Чудные соседи

Антон ещё никогда с такой радостью не торопился на рутинное ночное дежурство — сейчас, после полного нервотрёпок дня, оно казалось истинным раем. По крайней мере, агрессивную нежить можно бить, в отличие от задолбавших домочадцев. Не то чтобы всё было так плохо, он действительно любил свою сестру и дружил с во всех смыслах своими соседями, вот только приезд Кристины в сочетании с необычностью его друзей и работы приводил к довольно раздражающим последствиям. Пожалуй, меньше всего проблем было от Макара — волхв попросту уехал в какой-то отдалённый посёлок, где не ловил ни один мобильный оператор. Клыкастик тоже вёл себя прилично, насколько это слово вообще может относиться к суккубу: в гости не навязывался, Тину соблазнять не пытался, разве что при случайной встрече у подъезда останавливался для небольшой беседы, как и положено при добрососедских отношениях. Но остальные! Вздумай Шастун составить топ раздражителей, первое место определённо занял бы Воля. Если поначалу он практически не показывался на глаза, то в последнее время вконец обнаглел, затевая беседы с Антоном в самых неподходящих местах и обстоятельствах: когда маг пытался заснуть, принимал душ, ехал в одном лифте с председателем домового комитета… Ещё и темы для разговоров подбирал максимально провокационные, чтобы было невероятно сложно удержаться от ответа — то педиком обзовёт, то вынудит представить какую-нибудь вопиющую ситуацию, то ещё что отчебучит… С Шеминовым, надо сказать, особо неловко получилось — пользуясь полюбившейся способностью влиять на материальные объекты, Паша его смачно так хлопнул по ягодице. А краснеть за это пришлось Антону, ведь в лифте больше никого не было, и домком вряд ли поверил бы, что это была шалость призрака. Повезло ещё, Стас добрый и понимающий парень — другой бы сразу в морду дал, а он деликатно сообщил, что любит свою жену Дарину, и что лучше было бы проявлять внимание не к его пятой точке, а к аналогичному месту на теле соседа из шестьдесят пятой, ибо, в отличие от самого Шеминова, он определённо не против такого расклада. Антон, поначалу успокоившийся было, при упоминании Арсения вспомнил другое происшествие, также связанное с вампиром, лифтом и домкомом, и не то что покраснел — побурел! Ляся тоже была невыносима, но на свой лад: если раньше она могла разговаривать хотя бы с ведуном, то теперь из способных её видеть и слышать остались лишь Антон и Паша. С последним девушка проводила практически всё своё время, но порой ей хотелось разнообразить круг общения, и она шла доканывать Шаста. Основной темой её разглагольствований обычно была любовь: она пересказывала ему просмотренные за всю свою жизнь и посмертие мелодрамы, сериалы, прочитанные книги и услышанные истории из жизни дальних знакомых… А ещё обожала многословно кого-нибудь жалеть: «не заслужившего такой смерти» Пашу, «измученного многолетним одиночеством» Арсения, «вечно проигрывающего своей звериной сущности» Серёжу, «чувствующего себя чужим среди столь необычных друзей» Диму и даже Макара — «у него в буквальном смысле семеро по лавкам, представляешь, какой шум и гам каждый день?!». Антон искренне посочувствовал волхву, особенно остро понимая, что подготовка к традиционным для ведунов обрядам на Ивана Купала представляла из себя отличный повод смотаться подальше от незатыкающихся детей и призраков. Ляся довольно тонко подмечала проблемы друзей, и это было бы даже хорошо, если бы не два фактора: во-первых, она слишком гипертрофировала чужие терзания, делая из мухи слона, а во-вторых, страданий самого Шаста от всех этих словоизлияний она в упор не замечала! А вот оборотень, как ни странно, занимал всего лишь третье место в этом хит-параде раздражителей: сидел себе в своём звукоизолированном подвале, который Антон не так давно оборудовал магическим аналогом сигнальной кнопки