В основе всего

Сириусу пришлось остаться в школе на правах питомца Гарри. Впрочем, в те редкие моменты, когда у них получалось поговорить, Сириус не жаловался. Гарри, конечно, понимал, что на фоне Азкабана и такая жизнь покажется сказкой, но не оставлял надежд на оправдательный приговор для крестного. Ремус, вызвавшийся обучать всех четверых заклинанию Патронуса, соглашался с Гарри на словах, но ничего не предпринимал для этого. Поттер понимал, что оборотни – парии в обществе, но ожидал от Люпина хоть каких-то действий. Поделиться этими рассуждениями с друзьями Гарри не мог: те еще не догадывались, кем является их преподаватель, и Поттер боялся нарушить выстраивающиеся дружеские отношения. Единственным собеседником, которому Гарри мог рассказать про все, оставался Том, но тот, с присущей ему ксенофобией, только посоветовал избавить школу от опасной шавки. Ссоры с Томом из дневника начали происходить все чаще, пока Гарри не назвал его однажды прямолинейным бараном и не сбежал из сна. Определенная гибкость, появившаяся у Тома только с опытом, была еще одним плюсом взрослой версии. Поттер понимал, что вечно бегать от юного фантома попросту невежливо, но не мог заставить себя решиться на встречу. Друзья видели, что Гарри что-то гложет, но не лезли с расспросами, а просто старались его отвлечь: Гермиона втягивала в исследовательские проекты, Невилл звал гулять, Рон рассказывал о Джинни, получившей в Гриффиндорской сборной место ловца, и вслух мечтал, как станет вратарем после ухода Вуда. В Хеллоуин Гарри приснился сон. Поттер сначала порывался сбежать, но, не увидев привычной тьмы, затаился. Это тоже был сон о Томе, только… Сердце Гарри на секунду замерло от боли и ужаса: Том походил на изуродованного младенца, куклу, ящерку или еще что-то беспомощное, слабое. Гарри знал, что жалость унижает, но это существо, живое только за счет магии, уже было унижено до предела. Том, его Том, просто не мог быть этим. - Кто здесь? - Ты стал очень чувствителен, Том. Когда ты обитал в Квирреле, ты не замечал меня, и даже пару раз принял мои советы за собственные мысли. - Поттер!? - Зачем так формально? Зови меня просто Гарри, Том. - Зачем тебе это? - Каждому герою нужен враг, я не смогу добиться популярности, если не буду регулярно побеждать тебя. - Какое-то негриффиндорское мышление. - Я учился у тебя. - Ты хочешь сказать, мы будем сражаться друг с другом, поддерживая собственный авторитет в противоположных лагерях, но на самом деле будет соглашение, позволяющее править магической Британией в равной мере? - Можем мир захватить, - Гарри пожал плечами, не до конца уверенный, что Том почувствует и поймет его жест. – И я все-таки надеюсь на твою дружбу. - Нет. - Ладно, - протянул Поттер. – Поначалу может быть и соглашение. - Нет, я хочу править единолично. Гарри засмеялся, почувствовал волну гнева со стороны Тома, но вовремя избежал столкновения, сумев удержаться в разуме, из которого его пытались вытолкнуть. Том от ярости не мог формулировать мысли в предложения, поэтому Поттеру пришлось созерцать несколько картин своей собственной мучительной смерти. - Ты не сможешь. Том предпринял еще одну попытку выкинуть Гарри из своего разума, Поттер пообещал вернуться и подчинился. Гарри чувствовал, что Том сейчас очень зол на него, но успокаивал себя тем, что это на фоне сумасшествия из-за крестражей. С тех пор они ругались каждый день, но, в отличие от споров с Томом из дневника, эти ссоры, по мнению Гарри, имели смысл. Подросток жаждал власти и был ослеплен этой мечтой, взрослый уже чувствовал, хоть и не признавал, что нуждается в чем-то принципиально ином. Гарри читал подшивки Пророка и научных журналов, чтобы делиться с Томом информацией, втягивал в научные диспуты и даже просил объяснять непонятное. Том, когда разговор шел на отвлеченные от политики темы, постепенно начинал меньше ругаться. Конечно, он не отказался от идеи правления Британией, но Гарри, видимо, был более интересным собеседником чем Петтигрю, поэтому специально Том конфликты не разжигал. Впрочем, он никогда не делал шагов к примирению, когда они все-таки возникали. Поттер с упрямством барана возвращался и пытался Тома перевоспитать. Гермиона и Невилл были в восторге от того, что друг снова чем-то увлекся, мадам Пинс, выучившая за предыдущие два года повадки Золотого Мальчика, порадовалась, что пыль в отделе периодики можно временно не убирать: тот сам все отряхивал. Поттера не расстраивали ни ссоры с Томом, ни возобновившиеся придирки со стороны Снейпа (Гарри вообще впервые обратил внимание на вернувшуюся в сентябре проблему), но обиженное