In cards and flowers on your window Your friends all plead for you to stay Sometimes beginnings aren’t so simple Sometimes goodbye’s the only way Открытками и цветами на твоём подоконнике Твои друзья умоляют тебя остаться. Иногда начинания не так просты, Иногда прощание — это единственный выход. Linkin Park — Shadow Of the Day
После проведённых суток в полутёмной, сырой и холодной тюремной камере Саске не сразу адаптировался к яркому свету и голубому небу над головой. Глаза неприятно щипали и слезились, и протереть веки не было возможности, из-за чего он старался моргать не часто и смотреть только под ноги. Его руки были связаны за спиной, но слегка натирающие запястья путы не мешали уверенно передвигаться. Специально, чтобы не отличаться от толпы, если это было возможно с окружившим его конвоем, Учиху переодели в традиционный чёрный наряд для панихиды. Он шёл ровно, расправив плечи и вытянув шею, игнорируя приставленных к нему охранников и Морино, которые использовали определённое построение, чтобы защитить жителей от Саске, а может, и наоборот: его — от негодования толпы во время похорон. Хатаке в своих догадках склонялся к смешанной реакции народа, но это не означало, что сюрпризов ждать не стоило. Поэтому отряд шиноби, который заключил Учиху в своеобразное кольцо из живых тел, должен был сдержать натиск, в то время как их капитан, Ибики Морино, уведёт Саске с места происшествия, случись что непредвиденное. Последний считал такую стратегию весьма наивной, но не высказывал своих мыслей вслух. Никакая реакция жителей Конохи или злые взгляды его бывших одноклассников не испугают Саске — более того, уж точно не заставят бежать с места стычки, поджав хвост, хотя за него уже всё давно решили без права голоса. После двух дней в тюрьме Учиха стал понимать, что теперь его жизнь будет мало зависеть от его собственных желаний и нужд: кто-то другой будет принимать почти все решения за него, разумеется, не советуясь непосредственно с Саске. Это его не устраивало, но самолично Учиха ничего не мог сделать со своим положением. Тем более, его точная судьба станет известной лишь после верховного суда, который состоится ещё не скоро, но подсознательно Саске уже был готов ко всему, и смерть в таком свете казалась ему более заманчивым вариантом, чем заточение в карцере. К чему он не был готов, так это к части погребального ритуала Касоу — кремации тела усопшего. Из личного опыта Учиха наизусть помнил все этапы, через которые проходило тело погибшего. После заключения врача, который выписывал сертификат смерти, труп забирали для подготовки и всенощного бдения. Тело укладывали на кровать в комнате, где находился семейный алтарь, для прощальной молитвы. Традиционно после этого совершалась макура кадзари — украшение смертного ложа, что обычно включало в себя определённые пункты: на столике у изголовья разжигали ладан и благовония; рядом ставили мисочку с рисом и вертикально втыкали в него палочки, а на листочке белой бумаги раскладывали рисовые булочки. Ещё столик украшали горящими свечами, белыми хризантемами и магнолиями. Затем, на второй день после смерти, следовала Хонцуя: родственники погибшего проводили возле тела в молитвах и без сна сутки, поддерживая горение свечей и ароматических палочек. Благодаря небезызвестной трагедии своего клана Саске ещё в детстве с головой окунулся в тонкости традиций захоронения. Он помнил, как единственный выживший из своего рода провёл вторые сутки после кровавой резни в огромном помещении, заполненном неподвижными трупами своих соседей, дядюшек и тётушек. Разумеется, Сандайме Хокаге и другие небезразличные жители деревни позаботились обо всём, оставив Саске самое простое: его обязанностью было следить за свечами, пока священник передвигался по залу между рядами мертвецов и громко читал сутру, а затем присваивал посмертные