The way I feel Was promised by your face. The sound of your voice Painted on my memories. Even if you’re not with me I’m with you. Искру я видел в недрах твоих глаз. Я помню всё: твой голос, Он не исчезнет никогда. Я помню каждый волос — И даже если не со мной ты, Всё равно с тобой я. Linkin Park — With You
Обеденный визит, изначально вызвавший у четы Харуно лёгкую панику, достаточно быстро перерос в уютную беседу, в которой изредка проскакивал смех, когда Кизаши-сан подшучивал над любимой женой, а иногда Мебуки-сан, сверлящая мужа в ответ разгневанным взглядом, заставляла всех слегка волноваться. Особенно это было заметно на лице их дочери, что сидела на соседнем кресле, придерживая ушко чашки еле дрожащей рукой. Какаши не винил её в желании создать идеальную семейную атмосферу, чтобы родители поспокойнее восприняли новость, но также понимал, что в большей степени всё зависело от их с Кизаши-саном разговора. Над этим Хатаке и раздумывал, пока ему в чашку подливали тёплой ароматной жидкости, а корзина с выпечкой Мебуки пододвигалась подозрительно близко к его части журнального столика, что Какаши любезно игнорировал. Он действительно не любил сладкое — предпочтение, которое зачастую обижало милых домохозяек. Взяв одно печенье чисто для виду, он прислушался к беседе. — Мы так гордимся тобой, доченька, — лепетала Мебуки, улыбаясь. — Получить квартиру в награду за заслуги перед страной — это не шутки! — Милая, ты так говоришь, будто Сакура никогда и ничего полезного ранее не делала. Она ведь помогла завершить последнюю из войн шиноби — чем не достижение? — Нет, это похвально, но почему-то за тот триумф ей ничего не выдали, — хмыкнула Мебуки. — Хокаге-сама, вот вы как считаете, почему наших детей не наградили за их жертвенность на войне? — Эм, Какаши, просто Какаши, — в сотый раз промямлил он, быстро соображая, что ответить. — Это хороший вопрос, и, вполне возможно, я подниму его на следующем… — Ой, мам! — вдруг подскочила на ноги Сакура, спасая ситуацию. — Идём, я, кажется, забыла кое-что в каморке. Очень нужно найти эту вещь, помоги мне. — Милая, но у нас такой почётный гость, это не может подождать? Подскочив на ноги, Сакура нагнулась ближе к уху матери и что-то стала нашёптывать, а та внимательно слушала, немного нахмурив брови. Хатаке примкнул губами к чашке, притворяясь глухим и сосредоточенным на изучении люстры, что висела прямо над ними. Этот визит затягивался, и Какаши предпочёл бы море бумажной волокиты в кабинете, лишь бы не сидеть в доме четы Харуно до вечера. Он уже давно надумал, что хотел сказать родителям Сакуры, но всё никак не мог поймать момент, чтобы выдавить эти тщательно взвешенные слова. Мебуки, в отличие от легкомысленного мужа, любила умные беседы и, когда представлялась возможность из первых уст услышать какую-то важную информацию, когтями впивалась в собеседника и допрашивала до последнего. Неудивительно, что потом члены созданного за время войны Хаха Ренгогун, также известные как Объединённые Материнские Войска, разносили по деревне сплетни. — Ой, хорошо, мы сейчас вернёмся, милый. — И она последовала за дочкой на второй этаж. — Женщины, — покачал головой Кизаши. — Одной мало, а две — много, — засмеялся он. — Я благодарен за гостеприимность, Кизаши-сан. Всё очень вкусно. — Хокаге-сама, давайте без формальностей, раз вы настаиваете. Вы для меня Какаши, а я для вас Кизаши. Но это только когда Мебуки рядом нет, сами понимаете, — засмеялся Харуно. — Вы пришли к нам с определённой целью, уж вряд ли за выпечкой моей жены — вы не едите сладкое. — Да, это так, — подтвердил Хатаке. — Мне хотелось поговорить с вами, но как-то всё не могу начать, — вздохнул он, поставив чашку на столик и положив печенье рядом. — Давайте начнём сначала, — предложил Харуно, чуть взволновавшись, будто они играли в лото. — Я, конечно, не гений, но мне кажется, что разговор касается моей дочери. — Да, — кивнув, продолжил Какаши и уже был готов