…
Реальность встретила его упругим ударом в плечо и бедро. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на полу — видимо, упал с кровати, пытаясь сбежать от приснившегося кошмара. Сердце испуганно колотилось где-то в глотке, мешая дышать. — Арс? — сдавленно выдохнул он, боясь, что сон был явью. Глупо, нелогично, нелепо, ведь на дворе тёплое лето, и клыкастик никак не мог замёрзнуть насмерть, и сердце его не покидало грудной клетки, но сковывающий его ледяной ужас не отпускал: перед глазами маячило видение, пугающее до стынущей в жилах крови. — Ангел? — с запозданием откликнулся сонным голосом вампкуб, когда Шастун уже вставал с пола. При взгляде на него, заспанного, взъерошенного, ничего не понимающего и такого живого, Антона наконец-то отпустило. — Что-то случилось? — непонимающе, замедленно из-за сонливости спросил Арсений, под глазами которого отчётливо проступали фиолетовые круги — видимо, следствие энергопотери из-за тополя. — Просто дурной сон. Но всё уже позади, — вернувшись на кровать, Антон легонько поцеловал припухшие спросонья губы нежитя, успокаивающе проводя ладонью по его плечу. Сейчас прикосновения к живой тёплой коже были больше нужны не вампкубу, а ему самому, они помогали сбросить морок страшного сна, прогнать испуг, утихомирить сбившееся с размеренного ритма сердце. Уже чувствуя, что засыпает, он нашарил на чуть прохладном запястье знакомый браслет несгорайки и, окончательно успокоившись, привычно положил руку на грудь Арсения, чувствуя, как живоё тёплое сердце убаюкивающе стучится в его ладонь.***
Утомлённые ночными потрясениями, они проспали бы ещё долго, если бы не деликатное, но вместе с тем требовательное поскрёбывание когтей по двери — Серый с Рексом уже выспались и теперь напоминали о совершенно неотложной необходимости выбраться на улицу. — Как ты себя чувствуешь? — Антону было страшно как отпускать хвостатых гулять без присмотра, так и оставлять клыкастика одного, и он не мог понять, как лучше поступить. — Расклеившимся, но благодаря тебе не настолько, как мог бы, ангел, — с неизменной улыбкой ответствовал вампкуб. Круги и мешки под глазами чуть сгладились, но всё ещё были слишком заметны, придавая нежитю непривычно усталый вид. В последний раз он видел Арсения таким варёным ещё до отъезда, как раз перед визитом в театр. Меньше месяца прошло, а кажется, будто это было в какой-то совсем другой жизни. Тогда всё казалось простым и понятным: вот друг, чудаковатый, как все суккубы, но хороший, вот дело, которое нужно раскрыть, поскольку такова его работа, вот чёткие планы на будущее. А что сейчас? Друг оказался влюблён в него и связан с ним крепко-накрепко истинностью, и только благодаря этой связи не погиб, раскрытие дела отошло на второй план, отодвинутое необходимостью выжить самому и спасти остальных, вместо планов на будущее расплывчатый туман. Сплошные сложности, но Антон не променял бы их на былое блаженное незнание: лучше суровая жизнь, чем скрывающая её сладкая иллюзия. Арсений отошёл к шкафу за штанами, и Шастун вдруг подумал, что надо воспользоваться тем, что нежить повернулся к нему спиной, чтобы проверить состояние раны. Он с запозданием понял, что кошмар про ледяного Арса и сожжённое сердце приснился ему во многом из-за событий вчерашней ночи: вампкуб был точно так же бездвижен, как и во сне, и почти так же Антон обжёг беднягу, сам того не желая. Замедленный вампир потихоньку разбирался с надеванием штанов, футболка с толстовкой задрались, предоставив Антону удачную возможность осмотреть поясницу, но никаких следов раны маг не обнаружил, о вспоротой плоти напоминало лишь маленькое пятнышко крови на простыне. — Ну что, пошли? — обернулся к нему Арсений, но, увидев, что Антон так и стоит в чём спал, то бишь в трусах и футболке, нахмурился. — Ладно, ты собирайся, а я пойду водички попью.***