имена его родственникам. Учиха помнил, как сидел у изножья кроватей своих родителей, прислушиваясь к словам старика, но так и не уловил тех самых новых имён, ведь произносить вслух Кайме умерших людей считается плохой приметой. Поэтому Саске подсознательно ожидал оказаться присутствующим на этапе, известном как Хака — уже у могилы Узумаки. Увы, кто-то посчитал иначе, и Морино уверенным шагом приближался к храму, около которого толпилось очень много людей. Учиха сглотнул скопившуюся вязкую слюну, держа голову ровно, не встречая недовольные взгляды жителей Конохи. Он точно кожей чувствовал их негодование: Касоу, как часть ритуала, включал в себя исключительно членов семьи усопшего, ведь их обязанностями было забить по гвоздю в крышку гроба, подождать час-полтора, пока кремируют тело, а затем с помощью палочек перенести останки костей из пепла в урну. Родные, которые были задействованы в этой части ритуала, обычно были самыми близкими людьми для усопшего. Если брать в расчёт то, что родители Узумаки погибли вскоре после его рождения и никаких других членов семьи у него не было, исполнителями станут его самые близкие друзья и наставники. Саске прекрасно понимал, рядом с кем будет стоять почти весь день: Хатаке, Ирука Умино и, разумеется, Харуно. Возможно, кто-то ещё — он не был уверен в том, насколько сильными были связи дружбы Наруто с другими людьми в этой деревне и за её пределами. Но факт оставался фактом: Саске был в списке самых близких людей этому «Герою Пяти Наций»; уважающие и любящие Узумаки жители, естественно, были уже недовольны таким поворотом, ведь вряд ли это уместно: позволять убийце усопшего проводить часть обряда, отправлять душу на перерождение или успокоение в загробный мир. Учиха тоже не видел в этом никакой здравой логики, но не мог возразить или же отказаться от участия в данном ритуале. Как правильно подметил Хатаке, когда провожал его до выхода из тюрьмы: в его же интересах не провоцировать жителей и создавать ещё больший хаос. Группа шиноби подвела Саске ко входу в храм, после чего цепочка разомкнулась, напоминая новой формацией подкову. Морино положил правую руку на левое плечо Учихи и вместе с ним направился внутрь здания. За их спинами слышался недовольный шёпот людей, изредка даже без опаски промолвленные в голос фразы: «бесстыжий убийца», «нукенин» и «осквернит душу героя». Саске дышал ровно, делая шаг за шагом вглубь освещённого свечами и украшенного соответствующе панихиде зала. Здесь не было гражданских — только знакомые ему лица, а у дальней стены стоял гроб с открытой крышкой, внутри которого лежало тело Наруто Узумаки. Его жёлтые волосы были той самой опознавательной чертой, вот только Саске на миг показалось, что они как-то поблекли, точно потеряли свою привычную насыщенность и вздыбленную неопрятность. Все присутствующие внимательно слушали находящегося рядом с гробом Умино, который с разбитым выражением лица и покрасневшими глазами зачитывал речь в память об усопшем. Учиха был рад, что на него не обратили внимания, но это пока. Он мельком просканировал помещение взглядом, по привычке присматриваясь к каждому присутствующему, будто выжидал нападения врага. Морино подвёл его к левой стене, словно пытался спрятать Саске в тени от любопытных глаз, что было сложно сделать. Слова Умино стихли — видимо, он завершил свою речь и теперь наступал новый этап церемонии. Ближе к гробу вышли Хатаке и Харуно, остановившись рядом с Ирукой-сенсеем. Первый перевёл взгляд с пьедестала, где стояло деревянное сооружение, на Учиху и еле заметно кивнул, точно подав знак. За спиной Саске послышался шорох, и его связанные руки вмиг освободили, после толкнув в спину, намекая, что он должен пройти к остальным, ближе к гробу. Учиха, растирая запястья, нахмурился и не раздумывая ступил вперёд, намереваясь покончить с этим как