…
— …А я ему и говорю… — словоохотливо продолжал сидящий напротив Тимур, тот самый сирен, который, как выяснилось, не только поёт зажигательно, но и поболтать горазд. Казалось бы, его история сама по себе была довольно заурядной, но как он её подавал! Даже счастливые обладатели иммунитета к ментальному воздействию — сам Шаст, сидящая слева от него высокая суккубка Катя с какой-то библейской фамилией, да и находившийся чуть в отдалении Арсений — и то внимали его рассказу с огромным интересом. Впрочем, этот самый интерес не помешал Антону поймать мелкого посверкивающего чешуёй русальчонка, пытавшегося снять с его пальцев кольца и заменить их сушками — пацан спалился уже давно, но Шастун не подавал вида, в мыслях гадая, когда же до ребёнка дойдёт, что для его задумки нужно сначала снять кольца и лишь потом уже надевать на пальцы сушки, да и диаметр не помешало бы правильно подбирать, а не пытаться впихнуть самый толстый палец в сушку с наименьшим диаметром отверстия. Случайно опустив взгляд на его руки, соседка прыснула, а потом, соблазнительно улыбнувшись, предложила пари — мол, снимет с его пальцев сушки без помощи рук. Раздосадованный очередным проявлением излишней суккубьести, Антон отказался, в ответ на что её лицо не омрачилось, а наоборот просветлело, и она посмотрела куда-то по диагонали направо. Маг машинально проследил за направлением её взгляда, но не сумел понять, адресован её взгляд милой фейри, сидящему рядом с ней Арсению или ещё более отдалённому дриаду с желудя́ми, глупо подхихикивающему чьей-то незатейливой шуточке. — Кать, а ты не знаешь случайно, где Роза? — спросил дриаду (хм, как бы между ней и суккубкой оказаться, чтобы желание загадать?) её сосед, в ответ на что девушка пожала смуглыми плечиками, мол, ребёнок приболел, наверное. Поморщившись, Антон принялся искать другие перспективные беседы — обсуждение незнакомых ему отсутствующих личностей расследованию никак помочь не могло. Маг обрадовался было, когда к нему подошла, судя по изумрудной чешуе, мать того самого русальчонка, который «украсил» его руки парой десятков сушек — и от проказливого мальчишки спасение, и новая возможность повести беседу в нужном русле, но и тут не повезло: братья Пушкины оказались давними знакомыми этой русалки, и снова тема разговора сама собой сменилась на «такая-то в Египет уехала, рыбок в Красном море считать» и прочие бесполезные обсуждения. Чуть позже, когда все утолили первый голод и небольшими компашками разбрелись по ближайшим помещениям, Арсений нашёл его, чтобы коротко отчитаться, что ничего хоть сколько-нибудь подозрительного не выудил, и уже собирался было вновь вернуться к поискам, как его заметила одна из множества местных блондинок неопределённой расы. Суккуб не был бы суккубом, если бы не отвесил ей комплимент: — Красивая стрижка, тебе очень идёт, — заметил он, на что девушка, тяжко вздохнув и убрав спадающую на глаза прядку за остроконечное ушко, пожаловалась, что стрижка вынужденная — дескать, придурок на остановке подбежал, схватил за косу и отсёк! — Прям резко так отхватил, одним движением, я даже сначала не поняла, что произошло, а как осознала, жутко перепугалась — это ж у него в руках что-то настолько острое было, что наверняка не только толстенную косу, но и голову отчекрыжить мог! Как-то незаметно девушка от рассказа о необычном происшествии перешла к теме моды, причём специфической для своих — начала разглагольствовать на тему эпиляции птичьих перьев у сирен, сложностей прокола кончиков ушей у фейри и прочее в том же духе, и Антон, пользуясь тем, что не был представлен этой словоохотливой фейри, поспешил удалиться, напоследок бросив короткий извиняющийся взгляд на терпеливо выслушивающего всю эту дребедень вампира.***
