Чудные соседи

Это была Лукерья, добрейшей души женщина, из тех, про которых говорят «и мухи не обидит» — волхвы на других и не женятся, их природе претит человеческая жестокость. Антон хорошо её знал, не столь близко, как Макара, конечно, но, возвращаясь с ночных дежурств, регулярно виделся с ней во дворе, присматривающей за разномастным выводком детей. Он помнил её приветливость и гостеприимство, помнил, что вся дворовая ребятня знала: больного котёнка, выпавшего из гнезда птенца, хромую собаку или отбитого у кошаков голубя с подранным крылом — всех пострадавших нужно нести именно ей, Лукерье, и она позаботится о питомцах лучше, чем кто бы то ни было другой. Ветеринар по профессии, многодетная мать по жизни, воспитатель по призванию — не было в ней никакого зла, не было! И оттого становилось страшно. Чтобы такая светлая и чистая душой девушка, злобно шипя, рьяно пыталась скинуть с высоты перепуганного щенка? Сам собой напрашивался вывод, что злокозненный менталист и здесь отметился, разрушил семейную идиллию. Антон не знал, что ему делать. Под окнами его ждали друзья, измученный после вчерашней охоты на оборотня и последовавшего за ней тополиного бездвижья вампкуб и не освоившийся толком в волчьем теле Серёжа, оставить которых на произвол судьбы было бы слишком неосмотрительно — кто его знает, этого подлеца менталиста, вдруг он и сейчас где-то рядом, вдруг он возьмёт под контроль оборотня и попытается его силами растерзать иммунного к менталистике, как и все суккубы, но физически ослабленного недавними происшествиями Арсения? И в то же время его вмешательство может потребоваться внутри, там, за балконной дверью. Кто знает, что ещё натворила зачарованная менталистом Лукерья? Дети — самая беззащитная часть населения, самая ранимая, очень легко искалечить ребёнку хоть тело, хоть психику. Нужно спешить, быть может, он ещё успеет помочь. — Арс, Серый! — позвал он, машинально переходя на командный тон: в экстренных ситуациях не до обходительности. — Скорее сюда. Код подъезда три пять два, четвёртый этаж, дверь с рисунками. Отдав команду, Антон открыл запертую на шпингалет балконную дверь и шагнул внутрь. Там его встретил заплаканный русоволосый мальчишка лет семи, Шастун помнил его внешне, знал, что это старший из родных детей Макаровых, но никак не мог нашарить в памяти его имя. Широко распахнутые карие глаза мальчика опустили взгляд на его пустые руки и вновь наполнились слезами. — С щенком всё в порядке, я его поймал и передал друзьям, они скоро его принесут, — поспешил заверить его Антон, правильно расшифровав происходящее. Вообще он не слишком-то разбирался в том, как следует говорить с детьми, но опыт работы с заложниками подсказал подходящие для данной ситуации меры пресечения истерики. Всё-таки перед опасностью все равны, растерявшиеся и перепуганные взрослые ничуть не умнее детей, а значит, и методы с ними должны работать одинаковые. — Дядь Антон, а что вы с мамой сделали? — спросил, чуть задыхаясь от недавнего плача, мальчишка, опасливо поглядывая в сторону балкона. — Приковал магией к перилам, чтобы она не смогла навредить ни себе, ни кому-то ещё, — мягко ответил Шастун, внимательно озираясь. В комнате, которая, судя по двуспальной кровати, являлась супружеской спальней, не было следов насилия, кроме тех, которые мог оставить сопротивляющийся щенок крупной породы и пытающаяся утащить его женщина: подранный край покрывала, в который явно вцеплялись зубами, обрывки ткани по всему полу, невесть что делающий в спальне опрокинутый табурет. — Где твои братики и сестрички? Им нужна помощь? — Пойдём, — буркнул пацанёнок, нахмурив светлые бровки, и зачем-то ухватил его за руку. Лавируя между разбросанными по полу вещами, мальчишка потащил его через спальню, провёл по узкому коридору и остановился перед одной из дверей. — Козля-я-ятушки, ребя-я-ятушки, отворитеся, отопритеся! — проблеял он искусственно-писклявым