можно быстрее. Странно, что Какаши был столь беспечен, позволяя самому опасному преступнику пост-военного времени находиться в зале без наручников. Хотя Учиха из-за множественных сдерживающих печатей всё равно не мог применять дзюцу, а для того, чтобы сбежать методом рукопашного боя, здесь было слишком много шиноби даже для его навыков. Сжав руки в кулаки, он осмотрелся. Работники храма предварительно выложили рядом с гробом гвозди и плоские овальные камни, которые близкие Узумаки люди должны были использовать, чтобы заколотить крышку. Саске подошёл к группе, куда добавилось ещё двое: Гаара и старик Теучи — владелец ресторанчика «Ичираку Рамен». Казекаге первым заметил приближение Учихи и одарил того спокойным, к удивлению, не наполненным ненавистью взглядом. Остановившись рядом с Хатаке, Саске замер в ожидании инструкций, не желая ни с кем разговаривать. — Не делай ничего, что может показаться угрозой, — вполголоса промолвил Какаши, остановившись рядом. Саске лишь еле слышно фыркнул, стиснув зубы до дискомфорта в дёснах. Само его присутствие являлось угрозой в глазах всех этих людей — так зачем стараться с этим чуть ли не ангельским поведением? Конечно, Учиха не собирался срывать похороны попыткой побега или демонстрацией своего непослушания, хоть многие и хотели бы на это посмотреть. Такое поведение станет лишним доказательством его невменяемости в копилке ненавистников для суда, хоть Саске мало заботили исход и приговор. Чего он не хотел, так это запомниться будущим поколениям сумасшедшим, чтобы и без того осквернённый некоторыми своими членами клан Учиха опустился ещё ниже, стал посмешищем и примером для поучения в учебнике. Если уж идти ко дну, так с гордо поднятой головой, а не как бешеный и агрессивный пёс, гавкая и скаля зубы. Хмыкнув, Саске последовал за остальными к гробу, не отрывая глаз от тела Узумаки. Он был бледен, как будто сделан из мрамора, на котором начинали проявляться другие оттенки: зеленоватый, серый и жёлтый. Нижняя часть крышки гроба скрывала почти всё тело, кроме лица, которое оставляли открытым до завершения прощаний. Один из прислужников храма поспешил подойти к гробу и натянуть на лицо Наруто золотистую накидку, как гласили традиции обряда. Затем он остановился у изголовья, протянув к дверцам руки, и без лишнего звука закрыл их, скрывая вид на Узумаки. В какой-то миг в мыслях Саске пролетело: это был последний раз, когда он видел лицо своего единственного лучшего друга. Не прошло и нескольких секунд, как Хатаке занял место служителя храма со своими гвоздём и камнем в руках. Его примеру последовали и остальные; Учиха обхватил длинный стержень, прокрутив кусок железа между пальцев. Он остановился рядом с гробом, находясь справа от Хатаке, вблизи от верхней части тела Наруто. С другой стороны от него стоял Гаара, а после, у изножья, Ирука, затем — Теучи и Харуно прямо напротив. Она за всё время даже не взглянула на Саске, будто находилась в какой-то прострации, слепо таращась в одну точку. Под её глазами виднелись тёмные круги от недосыпа, а на лбу всё ещё не было Бьякуго. Они одновременно приложили гвозди к отмеченным на крышке гроба местам и, замахнувшись рукой с камнем, ударили по плоской шляпке. Громкий звук разлетелся по комнате, задевая слух неприятными нотками. Саске с первого раза удалось вогнать свой гвоздь в дерево, что считалось залогом удачи в будущем, разумеется, если оно у него и вовсе было. Он покосился на Хатаке, который так же безупречно справился со своей задачей, а затем на Харуно: ей понадобился второй удар, чтобы забить гвоздь в крышку, что было весьма удивительно с её-то физической силой. Но её внешний вид и явное плохое самочувствие могли сказаться на силе, особенно если Харуно ещё не восстановила уровень чакры, что он не мог больше проверить, да и зачем зацикливаться на том, что не