Пожалуй, из всех визитов в нелюдские сообщества именно этот был самым приятным, пусть и непродуктивным, в отличие от суккубьего, подарившего целое дело о смерти Микки, и вампирского, благодаря которому глава городского клана теперь был должен Шасту услугу. Ну, по крайней мере, Антон узнал кое-что новенькое о своих талантах, развеялся, познакомился с большим количеством доброжелательных нелюдей… Вот когда б ещё представилась возможность так запросто поболтать с кентавром, если из всех нелюдских рас это племя самое редкое и неохотно идёт на контакт? Или повстречать свободных суккубов, которым при этом нет до тебя никакого дела? Или побеседовать с фейри, обычно опасающимися магов? Но здесь все свои были и вправду во всех смыслах своими — если уж член труппы привёл с собой новенького, его априори считали не представляющим опасности. Было в этом что-то тёплое и правильное, хоть возведённая в рефлекс профессиональная недоверчивость боевого мага и шептала, что такая милая компания — просто раздолье для злоумышленников. На выходе из здания театра Арсений смущённо признался, что домой им придётся пойти пешком. Оказалось, из-за этой тополиной заразы он забыл подкрепиться домашним запасом крови, так что, почувствовав голод и не желая менять отношения с коллективом, любезно воспользовался предложением своего давнего друга, тёзки Антона, с которым был знаком с тех самых пор, как вообще переехал в этот город. Вот только кровь фейри, как, в принципе, и любой другой нечисти, содержала в себе некоторое количество магии, отчего эффект на вампиров, и тем более на особо чувствительного к подобному нюансу полусуккуба, оказывала опьяняющий. Словом, опасался он за руль садиться в таком состоянии, мало ли что — на дороге даже лёгкая заторможенность может сказаться плачевно. Впрочем, пронизывающая Шастуна магия воздуха была только рада такому обстоятельству, тем более что, вопреки известной песне, никакой жары не было и в помине — так, приятное тепло ночного города, дополненное мелькающими то тут, то там прохладными сквознячками. — Слушай, как думаешь, может, Серёже бы в таком театре понравилось? — Антон задался этим вопросом с тех самых пор, как узнал, что в труппе есть оборотень Мигель. — Может быть. Правда, не знаю, как у него со сценическими талантами и хотел бы он вообще выступать… — откликнулся Арсений, по виду и речи которого и не сказать было, что он слегка навеселе — видимо, многоопытный полувампир знал свою меру и никогда её не превышал. — Да выступления дело десятое, я больше про общение со своими говорю, — уточнил маг. — Чахнет ведь, бедолага, в своём убежище, и ни с кем, кроме нас, практически не общается. Клиенты не в счёт, там совсем другое дело. А так — что гномья, что волчья общины от него носы воротят, так хоть здесь бы почувствовал себя не изгоем. — Знаешь… — задумчиво проговорил вампир, делая многозначительную паузу. — Мне кажется, дело отчасти и в нём самом. Я с ним не так уж часто виделся, но насколько сумел понять, он в первую очередь сам чувствует свою чуждость, а окружающие лишь подхватывают его самоощущение. Вспомни хотя бы, как он держался на твоём юбилее — даже в самом конце, когда все уже привыкли друг к другу, из всех гостей именно он был тише всех и даже будучи физически близко, рукой подать, морально всё равно держался поодаль. Пролистав в памяти все случаи, где присутствовал Матвиенко, Антон понял, что суккуб прав. — И как же тогда ему помочь? — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — пояснил сосед. — Максимум можно попытаться донести до его сознания, что если он хочет быть принятым кем-то другим, для начала не помешало бы принять себя. Растворённое в крови пламя так и подзуживало начать бесполезный спор, но глубоко внутри Антон понимал, что клыкастик прав. Вспомнить хотя бы Женю Кожевина, неожиданно легко принявшего обрушившуюся на него волчью судьбу, который всё равно остался общительным открытым парнем, и никто от него не воротил нос. Ну, кроме тех, у кого была аллергия на шерсть псовых. — Что планируешь сестре на свадьбу подарить? — поинтересовался вдруг Арсений, и Шаст развёл руками. — Без понятия. Просто вручить деньги не выйдет — я ж Тине всё-таки родной брат, а не троюродный дядюшка, о существовании которого вдруг внезапно вспомнили. По идее неплохо было бы что-то из бытовой техники подарить, молодой семье пригодится, но дело в том, что я не знаю ни привычек её жениха, ни какой техники им не хватает или не помешало бы заменить на более современную… А когда узнаю, до свадьбы останется слишком мало времени для совершения достойного выбора. — И что, скоро уез..