голосочком строчку из сказки. Секунду или две ничего не происходило, а потом из-за двери послышался шум оттаскиваемой мебели, после чего им, наконец, открыли. На них устремился серьёзный взгляд аквамариновых глаз. — Святик, ты успел?.. — начала было девчушка лет девяти на вид, скулы которой были усеяны бирюзовыми веснушками чешуек, но тут же с изумлением оборвала фразу. — Дядя Антон? — С вами всё в порядке? — обеспокоенно спросил маг. Он не мог не отметить, что старшая дочка четы Макаровых открывала им очень правильно — приоткрыла сантиметров на десять, не больше, и продолжала держаться за дверную ручку, чтобы в любой момент быть готовой захлопнуть дверь. — Миша сильно ударился, когда мама его оттолкнула, остальные перепуганы, но целы, — совсем по-взрослому отрапортовала девочка, отбрасывая за спину длинную тёмную косичку. Антон смотрел на эту не по возрасту серьёзную девчушку с косичками и не мог отделаться от мысли, что до удочерения Ильёй и Лукерьей она успела хлебнуть горя. Не ведут себя так спокойно и сдержанно дети, для которых подобный кошмар в новинку, не двигаются так расчётливо и предусмотрительно, не смотрят скептически сухими глазами, стараясь успокоить участившееся от стресса дыхание. Такие повадки даже у студентов боевой специализации появляются не раньше, чем они огребут пару-тройку десятков раз на тренировке. — Я обездвижил вашу маму на балконе, потом разберёмся, что с ней. Ты меня пустишь? Я займусь исцелением твоего братика, если кто-нибудь пойдёт открывать дверь, сюда должны подойти мои друзья с вашей собакой. Отчего-то хихикнув, — нервное, наверное, — юная русалка распахнула дверь, позволяя пройти, и отправилась открывать скорым гостям. Зайдя внутрь, Антон сразу понял, что оказался в детской: деревянные двухэтажные кровати, подвешенная под потолком люлька-гнездо для трёхлетнего мальчонки-сирена, у которого было обычное человеческое имя, но все звали его Воробушком, и куча игрушек где ни попадя. Пройдя дальше и чуть не споткнувшись о неудачно поставленный стул, которым, видимо, до этого подпирали дверь, Шастун наконец увидел обитателей детской: четверо детишек мал мала меньше ютились на нижнем ярусе самой дальней от входа кровати, чуть ли не вжавшись в стенку, все испуганные и зарёванные. Плавно подойдя ближе, Антон опустился на корточки, чтобы оказаться с ними наравне. — Кто из вас больно ударившийся Миша? — спросил он, стараясь говорить как можно мягче. Никто не отозвался. К кровати подошёл Святик, и двое младших девчушек, одинаково светленькие, только одна остроухая, а вторая нет, кинулись его обнимать — фейри бегом, а вторая, помладше, поначалу тоже бегом, но, не удержав равновесие на полпути, мягко шлепнулась на кровать и продолжила уже ползком. — Всё хорошо, Полян. Люб, ползи сюда. И ты, Воробушек, тоже. Миш, давай сюда, а то дяденьке магу неудобно будет до тебя тянуться, — командовал заулыбавшийся старшенький. Мишей оказался светловолосый мальчуган ангельского вида, самый старший из тех, что были на кровати. На его плечике и боку наливался внушительного вида синяк. Антон приступил к исцелению, отвлекая мальчонку от неприятных ощущений разговорами. Поначалу сероглазый ангелок — вот уж кого следовало называть ангелом вместо небритого двухметрового детины! — стеснялся, но потом разохотился и сообщил кучу «важной» информации, поведав, что ему пять лет, что он ходит в садик, но скоро уже станет совсем-совсем взрослым и пойдёт в школу, прямо как Марина и Святик, и что мама хорошая, мама не хотела ему навредить, просто он хотел помочь Пушисте, а мама его оттолкнула. После он принялся рассказывать про братьев и сестёр, и от избытка информации у Антона голова пошла кругом, так что дальше он старался не вслушиваться. Закончив с синяком и ушибом, он вдруг понял, что детей вокруг меньше, чем должно быть. Шастун точно знал, что у Макаровых их семеро. Один встретил его у