было его проблемой. Учиха не стал изучать остальных стоящих вокруг гроба, машинально следуя за Какаши, который, аккуратно положив камень на место, начал возвращаться к толпе у них за спинами. Саске повернулся, игнорируя хмурые лица и косые взгляды присутствующих, которые с этого дня и дальше будут везде одинаковыми, куда бы он ни пошёл. Потупив взор, он направился к скрытой в тени секции стены, где ему выделили на эту часть обряда место. Он подошёл к Морино, точно проявлял своё послушание, но на самом деле Учиха просто старался не пересекаться на дольше, чем нужно, с бывшими членами своей команды. Саске обернулся лицом к пьедесталу и замер, наблюдая за тем, как прислужники в храме медленно передвигали гроб Узумаки к двери в заднее помещение, где находилась печь. Через час оттуда к ним вынесут прах этого усуратонкачи, и церемония продолжится. Саске прикрыл уставшие веки, позволяя тихому гаму от перешёптывания присутствующих и чтению сутр, под которые гроб отправляли в печь крематория, наполнить голову, чтобы этот гул помог хоть как-то выместить из головы воспоминания, о которых он даже не хотел думать. Саске просто не мог себе позволить возвращаться к этим мыслям, дожидаясь противень с горячим пеплом. В груди что-то неприятно сжалось, словно стягивая вместе все чувства Учихи в тугой узел на сердце. У него нет причин для скорби и самобичевания: точно не сейчас, может, даже никогда.* * *
Тело непривычно содрогалось точно в каких-то неконтролируемых микроконвульсиях. Сакура старалась не показывать слабость, но стоящий рядом с ней Гаара время от времени кидал на неё чуть обеспокоенные взгляды. Она же пыталась не обращать на него внимания, как и на всех вокруг. Разум Сакуры работал в непривычном для неё заторможенном режиме. За двое суток она смогла поспать меньше двенадцати часов, что теперь заметно сказывалось на самочувствии Харуно, но это было неважно. Ничто сейчас не имело значения, кроме церемонии, ведь это последняя возможность, последний раз, когда Сакура сможет посмотреть на лицо своего лучшего друга. Правда, при виде той зеленовато-жёлтой кожи она испытала ощутимую волну тошноты, чудом сдержав себя от позора и срыва панихиды. Она, мать его, была медиком, а значит, желудок не должен был её подводить при взгляде на трёхдневный труп! Но Сакура также понимала, что такая воинственность была ей свойственной в нормальном расположении духа и тела, а не в этом слабом и истощённом, морально убитом состоянии. Она едва держалась на ногах, а ведь церемония только-только подошла к середине — ещё далеко не конец. Сделав краткий вдох пропахшего ладаном воздуха, Сакура прикрыла веки, хмурясь от надоедливого чтения сутр. Ей хотелось присесть, но в комнате не было ни стульев, ни скамеек. Прах дожидались стоя. — Ты в порядке? — раздался спокойный голос Гаары, заставивший её открыть глаза. — Д-да, просто нездоровится, — вяло приподняв уголок губ в улыбке, ответила Харуно. — Ты побледнела, — точно не слыша её слов, продолжил он. — Мы можем выйти, если тебя мутит. — Я не хотела бы пропускать… Это как-то неуважительно… — Уверен, Наруто не упрекнул бы тебя за небольшую прогулку во время своих похорон. Пойдём, тебе нужен свежий воздух. Не дождавшись конкретного ответа, Гаара указал ей жестом на скрытую в тени дверь, ведущую в одну из тесных комнатушек, прилегающих к главному залу храма. Там, наверное, хранили декорации для разных оказий, свитки со священными молитвами или бутылочки со святой водой на продажу. Приложив к груди дрожащую руку, Сакура опустила голову, передвигаясь быстрым шагом вслед за Казекаге, пока её уставший мозг не изменил это спонтанное решение. Наверное, многие жители, что толпились на улице у дверей храма, сочли бы такое поведение весьма вульгарным, тем более что это были похороны столь знатного во всём мире шиноби, а двое молодых людей