на случай, если вдруг придётся позвать на помощь, работал с камнями да металлами, рано утром и поздно вечером выводил собаку на прогулку и назойливостью особой не страдал. Пожалуй, если бы не вечные Лясины причитания о его проблемах, Матвиенко и вовсе не вошёл бы в список доканывающих Шастуна соседей. С Димой тоже всё было неплохо, он на удивление легко вписался в сверхъестественную компашку. Правда, чувствуя собственную уязвимость перед магией и нечистью, он регулярно забрасывал Антона вопросами и просьбами. — А как изолировать от призраков спальню? — А что делать, если очертить солью именно круг не получается — можно ли заменить его квадратом? — А какие уязвимые точки бывают у упырей? — А любой вид тополя подойдёт для обездвиживания вампиров или только какой-то специфический? — А как ты сделал эту штуку, что к тебе без приглашения никакая нечисть и нежить зайти не может? А мне так можешь сделать? — А почему такая защита не действует на магов? А на всех магов или только на тебя? Шастун прекрасно его понимал, как ни крути, а реакция любого здравомыслящего человека в подобной ситуации должна быть именно такой: любопытство и стремление обезопасить себя и близких. Однако понимание не спасало от раздражения, то и дело вспыхивающего болью в висках. Приходилось курить вдвое чаще, чтобы хоть как-то успокоить и свои нервы, и пламенную стихию. Не будь он огневиком, давно бы лёгкие посадил. Словом, на дежурство Антон шёл как на праздник: прогулки и полёты по ночному городу в обществе немногословного, в отличие от своего призрачного тёзки, Виноградова, перемежающиеся хорошей дракой с оборзевшей из-за пикового дня стихии нежитью — просто мечта! Как обычно, они пришли вечером в участок, поставили подписи в журнале дежурств, а именно в графе «приступили», посмотрели на висящую рядом с календарём карту-подсказку, вспоминая, какие районы следует патрулировать в ночь, когда достигает максимума стихия металла, закрыли дверь на ключ, активировали печати и направились на место сегодняшнего патруля. Надо отметить, Антону больше всего нравилось дежурить либо в дни, когда одна из его стихий достигала пиковых значений, когда кровь чуть ли не звенела от переполняющих его сил, либо в дни дерева, поскольку примитивная растительная нечисть — не дриады, а другие создания, которые по уровню интеллекта были ближе к животным, чем людям — инстинктивно боялась огня, и можно было приструнить нечистиков без ненужных жертв, не атакуя, одним лишь видом фаербола. Дни всплесков противоположного дереву электричества ему не нравились, поскольку противостоять этой стихии напрямую он не мог, спасали только зачарованные браслеты да природная ловкость с отточенными рефлексами боевого мага. Нет-нет, да и пропустишь удар тока, пусть и не смертельный, но весьма болезненный, прям как на той практике с суккубами… Он вспоминал практику и когда стихия ментала достигала наивысшей точки на графике, поскольку в такие моменты все способные влиять на психику существа активировали свои чары — не нарочно, конечно, просто они так устроены, но от этого легче не становилось. Антон не любил такие ночки, слишком уж много моральных сил на них требовалось. Спасать заворожённых пением алконоста людей, когда тебя пытаются соблазнить суккубы и завлекают своими песнями сирены — сомнительное удовольствие. С таких дежурств Антон приходил морально измотанный и с окровавленными ладонями, поскольку боль от впивающихся в кожу ногтей была самым безопасным и надёжным отрезвителем разума. К счастью, сегодня на пике был металл, диаметрально противоположная менталу стихия: никаких капаний на и без того раздражённый мозг, исключительно физические виды воздействий. Кому-то это наоборот показалось бы слишком сложным, но никак не бывалому боевому магу, тело которого так и просило нагрузки, чтобы помочь разуму сбросить накопившееся