***
Сорок минут спустя он уже стоял перед видавшей виды дверью, по моде тридцатилетней давности обшитой дерматином, и требовательно жал на кнопку мерзко пиликающего звонка. Его мучения не были напрасны — к тому времени, как мелодия звонка пошла по третьему кругу, из-за двери послышалось робкое «К-кто там?». — Некто Ф. Никитин здесь проживает? Откройте, полиция, — привычно отчеканил он. — Если в-вы насчёт п-п-повестки в в-в-военкомат, то я уже был там и меня к-как бы н-не взяли, — негромко проинформировал загадочный Ф, не торопясь открывать дверь. Тяжело вздохнув, Антон извлёк из недр сумки своё универсальное удостоверение боевого мага и показал в глазок. — Т-так бы сразу и сказали, что вы из В-ведомства, — картаво проговорил всё тот же голос, после чего послышался долгожданный звук открывающегося замка. Никитин оказался неуверенным блеклым парнишкой, которому никак не дашь и двадцати, хотя из присланных Ведомством данных Антон знал, что вообще-то они ровесники. Менталист назвался Феликсом и неуверенно пригласил попить чаю на кухне, тут же извинившись, что может предложить лишь чай — «М-мне п-почему-то не п-продают крепкие напитки. Д-даже с паспортом, п-представляете?» и что не приглашает в гостиную — «П-простите, там у меня б-бабушка придремала». — Скажите, Феликс, вы хорошо учились в Академии? — приглушая бдительность, Антон нарочно начал разговор с безобидных вопросов. — Н-ну неплохо, — пожал плечами Феликс, всё ещё сутулясь, из-за чего жест приобретал какой-то извиняющийся вид. — А на каком факультете? — для вида полюбопытствовал Шастун. И снова извиняющийся вид, на этот раз с разведением рук. — Б-бытовой магии, к-куда же мне ещё? В б-боевые маги с м-моей решительностью не берут, а в ц-целители я и сам не рискнул п-податься. Умрёт к-кто-нибудь из п-пациентов, а я отвечай. Постепенно Антон подвёл разговор к интересующей его теме и сумел узнать, что в момент смерти Ляси парнишка был на первом свидании с девушкой, проходившем в парке в западной части города. — Я ей п-потом з-звонил, а она т-трубку не взяла, п-п-представляете? — поделился Феликс, продолжая жаловаться на преследующие его неудачи. Однако чем больше Антон его слушал, тем больше проникался впечатлением, что сидящий перед ним неуверенный тюфяк с бровками домиком — лишь маска. Никитин жаловался на неловкость — но за всё время ничего не уронил, не поскользнулся, не стукнулся, и даже наполненную до краёв чашку чая подносил ко рту с эдакой небрежной грацией. Сам же Шастун по пути на кухню успел споткнуться на ровном месте и немножко врезаться плечом в холодильник, что лишь подчёркивало разницу между заявленной неловкостью Феликса и реальной — Шастуна. Когда Антон спросил что-то про бабушку, подозреваемый ощутимо занервничал, крепче вцепившись в тонкую ручку чашки пухловатыми пальцами. Не горя желанием обнаружить здесь второго Раскольникова, Шастун тайком прислушался к квартирным сквознякам и с некоторым облегчением почувствовал, что в одной из трёх жилых комнат и вправду есть лёгкое, едва уловимое дыхание спящего человека. Немного успокоившись, участковый маг продолжил расспросы, теперь касаясь не только связанных с делом аспектов, но и темы бабули. Как ни странно, нервозность Феликса проявлялась только при разговорах о родственнице, ощутимо расслабляясь на вопросах типа «где вы были такого-то числа такого-то месяца», «знаком ли вам этот человек», «бывали ли вы по такому-то адресу» и аналогичных, да ещё и ничуть не напрягаясь, когда Антон как бы между прочим выдавал нечто вроде «ох, шея болит, зачем я только согласился потолок расписывать?» или «давеча имел беседу с одним суккубом». Конечно, само по себе это не могло считаться абсолютным доказательством невиновности, однако мысленно Антон уже сделал пометку «предположительно невиновен». После очередной провальной попытки перевести тему с бабушки на что-то другое Феликс не выдержал и, вскочив с табуретки, выпалил: — Вижу, в менталистике вы самое меньшее на четвёртой ступени, так что изворачиваться дальше полагаю бессмысленным. Да, я живу не со своей бабушкой, Тамара Ивановна мне не родственница. Да, я внушил ей, что являюсь её внуком. Да, нехорошо так делать. Но я просто не мог иначе! Мне нужно было где-то жить, а Тамару Ивановну дети и внуки