Show us all again That our hands are unclean That we’re unprepared That you have what we need. Покажи нам всем снова, Что наши руки замараны, Что мы не готовы, Что у тебя есть то, что нам нужно. Linkin Park — Guilty All the Same
Простояв под потоком горячей воды где-то около часа, Какаши наконец сдвинулся с места, чтобы переодеться в чистую форму и вновь покинуть дом. Дежурная медсестра в больнице не оценила то, что в палате Сакуры находился сам Рокудайме Хокаге, и громкими криками прогнала его прочь, упрекая в том, что он безответственно не удосужился сообщить о состоянии пациента персоналу. Его оправдание, что Хатаке попросту уснул рядом с кроватью Сакуры, не выслушали, всерьёз пригрозив запретом возможности навещать девушку, если он не перестанет препятствовать медикам делать их работу. Сонная Сакура, наверное, даже не поняла, куда он делся, морщась от резкого и противного голоса дежурной медсестры. В итоге Какаши пришлось уступить, да и сам он не горел желанием находиться в больнице, испачканный кровью, поэтому он мирно ушёл домой. И вот теперь, не испытывая порыва возвращаться к рабочим обязанностям, Хатаке шагал товарной улицей, окутанный голосами жителей Конохи, еле слышной музыкой и звоном колокольчиков, которыми неподалёку игрались дети. Он хотел немного расслабиться, найти укромное место и даже перечитать любимый томик «Ича-Ича», пусть в трёхсотый раз, но на то это произведение и любимое. Шикамару без проблем справится с ежедневным распорядком дня Хокаге, ведь он всё знал наизусть, а если возникнут какие вопросы — Наре не составит труда отыскать Какаши в деревне, или же всё горящее синим пламенем сегодня подождёт до завтрашнего дня. Хатаке вдруг решил, что ему необходим выходной, вдали от проблем и принятия решений. Проходя мимо очередной забегаловки, он внезапно остановился, вдохнув аромат сильных специй. В силу обстоятельств Хатаке давно уже не гостил у одного особенного человека, а стоило бы. Так может, пора исправить этот недочёт? Купив несколько порций риса с карри, Какаши, придерживая одной рукой бумажный пакет, направился в сторону небольшого района в старой части Конохи, где проживал его закадычный друг и вечный соперник Майто Гай. После войны и невероятно сложных ранений, которые Гай получил в схватке с Мадарой Учихой, врачи были вынуждены признать, что знаменитый мастер тайдзюцу будет пожизненно прикован к инвалидному креслу. Наруто перед смертью излечил тело Гая, но его правая нога навсегда осталась в гипсе из-за огромного урона, который получила при использовании Ночного Мотылька. Такие проблемы со здоровьем заставили Гая уйти в отставку, поселиться в небольшом доме в старом районе Конохи и проживать дни, втайне практикуя использование фирменных техник с тремя конечностями вместо четырёх. Любое физическое напряжение было Гаю противопоказано, но когда это слова врачей останавливали этого зверя в зелёном костюме. Вспомнив вчера о тех, кого потерял, Хатаке, пока был в душе, также осознал, что некоторые люди никогда не прекращали попыток сблизиться с ним и как-то утешить даже в самые худшие годы жизни Какаши. Гай с детства прицепился к нему, как репейник, всё доставал глупыми соревнованиями, в которых Хатаке зачастую поначалу выигрывал. В юности ему такое поведение Гая казалось убогим и раздражающим, точно этот неудачник напрашивался в друзья к более популярному и талантливому шиноби, но лишь с возрастом Какаши понял: Гай видел, как ему было плохо сначала из-за отца, потом из-за Обито и Рин, а эти нелепые соревнования были попыткой совершенно стороннего человека хоть как-то поддержать Хатаке в нелёгкие периоды его жизни. За это Какаши был бесконечно благодарен, и, наверное, чисто по старой привычке ему внезапно захотелось навестить Майто Гая. Причин просить моральной поддержки друга у Какаши хоть отбавляй, но сможет ли он открыть душу и поделиться вслух той тайной, которую вынашивал уже длительное время, — вот в чём вопрос. Наверное, он не узнает, пока не попробует, а там будет видно. Если не сможет даже намекнуть на свои проблемы, Гай вряд ли заметит что-то подозрительное в поведении Какаши. В любом случае они