на глазах у важных гостей уединялись чуть ли не в кладовке. Но все присутствующие в зале напротив прекрасно знали, что никакого романтического подтекста в их с Гаарой беседе не будет: они оба потеряли лучшего друга. В храм пустили только самых близких Наруто людей, и делиться болью от потери за счёт разговора было ожидаемым. Конечно, Сакуру изнутри поедало не только горе от гибели Узумаки, но и другое, предполагаемое, но по-своему напрягающее её до предела и вводящее в замешательство присутствие Саске-куна в помещении. Она старалась не зацикливаться на нём, но клокочущее внутри переживание удалось свести только к потупленному взгляду, когда она стояла напротив него у гроба. От волнения ей даже гвоздь не удалось забить с первого удара камнем, что, к счастью, не считалось какой-то плохой приметой. Он выглядел таким собранным, в своей привычной манере беспристрастным и холодным, что даже не скажешь, будто эти похороны и участие в церемонии хоть как-то задевали Учиху. Сакура старалась не смотреть на него, так как ей хватило одного недолгого взгляда, чтобы испытать на себе щепотку сжигающей изнутри боли, разочарования и потери веры в то, что всё наладится. Такими отговорками она достаточно долго кормила себя, когда вложила всю надежду в руки Наруто. А теперь она осталась одна, и ей в скором времени придётся столкнуться с реальностью: Саске-куна уже не спасти. Гаара придержал дверь, позволяя ей пройти в небольшую комнату, а затем тихо прикрыл, направляясь прямо к окну, чтобы распахнуть его на некоторое время. В этом помещении священники хранили какие-то не подписанные ящики, на один из которых Сакура поспешила присесть, чтобы не упасть и не показать противную ей самой слабость. Свежий поток воздуха ударил в лицо, приятно обвевая щёки и шею. Она сидела, опустив немного голову, чувствуя, как короткие прядки щекотали линию подбородка от порывов ветра. С улицы в комнату проникал аромат листвы, перемешиваясь с запахом ладана и пыли. Нахмурившись, Сакура поспешно убрала локоны за ухо, сжимая вместе колени, теребя нервно пальцы. Гаара стоял у окна, скрестив руки на груди, и молчал. Это не было чем-то необычным, учитывая, что он не был особо общительным и жизнерадостным человеком. Само предложение Казекаге казалось Сакуре странным, но она не спешила влезать к нему в душу, выбивать ответы: если у Гаары были причины для такой просьбы, кроме её плохого самочувствия, он вскоре сам всё ей расскажет. — Что ты думаешь об Учихе? — спросил он, будто прочёл её мысли. Вздрогнув, Харуно подняла голову, осмотрев спокойное выражение лица Гаары. Он явно не испытывал к Саске-куну ненависти, даже если и считал того виновным в смерти Наруто, чего Сакура не могла знать. Почему-то складывалось впечатление, что Казекаге и вовсе не упрекал Учиху в убийстве, что слегка настораживало, ведь другие Каге, кроме, наверное, Какаши-сенсея, будут настаивать на обратном. Неужели Гаара решил встать на защиту нукенина? Это было бы весьма опрометчивым и невыгодным для Страны Ветра ходом, после которого, возможно, отношение Мизукаге и Цучикаге — а Райкаге так подавно — изменится не в лучшую сторону. Конечно же, судебное дело последнего из клана Учиха будет иметь очень большое политическое значение, ведь его судьбу будет решать верховный суд, состоящий из пяти Каге. Только их приговор станет окончательным, а в этом случае всё решится определением того, чей аргумент наберёт большинство голосов, то есть три из пяти. Сакура знала, как в теории работала система верховного суда, в книгах прочла когда-то, но воочию наблюдать за таким процессом ей ещё не доводилось. Видимо, всё же представился подходящий случай, чтобы убедиться в справедливости и неподкупности самой главной судебной системы мира. — Что я о нём… думаю? — переспросила она, насупив брови. — Да, — кивнул Гаара. — Он не показывает