напряжение. Он с удовольствием размялся с группкой упырей и незначительной стайкой вурдалаков (уж кто-кто, а нежить в плане стихий довольно универсальна, мертвяки в любой стихийный день активно пытаются вкушать все прелести своей загробной не-жизни), высвободил из стальных объятий гефестовой люделовки парочку любителей поздних прогулок по плохоосвещённым местам, мимоходом погладил по яркой спинке выползшую на его огонь саламандру, перенося её на менее пожароопасное место… Словом, наслаждался жизнью. И тишиной — Виноградов и сам по себе был не из назойливых, а сегодня они и вовсе разделились, благодаря чему Антон ещё и мог то и дело переходить на полёт, не боясь, что коллега узнает о его возможностях слишком много. К слову, левитация ему очень пригодилась, ибо какой-то пьяный идиот разбудил стайку прикорнувших на ветвях липы стимфалийских птиц, а от их острых пёрышек так просто не увернуться… Древесники, землевики и металлики решали подобные проблемы эдаким призванным доспехом, а вот с такими-то стихиями, как у него, только уворачиваться и остаётся: даже если огонь сделать максимально горячим, чтобы острые металлические перья плавились на лету, раскалённый металл всё равно попадёт на его кожу, и, в отличие от чистого огня, оставит болезненный ожог… Конечно, современные достижения целительского искусства способны излечить и не такое, но боли и временной неспособности продолжить дежурство это не отменяет, так что лучше попросту не попадать в подобные ситуации. Благо птички довольно глупы: достаточно стремительно исчезнуть из их поля зрения и зайти сверху, чтобы набросить на них заранее запечатанные в окружённую фольгой деревяшку сонные чары, и вуаля! Стайка спешно садится на ближайшее дерево, чтобы заснуть до утра и проснуться во вполне безопасном мирном настрое, а магу остаётся лишь подобрать с земли сброшенные при первой атаке перья — мало ли, пригодятся: хоть на метательные ножи, хоть на зелья, хоть на другом дежурстве, если вдруг привычный ножик дома забудет, выложив из кармана рабочей одежды при стирке и забыв вернуть его на место… Да и вообще маги стараются не разбрасываться материальными свидетельствами существования всяких необычных созданий, так лучше для всех: обычные люди в блаженном незнании, под надёжной защитой в пиковые дни, а нечисть и всякие волшебные зверюшки получают возможность спокойно жить, не подвергаясь преследованиям агрессивных — из-за страха перед неведомым — людей. Антон как раз подобрал последнее перо, отражающее оранжевые всполохи плеяды наколдованных «светляков», когда на мобильный поступил вызов от сегодняшнего напарника. — Шаст, выручай. Большая группа людей напоролась на железный терновник, я его уже укротил, но моих зелий на всех не хватит. Мы в роще, от основного входа вглубь и налево, там недалеко есть приметная полянка с большим кострищем. — Скоро буду, — отрапортовал Антон, уже взмывая в воздух: как ни крути, а скорость полёта значительно превышает темп ходьбы или даже бега, а дорога́ может оказаться каждая секунда. Тёмное море листвы быстро промелькнуло, сменившись более светлым пятном выгоревшей травы. Стремительно спустившись и мягко встав на ноги, Шастун зажёг над собой крупного сигнального светляка, огляделся и тут же услышал голос напарника, благодаря которому стало ясно, в каком направлении двигаться дальше. Добравшись до места, Антон увидел неприглядную картину: больше десятка лежащих и сидящих на земле стонущих от боли людей, обрабатывающий их раны Виноградов, покрытый не то своей, не то чужой — в полумраке не разберёшь — кровью, и бессильно поваленные на землю колючие плети гибкого металла — железный терновник не просто так носил своё название. Длиннющие, с его ладонь, шипы были покрыты ржавчиной и кровью, а поблескивающие в пламени светлячка стебли на всякий случай крепко прикованы к земле