пообедают и поболтают, что позволит Хатаке немного расслабиться и отвлечься от нависшей над ним грозной тучи обязательств. Оказавшись посреди тихой улочки, он направился в сторону деревянной арки, что вела к небольшой калитке, за которой скрывался в густых кустарниках двор Майто Гая. Подступив к дому, Какаши чуть прочистил горло, вытянув руку, чтобы постучать, но дверь внезапно распахнулась, чуть не слетев с петель. — Ка-а-а-ка-а-аши! — бодрым тоном поприветствовал его сидящий в инвалидном кресле Гай. — Добрый день, — усмехнувшись под маской и подняв свободную руку в знак приветствия, ответил тот. — Я не опоздал на обед? — Как ты мог опоздать, если сам его принёс? — подмигнул Гай и вырвал пакет с рисом и карри из рук Хатаке, а затем, ловко развернув кресло, скрылся в глубинах коридора. — Не стой на пороге, располагайся! Вздохнув, Какаши прошёл в небольшой уютный дом, тихо прикрыв за собой дверь и сняв обувь, прежде чем последовать за взвинченным старинным другом. Из кухни доносился какой-то грохот и шелест, на который Хатаке не обратил бы внимания, если бы Гай был в полном порядке с точки зрения физического самочувствия, но также не следовало забывать, что этот человек не видел в жизни препятствий, и пожизненно заточенная в гипс нога его вряд ли остановит. И словно в доказательство своих мыслей Хатаке, пройдя на кухню, увидел Гая, который ходил на руках, словно такое поведение было обычным для него; на голове у него балансировала пара мисок, а из переднего кармана свитера выглядывали бамбуковые палочки. Гай ловко передвигался на руках между столом и кладовой, откуда доставал нужные приборы, чтобы накрыть обеденный стол. Хатаке знал, что сочувствие изредка пробиралось в его мысли, и хотелось протянуть руку помощи Гаю, особенно когда дело касалось домашних хлопот, но он также помнил, что этот шиноби никогда не разрешит смотреть на себя сверху вниз. Гай всей своей сущностью и позитивным настроем доказывал: сила воли и выдержка — вот каковы его главные качества ниндзя. Присев на край стула, Какаши подпёр подбородок правой рукой в ожидании, когда же хозяин дома успокоится и они смогут спокойно пообедать и поговорить. Запрыгнув обратно в своё инвалидное кресло, Гай подмигнул молчаливому товарищу, открыв бумажные лоточки с едой, чтобы разделить всё поровну между собой и гостем. В мгновение ока еда заполнила миски, и Гай без лишних прелюдий взялся за поглощение любимого блюда. Какаши лишь взял палочки, задумавшись о том, что делал со своей жизнью и с какой целью продвигаться дальше. — Я слышал, что у тебя недавно была запара на работе, какие-то проблемы с шиноби Облака. — Было немного, да, — машинально кивнул Какаши. — Завтра собрание с Райкаге, хочу замять несколько вопросов. — А сегодня ты чем занимаешься? — хмыкнул Гай, наминая за обе щеки острый карри. — Самопровозглашённый выходной, видимо… — В таком случае требую реванш! — хлопнув ладонью по деревянному столу, вскрикнул Гай, явно настроенный повеселиться, чего следовало ожидать. — С тех пор, как ты стал Хокаге, мы не можем разрешить один случай: сразимся же в поедании перепелиных яиц! Проигравший будет вынужден взобраться на Монумент Хокаге, используя только руки, без ног! — В прошлый раз тебя стошнило, — вскинув бровь, промолвил Какаши. — Так в этот раз, может, не стошнит, ха! — Ты знаешь, я б с радостью, но придётся отказать, — вздохнув, ответил Хатаке, поковыряв свою порцию риса палочками. — Я немного не в настроении для таких пари. — Что-то случилось? — удивился Гай, протянув руку к нетронутой миске с едой, которая стояла перед Какаши и которую тот молча отдал: не голоден он, и это было заметно. — Хочешь поговорить об этом? Я секреты храню лучше братской могилы, сам знаешь. — Не сомневаюсь, я просто… В очередной раз вздохнув, Хатаке откинулся на спинку стула, устремив взор на потолок. И почему ему было так трудно признаться в чувствах к Сакуре не только себе, но и лучшему другу, который, несмотря на недальновидность, простоту и ребячество, изредка действительно был единственным, кто его понимал и поддерживал в жизни? Когда-то Минато-сенсей поручил Какаши восстановить важные