совсем позабыли, о ней некому было позаботиться! Но поймите, так ведь лучше для всех: бабушка предоставляет мне кров, еду и общение, я же играю роль любящего внука — забочусь о ней, чиню мебель, радую своими успехами, составляю ей компанию, подлечиваю как могу. Это разве преступление? Изрядно прифигев, Антон поспешил сделать вид, будто ничуть не удивлён, и максимально сухим и строгим голосом заявил, что ему нет дела до подобных махинаций мелкого афериста, ибо он расследует убийство. После этих слов на почти детском личике самозваного внука отобразилась такая смесь удивления, досады на самого себя и в то же время облегчения, что стало ясно — никаких зацепок по делу здесь не найти. Шастун с лёгким сердцем пообещал не сообщать о его афере коллегам в обмен на услугу впрок и отправился по другому адресу.***
Как выяснилось, гражданин Постовалов Р. уже третий месяц обитал в довольно неплохой по провинциальным меркам гостинице, не платя за это ни копейки, ибо был близким родственником свежеизбранного мэра. На момент визита его не было в номере, но решительно настроенный Антон устроился ждать его на приземистом диванчике в лобби. К счастью, проявлять чудеса терпения не пришлось — не прошло и получаса, как к ресепшену проследовал небритый толстячок, деловито заказавший подачу ужина в номер 708 и вперевалочку направившийся к лифту. Внутри будто охотничий пёс в стойку встал — это же как раз номер Постовалова! Подскочив с дивана, Антон бросился к лифту и успел-таки, хоть во многом и потому, что толстячок придержал ему двери. — Вам какой? — услужливо поинтересовался мужчина, поскольку стоял ближе к кнопкам. — Седьмой, как и вам, гражданин Постовалов, — махнул удостоверением Шаст. — Шастун Антон Андреевич, боевой маг, веду расследование. Пухлые щёки толстячка побледнели, а сам он будто стал ниже. — Постовалов Роман Николаевич, можно просто Роман. Бытовой маг. Чем могу быть полезен? — Вот уже и наш этаж, — улыбнулся Антон своей «рабочей» улыбкой, сдержанной и кривенькой, напоминающей скорее предвкушающего ужин крокодила. — Предлагаю поговорить в вашем номере. Руки Романа слегка дрожали, из-за чего он не сразу сумел открыть дверь ключ-картой, однако, оказавшись на своей территории, он осмелел: гостеприимное «Проходите, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома» прозвучало довольно бодро. Антон машинально причувствовался к звону застоявшегося воздуха (в такую жару отказаться от кондиционера или хотя бы проветривания? Чудак человек!), но не обнаружил ничего, что могло бы представлять для него угрозу. Шастун помнил, что вскоре Постовалову должны будут принести заказанный ужин и им придётся прерваться, так что заводить серьёзную беседу пока не было смысла. Вместо этого он стал задавать безобидные вопросы, с которых обычно начинался разговор практически с любым дипломированным магом — какие у кого стихии, кто где учился, в каком городе родился и тому подобное. Ужин доставили, когда Роман, приободрившись, травил очередную байку про времена учёбы. Антон заметил, что тот не расплатился, но, не имея опыта самостоятельного проживания в гостиницах (отдыхать в их семье никуда не ездили, несколько дней перед поступлением в Академию и заселением в общагу Шастун прожил у своего наставника, а когда получил диплом, в отелях тоже не было оказии поселиться: Ведомству дешевле было иметь в собственности квартиры в разных городах, чем оплачивать уйме магов номера), решил, что, наверное, или Постовалов заплатил ещё на ресепшене, или расплачиваться принято в момент выселения из номера. Поблагодарив горничную, менталист повесил на ручку двери табличку «Не беспокоить» и, вернувшись, пригласил следователя к столу (кажется, он снимал весьма хороший номер, хоть Шастун в этом и не разбирался, но вряд ли в рядовых номерах так просторно и столько вовсе не необходимой мебели вроде обеденного стола с шестью стульями). Антон хотел было отказаться, всё-таки он при исполнении, но огонь в крови напомнил, что съеденная в обед окрошка уже давно в прошлом, да и вздумай его кто отравить, это лишь подпитает горячую стихию, а здравый смысл подсказал, что сотрапезникам люди больше доверяют, и этим нужно воспользоваться. Дослушав забавную байку про практику первокурсников провинциального филиала