…
Антон. В его спальне. Голый. Казалось бы, сбывшаяся мечта? Ах, если бы! Вернувшись домой и сгрузив нежитя на кровать, Антон наскоро помыл лапы собаке, после чего, судя по звуку, разложил сушилку и развесил на ней промокшую насквозь одежду. — Да что ж… Ну ёбаный в рот… Нихуя не получается! — доносились досадливые реплики мага, но Арсений не понимал, что он пытался сделать. — Ненавижу дни воды! — прошипел Антон, заходя в спальню. Совершенно голый и с длинной металлической зажигалкой для духовки. — У меня не получается! Клыкастик, помоги, а? Вампкуб почувствовал, что от одного только вида по-суккубьи бесстыдно расхаживающего нагишом мага у него бы всё получилось. Всю ночь бы получалось. — Чего ты от меня хочешь? — хрипло спросил Арсений, не в силах отвести от него взгляд. — Я промок. Мне холодно. Мало огня. Фаерболы не получаются. Даже зажигалку эту не могу! — жалобно заявил его ангел. Сглотнув, Арсений принял протягиваемую ему зажигалку, сдвинул переключатель, тем самым снимая блокировку, и нажал на спусковой крючок. На конце металлической трубочки появился весёлый огонёк, и, проверив, на месте ли браслет, защищающий Антона от огня, вампкуб поднёс пламя к коже своего истинного. — Ооох, хорошо-то как! — довольно протянул Антон, отчего-то не забирая зажигалку, а лишь меняя позу, чтобы подставить огню другие участки тела. Пожалуй, ещё несколько таких сладких стонов, и хорошо станет уже Арсению. Прямо в одежде.…
Закончив наслаждаться прикосновениями огня и посчитав себя уже достаточно сухим и прогретым, маг деловито залез в шкаф, выуживая из него очередную толстовку. Почему-то не свою, а Арсения. Надев её прямо на голое тело и довершив комплект трусами и удобными домашними штанами на резинке, Антон пожелал спокойной ночи и ушёл спать на диван. Но спустя полчаса ворочаний в гостиной вернулся, по-хозяйски осмотрел шкаф, вспоминая, где может лежать искомое, и в итоге раскопал-таки тёплый пушистый плед. — Мне холодно, — пожаловался он, по-свойски устраиваясь на кровати рядом с ошеломлённым таким поворотом событий Арсением. — С тобой теплее, — поделился его ангел, притягивая его к себе, как ребёнок игрушку, и накрывая их обоих пледом. — Да, так гораздо лучше, — довольно и сонно пробормотал маг, обхватывая вампкуба руками и переплетая с ним ноги. Арсений был полностью с ним согласен. Так и вправду гораздо лучше.***
Проснулся Арсений поздно — видимо, под дождь хорошо спится, даже если его звуки заглушены заклятием. Антона рядом не было, а с кухни доносился характерный запах огня. Поспешив туда, Арсений обнаружил, что ничего страшного не произошло: его ангел тихо-мирно сидел на стуле и забавлялся с найденными невесть где спичками. Чиркнув по коробку, поджигал одну, клал себе на ладонь и неотрывно смотрел на неё, пока она не превращалась в обугленный чёрный остов, после чего смахивал уголёк на пол, доставал следующую, чиркал… И так по кругу. Судя по усеивающим пол останкам спичек, Антон приступил к этому занятию коробка́ эдак четыре назад. А в пятом и последнем оставалось всего три штучки. Спички закончились, и маг вполне предсказуемо захандрил — поджал ноги к груди, накрывая их подолом толстовки, зябко обнял себя за колени и принялся едва слышно жаловаться на жизнь. — Я устал! Всем от меня что-то надо, расследуй дело, выполни обещание, создай артефакт, сходи на дежурство, сделай то, сделай это, спаси… А меня кто спасёт? — Я. Услышав его голос, Антон обернулся и чуть улыбнулся. — Да тебя самого надо спасать, — с ласковым сожалением произнёс он, поглядывая на отмеченные розовыми шрамами запястья Арсения. Резко вскочив со стула, он сгрёб вампкуба в объятья. — Господи, клыкастик, я тогда так испугался! В первый миг, как я тебя увидел, мне показалось, что ты умер! — отчаянно воскликнул он, прижимая крепче. — Тише, тише, ангел. Я ведь всё-таки живой, — успокоил его Арсений, робко