жаешь? — кажется, от прогулки лишь усиливался эффект опьянения кровью фейри, поскольку нежить даже немного запнулся на последнем слове. — В обед, — коротко бросил Антон. — О, так значит, я успею тебе свой подарок для Кристины передать, — обрадовался Арсений. — Если ничего путного в Воронеже не найдёшь, скажешь, что это от нас обоих. Под ногой вампира звякнула, откатываясь, незамеченная по невнимательности пивная бутылка. Нахмурившись, он подобрал её с земли, проворчал что-то про бескультурье и, нашарив взглядом ближайшую урну, выбросил её, как и подобает порядочному человеку, даже если он и не человек вовсе. — Ира вся в тебя, — машинально заметил Антон, вспоминая, как на давней — тех времён, когда он не знал о необычном происхождении девушки — прогулке она точно так же прервала красивое вышагивание по тротуару ради того, чтобы выбросить расплющенную кем-то банку из-под газировки. — Сочту это за комплимент и мне, и ей, — улыбнулся клыкастик. — Кстати, как там у вас с ней? Из его рассказов Антон уже знал, что открытый контакт он поддерживал лишь с внучкой-суккубкой, а с тех пор, как в ряду потомков сверхъестественные гены были вытеснены человеческими, перешёл к тайной опеке: следил, оберегал, охотно делал подарки, маскируя их под всяческие удачные совпадения и прочие проявления везения… Собственно, и айфон, познакомивший Шастуна с Ирой, был как раз таким вот подарком. Антон представил, что когда-нибудь и ему предстоит точно так же прятаться от собственных правнуков, и ещё раз убедился, что принятое им непростое решение было правильным. — Я расстался с Ирой. От удивления суккуб споткнулся и чуть не упал, — сказалась всё-таки кровушка Захарьина на координации, — но Антон, рефлексы которого не были притуплены, вовремя поддержал его порывом воздуха. — И чем это тебе моя девочка не угодила? — шутливо сварливым тоном поинтересовался Арсений, изображая из себя строгого папашу. Пардон, прапрапрадеда. — Она у тебя замечательная, правда, — с ноткой какой-то ностальгической грусти тепло проговорил маг. — Я знаю, ты же сам сказал — вся в меня, — усмехнулся в ответ вампир и тут же построжел. — Не увиливай. — Я сказал ей, что она чудесная девушка, но у нас ничего не получится, потому что я понадеялся, что после былого разрыва уже готов к новым отношениям. Но, как выяснилось, не готов, — отвёл глаза Антон, чувствуя себя пристыженным подростком перед отцом понравившейся девочки. — Пришлось соврать, к сожалению. Ну как соврать? С момента выпуска из Академии у меня не было серьёзных отношений, не до того — сначала работа в отряде специального назначения, вечные переброски из одной местности в другую, потом то происшествие, после которого мне пришлось перепрофилироваться в следователи, и снова командировки… Я ведь в одном городе больше нескольких недель и не проводил — быстро всё раскрывал и получал очередное задание в другом месте. Это здесь вот расследование медленное выдалось, упрямое и тягучее, вот и задержался аж на полгода, и кто знает, сколько ещё времени потребуется, чтобы наконец добить это дело. — Так и в чём истинная причина расставания? Ты ведь действительно был к ней неравнодушен, насколько я заметил, — сдержанно поинтересовался Арсений. — Знаешь, я тут на днях опрашивал в рамках расследования одного мага, которого некогда угораздило влюбиться в обычную девушку… Сейчас ей лет восемьдесят, а он выглядит нашим ровесником. Я видел, как он смотрит на жену, и понял, что не хочу такой же картины в своём будущем. Я и так в семье один такой, остальные обычные люди, но если ещё и вторая половинка будет точно так же стареть… Этого я просто не выдержу. Лучше разорвать эту ниточку симпатии сейчас, пока она ещё не окрепла, чем вот так долго и мучительно бередить сердце потом, наблюдая за угасанием родного человека. Антон видел в глазах нежитя понимание — ну да, раз ему уже за два века, а истинной пары рядом с ним не видно, значит, ему уже доводилось точно так же терять свою любовь, и наверняка не раз и не два. Пожалуй, в плане горькой мимолётности человеческой жизни только вампиры способны понять магов, ведь лишь клыкастики тоже наделены таким даром и в то же время проклятием, как свобода от старости. …Вот только, отвечая на вопрос Попова, Антон немного слукавил, сказав пусть и правду, но далеко не всю. Он не упомянул о том, что когда Ира впервые его поцеловала, он испытал лёгкое чувство дежавю, — в памяти всколыхнулись смутные образы вечера девятнадцатого апреля, — но списал это на то, что все