множеством виноградных лоз, чтобы, даже вздумай они вновь разъяриться, не сумели вырваться. Антон пожалел, что ещё не август, ведь тогда бездвижьем терновника можно было бы воспользоваться для сбора его плодов — разнокалиберных синих слив, из-за белёсого налёта кажущихся издалека голубыми. Как это частенько бывает, самые труднодоступные плоды оказываются самыми вкусными… Шастун ещё осматривался, а его руки уже действовали по привычному алгоритму, сбрасывая с плеча сумку и привычно нашаривая в ней необходимые принадлежности: ватные тампоны, зелье очищения, ибо через раны от магического растения вполне мог подцепиться какой-нибудь немагический столбняк, заживляющий талисман в виде гематитовой капельки, кроветворное средство, которое определённо понадобится нескольким наиболее израненным людям… И что они делали в роще в три часа ночи такой обширной компанией? Вроде ж даже не пьяные… Порой обычные люди казались Антону куда как загадочней привычных понятных нелюдей. С прибытием подкрепления в лице Шастуна и его усиленных единорожьей пылью зелий дело пошло на лад, но всё равно оказание помощи затянулось чуть ли не до рассвета. Антон уже исцелял оставленные напоследок наименее значительные раны пострадавших, в то время как его напарник взял на себя работу с их памятью, благо ему такие вмешательства удавались лучше. Не так хорошо, как Коваленко, конечно, но где им взять менталиста в ночь, когда стихия управления разумом на минимуме? Остаётся использовать то, что есть. Наконец ни в памяти, ни на телах пострадавших не осталось и следа происшествия, и они ушли с поляны, запрограммированные разбрестись по домам, как и сделали бы, не произойди этого досадного случая с шипастыми плетьми. К этому моменту стихия металла уже слегка успокоилась, так что можно было заканчивать дежурство. Благодарный за своевременную подмогу, Виноградов предложил Антону идти прямиком домой, а не делать крюк к зданию Ведомства, мол, расписаться можно и попозже. Шастун согласно кивнул — так часто делали, если дежурство выдавалось тяжёлым: отчётность отчётностью, а собственное состояние важнее. Попрощавшись, они развернулись и пошли в разные стороны, каждый к себе домой. Антон определённо нуждался в расслаблении после такого напряжённого инцидента — и как целители выдерживают постоянную работу с различными ранениями и болезнями? Шастуну, хоть он и был хорош в целительстве, никогда не хотелось сменить факультет, и дело не только в мечте стать боевым магом, но и в том, что он слишком сочувствовал тем, кого нужно было лечить. Забавно даже: в пылу битвы он не задумываясь обрушивал на врага шквал пламени, вонзал клинок или попросту сворачивал шею, а вот в мирное время даже банальные разбитые коленки незнакомой девчушки детсадовского возраста и то заставляли его сердце сжиматься, хоть это вовсе не так больно, уж ему-то есть с чем сравнить — если б не высокое искусство врачевания, был бы покрыт шрамами с ног до головы уже курсу эдак к третьему. Излишняя эмпатия — совсем, совсем не то, что нужно профессиональному целителю. Самым подходящим способом успокоить нервы, издёрганные затянувшимся сеансом целительства в сопровождении уймы вопросов, уходить от ответов на которые было сложней, чем уклониться от атаки стимфалийских птиц, была прогулка. Антон извлёк из сумки плеер, вставил наушники, запустил любимый плейлист и убавил громкость так, чтобы мелодия была едва различима — всё-таки ещё не восход, а зыбкие предрассветные минуты, и спровоцированное пиком сил безумие пока не полностью отступило от всех, чьей стихией был металл, так что полностью отгораживаться от мира до сих пор небезопасно. Антон уверенно шагал по широкой утоптанной тропе — за полгода регулярных дежурств поневоле выучишь все окрестные лесопарки, скверики, кладбища и прочие места повышенной опасности, даже никакая карта ветров не