обнимая в ответ. — Ага, ты единственный вампир, которого вообще можно назвать живым, — в голосе мага наконец-то послышалась тёплая улыбка. — Я даже чувствую, как бьётся твоё сердце. Ещё бы не чувствовал, прижимает к себе так, что сердце пустилось вскачь, словно пытаясь разломать оковы грудной клетки, чтобы прильнуть к любимому, а то и вовсе поселиться в его груди. — Ангел, если ты продолжишь меня так к себе прижимать, то прочувствуешь работу и другого органа… — на последних остатках воздуха выдавил из себя Арсений. Маг слегка ослабил хватку, но из объятий так и не выпустил. Весь день Антон таскался за ним хвостиком, постоянно норовя обнять, и это было бы даже приятно, если бы не одно но: стоило разорвать прикосновение, Шастун вновь начинал ныть на тему «враги сожгли родную хату» — уезжал, мол, оставляя за спиной всю свою жизнь, вернулся — дом сгорел, коллеги похоронили, подвергшийся гипнозу Дима не узнал, вампкуба похитили и чуть не угробили, а прочие друзья невесть где, невесть в каком состоянии, неизвестно даже, живы или нет, а он из-за всей этой катавасии с перепадами стихий так невовремя выбыл из строя на несколько дней, которые могут оказаться для них решающими… Приходилось как-то выкручиваться. Завтракал, обедал и ужинал Арсений сидя на коленях своего истинного. Вначале было приятно, но под конец совсем неудобно — всё-таки маг ему попался худой и костлявый, жестковатый для изнеженной задницы нежитя. Отлучаясь в туалет, вампкуб, к великой радости своего ангела, предварительно зажигал свечку и вручал ему. Благодаря этой уловке тихие жалобы Шастуна перемежались восторгами, что позволяло чуть меньше беспокоиться о состоянии мага. Выгуливать собаку они оба раза выходили в обнимку. Впрочем, Арсений быстро уставал от ходьбы, помимо воли начиная припадать на обе ноги, поскольку от излишней нагрузки отступившая было боль возвращалась. Тогда Антон подхватывал его на руки и садился на всё ту же лавочку у подъезда, сажая вампкуба себе на колени и уже вдвоём прячась от назойливого дождя под зонтом. В этом состоянии мага совершенно не заботило, что подумают о нём окружающие. Так, услышав доносящиеся из подъезда шаги Шеминова, Арсений попытался было пересесть на скамейку, дабы не ставить любимого в неловкое положение, но тот вцепился в него с отчаяньем и мольбой в глазах, и никакие аргументы не могли его переубедить. Смирившись, нежить лишь натянул пониже толстовку, прикрывая вызванный постоянной близостью мага стояк. К счастью, Марго так сильно рвалась с поводка, что Стас рядом с ними почти не задержался, лишь поприветствовал обоих и напомнил, что с августа — отчего-то с августа, а не с июля, как обычно — повысятся тарифы на коммунальные услуги. Как ни странно, Антон проявил неожиданную ясность сознания. Выждав, пока Шеминов скроется за поворотом, маг прошептал Арсению на ухо, пуская по телу тёплую волну мурашек, что отчего-то из всего подъезда его узнаёт только домком. Дескать, и Валентина Петровна смотрела на него, как на чужого, с недоверчивым прищуром, и Сашка-пивнарь со второго этажа, и первоклассница с четвёртого, с которой они когда-то вместе снимали с дерева невесть как забравшегося на верхотуру котёнка — никто не узнаёт, все глядят на него так, будто впервые видят, а Стас отчего-то остался исключением. Поделившись этим наблюдением, Антон погрустнел, и Арсений поспешил заверить своего ангела, что уж он-то всегда узнает и примет мага, что над ним-то не властны чары злодея-менталиста, и что ни капельки не сомневается в том, что его замечательный истинный наверняка найдёт способ всех расколдовать. Вернувшись домой, они расположились на просторной кровати суккуба, тесно прижавшись друг к другу. Сейчас, когда обозначенный Антоном трёхдневный срок почти подошёл к концу, Арсений не понимал, как могли предыдущие «няньки» оставлять столь резкие, полные недовольства