сопение Рона заставляло чувствовать себя виноватым. - Невилл, - однажды вечером начал Поттер, - а за что Рон на меня злится? Я как-то упустил. - Ты больше не соглашаешься слушать, каким великим вратарем он станет. - Как? Вот как, скажи мне, имея пятерых братьев и сестру можно продолжать думать, что ты должен быть центром внимания окружающих? – Гарри трагически вздохнул и рухнул на кровать, коротко выругавшись. - Гарри, ты чего? Это же наш Рон. - Да ничего… Нормально все. Просто я серьезно переживал, что где-то провинился, а тут такое. - С каждым из нас бывает сложно, - мягко сказал Невилл. – Вспомни, как ты прячешься от Гермионы перед экзаменами и как ты по двадцать раз ободряешь меня перед уроками профессора Снейпа, хотя явно считаешь мои страхи глупостью. - А я? - А ты иногда до жути высокомерный засранец. Гарри засмеялся. Следующим утром все гриффиндорцы собирались смотреть на дебют своего ловца. По такому случаю даже Невилл, Гермиона и Гарри впервые с осени первого курса решили появиться на поле. Тем более, Поттер считал, что не появиться на игре Джинни будет действительно невежливо по отношению к Рону. Сначала все шло нормально. Гриффиндорцы и Хаффлпаффцы бойко обменивались квофлами, львята незначительно лидировали, болельщики скандировали кричалки. Гарри понимал такую игру, видел в ней определенную прелесть, хотя вообще мало интересовался любыми видами спорта. А потом появился снитч. Гарри серьезно не понимал, как снитч можно не видеть или упускать: сам он отслеживал траекторию с легкостью. Джинни и ловец Хаффлпаффа, кажется, Седрик, продолжали бестолково метаться по полю. Наконец, парень заметил мячик, а Джинни села ему на хвост, пытаясь выжать из старенького Чистомета явно больше, чем тот мог предоставить. Гарри скучал. Резко стало холоднее. Поттер оторвал взгляд от снитча и посмотрел на небо, думая, что солнце просто скрылось за очередной огромной тучей. Вместо этого он заметил дементора в жалком десятке метров от какого-то игрока. - Экспекто Патронум! – думать и сомневаться времени просто не было, а вместо счастливых воспоминаний в голове билось: «Том, Том, Том». На защиту игроков рванулись две серебряные птицы: что-то странное, но однозначно большое от Гарри и феникс от директора. Джинни не успела даже испугаться, хотя и снитч упустила: Сердик успел его поймать. К уже кружащим над полем патронусам присоединялись другие: от остальных учителей. Игроки спускались на землю, студенты и преподаватели с трибун бежали к ним. - Тишина, - приказал Дамблдор и все людское море замерло, посмотрев на него. – Есть ли пострадавшие? – он подождал, пока кто-нибудь отзовется, но все промолчали. – В таком случае поздравляю команду Хаффлпаффа с победой и предлагаю вернуться в замок. И, конечно, мистеру Гарри Поттеру за помощь в защите учеников начисляется пятьдесят очков. Прекрасный патронус, мистер Поттер. Гарри скромно потупился, не зная, что на это сказать. Джинни повисла у него на шее, бормоча что-то про то, что Гарри ее спас, что он очень храбрый и вообще замечательный. На это Поттер вообще замер соляным столбом. Рон и близнецы похлопали Гарри по спине, Перси с присущим ему занудством выразил признательность, Поттер отцепил от себя девочку, сунул в руки старшему брату и малодушно сбежал. После происшествия во время матча вся школа как-то уверилась, что Гарри в Джинни влюблен. Девочка вообще считала, что они встречаются. Поттер не решался поговорить, но и сам всем этим не интересовался. Медленно, но верно наступала зима, приближалось Рождество. Сириус однажды пропал на целый день, и Гарри едва не задохнулся от радости, когда догадался, что тот каким-то образом заказал ему подарок. Гарри устал от ситуации с Джинни, но быстро понял, что жаловаться некому: Рон обидится за сестру, Гермиона проявит женскую солидарность, Невилл просто не поймет. В прошлый раз Поттер поделился с Томом, но сейчас и этого не мог. Том из дневника был отчаянно скучающим подростком и хотя бы выслушивал, взрослая версия только посмеялась бы над проблемой. Однако Том с неожиданной для Гарри внимательностью понял, что того что-то тревожит. - Ты за меня волнуешься? – Поттер спрятал удивление и восторг за насмешкой. - Мерлин упаси. Мне просто скучно. Гарри знал, что Том не соврал, но тот, слушая без особого интереса, все-таки помог. Поттеру бы хватило своего монолога: пропустить проблему через себя и перестать волноваться из-за нее, но Том еще и посочувствовал: «Женщины в своих притязаниях порой бывают ужасны». Гарри попытался ментально обнять его, за что был выкинут из чужого разума, но Поттер все равно остался доволен.