документы, которые помогли бы постепенно установить мир между Конохой и Ивагакуре. Тогда после смерти Рин в жизни Хатаке наступили тёмные времена. Всё, на что он был пригоден, — убивать, и, наверное, именно из-за такого душевного расстройства ученика Минато для тайной поддержки послал на помощь Майто Гая и отряд АНБУ. На той миссии Хатаке повстречался с врагами и, завязав сражение, вскоре буквально свалился с ног от приступа гипервентиляции. В той схватке с врагами Какаши готовил своё Чидори, но в ярком свете всё, что он видел перед собой, — это умирающую Рин, что шептала его имя, делая последние вдохи. Он потерял сознание и очнулся уже в госпитале Конохи. Минато-сенсей чуть позже рассказал ему, чем же закончилось то сражение: Гай быстро перехватил врага для спасения Какаши и наконец принёс его обратно в Коноху для восстановления сил. С тех пор мнение Хатаке о Майто Гае начало преображаться, ведь он незаметно осознал: связавшие их различные события миссий в юности основали между ними великое доверие и крепкую дружбу, несмотря на постоянное соперничество и глупости, которыми они обычно досаждали друг другу. Даже сейчас, будучи мужчинами в рассвете сил, они умудрялись вести себя хуже генинов, когда дело касалось досуга или отдыха, но на поле боя Какаши не знал более верного товарища. Возможно, Гай способен прикрыть его тыл не только на войне реальной, но и на войне сердец, что сейчас окутывала Хатаке коконом, из которого тот не видел способа выбраться. Но как объяснить всё в такой манере, чтобы Гай сейчас не полетел трезвонить о произошедшем по всей Конохе? — Ты вздыхаешь, — констатировал факт Гай, бдительно наблюдая за другом. — Лёгкие подводят? — Да нет, со здоровьем всё хорошо, — отмахнулся Какаши. — Проблема в другом. — И в чём же? — прищурив глаза, спросил он. — Я… — мысленно уповая на то, чтобы Гай соблюдал адекватность, Какаши продолжил: — Влюбился. Приоткрыв глаз, он взглянул на застывшего в раздумьях товарища, определённо не ожидавший такой реакции. Он был морально готов почти ко всему: к крикам радости, удивления, упрёкам, поучениям и даже недоумению, но никак не к тишине. Такое поведение Гая немного напрягало: если его близкий друг не нашёл слов после услышанного, то как отреагирует Сакура на его признание? Вздохнув, Какаши нагнулся вперёд, облокотившись на стол, будто пытался разглядеть в отсутствующем выражении лица Гая какие-то намёки на то, что происходило внутри его котелка. Взгляд Майто Гая через несколько секунд встретил его, и тот наконец заговорил: — Какаши, я вынужден разочаровать тебя, но, видишь ли, я никогда не смотрел на тебя… — Погоди! — вздрогнув, прервал его Хатаке, осознав, как именно Гай воспринял его слова. — Я влюбился в Сакуру — чтоб было понятнее. В Сакуру Харуно. В девушку, не в тебя, дурень. — О!.. — хлопнув себя по лбу, засмеялся Гай. — Ну и славно, вот и разобрались… Влюбился в Сак… Кудлатые чёрные брови Гая сдвинулись, точно он не расслышал с первого раза слова Хатаке или тот разговаривал на иностранном языке. В комнате повисла тишина, что с каждой минутой растягивалась, увеличивая амплитуду неловкости всей ситуации. Наверное, любой человек, который услышит об этом, будет реагировать подобным образом. Они ушам своим не поверят, а когда поймут, что это не шутка, — станут осуждать Хатаке за влечение к девушке на четырнадцать лет его моложе. Ладно, возможно, к разнице в возрасте со временем привыкнут, но оставался тот факт, что Какаши знал Сакуру с детства: ей было двенадцать лет, когда они впервые познакомились, и вся суть извращения, коим многие посчитают их отношения, состояла в том, что он наблюдал, как Харуно росла, развивалась и постепенно превращалась в удивительную девушку, которую все знали сегодня. Многие скажут, что он ей словно дядя или старший брат, но уж точно не потенциальный партнёр для жизни. И именно этого боялся Хатаке: дурной славы для Сакуры. О своей репутации он волновался не столько из-за того, что определённое мнение о нём как о шиноби и Хокаге в народе уже сложилось, сколько из-за возможности испортить отношение к нему соседних стран необдуманными политическими решениями или