балкона, вторая открыла дверь в детскую, ещё четверо были на кровати, итого шесть. Где ещё один? — Варенька здесь, огонёчек, — донёсся из-за спины успокаивающий голос вампкуба, и зародившаяся было в глубине живота паника развеялась. Обернувшись, Антон увидел своего нежитя с той самой Варенькой на руках, отчего-то закутанной в его толстовку. Позади них виднелся Серый, кое-как протиснувшийся между кроватей, прилёгший на свободном пространстве и теперь служащий объектом изучения остальной детворы: судя по радостным возгласам, младшим Макаровым очень понравился «дядя Во́лчек». Ну ещё бы, здоровенный, пушистый, добрый, хоть валяйся на нём, хоть тискай — не грызанёт. — А где собака? — машинально спросил Шаст, имея в виду, конечно же, не спокойно сидящего и повиливающего хвостом Рекса, увязавшегося вслед за своим вожаком-хозяином, а того щенка, что он поймал в воздухе. Прильнувшая к вампкубу русоволосая девчушка потешно возмутилась: — Я не собака! Я оборрротень Варрря! Мне четыррре годика! Тут-то Антон вспомнил давний рассказ Ильи о несчастном ликантропе, растерзавшем свою жену и укусившем дочку. Когда полнолуние кончилось, он, поняв, что натворил, покончил с собой, оставив девочку сиротой. Бедняжку взяли в детский дом, но в следующее же полнолуние, обернувшись, она сбежала оттуда и, проскитавшись всю ночь по городу, под утро тяпнула за ногу возвращающегося с кладбищенского патруля волхва. Ведуну-то, как и огневику, укус не грозит обращением, к тому же ещё и даны силы на время обуздать волчью суть. Ну а раздобыть контролку-серёжки да удочерить сиротинушку не составило особого труда. Получается, из-за чар менталиста Лукерья едва не сбросила с балкона собственную, пусть и приёмную, но всё равно горячо любимую дочь?! — Пиз… Пизанская башня! — с чувством сказал Антон, вовремя вспомнив, что вокруг дети. В ответ Арсений криво улыбнулся краем рта, признавая всю горечь ситуации, но тут же перевёл взгляд на вновь подавшую голос девочку и просветлел лицом. Вампкуб шепнул ей что-то на ушко, Варя весело рассмеялась в ответ и обвила ручонками его шею. Видно было, что клыкастик соскучился по отцовству, как-никак, со времени рождения его дочери прошла уже сотня лет. Детвора этого не знала, но прекрасно чувствовала — вон и Варя обнимала как родного, и исцелённый и потому воспрявший духом Миша к нему потянулся, а когда вампкуб пересадил девочку себе на шею и подхватил его на руки, мальчонка радостно захохотал. Антон тихонько вышел из детской. Пусть они забавляются, что дети, что взрослые, которым в кайф возиться с ребятнёй, все они достаточно уже настрадались от недавних событий и заслуживают весёлого отдыха. Он же тем временем займётся самым важным делом. Лукерья встретила его жалобным «Что происходит, Антош?», отчего он почувствовал себя злодеем. Она ведь не виновата ни в чём, просто следовала заложенной ублюдком-менталистом программе, пребывая в блаженном неведении относительно собственных действий. — Я всё тебе объясню, но чуть позже, ладно? — извиняющимся тоном протянул он. — Стой спокойно, сейчас я тебя освобожу, мы пройдём на кухню и всё обсудим. Он не стал развеивать чары полностью, лишь изменил их действие: теперь руки Лукерьи крепились не к перилам балкона, а друг к другу, будто скованные наручниками. Пусть она всего лишь хрупкая освоенная девушка и мало что способна ему противопоставить, предосторожность не помешает. Наконец они покинули балкон. Первой шла Лукерья, Антон же следовал за ней почти вплотную, держась буквально в одном шаге — мало ли что, лучше иметь возможность присматривать за жертвой менталиста, кто знает, что ещё он ей там навнушал. На полпути к выходу девушка резко остановилась, прижала руки ко лбу, полуприсела-полусогнулась и взвыла: — Головааа!.. Антон кинулся к ней, нашаривая в памяти подходящие случаю заклинания, но тут же получил крайне болезненный для мужчины удар и согнулся пополам. Лукерья же