Пять минут спустя они уже выходили из подъезда. Ну как выходили — открыли дверь изнывающим от нетерпения мохнатикам, после чего в черепашьем темпе выползли на улицу, сонные и взъерошенные. Вампкуб даже оступился на спуске с крыльца, чего с ним на памяти Антона никогда не бывало, хорошо ещё он успел поддержать клыкастика, вовремя обхватив его за плечи. Их четвероногие подопечные унеслись далеко вперёд, Антон лишь предупредил Серого, чтобы на всякий случай держался в пределах видимости, а они с нежитем медленно плелись в хвосте. Говорить не хотелось, да и вообще ничего не хотелось, лишь завалиться обратно на постель и продрыхнуть часа четыре, а лучше все восемь, хотя Шастун прекрасно понимал, что переизбыток сна сделает их ещё более варёными. Не теряя мохнатиков из виду, они кое-как дошли до хлебного и разделились: вампкуб зашёл внутрь, намеренный купить им перекусить, ведь в стремлении скорее вывести волка с псом на прогулку они попросту не успели позавтракать, а маг остался подпирать стенку снаружи, готовый в любой момент прийти на помощь. Маловероятно, конечно, что именно сейчас неведомый злодей окажется поблизости и вновь попытается навредить его друзьям, но бдительность не помешает. Наконец Арсений вышел, тут же вручив ему холодную шуршащую упаковку. Фруктовый, мать его, лёд. Антона вновь накрыло впечатлениями минувшего сна: пробирающийся под кожу холод и красные капли на стылых губах. Вампкуб увлечённо посасывал вишнёвое — ну кто бы сомневался? — мороженое, явно наслаждаясь любимым вкусом, а Шастун своё даже не распаковал, так и продолжал держать в руке, чувствуя, как прохлада взбирается по пальцам. Широким мазком раскрасневшегося языка проведя по ледышке снизу доверху, Арсений наконец обратил внимание на мага: — Ты не любишь фруктовый лёд? — обеспокоенно спросил он, как-то неуловимо подбираясь, будто готовясь в сей же миг сбегать в магазин за тем, что придётся ему по вкусу. — Люблю, — возразил Антон. — Но сегодня мне снился кошмар про холод и лёд, и оттого немного не по себе. Прохладная рука мимолётом сжала его ладонь в жесте поддержки. Стало легче. — Что тебе снииится, крейсер Аврооора? — шутливо пропел нежить, в то же время сочувственно посматривая на него. — Неважно. Ты жив, а всё остальное лишь дурацкие последствия стресса и переутомления, — Антон наконец преодолел себя и разорвал упаковку. Сладость мороженого придала сил, а холод взбодрил, так что прогулку они продолжили уже более активно, а не как сонные тетери. Правда, привычный быстрый темп всё ещё был недоступен — по неуловимо изменившемуся рисунку движений нежитя Антон понял, что его мышцы всё ещё побаливают после длительного спазма, коим, по сути, и являлось тополиное бездвижье, поэтому старался идти медленно и быть ближе, чтобы в случае чего успеть вовремя подхватить. Побродив по окрестностям и дав мохнатикам сделать все свои дела и как следует набегаться, они повернули к дому, вяло дискутируя на предмет необходимости вампирского завтрака. Антон настаивал на приготовлении кровавого коктейля, поскольку считал необходимым как можно скорее восполнить потраченную энергию, Арсений отнекивался. — На этой неделе я уже пил кровь, ангел мой, и не собираюсь употреблять её сверх меры, — терпеливо увещевал нежить. Шастун хмурил брови, абсолютно несогласный с его позицией. — Еженедельной дозы крови тебе хватает в обычной жизни, но при форс-мажорах вроде ранений или больших энергопотерь этого мало, Арс. Даже изрядная доза приправленных магией поцелуев не привела тебя в норму полностью, ты хоть и способен уже передвигаться, но всё ещё квёлый и вымотанный, а ведь опасность может поджидать в любой момент! — почувствовав, что говорит уже слишком громко, Антон заставил себя прерваться, сделать глубокий вдох и