откровенным дурным поведением. Вряд ли его личная жизнь сыграет большую роль в поддержке альянса, а вот жителей Конохи признание в любви к Сакуре Харуно может поразить. Они либо одобрят этот союз, либо осудят и затравят обоих, а как всё будет на самом деле, не мог просчитать даже Нара. Любовь жителей вещь очень тонкая и изменчивая: они гордятся тобой, когда ты защищаешь их от невзгод или помогаешь отстроить деревню, но стоит идеальной репутации запятнаться — на роль Хокаге найдут нового кандидата и попросят Хатаке уйти в отставку по собственному желанию. По крайней мере, он видел варианты развития событий именно так. Какаши не боялся принять удар и знал, что выдержит, — вопрос только в том, как на подобное будущее отреагирует Сакура, когда он с ней объяснится? — Сакура, значит, — наконец промолвил спокойно Гай, отложив палочки в пустую миску. — Неожиданно, знаю, — кивнул Хатаке, потирая пальцами лоб. — Ты первый, кому я рассказал. Даже она ещё не знает всей правды. — Ты откроешься ей? — Собираюсь, но прежде хотел узнать, что об этом думаешь ты? — И почему ты решил, что моё мнение каким-то образом повлияет на твою готовность? — Скорее, не на готовность, а на рациональность всего происходящего, Гай, — вздохнул Хатаке, сжав пальцы в кулаки. — Я не хочу поставить Сакуру в неловкое положение своими чувствами, не хочу, чтобы в неё тыкали пальцами члены оппозиции, чтобы на неё лилась грязь и насмешки. — Сказать, что тебе уже тридцать пятый год на носу, — не поверил бы, — засмеялся вдруг Гай, что его кресло слегка отъехало назад. — Ты сам себя слышишь, Какаши? В чём проблема? — А ты не видишь потенциальных препятствий и скандальных ситуаций в этом? — Вижу, конечно, но если ваши чувства взаимны, то все недоброжелатели могут беситься сколько угодно, и это ничего не изменит, ведь в конечном счёте им всем придётся смириться с реальностью, которую вы с Сакурой им покажете, — пожал плечами Гай, потирая подбородок перебинтованной рукой. — Когда-то я тебе уже говорил это, видимо, надо повторить ещё раз: весна юности ещё не закончена, рано терять надежду! Возможно, мы не всегда в состоянии сделать то, что хотим, но если бы мы делали лишь то, что хотели, то не начали бы никогда. Иными словами, если ты будешь постоянно думать лишь о том, что хотел бы сделать, но никогда не решишься это сделать, то в итоге станешь топтаться на месте. Так было с моими вызовами, которые я бросал тебе с раннего детства, и это ни в коем случае не блеф храбрости или отваги, Какаши. Я всегда от чистого сердца жаждал помериться с тобой силами и до сих пор не устаю от мысли о том, что в один прекрасный день всё же возьму верх и обойду тебя. И пусть дни Зелёного зверя Конохи подошли к концу, теперь я могу наставлять на путь истинный учеников и довольствоваться этим. Как обычно, в словах Майто Гая было меньше смысла, чем ему казалось, но Какаши отчасти понимал, к чему закадычный друг подталкивал его: если всю жизнь опасаться осуждения жителей Конохи, то так можно не осуществить много дел даже в роли Хокаге. В конечном счёте личная жизнь Хатаке не должна интересовать тех, кого он защищает и ради кого старается улучшить Коноху. Единственные, кто должен обдумать весомость и серьёзность потенциальных отношений, — сами Какаши и Сакура, которым предстоит всё обсудить. Он оголит чувства, протянет ей своё сердце, и будь что будет, ведь Гай действительно прав: нет смысла что-то скрывать или планировать наперёд, потому что Хатаке даже не был уверен в ответных чувствах Харуно. А что, если для неё мнение окружающих сыграет большую роль и ей будет стыдно показываться вместе с Какаши где-то в публичном месте, держать его за руку или обнимать на глазах у родителей? В конце концов, Хатаке не единственный с правом голоса и решения в этой истории. — Сила юности — это сила, которая помогает нам быть всегда бодрыми, сильными, красивыми и энергичными, — вдумчиво продолжил монолог Гай, определённо воспринявший молчаливый мыслительный процесс собеседника за желание послушать ещё немного философии. — Ты многих потерял в жизни, Какаши, поэтому естественно, что ты сомневаешься, пытаешься просчитать всё