Сильных духом подчиняет любовь

I’m swimming in the smoke Of bridges I have burned So don’t apologize I’m losing what I don’t deserve What I don’t deserve. Я плаваю в дыму Мостов, что вечно жгу; Не говори «прости», Теряю, что не заслужил, Что не заслужил. Linkin Park — Burning in the Skies

      Неподъёмные веки всё не поддавались командам сонного разума. Саске дышал ровно, ощущая кончиками пальцев прохладу, но не ту, что обитала в тюремной камере — пробирающую до костей, от которой вздрагивали мышцы и, казалось, замерзала кровь, — иную, более лёгкую, точно он находился в закрытом помещении. Чуть пошевелив рукой, он нащупал что-то мягкое и ворсистое: вещь накрывала его ноги и туловище вверх до груди — видимо, это покрывало. Сжав в кулак точно задубевшими от усталости пальцами край материи, Учиха нахмурил брови, тяжело вздыхая. Произошедшее он помнил эпизодами, а в основном всё было словно в тумане. Хатаке и Нара поздно ночью явились к нему в камеру, чтобы перевести в новое место заключения, которым оказалась резиденция Хокаге. Сама мысль звучала абсурдно, и, возможно, на почве лихорадки ему всё это приснилось, но в таком случае откуда это одеяло, а под головой подушка? Поморщившись, Саске ещё раз попытался открыть налитые свинцом веки, вслушиваясь в звонкую тишину, что окутывала это помещение. Наконец разлепив глаза, он увидел в дневном свете тёмно-серый потолок.       Определённо, он больше не находился в тюремной камере, так как в том месте всё было покрыто плесенью, ржавчиной и сделано из камней. Эта же комната выглядела новой: краска на потолке блестела в лучах света, что пробивался сквозь небольшое окно. Повернув голову, Саске увидел очертание двери в дальнем углу, неподалёку от которой стоял шаткий деревянный стол и стул; несколько раз моргнув, Учиха начал рассматривать плывущим взглядом предметы ближе к кровати: на покрытых слоем лака деревянных половых досках виднелись какие-то белые линии, словно их начертили мелом. Исходящей непосредственно из этих чёрточек была стена, сделанная из едва уловимого прозрачного свечения. Саске немного повернул голову, замечая, как этот барьер изменял форму предметов, что находились по другую сторону. Такое явление напоминало слабый эффект кривого зеркала, а может, Учиха ещё не до конца проснулся? Подняв руку, он протёр пальцами веки и лоб, жмурясь в попытках вспомнить события прошлого вечера. Он потерял сознание — это он помнил.       Действительно, в голове всплыли воспоминания об улице, по которой они с Нарой шли вслед за Хатаке. Его тело настолько закоченело в тюремной камере, что, когда пришла пора делать что-то большее, нежели наматывать круги в тесной комнатушке, с минимальным запасом чакры и подхвативший простуду, организм Саске отказывался содействовать. За то, что он самостоятельно не дошёл до резиденции, было стыдно, ведь Какаши пришлось как-то выкручиваться из непредвиденной ситуации. Но, похоже, раз он здесь, а не заточённый в карцере, план Хатаке увенчался успехом. Открыв глаза, Саске взглянул на свою руку: длинные раскрытые пальцы вновь приобрели здоровый оттенок, а ссадины и покраснения отсутствовали. Очевидно, что его кто-то вылечил, убрав жар в теле, следы обморожения на коже и вирус простуды. Медиков, которые согласились бы помочь нукенину, Учиха знал мало. Почему-то он был уверен, что в данном деле не обошлось без Харуно, но, как он правильно помнил, в последнюю их встречу она была бессильной, без Бьякуго на лбу и определённо истощённой. Могла ли за пару дней восстановиться её чакра? Саске точно не знал, как действовала легендарная техника, поэтому сделать верный вывод не мог.       