записи в дневниковой части блокнота. Разве им так сложно было догадаться, что под личиной брутального дерзкого мага кроется трогательный большой ребёнок с добрым сердцем? Разве так сложно найти контакт с этим милым дитя в теле взрослого? Этот день закончился спокойно и приятно. Вампкуб полусидел-полулежал на кровати, откинувшись на уложенные горкой подушки, а в его объятьях уютно устроился его истинный. Сначала он просто валялся рядом, оплетая его руками и ногами, но потом этого Антону показалось мало, и он взял дело в свои руки. Деловито раздвинув ноги Арсения, — без какого-либо эротического подтекста, просто развёл их, не отрывая от кровати, — он с довольным видом плюхнулся на освобождённое пространство, прижимаясь задницей к внутренней стороне бёдер своего суккуба, и осторожно, чтобы ненароком не причинить боль, откинулся на него корпусом. После этого, убедившись, что им обоим удобно, Антон потянулся за руками потерявшего дар речи вампкуба и деловито устроил их на себе — обнимай, мол, непонятно, что ли? Арсений послушно обнял. Его ангел какое-то время молча лежал так, потихоньку съезжая по скользкому шёлку халата. Видимо, Антону это не понравилось, поскольку в конце концов он вскочил на колени и рьяно сорвал с него мешающий предмет одежды, оставив суккуба в одних трусах. Отбросив халат подальше, маг вновь вернулся в прежнюю позу, довольный, что теперь-то ничто не мешает в ней оставаться, и, потянувшись за пледом, тщательно укрыл их обоих. — Ааарс, — вскоре протянул он, — а расскажи мне сказку? Вампкуб растерялся. Что Антон хочет от него услышать? Банальные сказки про репку или спящую красавицу он наверняка и сам знает, а каких-то специфических сказок у суккубов не было. Легенды и предания были, лёгкие переиначивания любых романтичных сказок так, чтобы один из пары был суккубом, а второй его истинным, тоже присутствовали, а вот чего-то особенного… И тогда Арсений решил придумать своему ангелу новую сказку. — Давным-давно жила-была… искорка. — Искорка? — удивлённо переспросил маг. — Искорка, — подтвердил Арсений, целуя маячащую перед носом русую макушку. — У неё была большая семья, несколько десятков её сестёр-искорок, но именно эта искорка была особенной. Антон чуть поёрзал, устраиваясь поудобней, и тихонько переспросил, что же было в ней такое особенное. — Другие искорки просто так дремали, уютно укрутившись в головках спичек, но не она. Нашей искорке снился сон о человеке, которого она полюбила всем своим существом и мечтала встретить, когда проснётся. Перехватив его левую руку, маг принялся водить пальцем по окольцовывающему её шраму, прослеживая едва заметный на ощупь рельеф. — Однажды мечта искорки исполнилась: её разбудил громкий звук чирканья, она вылезла из своего убежища и — о чудо! — увидела того самого человека. Желая поприветствовать его, наша искорка, хотя теперь было бы вернее назвать её пламечком или огоньком, поползла было по спичке, стремясь добраться до его пальцев, но не успела — спичку бросили в камин, прямо на кучку подготовленной для растопки бумаги. Поначалу наш язычок пламени расстроился, что его отвергли, но потом, подзакусив бумагами и перейдя к поленьям, понял, что это вовсе не было отказом — тот самый человек устроился у камина, протягивая к нему озябшие руки и ноги. Его ангелок слушал затаив дыхание, и Арсений продолжал. — Желая помочь ему согреться, огонёк изо всех сил старался разрастись, став настоящим огнём очага. Пламени было приятно видеть, что его усилия не проходят даром, что самый дорогой ему человек наслаждается его теплом. Антон довольно мурлыкнул в его объятьях, осторожно переворачиваясь набок и подкладывая под щёку ладонь. — Но неизбежное потому и называется неизбежным, что от него не убежать, как ни старайся. Стремясь обогреть своего человека, огонь сам не заметил, как изничтожил всё имеющееся у него топливо. Вынужденный