перейти к сути беседы, как его прервал Кизаши, который, внезапно задумавшись, продолжил мысль: — Знаете, прежде чем вы сообщите мне то, что собираетесь, я хотел поблагодарить вас за мою дочь, — встретив взгляд Хатаке, спокойно промолвил он. — Мебуки и я неспособны поддержать Сакуру так, как она заслуживает. Мы оба родом из малоизвестных кланов, первых своего имени, без длительной родословной и улучшенного генома, которым могли бы наградить нашу девочку. В молодости я мечтал стать археологом и по завершении академии даже собирался переехать в Иву, но потом заболели родители, и мне пришлось остаться в Конохе. Мебуки же мечтала открыть ателье, но и с этим не сложилось, потому что не было денег. Поэтому я принялся работать, соглашался на всё без разбора, ведь мы ждали Сакуру и хотели для ребёнка всего самого лучшего. Мы воспитывали дочь, как умели, любили и оберегали… Слова Кизаши заставили Хатаке вспомнить родителей. Он почти не помнил маму — видел её лишь пару раз на единственной фотографии, которую хранил в шкатулке отец. Беседы или расспросы на эту тему не приветствовались в доме, и лишь испытав душевную боль, Какаши осознал почему: Сакумо слишком сильно любил жену, и потеря была невыносимой, а вопросы сына попросту ранили без того истекающее горечью мужское сердце. Хатаке понял это после смерти Рин, когда расспрашивать о матери уже было поздно, да и не хотелось больше. Он помнил детство с отцом и старался держать в душе лишь счастливые воспоминания, ведь их было так немного в сравнении с ужасом потери и шоком осознания после гибели Сакумо Хатаке. Какаши мало говорил об этом человеке, но это не значило, что он забыл его или отрёкся от взглядов отца на то, каким должен быть шиноби и, что важнее, — товарищи или исход миссии. — Для нас новость о том, что Сакура хотела стать шиноби, была потрясением, — продолжил монолог Кизаши, так же погружённый в мысли. — Мы с Мебуки не были полевыми шиноби, и чтобы наша дочь избрала этот путь? Мы были напуганы. У неё не было никаких особенных способностей — просто обычный ребёнок, который даже кунай держать правильно не умел. Тем не менее, Сакура упрямилась и отстаивала право стать шиноби, поэтому нам пришлось отступить. — Вы позволили ей стать той, кем она является сегодня, — в момент его молчания сказал Какаши. — Всё, что у неё есть, — это плоды тяжёлой работы над собой и целеустремлённости, которой вашей дочери не занимать. Вы должны гордиться Сакурой. — И мы бесконечно гордимся, Какаши. Но мы также перестали её понимать. Мы далеки от её мира, мы не можем помочь ей с проблемами, не можем проникнуться её счастьем, потому что потеряли с ней связь, и в этом наша ошибка, — как-то грустно продолжил Харуно. — Ками-сама вознаградил нас удивительным ребёнком, в талант которого мы не поверили и теперь будем расплачиваться за это до конца своих дней. — Я уверен, что вы сможете восстановить связь с дочерью. — Возможно, но пока что она стремится выпорхнуть из гнезда, и мы не хотим её ограничивать. — Она торопится во взрослую жизнь — все мы там были, — усмехнулся Хатаке в попытке слегка разрядить обстановку. — Я уверен, она через пару месяцев соскучится по вам. — Я только благодарен Ками-саме за то, что у неё есть вы, Какаши. Сакура очень уважает вас как первого учителя и высоко отзывается о вас как о Хокаге, — немного похвалил Кизаши, от чего решительность Хатаке ощутимо пошатнулась. — Благодарю, — кратко выдавил он. И опять они вернулись к изначальной точке разговора, что начинало раздражать Хатаке, ведь он уже не знал, как правильно раскрыть Харуно их с Сакурой чувства. Необходимо каким-то образом вернуть тему разговора к заботе о дочери, а после плавно перевести всё в тему личной жизни Сакуры, но даже в мыслях звучало крайне неловко и хлопотно. С этим надо разобраться сегодня, потому что ещё одного подобного обеда Какаши не выдержит. Он уважал родителей Сакуры, но в силу привычек одинокого волка предпочитал