до конца, Антон искренне рассмеялся, и, пользуясь моментом, удачно ввернул одну из приключившихся с ним на практике историй, примечательную тем, что главными действующими лицами в ней были суккубы — самое то для выявления возможного убийцы бедолаги Микаэля. Однако Постовалов ничем себя не выдал, даже более того, поддержал разговор о соблазнителях, поведав, что ему симпатичен этот народ, поскольку лишь они не судят о человеке по его внешности и вообще зрят в корень. Продолжая трапезу, активно заливаемую алкоголем, они беседовали, умолкая лишь для того чтобы выслушать своего визави, и Антон даже сам поразился тому, как удачно ему удавалось так органично вворачивать в разговор детали, которые мог распознать только замешанный в этих убийствах: то Шастун говорил о «своей любимой девушке Лясе» и принимался советоваться на тему «какой из этих магических символов лучше ей на кулоне выгравировать, как думаете?», то рассказывал, как, решив «сделать своей Лясечке сюрприз», расписывал потолок в её комнате и чуть не навернулся со стремянки, то упоминал «моего замечательного друга Микки, который во-о-от такой человек, даром что суккуб»… Потом, когда, судя по количеству выпитого, они оба должны были уже захмелеть до нужной кондиции (Антон нарочно пил ровно столько же, сколько и его собутыльник, ибо, благодаря внутреннему огню незнакомый с личным опытом опьянения, боялся напутать и слишком рано начать строить из себя набравшегося), Антон принялся многословно и запутанно жаловаться Постовалову на то, как хреново гномы отремонтировали его машину и какие они козлы. В ответ на это Роман тоже проникся настроением поплакаться на жизнь-жестянку. — Нннне дар, а ху… хе… гадость… Не, как-т там по-дргому… О! Пр-прыклятие, во! Ну вот нннормальные маги получают атличнные стихии, а я? А что я… А мне там, — Постовалов сделал выразительный жест вверх, и Антон машинально посмотрел на потолок, — в неб-бесной кынцлярии спихнуть ршили шо не жалкко. Вот защщем они так со мнной, а? Я, можт, целитлем-металлистом… методистом… ну т-ты понял, стать хотел, посстрыдавших лечить и мозги вывихнутые впыр… впры… впаривать… вправлять, во! А в кмиссии этой приёмной говорят: ты, мол, Ромка, парень нннеплхой, да только дар у тебя того! — Чего? — рискнул уточнить Шастун. — Того! — многозначительно ответствовал пьяненький менталист. — Одннбокий, во как! Мозги читтать не могёшь, атаковать не могёшь, нихуууууууяшеньки не могёшь, кромь как неп-прыизвольно кзатсья тем, кем не это… Не являисся. Я-то с детстст… Со школы умы и души лчить хот-тел, снчала психолухом мечтал стать, когда вырсту, потом вот целителем… А дар мне — фигу, не бывать в жиз-зни щщщастью, быть тебе, Ромчка, фыр… арыф… арфистом? Мшенником, кроче. — Аферистом? — переспросил Антон, делая глоток и закусывая вот уже которым по счёту кружком колбасы, утащенным с полного блюда разномастных нарезок. — Точн! Арферистом! — Постовалов наставил на него палец, наверное, подразумевая что-то вроде «ты молодец, спасибо, что подсказал нужное слово», а Шастун с трудом подавил в себе рефлекс немедленно отклониться с линии потенциальной атаки. Да уж, восемь лет боевого стажа — пять лет в учебке Академии и время работы в спецкоманде, о которой он до сих пор вспоминал с дикой ностальгией — сказались на его психике значительно больше, чем можно было бы подумать. Удивительно, что с таким-то прошлым он как-то нашёл в себе выдержку поворачиваться спиной к вампиру и даже подставлять ему шею. Хотя, может, это потому, что клыкастик наполовину является безобидным суккубом? Тем временем Постовалов, опрокинув очередную рюмку коньяка, продолжил жалобы. — Меня фсе, ну фсе прнимают за ккую-то важную шишку! Как в «Ревизоре» этого, как его? Чищикова? — Чичикова. Только он из другой книги, а в «Ревизоре» был Хлестаков, — поддержал беседу Антон. — Вооооо, — одобрительно прогудел Роман, печально глядя на опустевшую бутылку. — Как Хлюстакова, знащит. У ты какой умный, небось в школе атлищникм был, да? Я вот хоршистом, щуть-щуть до серебряной медали не хватило, жалк так… Ваще себя жалко. Все со мной нос-сятся, но не потмушта я такой замечатльный, просто видят во мне как-кого-то… Вливательного? Не, как-то не так… Влиятельного! Чновника, бизьнесмена, ещё кого-то… Хтел на работу