Повернувшись на бок, он поморщился от пролетевшей по телу вспышки мимолётной боли. Его, может, и вылечили, но не вернули в идеальное состояние. Нахмурив брови, Учиха потупил взор и увидел на полу у кровати чью-то вытянутую ногу. Обутая в невысокий сапог, скрытая под тканью чёрных лосин, эта конечность принадлежала уснувшей, свернувшейся калачиком на полу Сакуре. Та неподвижно спала, подложив под голову согнутую руку. Розовые волосы скрывали лицо, поэтому было плохо видно её изменяющуюся мимику, но Саске был уверен, что она хмурила брови, что-то тихо бормоча сквозь сон. Первым в голове промелькнул вопрос: почему Харуно находилась внутри барьера вместе с ним? Из всех возможных ответов он видел лишь один правдоподобный: Сакура сама захотела остаться рядом. Подобное поведение ей было свойственно, и Учиха даже не сомневался, что всё именно так и произошло, что она вызвалась добровольцем, чтобы поухаживать за ним ночью. Причина была стара как мир: потому что она до сих пор питала к нему какие-то чувства. Не так много времени прошло с того дня, когда Сакура во второй раз призналась ему в любви. Видимо, его ответ не был услышан влюблённой девчонкой, а значит, придётся ещё не раз продемонстрировать свою позицию, а теперь для этого было ещё больше причин, чем прежде. Прикрыв веки, Саске сделал глубокий выдох, опустошая лёгкие.       Он принял решение сражаться за свою шкуру, как этого хотели Хатаке и Сакура, и если после суда его помилуют, то, следуя вердикту, припрячут за решётку на все оставшиеся у него годы жизни. Почему-то Саске не сомневался, что наполненный гневом Райкаге, несомненно, отыщет способ, которым можно на долгое время сдержать или запечатать дарованные Рикудоо Сэннином силы. В мире, где не так уж сложно заточить в тело человека неистовую и разрушительную силу биджу, превратив того в джинчуурики, где можно запечатать Кагую Ооцуцуки, освобождение которой было длительным, занявшим многие годы многоступенчатым процессом, можно отыскать и то, что как минимум ослабит Учиху. Необязательно, чтобы техника была эффективной, способная продержаться декады. Если Эй не добьётся казни, то он точно не отступится и перероет небо и землю в поисках того, что удовлетворит его запрос. Упрямый, он будет даже согласен лично обновлять ту технику на теле Саске ежемесячно, если придётся. А с восстановлением Пяти Наций после войны, с новым поколением шиноби придут и новые дзюцу. Кто-то обязательно додумается до способа запечатывания сил, и это окончательно превратит Саске в обычного человека. Перспективы, в какую сторону ни глянь, были не самыми радушными, поэтому Учиха старался мыслить с учётом будущего, в частности касательно Харуно.       Если всё повернётся именно так, как описал Какаши, то он вряд ли в ближайшие десять лет покинет свою одиночную камеру. Этого времени достаточно, чтобы о его существовании позабыли все, кроме тех, с кем Саске связывали самые крепкие узы: Хатаке, который по зову должности будет всегда вынужден помнить об Учихе; Райкаге, ибо ему забыть не позволят ненависть, гордыня и жажда добить противника, и Харуно. Последняя будет верно ждать, ссылаясь на свои чувства, что всё больше досаждали Саске, ведь он не просил её любить его. Он не нуждался в такой заботе, но этот чёртов мост всё не горел, каким бы способом Учиха не пытался его поджечь. Сакура терпела все грубости, оскорбления, попытки навредить как физически, так и психологически. Это порядком выводило из себя, ведь такой слепой верности Саске не понимал. Она держалась за созданный в голове облик, за призрака, которым ему никогда не было суждено стать. Харуно любит определённый идеал, и Саске после верховного суда будет максимально далёк от той картинки, так зачем продлевать эту привязанность? Если не умрёт, то он будет сидеть в тюрьме, и сострадание Харуно ему там не нужно. Сакура должна продолжать жить так, будто он умер вместе с Узумаки в той долине; нельзя оставлять ей надежду на что-то хорошее, на апелляцию или другие пути к спасению. Это будет мешать жить не только ей, но и ему. Поэтому, осознавая своё положение, Учиха решил никак не изменять к ней своего отношения и делать то, что умел: всячески отталкивать от себя Сакуру.       