держаться подальше от людей. Из-за отсутствия семьи Хатаке не привык к тёплым длинным беседам, застолью и абсолютной откровенности. То, что они с Сакурой создадут для себя сами, возможно, будет похоже на происходящее, но Какаши также понимал, насколько ему уютнее в компании Харуно, и именно из-за этого он приспособится к семейной жизни. Ему льстила мечта о семье с Сакурой, хоть он и понимал, насколько это всё ещё далеко впереди. Он ведь даже с Кизаши поговорить на эту тему не мог. — Как бы вы поступили, если бы узнали, что ваша дочь состоит в отношениях с кем-то? — выпалил, как отрезал, Какаши. Он подавил волну отчаяния, а после приступ адреналина, прислушиваясь к сердцебиению, что эхом отбивалось в груди. Сакура скоро устанет отвлекать Мебуки, и они спустятся, а значит, он просто обязан взять нервы в кулак и покончить с этим цирком раз и навсегда. Кизаши беседой доказал, что вполне рассудительный человек и что ценил счастье Сакуры выше всего остального. Возможно, они найдут общий язык с помощью именно этой темы: какой уважающий себя родитель станет рушить жизнь дочери, если узнает, что определённый мужчина, пусть личность его крайне неожиданная, радует и оберегает её? Сжав пальцы в кулаки, Хатаке медленно наполнил лёгкие воздухом, дожидаясь ответа Харуно. — У моей дочери есть ухажёр? — удивился Кизаши, подвинувшись чуть ближе к краю кресла. — Так скажите, не томите, кто же он? — Кизаши-сан, — соблюдая учтивость, сквозь ком сомнений продолжил Какаши. — Это я. Их взгляды в очередной раз встретились, и Хатаке замер, взволнованно дожидаясь какой-то реакции собеседника. Харуно сидел неподвижно, брови приподняты в лёгком удивлении, но можно было также подумать, что это абсолютный паралич и шок, — было неясно. В помещении воцарилась абсолютная тишина — такая, что было слышно тиканье часов на кухне. Наверху также стало подозрительно тихо, о чём Какаши старался не думать. Именно реакции родителей Сакуры он опасался больше всего, ведь если они не одобрят их отношения — никакого светлого будущего он не видел. Хатаке не собирался давить на избранницу, развернись происходящее не тем боком. Для него честь Сакуры превыше собственных желаний и надежд, ведь он никогда не заставит её перечить воле родителей: если Кизаши и Мебуки не одобрят эти отношения, то Хатаке отступит. — Я всё правильно расслышал? — вполголоса переспросил Кизаши. — Да, я влюблён в вашу дочь, и она ответила на мои чувства. — Что же, — медленно поднявшись с кресла, промолвил Харуно. Какаши последовал его примеру, немного напрягшись, чтобы быть готовым к любому исходу разговора. Где-то над ними послышались поспешные шаги, а через секунду — голос Сакуры, которая звала спешащую к ним Мебуки, и словно в доказательство через мгновение на лестнице появились мягкие тапочки последней. Лицо матери Сакуры было заметно взволнованным и почти сердитым, но Какаши также видел на нём неуверенность и растерянность. На лестнице появилась Сакура, и их взгляды встретились: было понятно без слов, что она воспользовалась этим временем, чтобы поделиться новостью с мамой, и вот теперь они могли вместе предстать её родителям, дожидаясь вердикта. Прытко преодолев расстояние, Сакура подбежала к нему, взяв за руку, и, прижавшись плечом к его груди, застыла перед ним, словно щит, готовая принять на себя негодование Кизаши и Мебуки. Те также замерли в нескольких метрах от дочери, переглянувшись. — Я, признаться, обескуражена, я… — Дочка, — обратился к ней Кизаши, и впервые его беззаботность сменилась серьёзностью. — Пап, это правда, — опередила его Сакура, сильнее сжав пальцы Хатаке своими. — Крайне неожиданно, я понимаю, но мне хотелось поделиться с вами первыми. — Хорошо… — вздохнул Кизаши. — Ничего хорошего! — возразила Мебуки. — Я всё понимаю, но это уже край непослушания, Сакура. Я на многое закрывала глаза, но чтобы… чтобы так коверкать себе жизнь… — Чем? — на повышенных тонах ответила та. — Тем, что влюбилась? Ты