нужна, знай себе поглядывай под ноги, чтобы не споткнуться о какой-нибудь корень или камешек. Он был уже в нескольких метрах от выхода, металлической арки в окружающем рощу заборе, как вдруг раздался громкий хруст. Рефлексы сработали прежде, чем он понял, что его всего лишь угораздило наступить на сухую ветку — он машинально ушёл с предполагаемой линии атаки, резко меняя траекторию, и сгруппировался, чтобы потенциальному противнику было сложнее в него попасть. А в следующий миг спину обожгло болью. Взвившись в воздух, чтобы получить неоспоримое преимущество, Антон запоздало выяснил, что произошло: резкий звук напугал иглохвоста, маленькую зверюшку, похожую на нечто среднее между кошкой и белкой, примечательную лишь наличием металлических игл на хвосте, за умение метать которые живность и получила своё название. Иглохвосты обычно вполне мирные и даже поддаются приручению, вот только в пиковые дни своей стихии, как и все остальные, они становятся слишком нервными и непривычно агрессивными. Шастун испытал странную смесь облегчения и досады: первое потому, что никакая опасность ему не грозила, перепуганный зверёк и так бросился наутёк, а второе — всё-таки он получил несколько десятков мелких, но болезненных ран, для обработки которых потребуется помощь, поскольку к собственной спине не так-то просто подобраться, да и вслепую исцелять не вариант, ведь для успешного применения гематитового талисмана необходимо видеть, куда направляешь магию. Рассудив, что напарник уже слишком далеко, Антон устремился домой, на лету прикидывая, чьей помощью может воспользоваться. Тин-Тин отпадала: заморочить голову родным всегда сложнее, даже если в менталистике ты профи, а не профан, единственным достижением которого является наработанная устойчивость к суккубьим чарам. Сестрица наверняка заинтересуется, каким образом он получил столь необычные ранения, а внятного ответа он дать не сможет. К Серому заявиться тоже не вариант — у него и так в любой пик стихий едва-едва выходит сдержать внутреннего волка, не стоит его провоцировать запахом крови и беззащитно подставленной спиной. Макар был бы идеальной кандидатурой, как-никак лечить ведуны умеют лучше, чем самые профессиональные целители, да только он в отъезде и вернётся ещё нескоро. Паша тоже не помощник — раздражённый той выходкой с Шеминовым, Антон объявил ему неделю голодовки, а подпитать призрака не выйдет, ведь для этого нужно прокрасться за артефактной курительницей мимо чутко спящей сестрицы, что даже при наличии левитации и то невыполнимая миссия. В общем, добравшись до своего подъезда, Антон направился к Диме, рассудив, что у врача, пусть он и стоматолог, всё равно и нервы крепкие, и наверняка что-то для оказания первой помощи найдётся. Однако рано радовался — Шастун звонил, звонил, звонил в дверь соседа, разве что ногами не стучал, чтобы Кристину не разбудить, но тщетно: в этот предрассветный — или уже рассветный, из подъезда не видно, встало ли солнце — час Позов, как и полагается человеку с чистой совестью, крепко спал. Антон выругался. Боль от вонзившихся в спину иголок всё усиливалась, отзываясь на каждое движение, а вынимать их сейчас, не имея под рукой того, кто оказал бы помощь, было чревато — футболка уже пропиталась кровью, одна капелька даже с противной щекоткой скатилась в ложбинку меж ягодиц, и ведь если раны не будут заткнуты иглами, кровопотеря будет ещё больше, а из-за сегодняшнего происшествия у него закончилось кроветворное. Куда ни кинь, всё клин… Он и сам не заметил, как поднялся этажом выше — левитацией, конечно, чтобы лишними движениями не тревожить раны — и теперь висел в воздухе, гипнотизируя золотистые цифры «65». Ну что ж, на безрыбье и вампир лекарь. Тем более что наверняка он успел подзакусить похотью очередного своего любовника или любовницы, а сытый вампир к крови равнодушен, так