бросилась бежать. Преодолевая боль, он поспешил за ней, хоть и понимал, что бесполезно — она на своей территории, которую знает как свои пять пальцев, да и неожиданное нападение обеспечило ей фору, которой вполне хватит на то, чтобы добежать до какой-нибудь из комнат и запереться изнутри, выкуривай её потом… Однако когда Шастун доковылял до выхода, он увидел, что беглянка схвачена и надёжно обездвижена Арсением. Вампкуб стоял в коридоре, одной рукой без труда удерживая её скованные магией руки, а второй крепко обхватив за талию. Лукерья отчаянно брыкалась, пытаясь вырваться, но разве скромные силы обычной женщины сравнятся с вампирской мощью? — Я уж думал, полная ж… — увидев выглядывающую из-за двери любопытную детскую моську, Антон спешно исправился: — Женева. — Помощь нужна? — участливо спросил клыкастик. Его мягкий тон довольно странно сочетался с удержанием сопротивляющейся девушки. — Веди её на кухню, я догоню, — прохрипел Шастун, стараясь не сорваться на кастратский фальцет. Пах пульсировал болью, а чтобы залечить повреждения и таким образом избавиться от неприятных ощущений, требовалось раздеться и применить одно целительское заклинание. Не заниматься же этим посреди коридора, на глазах у женщины и ребёнка? — Я бы предложил исцеление методом «поцелую, и всё пройдёт», но, боюсь, ты меня пошлёшь на Хувентуд, а у меня сейчас нет никакого настроения на кубинском острове тусоваться, — своеобразно посочувствовал Арсений, уводя пленницу на кухню, пока Шастун медленно и осторожно шёл к ванной. — Да и чтобы сработал обезболивающий компонент, нужно, чтобы слюна попала в кровь, а царапать тебя в столь нежном месте я не согласен.

***

Пять минут спустя они уже сидели втроём на кухне: Антон, у которого наконец-то ничего не болело, Лукерья, на всякий случай скованная воздушным заклинанием, руки её крепились к краю стола, а ноги — к ножкам стула, и Арсений, расположившийся между ними и на всякий случай не сводящий глаз с жертвы менталиста — видимо, во избежание повторения угрозы благополучию столь нежных частей тела своего истинного. — Лукерья, ты понимаешь, что именно произошло? Объясни, пожалуйста, что такое ты делала на балконе, — мягко, будто к ребёнку, обратился Антон. Он ни в чём её не винил: ну попыталась она сбросить с балкона собственную дочь, ну зарядила ему по яйцам, так всё это она не по злому умыслу, всё это вина заколдовавшего её разум менталиста, а не её собственная. В конце концов, ничего непоправимого не произошло: Варя жива-здорова, повреждения Миши и самого Антона залечены, психика детей хоть и пострадала, но это вполне можно будет исправить. — А то вы сами не знаете! — негодующе фыркнула девушка, сдувая лезущие в лицо растрепавшиеся волосы. — Мы не знаем, как всё это выглядело для тебя, — доброжелательно и в то же время строго заметил Арсений. — Дело в том, что в округе хорошенько поработал преступник-менталист, и у нас есть все основания полагать, что ты попала под воздействие его чар. — Может, это вы попали под его воздействие, а не я! — с вызовом бросила она, выразительно скосив глаза на свои зафиксированные конечности. Антон тяжело вздохнул. Вот именно из-за таких вывертов он и не любил иметь дело с менталистами. — Исключено, — отчеканил он строго, — у меня абсолютный иммунитет к менталистике, у Арса тоже. И мы не желаем никому зла. Чем скорее ты объяснишь, как ты видела всю эту ситуацию, тем быстрее мы разберёмся в случившемся и сможем тебя освободить. Лукерья закатила глаза, явно не веря их обещаниям, однако наконец-то изволила ответить. — Я запускала Воробушка, юным сиренам для крыльев полезны каждодневные полёты, а наш птенчик ещё так мал, что взлететь с места не может, ему нужна высота. И когда Воробушек наконец полетел, ты ни с того ни с сего приковал меня магией к перилам и ушёл невесть на сколько времени! — она дёрнула руками в бессильной злобе, тщетно пытаясь порвать