радоваться должна! — Дочка, ты не понимаешь, через что тебе придётся пройти, — сердито ответила Мебуки. — Я могу уже себе представить все грязные сплетни вокруг вас, недобрые взгляды и проблемы… — Тебе не обязательно слушать, что говорят эти завистливые кумушки из Хаха Ренгогун! — Сакура, — нагнувшись, промолвил Хатаке. — Успокойся. — Я в порядке, просто не знаю, почему мне показалось, что мои родители хоть раз в жизни поймут меня и поддержат, — нахмурив брови, ответила она, сделав глубокий вдох. — Видимо, нет. Вот поэтому Хатаке и не горел желанием кому-то что-то рассказывать, но раз Сакура настояла, то придётся пережить эту встречу и разойтись мирным путём. Настроение Мебуки можно понять: её единственная дочь свалила ей на голову огромный ком информации, которую нет возможности обдумать или обсудить. Мебуки выглядела сердито, но что-то подсказывало Хатаке, что ей просто нужно время свыкнуться с мыслью о новой реальности. А вот Кизаши, в отличие от жены, не устраивал сцен, не оскорблял Какаши, хоть тот всё-таки ожидал подобного. Он просто наблюдал за дочерью, рассуждая о чём-то неизведанном — пока что молча, что раздражало Хатаке, ведь ему хотелось уже покончить с этим балаганом. Они признались чете Харуно и не были приняты с распростёртыми объятиями — не беда. Такие вопросы не решаются за пять минут, это надо понять и позволить Мебуки и Кизаши обсудить услышанное наедине, чтобы они определились. — Мы, пожалуй, пойдём, — наконец промолвил Хатаке. — Кизаши-сан, обдумайте наш разговор и побеседуйте с Мебуки-сан. Когда придёте к соглашению, мы с Сакурой будем вас ждать. — До свидания, Хокаге-сама, — чуть поклонившись, ответил тот, проигнорировав удивлённый взгляд жены. Обернувшись, Хатаке, крепко удерживая Сакуру за руку, направился вместе с ней к выходу, обдумывая произошедшее. Нет, они не сделали глупости — просто чете Харуно требовалось время на размышления, и подобной реакции стоит ожидать чуть ли не от каждого жителя Конохи. Не все отнесутся к этой новости положительно, как Гай и Шизуне. Некоторые будут осуждать и распускать мерзкие слухи об отношениях Хокаге и его ученицы — ничего с такими людьми не сделаешь, такова их натура. Не мог же он каждого недовольного сажать на пять суток в качестве отмщения. Нет, они с Сакурой должны быть выше подобного отношения народа, а его, как отметила Мебуки, будет немало. Какаши краем глаза покосился на идущую рядом Харуно, заметив озадаченное и грустное выражение лица, надутые в печали губы и опущенные плечи. Резко остановившись, он притянул её к себе, обвив одной рукой и прижавшись щекой к её волосам. Сакура спрятала лицо в его жилет, а пальцами впилась в ткань на спине, словно держалась за жизнь. — Всё будет хорошо, вот увидишь, — прошептал он, а в ответ ощутил, как Сакура содрогнулась, очевидно, поддавшись желанию всплакнуть.***
— Ты не права. После ухода дочери в доме словно трубу прорвало: Мебуки кричала так, что уже охрипла, проклиная всё семейство Хатаке, юношеский максимализм Сакуры и легкомысленное отношение мужа к сложившейся ситуации. Она попутно принялась за уборку, чтобы хоть чем-то занять руки, так как язык, распустившись не хуже помела, переходил с темы на тему, осуждая и негодуя в привычной манере. Кизаши сидел на диване, почти не вслушиваясь в вопли жены, обдумывая их с Хатаке беседу и реальность, с которой столкнулся сегодня. Если честно, Харуно не видел, в чём такая большая проблема: он знал и уважал Какаши, был очень хорошо знаком с Сакумо Хатаке, даже несколько раз случайно пересекался с молодой женой Белого Клыка. Он не рассказал об этом Какаши, потому что не был уверен, как эта информация воспримется, но мало кто в Конохе помнил жену Сакумо, и дело было даже не в неприметности той девушки. На самом деле она была родом из одного уважаемого клана их любимой деревни — Инузука¹. У всех подобных родословных есть побочная ветвь, члены которой играют роли прислуги и охранников. Со