Тишину в комнате нарушило недовольное мычание, усталый выдох и шорох на полу. Он держал глаза закрытыми, чтобы не привлекать к себе внимание, но благодаря звукам мог с лёгкостью представить, что происходило у кровати: Харуно села, разминая плечи, затёкшие от проведённой на плоской поверхности ночи. Зевнув, она потянулась и осмотрелась, заметив притворяющегося спящим Саске. Затем последовала тишина, во время которой Сакура, казалось, даже не дышала. Учиха мог лишь предположить, что она молча смотрела на него, будто это что-то изменит или как-то поможет в ситуации. Затем, шмыгнув носом, она придвинулась ближе к изголовью кровати, о чём говорили шуршащие звуки, после чего Саске стал более отчётливо слышать её дыхание, ощущать на лице недалёкое и тёплое дуновение. Осознание того, что Харуно была так близко и что сверлила его взглядом, вызывало неприятные мурашки вдоль позвоночника. Вновь повисла тишина, и Учиха старался не шевелить веками, чтобы не раскрыться раньше времени. Но в какой-то момент он резко открыл глаза, взглянув на сидящую рядом Сакуру. Она и правда находилась весьма близко к изголовью, но вместо сфокусировавшегося на нём взгляда изучала свою поднятую руку. Нахмурив брови, она проводила подушечкой большого пальца по остальным, вдумчиво рассматривая бледную кожу. В этот момент Саске мельком осмотрел её лоб, где по-прежнему не было пресловутого фиолетового ромбика. Значит, вылечила его не она, тогда, вероятно, Годайме, и то по просьбе Хатаке.       В этот миг зелёные глаза Сакуры встретили его взор: зеницы заметно расширились, а губы побледнели. Её лицо не выражало ничего, кроме сонного удивления, пока Учиха молча глядел на неё в ответ, не разрывая зрительный контакт, дожидаясь какой-то реакции. Дважды моргнув, она сглотнула, приоткрыв губы, что сформировали букву «о». В сравнении с их последней встречей в тюрьме эта, казалось, проходила в замедленной съёмке. Они просто изучали друг друга, не нарушая глухую тишину. Складывалось впечатление, что Сакура не знала, что сказать. В тот раз она позволила себе выпалить достаточно кое в чём уместных, но слишком смелых вещей, и теперь, когда пыл гнева погас, в молчание медленно прокралась неловкость, придавая всему ощутимый дискомфорт. Саске ничего не забыл, но и не видел смысла поднимать ту тему: зачем ворошить прошлое, пусть столь недалёкое. Его вполне устроит, если Харуно просто не будет с ним разговаривать. Но, зная её характер, можно было ожидать ещё одну многословную речь, правда, в этот раз на иную тему, возможно, в попытке извиниться за ту вспышку эмоций в тюремной камере. Последнее, что Саске хотелось в данный момент услышать, — это её невнятную попытку попросить прощения. Будто прочитав его мысли, Харуно ещё раз сглотнула и, потупив взор, при этом обхватив пальцами правой руки предплечье левой, прочистила горло и промолвила:       — Саске-кун… прости меня за…       — Не надо, — отчеканил он, подметив равнодушие в своём голосе.       — Я всего лишь хотела… — но, мельком осмотрев его, Сакура поймала взгляд неодинаковых беспристрастных глаз и замялась, так и не завершив фразу.       Зажмурив веки, она прытко поднялась на ноги, отвернувшись от кровати, но не сдвинувшись ни на шаг ближе к барьеру. Сжав ещё крепче пальцами запястье, она попыталась с помощью боли вернуть себя в чувства. Слова будто застряли в горле, язык всё не поворачивался высказать то, что Сакура обдумывала чуть ли не всю ночь. Она хотела извиниться перед ним за то, что назвала в тот день трусом. Почему-то Харуно казалось, что ему было необходимо знать, что она на самом деле не считала его таковым, что всё было в точности до наоборот: Саске-кун был одним из самых бесстрашных, решительных и непоколебимых шиноби, которых она знала. Ей хотелось объясниться, возможно, чтобы избежать этого пронзающего холодного взгляда. Вдруг, узнав причины, Саске-кун перестанет относиться к ней как к низкосортному, неудавшемуся ниндзя. В последних сражениях на войне он определённо не считал её неумёхой, им даже удалось поработать в команде и спасти мир. Конечно, был бы с ними Наруто, всё сложилось бы иначе, но жизнь шла своим чередом и всем приходилось делать выбор, иногда не лучший, но всё же хоть какой-нибудь, чтобы двигаться дальше. Сакура понимала, что её извинения для Учихи пустой звук, поэтому и попыталась хотя бы для себя озвучить те слова, но раз уж Саске-кун не желал её слушать, то наступать себе на горло она тоже не станет.       