продолжить уже тише: — Я не хочу, чтобы мои кошмары стали реальностью. Мне будет спокойней, если я буду знать, что ты пришёл в форму и способен за себя постоять. — Огонёчек, ты не понимаешь… — с сожалением протянул вампкуб. — Я ведь говорил уже, что при превышении дозы я пьянею, чьей бы кровь ни была. Пьяный вампир — это страшно. Я бы не хотел, чтобы ты видел меня таким. Антону очень хотелось хмыкнуть, но он сдержался. Пьяные вампиры его не пугали. Вот озверевшие, обезумевшие от жажды — да, это страшно, это сильные, быстрые и невероятно опасные кровожадные твари, с которыми даже боевому магу подчас трудно справиться, если только он не огневик. Ему доводилось не раз убивать этих совершенных хищников — огнём ли, осиной, серебром, разве что святую воду не использовал в силу конфликта стихий. А опьянённые кровью вампиры мало чем отличаются от набухавшихся людей — их точно так же тянет грустить или веселиться, изливать душу случайному собеседнику или залезть танцевать на стол, устроить нелепую из-за потери координации драку или начать клеиться к кому попало. Разве что вампиры перегаром не воняют и не блюют где-нибудь в кустиках. — Я не понимаю, чего ты боишься, клыкастик. Даже если ты опьянеешь, — в чём я сомневаюсь, поскольку за всё время лечения ты регулярно употреблял кровь, но не пьянел от избытка энергии, потому что она шла на твоё восстановление, — как это может меня напугать? Тем более я ведь останусь рядом. Если ты начнёшь чудить, я сумею тебя как-нибудь отвлечь, остановить, удержать. — Даже с этим? — Арсений поднял руку, акцентируя внимание на браслете, благодаря которому мог не опасаться огня. — Не огнём единым, — ухмыльнулся Шастун. — Арс, боевых магов учат не только убивать, но и захватывать сопротивляющуюся цель с минимальными повреждениями, как для цели, так и для нас самих. Вампкуб отвёл глаза, рассеянно пробегаясь взглядом по пышным клумбам. — У меня никого не было уже больше трёх недель, — негромко начал он, удивляя Антона столь резкой сменой темы. — Знаешь, говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Я же на ясную голову и без того свободно говорю о чём угодно, а потому от избытка крови меня тянет не лясы точить, а действовать. Понимаешь, какие действия выберет суккуб, у которого давно никого не было? Суккуб, рядом с которым постоянно находится его недостижимый истинный? Пьяный, утративший самоконтроль суккуб, наделённый к тому же вампирской силой и скоростью? Прогулка и фруктовый лёд взбодрили тело, но не разум — Антон даже не сразу понял, к чему клонит его друг. С некоторым запозданием догадавшись, что нежить говорит об изнасиловании, — ещё одно табуированное слово, которое суккубы стараются всеми правдами и неправдами избегать, — он всё равно не получил ясной картины. Суккубы и подобное надругательство абсолютно несовместимы, они не становятся никогда ни насильниками — это претит самой их природе, ни жертвами — спасают чары, способные смягчить и задобрить даже закоренелого злодея, если только он не менталист или чей-то принятый истинный, плюс если суккуб пребывает в фазе активного перебирания одноночек, он только рад будет подвернувшемуся добровольцу. И уж тем более никак не вязались между собой слова «Арсений», «может изнасиловать» и «своего истинного». Антон хорошо знал своего клыкастика, самого мирного и доброго нежитя, которого только можно было представить, и знал, сколь сильно Арсений печётся о нём. И потом, даже если допустить кощунственную мысль о возможности подобного расклада, Шастун всё ещё оставался опытным боевым магом. Любые поползновения можно будет пресечь на корню банальными воздушными оковами вроде тех, которыми он обездвиживал конечности Арса, когда тот метался в лихорадке. Даже если вампир схватит его за руки, лишая возможности применить основной