либо рассказывать мальчику! Он не такой, как вы, он нормальный. Хоть Гарри и понимал, что речь о магии, он едва сдержал усмешку. Вряд ли можно было назвать нормальным человека, который с семи лет видел во снах пытки со всеми подробностями. В конце концов, Гарри рассказали, что он волшебник и что его родители тоже были колдунами. Дурсли не хотели пускать его в школу, тетя Петунья долго жаловалась на Лили с застарелой завистью и ревностью. Хагрид кратко и невнятно поведал о войне и о событиях Хеллоуина. Гарри закрыл глаза, вновь переживая этот эпизод в памяти. Внезапно воспоминание будто раздвоилось, а потом растроилось: он был и Томом, и младенцем в колыбели, и, казалось, самой авадой. — А что случилось с Волде… извините, с тем Вы-Знаете-Кем? — отдышавшись, спросил он. Хагрид ответил: «Исчез». Внутри Гарри все оборвалось. Спустя считанные мгновения он вспомнил про крестражи и успокоился. Пока Гарри думал, дядя Вернон успел чем-то разозлить Хагрида настолько, что тот проклял Дадли. Полувеликан тут же смутился, но Гарри успел понять, что умники из Отдела Тайн где-то просчитались. Наконец, все улеглись спать. Гарри думал, что заснуть не получится из-за мыслей и эмоций, но организм взял свое и через минуту мальчик уже крепко спал. Он проснулся от бьющего в лицо света и сначала не понял, где находится. Ураган закончился, и за окнами хижины светило солнце. Гарри подумал, что такой способ пробуждения нравится ему больше, чем крики тетки. Хагрид еще спал, поэтому Гарри нашарил тапочки и тихонько подошел к окну, подставляя лицо лучам света. «Определенно, не Слизерин», — подумал он. У Тома в подземельях солнца не было даже в такие погожие деньки. Гарри знал, что они с Томом будут врагами, знал, что они были ими с самого начала, потому что так распорядилась судьба, но вот всеобщая осведомленность об этой вражде ему не нравилась. Придется разбираться с собственной славой, а в перспективе искусственно поддерживать абсолютное равенство сил с Томом. В окно постучала сова, Гарри впустил ее и попытался разбудить Хагрида. Тот только сказал найти деньги в куртке. Гарри заплатил сове и хотел посмотреть газету, но Хагрид уже просыпался и начинал собираться. Гарри спросил про деньги. Хагрид ответил, что у него есть наследство от родителей. — Мы же первым делом пойдем за палочкой? Ну, сразу после банка? — Гарри подпрыгнул от переизбытка чувств, удивился собственной несдержанности и снова подпрыгнул, ведь это было так по-детски, а значит, ожидаемо. Путь до Лондона предстоял неблизкий, и всю дорогу Гарри засыпал Хагрида вопросами. Они действительно пришли к Оливандеру сразу после посещения Гринготтса. Гарри помнил, как много времени занял подбор палочки у Тома, и не хотел оставлять такое трудное и важное дело напоследок. — Какой решительный молодой человек, — прокомментировал его поведение старый мастер, подавая первую палочку. Выбор занял около получаса, прежде чем палочка из остролиста с пером феникса выпустила сноп золотых и серебряных искр. Гарри понял восторг Тома и его трепетную любовь к собственной тисовой палочке: никогда прежде он не ощущал магию настолько послушной. Оливандер сказал, что от Поттера можно ожидать великих дел, ведь его палочка — сестра-близнец той, которая оставила шрам на лбу Гарри. Мастер назвал поступки Тома «ужасными, но великими», и Поттер подумал, что это, пожалуй, лучшее определение. Хагрид привел его сначала в книжный, а потом к дверям магазина мадам Малкин. Он спросил, не обидится ли Гарри, если Хагрид отправится промочить горло, и оставил мальчика одного. Гарри зашел в магазин и почти сразу заметил еще одного клиента-первокурсника. Белобрысый паренек кого-то сильно напоминал. — Привет, тоже в Хогвартс? — встав на тумбу, чтобы заколдованные мерные ленты могли определить его параметры, спросил Гарри. — Да, — манерно протянул мальчик. — Знаешь на какой факультет попадешь? — ощущение сходства только усилилось. — Пока раздумываю, — Гарри отвлекся, чтобы попросить продавщицу полностью обновить ему гардероб, оставив подогнутой достаточно ткани, чтобы можно было подогнать по размеру через год. — А ты? — Слизерин. — Чистокровный? — Я Малфой, Драко Малфой. Гарри представился одним именем и немного задумался: он наконец-то понял, на кого похож собеседник. Отстранено Гарри подумал, что Драко гораздо менее красив, чем Люциус, но на этот раз отвлекся на Хагрида, который держал в руке клетку с белоснежной совой. «Покупают бедного несчастного меня. За торт, сосиски и сову покупают. А я с радостным визгом продаюсь», — вздохнул про себя Гарри и широко улыбнулся Хагриду. Дальнейшие покупки прошли без каких-либо значительных событий, и вскоре Гарри обнаружил себя в чулане Дурслей, в котором предстояло пережить неделю в наказание.