Сильных духом подчиняет любовь

Don’t be afraid I’ve taken my beating I’ve shed but I’m me I’m strong on the surface Not all the way through I’ve never been perfect But neither have you. Не бойся, Я уже получил по заслугам. Внешне я изменился, но я остался собой. Моя сила — лишь кажущееся впечатление, Поскольку внутри я слаб. Я никогда не был идеальным, Впрочем, как и ты. Linkin Park — Leave Out All the Rest

      Ближе к южному побережью лесной воздух стал пропитывать запах моря. Небо было голубым и почти безоблачным. Тип флоры также изменился: вместо привычных широких стволов древних дубов их медленно начали окружать растущие в воде кипарисы, украшенные серым мхом и покрытые тиной, на рассвете ласкающие взгляд. Страна Волн не была самой дальней точкой, которая граничила со Страной Огня, — эта честь досталась чудной Стране Чая, но описать эту местность можно было очень лаконично: много рек, протекающих через небольшие острова, из которых и состояла Нами но Куни. Ещё эта точка мира славилась мангровыми лесами, полными всевозможными формами жизни. В прошлом Команда 7 уже побывала на этом небольшом острове со своей первой настоящей миссией: защита старика по имени Тазуна.       Нами но Куни и раньше была активной в плане торговли с соседними державами, но всё изменилось, когда судоходный магнат Гато нацелился на эту небольшую страну, ломая волю мирного народа и устанавливая монополизацию судоходства. Чтобы нарушить эту систему, старик Тазуна занялся строительством моста, соединяющего остров с материком. Когда Команда 7 была в пути к деревне, появилась более сложная задача — убить Забузу и Хаку, а также освободить Страну Волн от бандитов. В завершении той первой миссии Гато умер, мост был достроен, и в настоящее время это процветающее маленькое государство, что занималось торговлей рыбы, славилось ремесленниками, которые в качестве поддержки дружбы с Конохой приходили помочь отстроить деревню после нападения Пейна.       Тот самый мост между странами назвали в честь Наруто Узумаки.       Тропа вскоре начала пропадать в мутной лесной воде, из-за чего Саске и Сакура перебрались на необычные деревянные площадки, что были построены местными жителями для удобства передвижения купцов с товарами. Страна Волн не была деревней, населённой ниндзя, мало кто мог использовать чакру для ходьбы по воде, поэтому люди преодолевали препятствия как могли. Если Сакура правильно помнила, в последний раз, когда они путешествовали в эту местность, дорога была сухой: наверное, всё дело в сезоне, ведь если в Листе сейчас по колено снега, то тут на юге, должно быть, штормило, заливая водой все ровные поверхности. Взглянув вниз, Харуно отметила разноцветных карпов, что плескали оранжевыми хвостами в лучах утреннего солнца. Здешняя фауна действительно была очень разновидной и пёстрой.       Площадки, по которым они передвигались, также были крайне интересными: вокруг ствола каждого кипариса были сбиты доски, что формой напоминали шляпы грибов. Кроны деревьев скрывали путешественников от жары и солнца, точно зонтики. Иногда между деревьями свисали лианы, что служили вместо спасательных верёвок простым жителям, оступившимся на этом нетипичном пути. Над головой изредка пролетали разноцветные птицы, задевая пышными хвостами ветки и несколько раз даже голову Харуно, но она успевала пригнуться. Если бы не волнение, что точилось на заднем плане её упорядоченных мыслей, она посчитала бы эту миссию развлекательным путешествием, но это было совершенно не так. С каждым днём приближаясь к Острову Гор, они всё равно ещё были далеки от цели, и это напоминание скребло в груди до боли.       Последние несколько дней они провели в умиротворённом сожительстве, путешествуя по протоптанным дорогам, которые помнили с детства, изредка общаясь на нейтральные темы. Сакура после первых кратких разговоров очень быстро осознала, что Учиха в принципе не возражал против бесед, мог не всегда ответить или не так развёрнуто, как она, но обмен информацией проходил почти без ляпов, что порой Харуно удивлялась, откуда между ними такое тесное взаимопонимание и дружеские отношения. С учётом всех прошлых обид, угроз и резкости Саске-куна она ожидала кучу барьеров, что воспрепятствовали бы их нормальному общению, но в итоге столкнулась с почти приветливым равнодушием.       Учиха не отвергал её, отвечал кратко и вежливо, спокойно; иногда сам заводил разговор на интересующую его тему, обычно о том, чего не знал из-за своего пятилетнего заточения. Сакура старалась донести информацию максимально детально, будто заполняла пробелы в его разуме, и эта ответственность заставляла её нервничать: ей хотелось как можно правильнее растолковать все нюансы, точно преподаватель в академии. За это было порядком стыдно. Она изредка ловила себя в моменты, когда Саске-кун мог вполне подумать, что достаточно было одного краткого ответа на тот вопрос, а не длительного потока мыслей, что иногда разветвлялся на отдельные темы. В такие мгновения она резко замолкала, разделяя себя и Учиху физической дистанцией. Он никак не отмечал эти приступы самоконтроля Сакуры, будто и вовсе не принимал во внимание её смущение.       