устроиться — нне берут! Как маг з-земли я особой ценности не прыдставляю, а если к простым людям податься — щтают, что я слишшшком хорош для такой должности и потому сраззу жы от них уйду куда-нить ещё работать… Так и остаюсь безрыботным. И с женщщнами то же самое: все хотят замуж, потомушт я кажжусь им кем-то там, а я ж ж-жыниться хочу, эт самое, по любви! Семью, детишк маленьких… Сынощка Артёма и дочку Леночку… А вккруг только мырк… мрек… твари продажные, в общм. — И суккубы тоже? — подал голос Шаст, направляя пьяные излияния в нужное русло. — Неее, сукикубы единственные бескрыс… без корыт… не за что-то любят, а прост так. И за щто их прозвали суками, а? Неспрыведливость сплошная! И со мной, и с этими ку́бами, которые савсм не суки, и вапще пжизни весь мир театр, ноблять несправедливый!.. — на этом Постовалов присосался к горлышку свежеоткрытой бутылки, не заботясь об условностях вроде разлития по рюмкам. Дальнейший поток жалоб стал и вовсе неразличимым, так что Антон, понимая, что большего от менталиста-неудачника не добиться, незаметно выскользнул из номера и отправился домой. Что ж, из пятерых не-боевых менталистов двоих уже с уверенностью можно вычеркнуть из списка подозреваемых — неплохой результат для одного вечера!***
На следующее утро Антон впервые за всё время пребывания в городе серьёзно опоздал на работу. Разумеется, тому были причины. В первую очередь, конечно, «помогла» Кристина. Сестрице невесть с чего вздумалось погулять на ночь глядя, — «Тон-Тон, на улице такой чудесный свежий воздух, давай подышим, чтоб хорошо спалось, заодно немножко город посмотрим! Но если ты не хочешь, я сама пойду», — и, лучше прочих зная, какие опасности могут поджидать беззащитную девушку, Антон попросту не мог отпустить её в одиночку. Они чуть ли не до половины первого шарахались по полутёмным улицам, и он совершенно не понимал, как в такую пору можно рассмотреть город, но зато его пусть и худая, однако высокая и широкоплечая фигура успешно отпугнула потенциальных маньяков и гопников, а нежити или агрессивной нечисти им и вовсе не попалось — видать, на эту ночь не приходился пик ни одной из стихий. Выгуляв сестру и добравшись наконец до кровати, Антон уже предвкушал, как повалится в сладкие объятия сна, но не тут-то было! Сначала соскучившемуся по его вниманию Паше приспичило поболтать о том о сём, а потом на почётный пост недавателя заснуть заступила Ляся, задвигая речь, детали которой не сохранились в его сонном сознании, но он был абсолютно уверен, что она что-то говорила о «бедненьком несчастненьком Арсении» — эту конкретную формулировку Шастун от удивления запомнил дословно. В процессе монолога призрачная девушка ещё и периодически касалась его, точнее, её пальцы проходили насквозь, одаривая бодрящей зябкостью и непроизвольной дрожью. Настырных призраков удалось изгнать лишь угрозой очертить солью пространство вокруг кровати, хоть на самом деле он бы так не сделал, боясь показаться Кристинке в лучшем случае ненормальным, а в худшем — сдвинутым фанатом того сериала про охотников на нежить, который она ему порекомендовала, и который он только-только начал смотреть, а потому боялся спойлеров, а сеструндия была тем ещё спойлерастом… С неимоверными усилиями он всё же сумел поднять себя с кровати после третьего — и последнего — будильника, правда, это потребовало такого напряжения воли, что за подобный подвиг стоило бы награждать внеочередным званием, хоть с его-то должностью следователя особого назначения звания лишь пустая формальность. И снова всё было против него: сначала сестра, по утрам обычно угрюмо и молчаливо потягивающая кофе, вдруг расщедрилась на изобилующий подробностями рассказ о какой-то фигне, которая ему даром не нужна — родственниках её Жени-жениха, всех деталях свадебного платья, просмотренном вчера фильме и бог весть о чём ещё. Потом в лифте к нему прицепился очередной ухажёр Арсения (это слово не слишком-то подходило для человека, с которым у суккуба уже была связь, но других слов в измученном недосыпом разуме Шастуна не нашлось), отчего-то преисполненный уверенности, что у Антона с Арсом что-то было. Не было бы счастья, да несчастье помогло — уже на выходе из двора Антону попалась Валентина Петровна, и он отправил чрезмерно любопытного