чары, крепко приковывающие её запястья к массивной деревянной столешнице. — Воробушка? — в унисон переспросили трое: Антон, Арс и прокравшийся на кухню Святик. Только сейчас заметив тихонько стоявшего в уголочке сына, Лукерья нахмурилась. — А ты что здесь делаешь? Почему на рисование до сих пор сумку не собрал? Мальчишка поскучнел. — Мааам, ну сколько раз тебе говорить: я не хожу на рисование! — возмущённо протянул он. — Это Поляна любит у нас каляки-маляки изображать, а я занимаюсь карате, куда ты вчера, между прочим, вместо меня почему-то Мишу отвела. Он к ежегодному сентябрьскому утреннику готовился, на бальные танцы ходил, чтобы вместе с девочкой из его группы вальс станцевать, а карате-то ему зачем? Вот воспитатели удивятся, когда он, вместо того чтобы плясать с ней, перекинет её через бедро или ещё какой приём покажет! — Ну-ка давай подробней, — заинтересовался Антон, — больше никакой путаницы в последнее время не было? — Было, — серьёзно кивнул пацан, отчего стало заметно, сколь сильно он похож на Илью: от матери разве что скулы широкие да глаза карие, а всем остальным явно в отца пошёл, может, и волховскую силу унаследует. — Марине мама рыбу накладывала и удивлялась отсутствию аппетита, и на пробежку вместо Вари с собой взяла, а Варю на пение отправила вместо Ромы, а у неё музыкального слуха нет, голосит как резаная. Воробушка на плаванье отвела, а ведь он воды боится, так и не загнали его в бассейн… Любу соком напоить пыталась, хотя все знают, что мелкая ничего, кроме воды или молока, не пьёт. Одежду тоже путала, мои футболки в Маринин ящик сложила, а её платье на Мишину вешалку повесила, а ещё вчера в яичницу сахар кинула, а в чай соль, а ещё… — Спасибо, Святик, мы поняли, — прервал разошедшегося мальчишку Антон. — Сходи, пожалуйста, посмотри, не замучила ли детвора дядю Волчека. Закрыв за ним дверь кухни, маг зафиксировал её заклинанием и накинул сверху заглушку. — Я понял, что произошло. Менталист использовал Путаницу. Простенький, в общем-то приём, однако полезный в бою: очень удобно сражаться, когда твой противник путает не то что стихии, но даже право и лево, причём не на словах даже, а на деле: бросишь такому яблоко, а он его ловить не в ту сторону кинется. Обычно это заклинание выдыхается спустя пару минут, но, если правильно помню, изначальная техника основывалась на ином подходе: вместо наносного запутывания, поверхностного и легко развеиваемого, производилось глубинное, гораздо более медленное и трудоёмкое, потому что оно требует вручную оторвать один конец ассоциативной связи и подсоединить его на новое место, и так со всеми затрагиваемыми Путаницей связями. — Ты можешь вернуть всё как было? — обеспокоенно спросил вампкуб, и Антон покачал головой: — Я даже просто посмотреть, что у неё в голове, не смогу, если сама не впустит. Всё-таки ментал — не моя стихия, хоть воздушникам, равно как и водникам, чуточку легче с ним обращаться, чем всем остальным. — Как с ней тогда быть? — озадачился Арсений. — Мы же не можем оставить всё как есть, это опасно для детей, да и для неё самой тоже. И себе детей забрать или самим к ним переехать, чтобы присматривать, мы тоже не можем, равно как и оставлять её связанной магией по рукам и ногам. — Эээй, я вообще-то тоже здесь! — возмутилась Лукерья. — Освободите уже меня наконец! Впору было хвататься за голову: в сложившейся ситуации не было выхода, как ни крути. Без менталиста здесь никак не разобраться, а где ж его взять? — Отпустите! Пожар! Грабят! — вконец отчаявшись, девушка принялась кричать различные призывы о помощи вразнобой: — Помогите! Насилуют! Милиция! Полиция! Убивают! Скорая! Спасите! Кто-нибудь! Сво-бо-ду по-пу-га-ям! Устало набросив на неё модифицированную заглушку, делающую громкие звуки едва слышными, однако хорошо проводящую звуки комфортного уровня громкости, Антон принялся думать, пытаясь найти выход из этого безвыходного положения. Лукерья