разумные существа поневоле склонны сравнивать поцелуй нового для себя человека с предшествующим опытом, каким бы он ни был. Не сказал и о том, что как-то раз, когда они сидели в кинотеатре, она коснулась его руки чуть похолодевшими из-за зверски мощного кондиционера пальцами, а его первая мысль была о вампире. Конкретном вампире-суккубе. И что позже, когда они уже стояли перед её подъездом, неожиданно почувствовав на шее прохладные пальцы Иры, он поймал себя на странной реакции — первым побуждением было не врезать, как обычно подсказывали въевшиеся после многих часов боёвки рефлексы, а чуть поднять подбородок, будто предоставляя доступ к сенаржену. Девушка ещё засмеялась — мол, я тебя поцеловать хочу, а ты вместо того, чтобы склониться ко мне, наоборот голову задрал. И в шутку укусила в шею. А ему так некстати вспомнился выбитый клык. Обычно Антон целовался с закрытыми глазами, наслаждаясь ощущениями, но с Ирой, стоило ему опустить веки, перед внутренним взором вставал касающийся его губ — и отброшенный ударом к шкафу — полусуккуб, перед которым было стыдно. Даже не понять, за что именно — инцидент с глазным зубом, пусть он ещё тогда извинился и получил прощение, или поцелуи с его прапраправнучкой. Конечно, они взрослые люди, имеют право самостоятельно строить свою личную жизнь, и для этого никаких разрешений не нужно, но эмоциям сию логичную и разумную позицию не втолкуешь. Хоть его сосед и не говорил, что он против отношений Шастуна с правнучкой его внучки, всё же Антон отчётливо чувствовал, что подобный союз клыкастик всё-таки не одобряет. Да и вообще — не говорить же ей, в самом деле, правду? «Прости, Ир, но, целуясь с тобой, я непроизвольно вспоминаю твоего прапрапрадедушку. Он, кстати, вечномолодой полувампир и мой сосед. И мне даже страшно заходить с тобой дальше поцелуев, потому что реально боязно, что и при переходе к более интимным вещам я буду отвлекаться на совершенно неуместные мысли о твоём предке, а это ещё хуже, чем трахаться, когда на тебя уставился кот».***
Нельзя сказать, что до дома они добрались в неловком молчании — друзья были уже достаточно хорошо знакомы, чтобы легко находить новые темы для разговора, а если и прерывались порой ненадолго, к примеру, чтобы полюбоваться безоблачным звёздным небом, то такое молчание было определённо весьма и весьма далёким от неловкости. Добравшись домой, Антон решил проверить, все ли вещи он сложил, всё ли скоропортящееся съел, чтобы по возвращении не обнаружить в холодильнике самозародившуюся жизнь, воняющую хуже, чем практикум по некромантии. Он как раз допивал кефир, когда в дверь постучались. Привычно проигнорировав глазок, Шастун провернул ключ в замке, ожидая увидеть перед собой зачем-то припёршегося к нему Арсения. Однако стучавшим оказался Дима. — Шаст, извини, что так поздно, но мне очень-очень нужно уточнить у тебя кое-что, — выпалил Поз и замолчал. — Ну? — уставился на него маг. — Какие у этого твоего тёзки были стихии? После вечера в театре Антон подумал было про Захарьина и даже удивился, ведь тот был фейри, а не магом, но потом вспомнил и про Иванова. Эх, развелось Антонов как собак нерезаных, куда ни плюнь — везде тёзка найдётся… — Земля и ментал, — наконец сообразил он. — Ну охуеть! — выдал обычно интеллигентный Дима, тут же пояснив: — Я тут наконец-то со всеми стихиями за тот период закончил, высчитывающую таблицу с формулами настроил, да и сам, без техники, потом пересчитал, чтоб уже точно быть уверенным, что всё правильно сделал. Так вот, всё сошлось, всё как надо высчитал, но блин, тут такое дело… В день смерти этого твоего Иванова как раз был пик воздуха и крайняя точка спада стихии земли. Недопитый кефир не выскользнул из пальцев Антона лишь потому, что он в последний момент успел перехватить его другой рукой. Ни один здравомыслящий маг не вышел бы на дежурство в момент наибольшей уязвимости. Вопрос лишь в том, знал ли Иванов о том, что в ту ночь его стихия достигает максимального упадка, и пошёл на дежурство сознательно, или был обманут неверными данными. Быть может, зная о склонности пожилого коллеги делать ошибки, Смирнов нарочно не предоставил графического отображения стихийных колебаний? И если так, то хотел ли он смерти своего напарника, или это лишь побочный эффект какой-то другой задумки?