парня к ней, заявив, что главная сплетница округи лучше всех осведомлена, что у кого с кем было, есть или даже будет. Мимолётно пожалев, что не сможет узнать, кто же выйдет победителем из этой битвы титанов, Антон уже хотел было по-тихому свалить, но, как назло, попался Шеминову, который не то собирал деньги на домофон, не то ещё чего-то от него хотел… Отвязаться от него было уже куда как сложнее, неукротимый домко́м отстал лишь получив обещание всенепременнейше прийти на собрание жильцов — ха-ха, наивный, к тому времени Шастун уже пару дней как будет в Воронеже, ибо сумел-таки получить целую череду отгулов даже без угрозы для отпуска. Дальше он чуть ли не бегом помчался на работу, украдкой перелетая дорогу на красный свет, ибо ждать зелёного, чтобы перейти как все люди, у него уже не хватало терпения. Во время одного из таких перелётов он случайно столкнулся с перекинувшейся в разноцветную птицу сиреной, и сэкономленное до этого время пришлось потратить на оказание первой помощи и извинения. Злопамятная девица в качестве компенсации затребовала у него кольцо, да не абы какое, а именно то, которое подарил ему суккуб, а Шастун принципиально не передаривал подарки, и после двадцатиминутного торга, в котором погибло, кажется, целое полчище его нервных клеток, ибо голос у сирены оказался на удивление визгливым и немелодичным, удалось сбить размер компенсации до обычного серебряного ободка, с которым Антон легко расстался. Запыхавшийся и красный, он в буквальном смысле бегом добрался до участка… И, разумеется, получил столь же болезненный для ушей и нервов нагоняй от Славы. Его выручил Сергей Викторович, мягко попросивший начальника участка заканчивать с выговором, поскольку «нужно график дежурств на июль составлять, а Лёша занят исследованием и никак не может помочь». Антон впопыхах даже не понял, что за Лёша такой, лишь позже сообразив, что речь шла о Смирнове. — Спасибо вам, Сергей Викторович, вы меня просто спасли! — шёпотом поблагодарил он коллегу, когда они оба углубились в анализ предоставленных расчётов, которые, как назло, в этот раз Смирнов поленился начертить в виде интуитивно понятного графика, ограничившись лишь заковыристыми формулами. — Не за что, Антош, — Садовников всех в отделении называл уменьшительно-ласкательными именами, а его все звали исключительно по имени-отчеству, даже Дусмухаметов, который, вообще-то, был главнее. Видимо, тут сыграло роль то, что выглядел Сергей Викторович именно как Сергей Викторович, солидным дяденькой, а не как Сергей-ровесник. Шутки подсознания: Эду уже за восемьдесят, но все зовут его просто Эдом, даже не Эдуардом, потому что не выглядит он на тот возраст, когда полным именем зовут, не говоря уж о том, чтобы к нему ещё и отчество приставлять, а Сергей Викторович по годам младше, но, видать, из-за слишком низкого уровня магии физическое старение не остановилось вовремя, вот и выглядит он на свой настоящий возраст, вот и не получается с ним фамильярничать. Кое-как утряхнув в голове взболтанные спешкой мысли, Антон принялся за интерпретацию формул с одного листа, оставив другой коллеге. Сделав черновой вариант графика стихийных колебаний и прочих факторов, они принялись набрасывать карандашом на календаре, кого на какое число ставить. Вписывая к восьмёрке Виноградова и Коваленко, Антон вдруг зацепил взглядом знакомый заборчик первой буквы своей фамилии, и что-то ему не понравилось. Он поначалу даже не понял, что именно, а потом вдруг осенило. — Сергей Викторович, вы, кажется, ошиблись вот тут, — он ткнул пальцем на двадцать третье июля. — В этот день я никак дежурить не смогу, хоть убейте. — Ой, Антош, повтори пожалуйста, я отвлёкся, записывая на пятое Эдика с Лёшей, — откликнулся толстячок, дописывая последние округлые, как и он сам, буквы фамилий коллег. — Я говорю, не получится у меня двадцать третьего в ночь идти. В этот день огонь в максимальном упадке, а за два дня до этого ещё и воздух на пике, я при столь близких крайних точках даже просто из дома выйти не могу, не то что дежурить. — Ты уверен, Антош? Тебе ведь вроде достался лист с водой, деревом, землёй и металлом. — Абсолютно уверен, — подтвердил Шаст. — Свои стихии я лет десять как просчитываю самостоятельно, и за это время ни разу не ошибался.