спектр заклинаний, всё равно у него остаётся возможность отшвырнуть его от себя сильным порывом ветра, временно ослепить чувствительные вампирские глаза особо ярким светлячком, после чего без особого труда применить фиксирующее руки и ноги заклинание. — Арс, — Антон мягко коснулся его локтя, заставляя клыкастика отвлечься от унылого созерцания цветочков и посмотреть в глаза, — я тебя знаю. Ты не способен навредить невиновному, и уж тем более тому, кто тебе дорог. Даже при помутнении рассудка. Твои беспочвенные страхи лишь показывают, что у тебя есть мораль, честь и совесть. Именно такие страхи не дают нам превратиться в чудовищ. Например, работая в Пятёрке, я всегда боялся случайно убить или покалечить невиновного, и именно поэтому сумел вовремя распознать заложников, которых захватчики замаскировали под своих собратьев-отступников. Тот же Елик, хоть по нему и не скажешь, на самом деле вечно опасается, что какой-нибудь пациент пострадает от его халатности или некомпетентности, и поэтому в нужные моменты он максимально собран, да ещё и львиную долю свободного времени тратит на углубление и без того обширных познаний в целительстве. Вампкуб попытался было что-то ответить, но осёкся на полуслове, вдруг вскинулся, подобрался, словно охотничья собака, встревоженно завертел головой, будто прислушиваясь. Антон тоже вслушался, осматриваясь, но ничего не заметил. — Наверное, показалось, — с облегчением выдохнул Арсений. — Заговорили на тяжёлую тему, вот и мерещится всякое… В этот момент их ушей достиг отчаянный не то стон, не то плач, не то скулёж. Так не стонут при сексе, так не плачут при обиде, так не скулят собаки, которым отдавили лапу. Этот непередаваемый звук, высокий и ломкий, звенел надсадной хрипотой отчаянья и диким, животным страхом. Такое невозможно сыграть, изобразить по приколу или готовясь к роли в ужастике, подобный вопль способен исторгнуть лишь тот, кому действительно грозит опасность. Антон сам не заметил, как метнулся в воздух, осознав это лишь потом, когда уже мчался на звук. В поле зрения попал бегущий где-то внизу вампкуб, сорвавшийся с места, кажется, даже раньше него. Повернув за угол, Шаст наконец обнаружил источник звука: стоявшая на балконе четвёртого этажа девушка пыталась сбросить вниз захлёбывающегося хриплым плачем и отчаянно сопротивляющегося перепуганного щенка крупной породы, изо всех сил вцепляющегося в неё когтистыми лапами. Но за те секунды, что требовались магу для сокращения дистанции, девушка таки стряхнула собаку со своих исцарапанных рук. Он рванулся вперёд, каким-то чудом успев поймать бедную животинку на полпути к земле, и, заложив крутой вираж, спикировал к нежитю, на лету передавая щенка в догадливо подставленные руки, и метнулся к балкону, накидывая на живодёрку воздушные оковы, надёжно прикрепляющие её запястья к перилам. Спасибо дрессуре майора Белого, заставлявшего отрабатывать основные паттерны и алгоритмы действий для всех видов чрезвычайных ситуаций и лютовавшего на экзаменах — правило «Если не понимаешь, что происходит, для начала обезвредь и зафиксируй всех присутствующих, чтоб никто никому не повредил и никто не убежал с места действия, а потом уже без спешки разбирайся сколько потребуется» выручило и сейчас. Теперь он мог не то чтобы расслабиться, — подобное было бы слишком неосмотрительно, — но хотя бы обратить внимание на детали, на которые до того не хватало времени. Например, заметить за стеклом балконной двери заплаканную мордашку ребёнка, или наконец разобрать, что говорит ему обездвиженная преступница. — Антош, ты чего? — в знакомом голосе сквозило искреннее недоумение. Внутренне холодея и мысленно моля, чтобы это всё было просто совпадением, Шастун развернулся к ней, всматриваясь в полускрытое растрепавшимися волосами лицо. Это была Лукерья.