же, явно намеренная изрядно потрепать им нервы в попытке добиться своего, принялась изо всех сил раскачиваться на стуле и в результате собственных действий чуть не рухнула на пол, каким-то чудом не ударившись виском об угол стола. Если б не вампирская скорость реакции Арсения, мгновенно ухватившего её за плечи, ещё и исцелять буйную жертву менталиста пришлось бы. — Луш, — сочувственно обратился к ней вампкуб, жалостливо посматривая на пленницу, — а ты и вправду не понимаешь, что своими собственными руками чуть не убила своего ребёнка? Лукерья скептически подняла бровь, определённо не веря его словам. — Ты сбросила с четвёртого этажа не сирена, способного в любой момент обернуться воробьём, расправить крылья и воспарить. Ты попыталась запустить в полёт волчонка. Зрачки карих глаз резко расширились, девушка метнула взгляд на Арса, на Антона и вновь на Арса, будто в надежде, что один из них не выдержит и, засмеявшись, сообщит, что это был розыгрыш. Но увидев, насколько серьёзны их лица, Лукерья оторопела, замерла, будто о чём-то раздумывая… — Ни в коем случае не освобождайте меня! — отчаянно взмолилась она.

***

В подготовке ментального погружения участвовали все трое. Лукерья, осознав едва не случившуюся трагедию, охотно пошла на сотрудничество, дала согласие на попытку нивелировать воздействие манипуляций злодея-менталиста, — действительно важный нюанс, поскольку в исполнении не-менталиста попытка сунуться в чужую голову без спроса способна серьёзно, подчас даже непоправимо навредить разуму объекта, — а ещё подсказала, где в доме можно найти вентилятор и свечи. Правда, перепутала вторую сверху левую полку с второй снизу правой, но это сущие пустяки. Антон умылся — не просто намочил лицо, но, склонившись над раковиной, вылил себе на голову едва ли не ведро воды: для облегчения ментальных манипуляций следовало пригасить огненную стихию, слишком уж она своевольна и разрушительна, и усилить воздушную. Арсений же готовился ввести Лукерью в транс при помощи гламора, а пока выслушивал инструкции Шастуна. — Во-первых, транс. Желательно глубокий и тягучий, в принципе типичный для трэлла. Чем податливей будет психика, тем больше шансов, что я проникну максимально глубоко и безболезненно, а значит, сэкономлю силы на преодолении природных барьеров и сумею принести больше пользы на месте. Клыкастик кивнул, подтверждая, что всё понял и готов перейти к следующему пункту. — Во-вторых, на тебе остаётся контроль за моим физическим состоянием. От тебя требуется брызгать водой мне на лицо и волосы, превентивно усмиряя моё внутреннее пламя, и на всякий случай следить, чтобы я не упал со стула, а такое вполне вероятно, — продолжил Антон, убирая вентилятор с поворотного режима и направляя так, чтобы дуло только на него: лёгкий дисбаланс угнетённого огня и стимулируемого воздуха очень пригодится для ментальных изысканий. Прохладная рука Арсения чуть сжала его пальцы, безмолвно подтверждая готовность подхватить его в случае чего. — И третье, самое важное. На тебе ответственность за моё возвращение. — В смысле? Ты о чём? — Дело в том, что для глубокого погружения не-менталисту требуется отключиться от внешних раздражителей. Первым исчезает зрение, затем обоняние, после этого частично теряются слух и осязание — всё это затем, чтобы погрузившийся мог видеть, чуять, слышать нужные ему ментальные конструкции, а при необходимости и воздействовать на них. Физически я буду здесь, а морально — где-то далеко, сам не знаю где, дальше, чем за горизонтом, и глубже, чем во сне. Периодически я постараюсь озвучивать, на каком я этапе и что делаю, поскольку так легче как ментальному ныряльщику, так и тому, кто остался на страховке, и когда сообщу, что сделал всё, что мог, ты должен помочь мне вернуться. В горле пересохло, и Антон плеснул в кружку воды. Ему никогда не нравились подобные экзерси́сы, ведь, погружаясь в чужой разум, не-менталист