раскаяния в содеянном, возможно, в силу своего характера, но… Я не думаю, что совершивший убийство вёл бы себя столь спокойно и естественно, особенно взглянув на тело убитого им человека. Это подталкивает к мыслям о том, что Саске не убивал Наруто, — поспешил объяснить он, вдумчиво потирая подбородок пальцами. — Я хочу знать, что думаешь ты, чтобы определиться со своей позицией во время суда. — Вряд ли моё мнение можно считать непредвзятым… Наруто и Саске-кун… они с самого начала не ладили, ещё во времена Академии спорили и не первый раз пытались сразиться насмерть. Их всегда кто-то останавливал, обычно Какаши-сенсей, а в этот раз… — Думаешь, Наруто позволил ему выплеснуть весь гнев на себя? — Вполне возможно, — сглотнув ком в горле, кивнула Сакура. — Я пыталась остановить их, образумить Саске-куна, но… — часто моргая, она поспешно вытерла пальцами с уголков глаз слёзы. Дверь со скрипом приоткрылась, и Харуно от неожиданности аж подскочила, повернувшись лицом к прервавшему их беседу человеку, которым оказался Шикамару. Он молча осмотрел комнату, точно делая какие-то выводы из её покрасневших от слёз глаз и серьёзного выражения лица Казекаге, а затем сказал: — Через пару минут из крематория вынесут прах и урну. Вы должны немедленно вернуться в зал. — Уже идём, — шмыгнув носом, ответила Сакура и поднялась с ящика, расправив юбку. — Надеюсь, что мои слова хоть как-то помогли… — прошептала она, направляясь к двери, чувствуя, что Гаара следовал за ней всего в паре шагов; он, правда, не ответил, с чем Сакура поспешила смириться. Второй частью Касоу было помещение праха и костей в урну. Это делалось специальными палочками и в определённом порядке. Сакура осмотрела зал, нервно сжимая левое запястье пальцами, осознав, что следующий этап уже почти начался; она поспешила прямо к пьедесталу, куда прислужники храма буквально пару секунд как вынесли противень с толстым слоем серого пепла, среди которого были заметны обгорелые до черноты части костей, рёбер, пальцев рук и ног, если Сакуру не обманывало зрение. Поспешив, она заняла первое свободное место рядом с пьедесталом, взяв в руку деревянные палочки. Небольшая урна находилась слева от неё, и ближе всех к сосуду стоял Какаши-сенсей. Напротив Харуно занял место Гаара, соблюдая абсолютную невозмутимость на лице и готовность исполнять свои обязанности. Ближе к изножью, ведь противень размещали идентично положению тела до кремации, стояли Ирука-сенсей и Теучи. Осознание того, кто находился всего в каких-то пяти сантиметрах слева от неё, пронзило Сакуру, будто молния. Она вмиг застыла, не в силах сделать даже вдох, что, наверное, было больше инстинктом, ведь смешавшийся запах горячего праха и ароматов храма начинал кружить голову. В этот момент Ирука-сенсей принялся выбирать палочками из горячего пепла кости, передавая их по одной Сакуре, ведь именно она стояла рядом с ним. Та, словно в каком-то трансе, принимала дрожащими палочками обгорелые частички, чувствуя, как её тело содрогалось от ударов сердца в грудной клетке; щёки наливались кровью, а колени подкашивались, из-за чего Сакура прижалась к пьедесталу. В этой части ритуала была важна последовательность, так как останки перекладывались от костей ног к костям головы, чтобы тело в урне не было перевёрнутым. Харуно старалась не смотреть на руку с длинными пальцами, что сжимали палочками куски, перекладывая их в урну. Разговор с Гаарой расшевелил в Сакуре то, что она умело подавляла в себе последние сутки, а такая неожиданная близость к Учихе и вовсе затуманила её разум. Сердце шло вразрез с рассудком: она не должна была испытывать к Саске-куну ничего, кроме отвращения и обиды, но в её душе неизвестным образом проскакивали болезненные вспышки какого-то иного чувства, и Сакура не могла определить конкретно какого. Она настолько погрузилась в собственные