временем члены этой касты клана Инузука незаметно отсоединялись от главной ветви и отдалялись, скрываясь под новой фамилией — так и сделали родители той девушки. Сакумо Хатаке влюбился в неё с первого взгляда, и его не остановил даже тот факт, что он был гораздо старше или что родителям девушки такой брак совершенно не нравился. Сакумо помог ей бежать, и они поселились в небольшом доме на окраине Конохи, в тишине и подальше от злых языков. Вскоре родился Какаши, и вся эта история немного позабылась в силу обыденности быта, который Сакумо организовал с молодой женой. Но затем эта девушка неожиданно скончалась, детали её смерти так и не огласили. Единственное, что Кизаши помнил, — это каким разбитым был Сакумо с маленьким ребёнком на руках во время похорон жены. На этом знания Харуно о клане Хатаке иссякали. Он вспомнил о Сакумо сегодня из-за небольшого повторения истории, как совсем нечасто бывало, но всё же судьба любила распоряжаться жизнями их близких совсем не так, как ожидалось. Харуно совершенно не злился на дочку за такой неожиданный выбор мужчины, даже не осуждал Какаши за то, что тот влюбился в Сакуру, — мужчины его крови над собственным сердцем не царствуют, как показывает история. Он лишь знал, что дочь обрела достойного защитника, любящего мужа и хорошего друга в лице Хатаке. Чего ещё можно пожелать ребёнку в этом возрасте? Разве что счастья, и Кизаши искренне хотел этого для дочери. Он слышал всё, о чём вопила Мебуки, но не был с ней согласен. В конечном счёте её родители изначально также были против их брака, потому что имя Харуно в Конохе не значило ничего. Он был никем, и денег в кармане не было, но это не помешало им бороться за счастье, создать семью и родить Сакуру. На сегодняшний день имя Харуно знали во всём мире исключительно благодаря их дочери. — Мы не позволим этой несносной девчонке так разрушить свою жизнь! — пыхтела Мебуки, вытирая шваброй пол в прихожей. — Надо что-то придумать, слышишь? — Просто смирись с этим, — спокойно ответил Кизаши. — У тебя скоро нервы сдадут, женщина. — Ты себя слышишь?! Твоя дочь только что такое учудила, а ты газету читаешь! — Моя дочь представила нам своего избранника, достойного и уважаемого человека. У моей дочери прекрасное и светлое будущее, она станет женой Рокудайме Хокаге, и родословная Харуно, начавшаяся с нас, войдёт в историю Страны Огня, — продолжил Кизаши, отбросив газету. — Что тебя конкретно не устраивает в Хатаке? Их разница в возрасте? Так ты прости меня, между твоими родителями, если память мне не изменяет, было шестнадцать лет разницы, и ничего, как-то прожили вместе сорок лет. Что ещё не устраивает? Солидность жениха? Он Хо-ка-ге, — по слогам выпалил Харуно, поднявшись с дивана, рассерженно встретив взгляд жены. — Что ещё не так? Говори. — Я не знаю, я просто… — нахмурив брови, на тон ниже ответила Мебуки. — Ты просто восприняла всё в штыки, даже не выслушав их, — подвёл Кизаши. — Мы всю жизнь так реагировали на цели Сакуры: неправильно восприняли её стремление стать шиноби, не поддержали, когда Годайме Хокаге приняла её в ученицы, не верили в потенциал ребёнка всем сердцем, были скептически настроены и скупы на эмоции — так посмотри, на что теперь похожа наша семья. — Я не хочу, чтобы мою девочку поливали грязью за её спиной, — устало выдохнула Мебуки. — Я же буду слушать всех этих сплетниц на работе, так как мне смотреть людям в глаза, когда они осуждают решения моей малышки, как вести себя достойно, чтобы не усугубить положение? — Да наплюй ты на них, — хмыкнул Кизаши, скрестив руки на груди. — Мне лично нет дела до завистливой болтовни и осуждений каких-то незнакомцев. Я горжусь дочкой, и этого не изменить! Покачав головой, Харуно подошёл к жене, приобняв её за плечи. Они никогда не были идеальными родителями, но за какие-то заслуги Ками-сама наградил их гениальным ребёнком, и теперь пришла пора принять и понять Сакуру. Она с детства знала, что для неё лучше, — так может, стоит прислушаться к голосу дочери и просто молча поддержать в этот раз, оставив своё мнение при себе? Взглянув на часы, Кизаши чуть зажмурил правый глаз, пораскинув мозгами. — Ещё не поздно сходить к ней и помириться, что скажешь? — Вместо ответа Мебуки впервые молча кивнула, отбросив швабру в угол, и, поспешив переобуться, отправилась вслед за мужем.***