наперёд и подстроиться ко всем грядущим опасностям. Но ты также не должен забывать о том, что ещё молод! Да, должность Хокаге давит на плечи, и тебе кажется, что ты можешь добавить себя в категорию стариков, которым за пятьдесят, но это нет так. Взгляни в зеркало! Тебе нужно меньше думать и больше чувствовать, друг мой. Ещё не поздно поймать за хвост птицу счастья. — Ты как никогда прозаичен сегодня, — усмехнулся Хатаке. — Это всё специи в карри, — шмыгнув носом, ответил Гай. — Как вспомню нашу юность — на слёзы пробивает. А я тебе рассказывал о том случае с Асумой… Сменив тему, Майто Гай погрузился в воспоминания их молодости, что обычно заставляло Хатаке мысленно абстрагироваться и думать о своём. Помогла ли ему беседа с лучшим другом что-то решить — и да, и нет, но Какаши точно знал, что ему необходимо сделать, пока не передумал.***
В комнате было настолько тихо, что Сакура слышала, как пищали аппараты в соседней палате. Такая обстановка должна была способствовать отдыху, но вместо долгожданного сна Харуно нехотя погружалась в недавние события, анализируя то сражение против Ямады, своё фиаско и само заточение в Кеккей Генкай куноичи Облака. Она помнила абсолютно всё: пустоту, белую мглу, что заставляла её переживать худшие моменты из прошлого, голос Лан, что словно мантра звучал отовсюду, а после резкие перемены — физическую боль, которая сопровождалась голосом Морино. В какой-то момент Сакура будто увидела всё, на что смотрела Ямада. Там были члены отряда Ибики-сана, Шикамару, Даруи и Какаши-сан. Они все смотрели на неё с лёгким опасением, а затем… пурпурное свечение ослепило Харуно, и она испытала неописуемую боль в грудной клетке. Худшим оказалось то, что в этот момент рядом очутился Хатаке, и Сакура поняла, что конкретно произошло. Она не знала, сколько времени прошло между смертью Ямады, которую она буквально пережила эмоционально — да и судя по кровавой рубахе, чуть ли не физически, — и её пробуждением в этой палате. Если б не Шизуне, то Сакура, скорее всего, погибла бы вместе с Лан, ведь тот удар в сердце был одним из мощнейших в арсенале Хатаке Какаши. Почему-то она сомневалась, что это было Чидори: фиолетовый оттенок молний казался ей малознакомым, вполне возможно, это его новая техника, которую Сакура ещё не видела в действии. Сказать по правде, после пережитого ей и не хотелось вдаваться в детали этого дзюцу. Когда Харуно очнулась, она увидела рядом испачканного кровью Какаши-сана. Боль в его глазах, страх и сожаление — она не могла на него смотреть без желания обнять и успокоить, сказать, что с ней всё хорошо, что она жива и что он не виноват. Но тело не подчинялось, и всё, что она смогла, — это держать его за руку, шепча его имя. Проснулась Харуно от ворчливых криков дежурной медсестры, которая прогоняла Хокаге из палаты, пригрозив тому запретом на посещение Сакуры. Она даже не успела взглянуть на Хатаке прежде чем его выставили в коридор. Доложив врачам о состоянии пациента, неприятная женщина скрылась за дверью, сообщив Сакуре, что принесёт завтрак и отправит весточку Шизуне о том, что Харуно пришла в себя. И вот после тщательного осмотра, серии анализов и ответов на сотни вопросов ассистента главврача, Сакура была признана абсолютно здоровой по всем пунктам. Кто-то даже оказался настолько добродушным, что сообщил её родителям о произошедшем, и это совершенно не обрадовало уставшую Харуно, потому что она была уже совершеннолетней и не нуждалась в родительском надзоре. Её мама успела даже забежать с кратким визитом, пообещав, что вечером они вместе с отцом зайдут за ней, чтобы забрать домой. Повернув голову влево, она устремила взор вдаль, апатично наблюдая за колышущимися на ветру кронами деревьев. В небе суетилось несколько птиц, наверное, в попытке поделить какое-то лакомство из кормушки. Сакуре хотелось покинуть это здание, уединиться где-нибудь и спокойно обдумать свою жизнь, точнее, во что та незаметно превратилась. Возвратившись в Коноху, Харуно считала, что наконец определилась с целью — стать полезной обществу, чем Цунаде-сама могла бы гордиться, да и Страна Огня тоже, но всё, к чему она прикасалась, рассыпалось