Вздохнув, Сакура повернула голову, увидев его уже сидящим на кровати. Покрывало было отброшено в сторону, и Учиха без малейшего интереса рассматривал накидку, которая за ночь скомкалась под ним и теперь лежала ближе к стене, и старые тапочки, что Шикамару решил пожертвовать для благого дела. Визуально Саске-кун выглядел здоровым, но поставить более точный диагноз сможет только Цунаде-сама. Сколько ни думала, а Сакура всё не могла самостоятельно переубедить своё подсознание в том, что Учиха ей больше не причинит вреда, что у неё совершенно нет причин для того, чтобы бояться использовать свои способности, — наоборот, сейчас эти навыки и запас чакры были нужны ей больше, чем когда-либо. Какаши-сенсей надеялся на её помощь, и Сакура не собиралась подводить его, тем более во время такой ответственной миссии, как сопровождение Учихи в Деревню Скрытого Водопада. У неё не было права оплошать, превратиться в обузу, поэтому каждое утро, а то и несколько раз в день, Сакура проделывала то упражнение по излучению чакры, но пока что всё без толку. Вот и сейчас, даже будучи на таком близком расстоянии к Учихе, она не заметила изменений: её разум отказывался принимать неубедительные уговоры. Облизав сухие губы, Харуно полностью повернулась к нему, застыв в ожидании, вот только чего — неясно. Саске-кун соблюдал молчание, явно не пылая желанием общаться.       — Ты, наверное, голоден, — вполголоса пробубнила она, вспомнив, что вызвалась присматривать за ним.       — Где Хатаке? — прервал вопросом Учиха.       — Я, эм, не уверена, где-то здесь?.. — насупив брови, поспешила ответить Сакура. — Я могу сбегать за ним, если… если надо.       — Уйди, — кратко и холодно ответил он.       — Тебе нужно поесть…       — Просто уйди, — повторил он более грозно, встретив её взор.       — Хорошо, — кивнув, она прикусила нижнюю губу, чтобы не выдать нахлынувшую на неё обиду. — Как хочешь.       Крутанувшись на каблуках своих сапог, Сакура уверенным шагом прошла сквозь барьер, ощутив лёгкое покалывание в теле, как это бывало во время онемения. Она не собиралась разводить сопли из-за очередного фиаско в попытках продемонстрировать Учихе свою заботу. Это не первый и не последний раз — в этом Харуно была убеждена. Если он не хотел с ней общаться, его не заставит даже Какаши-сенсей, а сама она не была в необходимом расположении духа, чтобы упорствовать впустую. Сейчас на повестке дня были проблемы куда важнее как для неё, так и для Саске-куна. Возможно, после суда он изменится, станет более человечным, ведь сейчас у всех нервы сдавали от стресса и навалившихся неотложных дел, так неудивительно, что у подсудимого это наблюдалось в более открытой форме: именно он после голосования Каге либо умрёт, либо пожизненно сядет в тюрьму. Если бы такая перспектива на будущее стояла перед ней, Сакура бы тоже на всех срывалась, но это не значило, что от понимания такого поведения Саске-куна ей было менее обидно. Хоть она и догадывалась о вероятных причинах, толкающих его на такую грубость, а всё же приказать себе не реагировать на его жестокость было очень сложно.       Схватив со спинки стула своё пальто, Харуно стала на ходу просовывать руки в рукава, поправляя воротник. Она гордо смотрела только вперёд, не оборачиваясь, чтобы в очередной раз не полить Учиху негодованием. Лучше промолчать, хоть, признаться, было сложно сдерживаться. Схватив дверную ручку, она потянула её на себя и, не глядя, сделала шаг в коридор, не заметив стоящего там человека. Столкнувшись с ним, Сакура моментально очнулась от размышлений и подняла сонный взгляд, придерживая руки на предплечьях, как оказалось, Какаши-сенсея, который, в свою очередь, смотрел на неё обеспокоенным взглядом, так же положив руки ей на плечи. Его хватка была крепкой, будто Хатаке опасался, что Сакура себя плохо чувствовала, что могла упасть. Натянуто улыбнувшись, она протиснулась между дверным проходом и ним, оказавшись в коридоре, где холодный воздух протрезвил немного мысли.       — Спешишь домой? — спросил Какаши-сенсей, всё стоя в проходе.       — Да, совершенно забыла, что обещала маме помочь кое с чем, — ловко соврала она.       — Понимаю. Отыщи потом Шикамару, он посвятит тебя в план похода в Такигакуре. Тебе не помешает подготовиться.       — Конечно, будет сделано, Какаши-сенсей, — кивнула Сакура, направляясь в сторону лестницы. — Хорошего вам дня!       — Спасибо, — вполголоса ответил тот, проводив её пристальным взглядом, а затем, пройдя в комнату, закрыл дверь на замок. — С добрым утром, Саске.       В ответ последовала угрюмая тишина. Какаши осмотрел комнату, остановив взор на сидящем на краю кровати Учихе. Тот, расставив ноги чуть шире, облокотился на колени, сцепив руки в замок, и положил подбородок на сложенные пальцы. Его чёрный глаз беспрерывно, возможно даже не моргая, наблюдал за Хатаке, а второй, в котором проявился Риннеган, прикрывала длинная чёлка. В помещении ощущалась напряжённая атмосфера, точно оставшаяся после ухода Сакуры, что невольно наводило на мысль: неужели эти двое опять перекинулись парочкой колких фраз? Вспомнив, что прошлым вечером он фактически пообещал себе не влезать в их отношения, Какаши попытался запрятать размышления на эту тему в дальний ящик и, собственно, перейти к более важным делам. Подняв вверх бумажный пакет с ручками, который он принёс, Хатаке подошёл к барьеру, попутно достав оттуда бутылку с водой и упакованные в пластиковый контейнер онигири. Ещё внутри была чистая одежда, которую Саске наденет после того, как отмоется от грязи и пыли тюремной камеры. Признаться, Какаши чувствовал себя неловко из-за того, что ему приходилось заниматься всеми этими мелочами, буквально нянчиться с Учихой, но кто-то же должен это делать, а добровольцев не было. Единственная особа, которая вызвалась, пулей вылетела из этого помещения пару минут назад, а значит, придётся справляться в одиночку. Благо Саске в какой-то мере сотрудничал, и его вряд ли придётся силой заставлять слушать план действий или принимать душ.       — Держи, — протянув пакет через прозрачный барьер, сказал Хатаке. — Чуть позже отведу тебя в ванную комнату, к сожалению, тут отдельной нет.       — В чём суть всего этого цирка? — не церемонясь, спросил Саске, распаковав свой завтрак.       — Ты должен быть максимально стойким в день суда, а тюрьма с её условиями предназначены для того, чтобы сломать человека, а не для того, чтобы он вышел оттуда с гордо поднятой головой, — спокойно ответил Какаши. — Если суд решит, что тебя помилуют, то ты вернёшься туда, и я постараюсь, чтобы условия содержания были более пригодными для обитания. Перестройка тюрьмы — это отдельная тема, и пока что затрагивать её нет смысла.       — Зачем ты втянул её в это?       Кого «её» — было понятно без лишних слов. Учихе, как и ожидалось, не нравилось то, что Сакура помогала в борьбе против Райкаге, что старалась спасти ему жизнь. Причины такого недовольства навсегда останутся в голове Саске, разве что он соизволит их истолковать, чего ждать не стоило. Объяснять ему, что Сакура всё делала по собственному желанию, не было смысла, ведь тут можно нарваться на реакцию, идентичную той, что была перед боем с Наруто: Саске ещё больше разозлится, прикажет избавиться от Харуно и не втягивать в эту аферу кого попало. Вот только реальность была такой, что он никому не был нужен, кроме Какаши и Сакуры. Другие задействованные в этом деле лица помогали не из чувства сострадания или заботы об Учихе, нет, у всех была какая-то конкретная причина, по которой они согласились. Опять же, разжёвывать Саске источник человеческих поступков и мышления не было смысла. Он неглупый и всё прекрасно понимал, а личная неприязнь к Сакуре не относилась к делу. Неужели из-за того, что член команды кому-то там не нравится, его необходимо выгонять? Особенно такого важного для защиты в суде человека. От слов Сакуры и Цунаде-самы будет зависеть половина доказательств в пользу Саске. Поэтому, вздохнув, Какаши решил подобрать какой-то нейтральный ответ, чтобы не нарваться на раздражённость Учихи, и продолжить разговор на более важные темы.       — Я никого насильно не втягивал, и ты это знаешь. Давай поговорим о том, что будет происходить дальше.       — Суд, — кивнул Саске, дожевав последний кусок рисовой котлеты.       — Да, как ты уже, наверное, услышал, он будет проходить в Деревне Скрытого Водопада, непосредственно в Такигакуре. Что ты знаешь об этом месте?       — Это единственная деревня за пределами Пяти Великих Стран, которая владела биджу, Чоумеем, если не ошибаюсь.       — Да, это так. Есть идеи, почему Райкаге выбрал именно это место для проведения суда?       — Там большое количество высококвалифицированных джоунинов, почти всё время находящихся в деревне, — ответил Учиха, подняв бутылку с водой. — Меры безопасности, раз уж на совет Пяти Каге в Стране Железа я с лёгкостью пробрался.       — Да, именно так. Он рассчитывает на вердикт, где тебя казнят. Чтобы предотвратить попытку побега, так как Райкаге считает, что жизнь свою ты ценишь больше гордости и чести, он просто убьёт тебя на месте. Эй выбрал деревню, в которой предостаточно военной мощи, чтобы справиться с шиноби, обладающим силой полубога, разумеется, если ты сбежишь с расправленными крыльями, так сказать, без печатей, — вдумчиво подтвердил Хатаке. — Иными словами, тебя возьмут количеством, как когда-то доисторические люди охотились на мамонтов. В конечном итоге у каждого есть лимит, даже у последнего из клана Учиха.       Какаши выдержал паузу, чтобы позволить информации просочиться в мозговые клетки Саске. Стратегия Эя была незаурядной, поэтому на случай решения казнить Учиху было необходимо продумать хоть какой-нибудь план спасения. Конечно, помогать бежать преступнику на глазах у всех Каге глупо, но именно для этого существовали помощники и тщательно продуманные стратегии, с чем, к счастью, проблем не было, ведь Шикамару уже успел придумать пару вариантов побега Саске, и на этом не останавливался, по возможности совмещая свои идеи, чтобы сделать всё непредсказуемо и качественно. В детали всего этого Хатаке хотел внедриться позже, когда сюда прибудет Нара, так как сейчас было необходимо обсудить ещё одну очень важную вещь. Какаши никому пока не говорил о списке определённых условий, с которыми Учиху должны перевозить в Такигакуре. Райкаге лично прописал все правила, которые им стоило соблюдать, если Саске намеревался добраться в деревню для слушания живым, а то и вовсе удостоиться полного состава судей, ведь если хоть один Каге откажется голосовать — это приведёт к автоматической казни. То, насколько изощрёнными были все эти условия, подталкивало к мысли, что Эй всей душой ненавидел Саске и терпеливо выжидал любой осечки, чтобы мгновенно получить желанное за счёт оплошности других. Союз с этой страной будет действительно сложно поддерживать, если Учиха останется жить, ведь это будет значить, что Райкаге в каком-то смысле обхитрили, а он вряд ли признает поражение и уйдёт с миром.       — Есть указания, с которыми мы будем перевозить тебя в Такигакуре, — прочистив горло, промолвил Хокаге.       — Какие?       — Список весьма длинный и привередливый, но вот некоторые из них: ты будешь идти в смирительной рубашке, с повязкой на глазах и привязанный ко мне, как к поводырю. Любое нападение на конвой будет рассматриваться как организованная твоими соратниками попытка бегства, и в этом случае я или Морино будем вынуждены… порешить тебя на месте.       — Старик явно с прихотями, — наконец промолвил Учиха, отпив немного воды. — Когда мы выдвигаемся?       — Завтра вечером. Если брать в учёт все эти тонкости, то путешествие растянется с двух-трёх дней до шести. У нас времени осталось чуть больше недели.       Саске не ответил, а лишь с апатичным выражением лица смотрел на пол, определённо размышляя о своём.       — Кто ещё знает о требованиях Райкаге? — через какое-то время спросил он.       — Никто, я решил, что это дело личного характера.       — Да, оставь это между нами, — взглянув прямо Какаши в глаза, кивнул Саске. — Мне не нужна чья-то жалость; со своими врагами я разберусь сам, — и он поднялся с кровати, готовый пока что соблюдать чужие правила. — Приступим.