Сакура лежала на диване в апартаментах Хатаке, которые находились в резиденции Хокаге. Веки неприятно щипали, но она упрямо игнорировала дискомфорт, даже не заморачиваясь вытирать нечастые капли горячих слёз, что скатывались по лицу, теряясь где-то в волосах рядом с ухом. Она не хотела отправляться к себе в квартиру, несмотря на то что жильё было полностью обустроенным и со всеми удобствами — заходи и живи. Она, конечно, вернётся туда, но чуть позже, когда успокоится. Сейчас ей хотелось просто неподвижно лежать и пялиться в потолок, чтобы ни о чём не думать, но события сегодняшнего дня расстроили её настолько, что Сакура только и могла, что мысленно переживать ссору с родителями, словно попала в какое-то гендзюцу и не могла освободиться. Было сложно поверить, что мама не поняла её, даже не попыталась, а ведь Сакура с открытым сердцем призналась, поделилась новой любовью с ней, а Мебуки… Выражение её лица было сложно стереть с памяти, но Харуно также не хотела этого. Если так будут реагировать на новость все остальные, Ино и Тен-Тен, ребята из академии, то нужно привыкать к разочарованию и боли уже сейчас, чтобы не рыдать после каждой встречи в три ручья. Сегодня Сакура позволила себе выпустить всё наружу, избавиться от обиды и предательства в объятиях человека, который никогда с ней так не поступит. Хатаке за всё время ничего не сказал — лишь молча привёл в свой дом и укрыл пледом, а после удалился на кухню, откуда вскоре начал доноситься приятный аромат ужина. Сакура слепо таращилась на потолок. Она даже не знала, что Какаши умел готовить. Подняв руку к лицу, она поспешно вытерлась, медленно сев. Конечно он умел готовить: человек столько лет прожил один, не мог же он питаться только раменом, как Наруто. Вспомнив Узумаки, она вдруг задумалась: а как на новость о её романтических отношениях с Хатаке отреагировал бы он? Поздравил или осудил бы? Теперь она никогда не узнает ответ. Замотавшись в плед, Харуно поднялась с дивана, намереваясь пройти на кухню, но её внимание вдруг отвлёк стук в дверь. Замерев, она прислушалась к действиям в соседней комнате, ожидая, что Какаши поспешит открыть дверь своего дома, ведь многие удивятся, увидев Сакуру в квартире Хокаге в столь поздний час, но, не услышав никаких возражений Хатаке, лишь пожала плечами и медленно направилась к входной двери, чтобы отворить позднему гостю. Щёлкнув замком, она приоткрыла входную дверь, подняв на посетителя уставший и заплаканный взгляд, и была поражена увиденным: Мебуки и Кизаши Харуно обеспокоенно смотрели на неё, слегка запыхавшись. Должно быть, они мчались сюда так быстро, как могли. Сжав губы в недовольную чёрточку, она окинула родителей апатичным взглядом и спросила: — Пришли высказать то, что не успели в обед? — Нет, дочка, — ответил спокойно Кизаши. — Мы хотим поговорить с вами, можно войти? — Да, ты можешь проходить, а она пусть останется здесь, — холодно ответила Харуно. — Мне нечего обсуждать с этой женщиной. — Сакура, не будь такой бессердечной, пожалуйста, — взволнованно осмотрев лицо дочери, промолвила Мебуки. — Я обещаю, что в этот раз мы поговорим, как цивилизованные люди. — Входите, — раздался за её спиной приветливый голос Какаши. — Чувствуйте себя как дома. Отступив, Сакура поспешила скрыться в гостиной, отбросив плед на спинку кресла. Она совершенно не испытывала желания продолжать беседу с родителями, поэтому намеревалась молчать. Если они хотели что-то добавить — без проблем, ну а после могут уходить. Хатаке любезно пригласил чету Харуно в дом, указав на диваны в комнате, а затем