что Антон определённо ничем не рискует. Решившись, он постучал в дверь, для надёжности негромко позвав нежитя по имени — всё-таки от звуков знакомого голоса проснуться легче, а чем быстрее полусуккуб проснётся, тем быстрее сможет ему помочь. Подождав несколько секунд, Антон повторил стук и зов — мало ли, вдруг спросонья решит, что показалось. Через несколько мгновений послышался звук открываемого замка. — Ангел, от тебя пахнет кровью. Что-то случи… — увидев его, Арсений широко распахнул глаза, на миг потеряв дар речи и лишь потом на автомате обронив: — …лось? — Я не лось, я ёжик, — мрачно заявил Антон. — Уже заметил. Давай на диван, я помогу с иголками, — деловито отозвался клыкастик. — Обработать есть чем? — едва слышным шёпотом, чтобы не разбудить очередную пассию суккуба, небольшие кроссовки которой красовались в прихожей, спросил Шастун, проплывая по воздуху к хорошо знакомому дивану. — А то у меня все подходящие зелья кончились. Сегодня пришлось лечить кучу пострадавшего от железного терновника народа. Последнюю фразу он договаривал уже лёжа животом на диване и повернув голову набок. Попавшие в поле зрения босые ступни вампира вдруг замерли. — В моих лекарственных запасах нет ничего подходящего, — сдавленным голосом признался Арсений, — а круглосуточных аптек поблизости нет. Антон поначалу даже не понял, зачем нежитю домашняя аптечка, если ни от чего, кроме осины и огня, он пострадать не может, а потом вспомнил о вечных пассиях суккуба — они-то люди, вполне могут натереть мозоль на ноге, порезаться случайно, отравиться неудачной едой, да мало ли что? — А что ты делаешь, если твой очередной партнёр вдруг порежется? — спросил маг, всё отчётливей чувствуя присутствие иголок в своём теле. Судя по звуку, вампир облизнулся. — Я знаю, как залечить твои раны, но тебе это не понравится, — заявил Арсений, переминаясь с ноги на ногу. — Слюна вампира содержит обезболивающий компонент, а на поверхности языка есть железы, способствующие быстрому заживлению колотых и резаных ран. Шастун поначалу не врубился, к чему тут цитата из лекций по нелюдеведенью, но сквозящая в голосе нежитя неуверенность и робкое топтание на одном месте помогли понять всю суть неозвученного предложения. — Приступай, — тяжело выдохнул Антон, на мгновение сжимая кулаки в попытке поймать ускользающее самообладание. На миг замерев от удивления, Арсений развёл бурную деятельность: перенёс поближе журнальный столик из стекла и какого-то тёмного дерева, чтобы было куда складывать извлечённые из кожи пациента иглы, разорвал по швам и осторожно отлепил от спины приклеенную потёками крови футболку — не жалко, всё равно она и спереди от искр саламандры обгорела, и сзади как решето — и присел перед диваном на корточки, примериваясь. — Я начну с плеча, — зачем-то оповестил он, и Антон закрыл глаза, пытаясь отрешиться от этой неловкой ситуации. Знал бы заранее, так хоть на медитативный лад настроился бы, провалился в полудрёму-полутранс и вышел из этого состояния уже когда всё будет позади, но теперь, когда его плеча уже коснулись прохладные пальцы нежитя, было поздно. Короткая боль от извлечённой плавным и в то же время быстрым движением иглы — и потревоженного участка кожи нежно касается тёплый чуть шершавый язык, принося облегчение плечу и стыд разуму, рисующему картины того, сколь двусмысленно это всё смотрится со стороны. Хорошо ещё, что очередная пассия полусуккуба наверняка измотана жаркой ночкой и потому вряд ли проснётся так рано, а значит, происходящее останется лишь между ними двумя. — Не передумал? — сочувственно спросил Арсений, с тихим звяканьем кладя на стеклянную часть столика извлечённую из его плеча иголку. Антону хотелось разразиться бурной речью на тему безвыходности ситуации, но ему не улыбалась перспектива на протяжении своего спича работать подушечкой для иголок, а потому