переживания, что даже не заметила, как кусочек кости, который она сжимала палочками, выскользнул из деревянных тисков. Уронить кость во время этого ритуала считалось очень плохой приметой. По телу Сакуры прошла волна абсолютного остолбенения и паники. Казалось, что в сердце что-то вкрутилось с такой силой, что в глазах потемнело. Но всё, что она видела, — это чужие палочки, молниеносно перехватившие тот на секунду оказавшийся в невесомости кусок кости. В мгновение ока причины для испуга не стало, и Харуно, сглотнув ком, медленно подняла взгляд на него. Учиха встретил её взор всего на миг, но этого было достаточно, чтобы сквозь тело Сакуры прошли одна за другой волны всевозможных ощущений: удивление, недоумение, любопытство и страх. Последнее полностью заковало тело на какую-то пару секунд, и она, всё ещё с широко открытыми от шока глазами, повернула голову ровно, слепо таращась в одну точку. В груди всё сжималось в болезненных конвульсиях. Руки дрожали, благо её очередь выбирать кости из пепла оказалась недолгой, и Сакура справилась с этим ещё до того неловкого момента. Вскоре все куски были в урне, и Какаши-сенсей вместе с кем-то ещё поднял противень, ссыпая прах в сосуд. Она почти не замечала этих движений, не ощутила даже, что кто-то её аккуратно приобнял за плечи, направляя обратно в толпу людей. В голове стояла гулкая тишина: шок и одновременно абсолютный хаос мыслей. Сакура не знала, как реагировать на случившееся, да и стоит ли. Прах Наруто Узумаки, который был собран и запечатан в керамической урне, начали выносить на улицу, к терпеливо ждущей толпе жителей всех стран, что столько времени провели в ожидании этого знаменательного момента, последней части похорон — Хака. Сосуд отнесут на кладбище Конохи к специально возведённому каменному монументу, рядом с которым были вазы для цветов, а в задней части отделение для урны с пеплом. Небольшие фарфоровые чашечки также были заполнены пеплом Узумаки служителями храма предварительно до последней части Касоу, так как каждый из Каге заберёт по одному такому сосуду в свою страну, чтобы захоронить его в идентичном монументе, посвящённому знаменитому на весь мир Герою Пяти Наций. Таким образом было решено дополнительно объединить альянс, в некотором роде аналогом кровных уз, ведь Наруто был самой важной фигурой в прошедшей войне. Его смерть коснулась всех. Лидеры деревень посчитали, что частичка его духа должна присутствовать в каждом уголке мира, за спасение которого Узумаки смело отдал жизнь. Сакура не знала, как относиться к такому решению, к этому разделению праха, поэтому молча приняла факты, не в силах придумать контраргументы и доказывать своё. Повернув голову, она взглянула на человека, который оттянул её от пьедестала: только сейчас, оказавшись на улице под лучами солнца, она поняла, что её до сих пор поддерживала чья-то рука. Этой особой оказалась Ино, которая с весьма отсутствующим и уставшим выражением лица шла рядом с Харуно, держа её за предплечье крепкой хваткой и направляя в сторону кладбища. Ино, Шикамару и Хината пришли в храм позже, так как в первую очередь были обязаны присутствовать на похоронах своих родственников. Осмотрев толпу, Сакура заметила впереди конвой из шиноби, в центре которого шёл с поднятой головой Саске-кун. Через мгновение ей вдруг стало понятно, почему Гаара сделал именно такое заключение об Учихе: он не выглядел как человек, убивающийся горем от потери лучшего друга или мучающийся угрызениями совести из-за совершённого убийства, нет. Саске-кун напоминал больше человека, который испытывал дискомфорт из-за факта того, что не мог отплатить другу за услугу. В конце концов она оказалась хоть немного права в своей догадке: Наруто отдал жизнь, чтобы остановить и образумить Учиху, а последний теперь был перед ним в вечном долгу, который уплатить не сможет.