поспешил вернуться на кухню, словно не желал присутствовать при семейных разборках. Сакура была в идеальном настроении, чтобы осудить Какаши за этот жест, столь похожий на предательство, но разум подсказывал, что это действительно только между ней и родителями — свидетелей не надо. Скрестив руки на груди, она осмотрела присевших на диван Кизаши и Мебуки. Лицо папы светилось неподдельным счастьем и любовью, ведь он всегда был точно открытая книга — честен с ней. А вот настроение мамы было пока сложно понять, поэтому Сакура не спешила опускать броню. — Милая, мы пришли попросить у тебя прощения. Я понимаю, что днём наш разговор не состоялся так, как вы планировали, поэтому мы хотели бы попросить ещё один шанс объясниться. — Я просто не понимаю, с каких пор вам мнение общества важнее счастья дочери, — нахмурив брови, промолвила Сакура. — Кого волнует, что скажут все эти люди, половина которых осудит, потому что им самим не хватает смелости рискнуть ради счастья, а вторая плюёт чисто из зависти. — С тех пор, как ты превратилась в… — неловко начала Мебуки. — В эту удивительную куноичи, о силе и интеллекте которой говорит весь мир, я только и слышу похвалу в свой адрес, мол, какие же мы замечательные родители, раз воспитали такую дочь. И мне бы очень не хотелось, чтобы какие-то необдуманные решения очернили твоё имя, карьеру и будущее. — Моя личная жизнь никого не касается, мама, — монотонно ответила Сакура. — Это только между мной и Какаши. Мы открылись вам в надежде на поддержку… — Я понимаю тебя, милая, и, поверь мне, я буду счастлива иметь в зятьях Хокаге, но ты вряд ли осознаёшь масштаб вашей любви, — ласково и с дрожью в голосе ответила Мебуки. — Эти отношения могут уничтожить тебя как личность, а мне как матери просто хочется тебя уберечь. — Если все будут реагировать так, как ты сегодня, — я тебе верю. Но ты неправа, мама, ведь Шизуне-сан, к примеру, поддержала нас, Гай-сенсей тоже. Не всё в мире настолько чёрно-белое… Мебуки внезапно поднялась с дивана и бросилась обнимать дочь, сжав в крепких объятиях. Раздался всхлип, и Сакура почувствовала на плече что-то влажное, без сомнения слёзы, от чего ей самой захотелось заплакать, но, чтобы не превратить вечер в коллективный сеанс рыдания, она лишь зажмурилась, обнимая родителей в ответ. У всех были свои опасения, и Сакура старалась понять причины матери, по которым та изначально отвергла выбор дочери. Она действительно видела, откуда такая реакция и все эти предрассудки, но также поверить не могла в то, что Мебуки впервые за долгое время наступила на себя и молча поддержала дочь. Это был неожиданный жест родителей, и Сакура именно в такой поддержке нуждалась. За спиной послышались тихие шаги, и она попыталась выбраться из тесных объятий четы Харуно, чтобы оглянуться. Хатаке стоял в дверном проёме, наблюдая за происходящим. Кизаши вдруг направился к нему с открытыми объятиями, что-то неразборчиво комментируя. — Хорошо, что вы заглянули, — ужин готов, — ответив на рукопожатие Харуно, сообщил Какаши. — Надо же, он умеет готовить! — точно девчонка засмеялась, прошептав ей на ухо, Мебуки и поспешила вслед за мужем на кухню, где их радостные голоса немного притихли. Сакура вытерла лицо рукавом, перевязав растрёпанный хвост на затылке. Она всё это время не сводила глаз с Хатаке, который вёл себя настолько естественно, словно знал, что именно так закончится их необычный день. Подступив к нему ближе, Харуно поднялась на носочках, крепко обняв его, точно боялась, что этот удивительный человек вдруг растает, как дымка, и оставит её одну. Какаши в ответ приобнял её одной рукой, другой убрав длинные локоны назад. Он не мог снять маску в присутствии её родителей, но этого и не требовалось. Улыбнувшись ему, Сакура поспешила отправиться на кухню вслед за приятным ароматом ужина, который впервые состоится в компании четы Харуно. Какаши был определённо прав, когда шептал ей на ухо: у них всё будет хорошо.