он лишь буркнул соседу, чтобы тот продолжал. — Как скажешь, ангел, — покорно согласился нежить, переходя к изрядно пострадавшей левой лопатке. И снова краткие вспышки боли и протяжные касания смягчающего пытку языка. Даже сквозь анестетический эффект, срабатывающий при попадании слюны в рану, Антон чувствовал, как края проколов смыкаются, переставая кровоточить. Вампир принялся за рёбра, и Шастун фыркнул — не то от щекотки, не то из-за мысли о нелепости ситуации: подумать только, Антон Шастун собственной персоной, вот уже два года как входящий в сотню лучших боевых магов России, добровольно подставляет беззащитную спину вампиру, а ведь этих клыкастиков по праву считают опаснейшими представителями высшей нежити. Сумасшествие какое-то, если поглядеть со стороны. Арсений перешёл к другому плечу и лопатке. Приоткрыв глаза, маг обнаружил, что тот уже не сидит на корточках, а стоит на коленях — наверное, так удобнее было тянуться через уже залеченный участок спины к ранам. Антон попытался найти какую-нибудь тему для размышлений, чтобы отвлечься, но залип, бездумно разглядывая переливающиеся от малейшего движения узоры на шёлке халата. Обычно он любил накатывающее при подобном созерцании бездумье, но не сейчас, когда оно лишь подчёркивало ощущения от бережно удерживающей его, — чтобы он случайно не дёрнулся, делая себе лишь больнее, — потеплевшей от постоянного соприкосновения с телом руки и приятно горячего языка, осторожно зализывающего каждую ранку. Шастун вновь прикрыл глаза и сжал кулаки, пытаясь отыскать в сознании хоть одну подходящую для долгого обдумывания мысль, на которой можно было бы сконцентрироваться, но ни о расследованиях, ни об Ире как-то не думалось, мозг издевательски хранил девственную чистоту. Даже попытки высчитать необходимые для создания обручеобразного нимба магические формулы и то провалились. Да что уж там, даже не получалось вспомнить ни единой навязчивой песенки с дурацкими словами! Дальше — хуже: когда, покончив с обработкой верхней части спины, вампир перешёл к пояснице, Шастун с ужасом почувствовал собственный интерес, ненавязчиво упирающийся в диван. И ведь даже боль, отчего-то более сильная именно в районе талии, не отрезвляла, поскольку, слыша издаваемое магом непроизвольное шипение, Арсений тут же кидался на помощь, зализывая пострадавший участок кожи с особым старанием и нежностью, что вовсе не улучшало творящуюся в штанах Антона ситуацию. «Это естественная реакция организма молодого здорового мужчины, у которого давно никого не было, — успокаивал себя Шаст, сжимая кулаки так, чтобы ногти больно впивались в ладонь. — Тем более, что любая ментальная магия усиливает воздействие при соприкосновении, а уж и без того замешанные в основном на физиологии суккубьи чары и подавно. Да, точно, это всё недотрах и чары, ничего больше». Количество иголок на журнальном столике всё возрастало, и Антон с ужасом подумал о том моменте, когда последняя будет извлечена: ему ведь придётся покинуть диван, не вечно же ему тут интерьер нежитя собою украшать, а как он встанет со своею-то вставшей проблемой? Как он помнил из первой недели практики в ОРН, суккубы любого пола, заметив проявленный к ним физический интерес, делались и вовсе неостановимыми. Он лежал, пытаясь морально подготовиться к грядущему позору, хоть сама мысль об этом была невыносимой, и с замиранием сердца и холодком в конечностях ждал того самого мига, когда с удалением иголок будет покончено. — Ну вот и всё, — прошелестел Арсений, поднимаясь с колен. — Смыть остатки крови можешь в дальней душевой, по коридору прямо и чуть вправо, не ошибёшься. Свежее полотенце возьмёшь из ящика под раковиной. А я пока подберу тебе футболку взамен этой. Антон хотел было вякнуть, что и без футболки домой дойдёт, кто там будет присматриваться к нему на лестничной площадке в столь ранний