на время теряет частичку своего «я», оказывается отрезанным не только от внешнего мира, но и от внутреннего: от изрядной части памяти, самосознания, всей полноты понимания происходящего… — На этом этапе следует прекратить опрыскивание и убрать воду подальше. А ещё примерно в это время можно начинать выводить пациентку из транса, активирующиеся при этом природные механизмы саморегуляции психики помогут мне легко и быстро выскользнуть из её разума. Он ещё раз глотнул воды и продолжил: — Выйдя из разума Лукерьи, я не сразу окажусь в своём. Главная закавыка подобных погружений — не залипнуть в пограничной зоне на обратном пути. И вот с этим-то мне особенно пригодится твоя помощь. Опустошив кружку, он задержал взгляд на её донышке, собираясь с мыслями, и продолжил: — Ослабив её транс, ты должен будешь активировать по меньшей мере один якорь. Универсальный якорь любого мага — его родная стихия. Так что зажжёшь свечку и поставишь её так, чтобы она находилась в противоположном от меня направлении, нежели Лукерья. Дальше говорить не хотелось, но в вопросах безопасности Антон предпочитал перестраховаться. Уж кому-кому, а собственному вампкубу можно доверять, он всегда поймёт и примет. — По идее должно хватить даже этого, но на всякий случай имей в виду, что может помочь также зов по имени или прозвищу, а ещё одним из моих якорей является просьба о помощи, — чуть смутившись, признался Шастун. У других якоря как якоря: какие-то важные слова вроде признаний в любви или упоминания уникальных фактов биографии, один он со своим дурацким комплексом спасителя невольно выбивался из ряда однокурсников — ни на что другое не среагировал, а как девчонка с соседнего ряда попросила соседа помочь ей поточить карандаш из слишком жёсткой древесины, так пришёл в себя и, не думая, рефлекторно помчался помогать, ещё сам не зная, кому и в чём, сверзившись со стула и разбив подбородок. Отогнав воспоминание об этом казусе, Антон продолжил: — Так, ну вроде всё, застрять не должен, хоть и непривычно как-то без наставника-менталиста рядом, но надо же когда-нибудь начинать самостоятельные погружения… Молчаливо внимавший до того нежить заметно разволновался. — А если не получится тебя вернуть? Если ты завязнешь? Что тогда? — обеспокоенно зачастил вопросами Арс, нервно теребя подол футболки. — Тогда бери мой телефон, — Антон показал, как разблокировать, хотя был уверен, что вампкуб и раньше видел, как он это делает, и запомнил, — и звони… Так, нет, в Больницу не звони, мы там для преступника будем видны, как на ладошке… Значит, по четвёртому сверху номеру звони. Не факт, что возьмёт трубку сразу же, вероятней всего, попадёшь на автоответчик, в любом случае главное сразу скажи, что дело срочное, что звонишь по моему поручению, ну и что я в чужой голове застрял, остальное потом в живом разговоре дополнишь. Ну а пока помощь не прибудет, позаботишься о моём теле, там в принципе несложно, примерно как с лежачим больным: принести домой, уложить на кровать, кормить жидкой пищей типа бульона, супа-пюре или смузи, а памперсы для взрослых в любой аптеке продают. Ну и переворачивать периодически понадобится, чтобы пролежней не было, если подкрепление задержится. Короче, в интернете поищешь, если потребуется. Хотя я уверен, что проблем не возникнет. — Может, лучше не надо? Как-нибудь обойдёмся и без этого рискованного погружения? — в глазах обеспокоенного Арсения отчётливо читалось невысказанное эгоистичное «детей у неё семеро, а ты у меня один», но они оба, и нежить и Антон, понимали, что сей циничной мысли здесь не место. Те, кто сильнее и опытнее, должны брать на себя заботу о слабых и юных, иначе что толку от их силы и опыта? — Надо, Сеня, надо, — улыбнулся Шастун, чуть переделав цитату из советской комедии про стройку и поневоле представив вампкуба завёрнутым во много слоёв обоев. — Не переживай, клыкастик, у нас обязательно получится.