буквально на глазах, и Сакура ничего не могла сделать с этой волной неудач, что преследовала её после гибели Наруто. Единственным, кто поверил в неё и дал полную свободу действий, был Какаши-сан. И вот теперь она по своей же глупости стояла на грани подпорченных отношений с человеком, в чьей поддержке нуждалась. Дотронувшись кончиками пальцев до губ, Сакура невольно вспомнила тот пламенный поцелуй, который разделила с Хатаке несколько дней назад. Она тогда решила не обдумывать произошедшее, потому что стремилась разобраться с Лан, но теперь, когда миссию можно отправить в архив, Харуно не находила отговорок, и разум сам подбрасывал воспоминания того дивного мгновения. Если подумать, то это был её первый настоящий поцелуй с мужчиной — прежде она лишь делала искусственное дыхание рот в рот Узумаки. В детстве Сакура мечтала, чтобы это произошло именно с Саске-куном в каком-нибудь романтическом месте, чтобы все подружки позеленели от зависти и чтобы Учиха провозгласил её своей девушкой всем назло. Несбыточные фантазии, конечно, были идеальными, и, вспоминая их, Сакура лишь усмехалась, поражаясь своей наивности. Жизнь полевого шиноби была слишком непредсказуемой для подобного исхода: постоянные войны не оставляли иного выхода, кроме как поспешно создавать семью, даже не насладившись друг другом. Затем родить и воспитать детей, которые всю жизнь тренировались, чтобы стать непревзойдёнными шиноби, чтобы было кому защищать деревню в случае очередного военного конфликта. И этот цикл продолжался вечность. Сакура не знала, что с собой делать теперь, когда карьера обрушилась и она осталась без идей касательно работы; о личной жизни она даже думать не смела, ведь понимала, что будет вести войну с самой собой, но словно по иронии судьбы, как только её мысли коснулись этой темы, Харуно начала обдумывать своё жалкое существование в этой деревне, где все знакомые уже давно разбились на пары, вместе стремились к чему-то, а некоторые даже замуж скоро выйдут, если верить сплетням. Единственный парень, с которым Харуно мечтала провести остаток жизни, находился за семью замками, без возможности навещать его, да и сам Учиха вряд ли горел желанием обзаводиться новыми узами или поддерживать старые. Он свою позицию выразил чётко, и вряд ли Сакура сможет хоть как-то растопить лёд в сердце Саске-куна, да и она сама не была уверена, чего хотела. Перед глазами вновь промелькнуло лицо Хатаке и его наполненный волнением и нежностью взгляд. В сердце Харуно что-то защемило, заставив нахмуриться. Чувства к Какаши-сану разрастались внутри неё, словно лианы дикой розы. Сакура даже не заметила, когда стала смотреть на него иначе, относиться к нему как к равному партнёру, не как к учителю или начальнику. Они замечательно ладили, ей было интересно проводить с ним время, и рядом с Хатаке она испытывала это особенное чувство, которое доселе ей не сумел подарить ни один парень, — заботу. Его сильные руки поддерживали и защищали, чёрные глаза, наполненные умилением, заставляли её сердце биться чаще, а в объятиях хотелось утонуть, спрятаться от мира. Вспомнив тот вечер, когда они целовались, Харуно покрылась румянцем, поспешно прикрыв лицо ладонями из-за чувства неловкости. Чёрт, она находилась в палате в полном одиночестве и даже здесь умудрялась стесняться того, что происходило: определённо, Сакура с головой погружалась в трепетные чувства к Хатаке и не могла ничего с этим поделать, ведь окончательно влюбилась в наставника. Осознание этих особенных чувств меняло многие вещи в мировоззрении Харуно, начиная с Учихи Саске, который был её единственной и первой, но детской любовью. Это не значило, что желание помочь Саске-куну пропало или что она перестанет отстаивать его как друга во всех верховных судах, если придётся. Просто Сакура поняла, что наступил тот момент, когда необходимо отпустить эти безответные чувства к Учихе и обернуться к другому солнцу, что светило ярко, манило уютом и теплом. Возможно, если б Наруто остался жив, они с Саске-куном оказались бы в другой ситуации, где было больше надежды на будущее и взаимность. Но Харуно не хотела в очередной раз