бежать от наступающей прохлады, он спрятался в чёрных головёшках дотлевающих углей и стал не огнём уже, но жаром. Однако любовь к человеку была превыше его жажды жизни, и потому жар тайком выглядывал через трещинку, подсвечивая её алым. Арсению казалось, что его ангел уже дремлет, убаюканный сказкой и мерными звуками дыхания и сердцебиения, но нет. Его неугомонный истинный поднял мордашку, грустно заглядывая в глаза. — Жар умрёт, да? Клыкастик, ты же сказочник, спаси его! — Как скажешь, счастье моё, — покорно согласился вампкуб и продолжил историю. — Жар уже и вправду думал, что умирает, но в какой-то момент ему подали руку помощи. Точнее, лучину, такую тоненькую длинную щепочку. Жар искоркой перескочил на неё и вновь стал огоньком. А держащий лучину человек, тот самый, которого огонёк любил ещё будучи искоркой, бережно ссадил его с деревяшки на фитиль свечи. Успокоившись за судьбу главного героя, Антон вновь устроился на груди вампкуба. — На свече огоньку понравилось. Её фитиль состоял из хлопка, собранного с кустов хлопчатника, выращенных под золотым солнцем Кока́ндского ханства, а поддерживал горение ароматный пчелиный воск с ближайшей пасеки. Да и человек уделял устроившемуся на фитиле огоньку больше внимания: поставил подсвечник со свечой на стол и что-то писал на листке бумаги, наслаждаясь яркостью света и оберегая пламечко от сквозняков. Порой, задумавшись, он отрывал взгляд от бумаги и смотрел на огонь; в такие моменты огонёк от радости светился ещё ярче, становясь даже чуточку выше ростом. Довольно улыбнувшись, Антон перевернулся на другой бок. — Но и свеча не могла гореть вечно. Она оплавлялась, плача горячими восковыми слезами, и становилась всё ниже и ниже. В последний момент затухающее пламя пересадили на маленький кусочек бумаги и перенесли в набитую табаком глиняную трубку. Там огонёк снова стал тлением, но это было не столь важно — он радовался, что оказался так близко к своему объекту обожания, что человек с удовольствием вдыхает его дымок, наслаждаясь тем, как он проникает в лёгкие. Продолжая свою сказку, Арсений сам не заметил, как свёл всё к печальному итогу. — Как бы они ни стремились друг к другу, человек и огонёк не могут быть вместе: рано или поздно искорка либо погаснет, либо попытается сблизиться, обожжёт человека и тоже погаснет. Или человек умрёт — от старости или, может, даже пожара. — Пусть они будут вместе! — вскинулся Антон, вцепляясь в его предплечье обеими руками и с мольбой глядя в глаза. — Пусть вынужденные соблюдать дистанцию и никогда не касаться друг друга, но вместе. Пускай искорка горит для него. Чтобы светить, чтобы греть, чтобы оставаться живой рядом с ним. — Пусть… — с тихой грустью согласился вампкуб, целуя своего истинного в лоб. — Сладких и тёплых тебе снов, мой ангел. — И тебе, клыкастик, добрых сновидений, — откликнулся маг, потянулся к нему и легонечко, едва касаясь, чмокнул его в уголок губ. — Спокойной ночи. Антон уже вернулся на место, вновь уютной тёплой тяжестью устроившись на его груди, а Арсений всё смотрел куда-то в темноту, перебирая взглядом пробивающиеся меж штор полоски лунного света. Вампкуб с замиранием сердца осознавал произошедшее, всё ещё боясь в это поверить. Его истинный поцеловал его. Сам, по собственной воле, не вынужденный обстоятельствами, не в попытке спасти, согреть, наполнить жизненной силой, а просто так. И пусть это был невиннейший поцелуй, легчайшее касание губ, но Антон выбрал для него не щёку, не нос и не подбородок, куда можно поцеловать друга или ребёнка, а уголок рта. Пусть не губы, самое романтичное и в то же время эротичное место из всех возможных, а самый их краешек, но и в этом проглядывалась какая-то робкая, едва проклюнувшаяся романтика. Это трогало Арсения до глубины души и давало надежду, что когда-нибудь его ангел — его огонёчек — сумеет ответить ему взаимностью.