час, но вовремя прикусил язык — если суккуб сейчас уйдёт за одеждой, скрывшись из виду, можно будет без палева подняться с дивана, а там уж холодный душ поспособствует решению проблемы. Несколько минут спустя они уже подходили к входной двери нежитя, точнее, подходил только Арсений, а Шастун воспользовался левитацией, чтобы не пачкать сияющие чистотой полы — небось, в такой-то квартирище их мыть приходится до ломоты в пояснице! — Спасибо, — негромко проговорил Антон, поправляя ремень сумки, перетягивающий скрытое модной футболкой плечо. — Не всё ж тебе лечить мои раны, для разнообразия можно и наоборот, — лукаво улыбнулся клыкастик, тёплой ладонью пожимая протянутую магом руку — не пытаясь ломать кости, как Смирнов, но и не держа кисть дохлой рыбиной, как какой-нибудь рохля-бытовик, а в самый раз: крепко, но в то же время деликатно. — Что бы я без тебя делал? — Антон задал риторический вопрос, прекрасно осознавая, что без помощи Арсения оказался бы в тупиковом положении. — Ты настоящий друг. — Ты для меня сделал гораздо больше, когда мы и приятелями-то не были, — отметил нежить. — Было бы глупо не отплатить тебе за добро. Антону стало неловко, как и всегда, когда его хвалили за нечто совершенно естественное для него. Подобное казалось ему таким же диким, как если бы его превозносили просто за умение пользоваться столовыми приборами или мыть руки. А когда Шастун смущался, он вечно нёс какую-то пургу. — Ну хоть я к тебе с доставкой на дом прибыл, по крайней мере, тебе меня тащить на восьмой этаж пешком не пришлось, — невпопад обронил он, сдобрив фразу нелепым смешком. — Ну мало ли, может, ещё придётся когда-нибудь, в жизни всякое бывает, — шутливо предположил Арсений. — Да не дай бог! — поспешил откреститься Антон от подобной перспективы, и суккуб, как ни странно, мягко с ним согласился, а ведь с него вполне бы сталось начать обрисовывать картину в духе «я несу тебя к постели на руках». Шастун наконец-то вылетел за порог и тихонько приземлился, едва слышно коснувшись подошвами кед поверхности лестничной площадки. Повёл уставшими от вынужденной неподвижности плечами, нехотя признавая, что вампирский народный способ исцеления и вправду на удивление эффективен — раны уже начали затягиваться и совершенно не болели. — Ну ладно, — начал он, понимая, что им обоим не помешает хотя бы попытаться выспаться, — пойду я. Ещё раз спасибо тебе за помощь, спокойной ночи… — И тебе сладких снов, ангел, — безмятежно улыбнулся Арсений. — Хотя какая нахрен ночь, если уже солнце встало? — риторически спросил сам себя Антон, глядя на расчертившие кафель полосы нежно-персикового света, и решил исправить ситуацию: — Тогда это, доброго утра тебе, удачного утреннего секса и всё такое. Оставив нежитя изумлённо хлопать глазами от подобного пожелания, он развернулся и быстрым шагом пошёл к лестнице, недовольный смороженной от недосыпа чушью. Антону в который уже раз за это утро стало неловко: после той физиологической реакции на первую помощь упоминать подобное и вовсе не стоило, а уж в таком контексте! Суккубы прямо-таки созданы для плотской любви, и неудачный секс с их участием — нонсенс, ну и какой тогда смысл желать своему соседу удачной близости? Тихонько открывая дверь своей квартиры и пробираясь в спальню, Антон всё прокручивал эти дурацкие мысли и воспоминания о собственной реакции на невольные чары соседа, не находя способа отделаться от нагревающего лицо и уши чувства неловкости. За этими бесплодными попытками отвязаться от ненужных размышлений он совсем забыл, что соблазняющее воздействие сытого близостью суккуба всегда значительно слабее, чем голодного, и что в период, когда металл в зените, ментальные воздействия — кроме артефактов и заранее заготовленных консервированных заклинаний вроде того, которым он усмирил бронзовокрылых птиц — практически не имеют силы.