кормить себя пустыми обещаниями и надеждами. Она провела столько лет, сражаясь за признание человека, который её даже не видел, и от этого было обидно. Почему она не может быть просто счастливой, как любая нормальная девушка? И если Хатаке был тем мужчиной, который олицетворял все её надежды и мечты, то почему она должна отказывать себе в шансе на любящего человека? Ответ прост: Сакура никому и ничего не обязана, уж тем более оправдывать чувства к Какаши-сану перед кем-либо. Точно призванный в больницу её негодованием, в дверь палаты постучал, а после тихо прошёл Какаши-сан. Сердце в груди Сакуры сделало кульбит. Она механически поправила покрывало, откинув левой рукой копну волос, что скрывала её предательский румянец нежно-розовой пеленой. Немного выпрямив спину и расправив плечи, она прикусила нижнюю губу изнутри, приглядываясь к каждому движению Хатаке, словно боялась пропустить нечто важное в его походке или усмешке, что явно скрывалась за тканью маски, но отражалась в чёрных глазах. Он выглядел совершенно расслабленным, присаживаясь на шаткий стул рядом с кроватью Харуно. Левая рука Сакуры чуть вздрогнула, будто она ожидала встречного движения со стороны Хатаке, но тот был явно крайне осторожен со своим поведением и жестами. Сглотнув волнение, Сакура приветливо улыбнулась ему, искренне рада видеть Какаши-сана рядом. Хорошо, что он пришёл. — Как ты себя чувствуешь? — спокойно спросил он, чуть откинувшись на спинку. — Бывало и лучше, но всё хорошо, спасибо, — всё ещё усмехаясь, ответила она. — А вы как? Многолетняя привычка не позволяла ей свободно перейти на ты с Хатаке, поэтому Сакура продолжала обращаться к нему так, как привыкла, пока они не выйдут на какой-нибудь новый уровень отношений. Почему-то Харуно предвкушала атмосферу неловкости после произошедшего между ними на личном фронте, но Какаши-сан необъяснимым образом совершенно не заставлял её смущаться или отрекаться от чувств. Напротив, Сакура словно тянулась к нему всей сущностью, это краткое расстояние между ними хотелось сократить как можно быстрее и оказаться в объятиях Хатаке, даже если он сочтёт это неуместным. Но Харуно соблюдала самообладание. — Со мной всё хорошо, — ответил он, чуть потупив взор. — Я хотел пригласить тебя на прогулку, если ты не против. — Когда? — захлопав ресницами, спросила Сакура. — Хоть сейчас, тебе точно не терпится покинуть эту палату, — с усмешкой в голосе ответил он. — Хорошо, — всполошилась Харуно, словно ребёнок, которому пообещали купить мороженое. — Родители пообещали зайти вечером и забрать меня домой, но… В грудной клетке творилось чёрт знает что: сердце выпрыгивало, упираясь в рёбра, из-за чего по телу пронёсся неприятный спазм боли, но Сакура не подала виду, чтобы лишний раз не беспокоить Хатаке пустяками. Она хотела выйти на улицу, и он предлагал ей эту возможность, поэтому раздумывать о всяких пустяках не было времени. Харуно отбросила одеяло и ловко села, слегка пошатнувшись, из-за чего руки Хатаке оказались на её плечах, придерживая на месте. Подняв голову, Сакура смело встретила его взгляд, затаив дыхание: Какаши-сан отпустил её, проведя пальцами по линии её подбородка, точно не мог отказать себе в возможности дотронуться до неё. По спине Харуно пробежала волна мурашек. — Переодевайся, я подожду тебя в коридоре, — вдумчиво, прикоснувшись большим пальцем к её приоткрытым губам, промолвил он и, отвернувшись, направился к выходу. Сакура выдохнула, ощущая лёгкое головокружение и слабость в теле. Зажмурив глаза, она похлопала по щекам, чтобы быстрее привести себя в чувства и отложить девичьи мечты в дальний ящик. Она наконец обрела свободу и в качестве почётного приза могла насладиться спокойной прогулкой в компании Какаши-сана. Наверное, он хотел поговорить с ней о произошедшем между ними несколько дней назад, и Сакура в какой-то мере была готова к этой беседе. Единственное, чего Харуно опасалась, — безответных чувств, потому что в этот раз она не знала, как переживёт вторую ранящую в самое сердце влюблённость. Вполне возможно, что в этот раз, если Хатаке не сможет разделить её чувства, Сакуре придётся покинуть Коноху навсегда.