Передвигаясь по круговым площадкам, она молча плелась за ним, поддавшись неожиданной перемене настроения. Странно, как быстро она привыкла к его беспристрастному поведению, что было лучше вспышек холодного гнева или пренебрежения, но всё же не хотелось по завершении миссии разочаровываться в Учихе. Она не знала, может ли доверять его новому поведению, и здесь ничто, кроме времени, не докажет, насколько Саске-кун изменился, действительно ли они почти друзья, ведь всё ещё существовала возможность, что он отвернётся от её дружбы, как только представится шанс. Нахмурив брови, она даже не заметила, как случайно столкнулась с чем-то твёрдым, оказавшимся спиной Учихи. Он немного повернулся к ней, спокойно осмотрев причину нежданного толчка сзади. Издав тихое «ой», она попятилась на пару шагов, осматриваясь.       — Передохнём, — промолвил он.       — С тобой всё в порядке? — удивилась Сакура, которой не нужен был привал.       — Да.       Поджав губы, она лишь подчинилась распоряжению, оглянувшись вокруг: они находились на одной из площадок, где не было ни толстой ветки, чтобы присесть, ни каких-то иных мест для отдыха. Вздохнув, Харуно подошла ближе к стволу кипарисового дерева и осторожно опустилась на старые доски, присев, опираясь спиной о пятнистую от лишайника кору. Учиха стоял в шаге рядом от неё, прислоняясь плечом к стволу растения, вдумчиво рассматривая лес в том направлении, куда они передвигались. Ещё раз устало вздохнув — неосознанно, но это помогало избавиться от скапливающегося волнения, — Сакура чуть расслабила плечи, погружаясь в мысли о своих бедах. В компании Саске-куна она не могла отвлечься от самоанализа — напротив, он будто способствовал этому, и без иных путей, чтобы забыться, Харуно подчинялась новой рутине. Прикрыв глаза, она попыталась вспомнить последний раз, когда была счастлива: казалось, те дни так далеко в прошлом, что некоторые эпизоды последнего месяца были словно нереальны.       — Что ты знаешь о членах Така?       Его вопрос выдернул Харуно из сонливой абстракции самобичевания. Неожиданный выбор темы, но, должно быть, ему было интересно узнать о группе шиноби, с которыми он отправлялся на свои самые громкие миссии до начала войны. Саске-кун лично подобрал каждого члена этой команды, возможно, поэтому у него остались какие-то положительные и тёплые воспоминания о тех ребятах, ведь все они пришли к уважению друг друга как товарищей и даже рисковали жизнью, чтобы защитить друг друга, что, несомненно, сплотило их и связало узами дружбы. В отличие от Команды 7, что была собрана наставниками с академии и брала в учёт успеваемость генинов, Така была изначально создана с единственной целью: выследить и убить Итачи Учиху. Вряд ли Саске-кун представлял тогда, что ввяжется в иные сражения после смерти брата, но так уж получилось, что члены Така и Орочимару находились рядом с ним вплоть до завершения войны, до его заключения.       — Орочимару было разрешено вернуться в Отогакуре и поселиться в существующем там огромном подземном убежище. Ямато-сан уже пять лет наблюдает за любыми отклонениями от норм поведения в той местности. Насколько я помню, Саннин забрал с собой всех троих.       Неосознанно Саске думал, куда отправится после спасения отряда Хатаке. Он ещё даже не решил толком, в каком направлении идти, но разум уже подбрасывал примерные варианты развития событий: он мог для начала заглянуть в логово к бывшему наставнику и поговорить с Джуго. Возможно, верный товарищ по команде будет заинтересован отправиться в странствие вместе с ним. Суйгецу вовлекать как-то не хотелось из-за его излишней болтливости; Карин даже не была под вопросом. Но когда Саске скрытно рассуждал о путешествиях, обо всех местах, куда мог отправиться в скором времени, почему-то видел себя по большей части уединённым, без попутчика. И правда, вряд ли он стерпел бы чьё-то присутствие, и то, что он совершенно без заминки сейчас уживался с Харуно, было самым большим открытием для последнего из клана.       Он не думал, что ему будет с ней комфортно, что станет интересно проводить вместе время. Учиха виду не подавал, но болтовня Сакуры странным образом успокаивала его: вся нервозность, которая изредка проявлялась в камере заключения, с началом общения с Харуно почти пропала; надоедливый облик Наруто и вовсе не появлялся уже около недели — в последний раз ещё в ту ночь, когда Сакура разговаривала с ним о сновидениях. Иногда она словно ловила себя на том, что, возможно, навязывалась, но Учиха, отвыкший от общения с кем-либо, особо не зацикливался на подобном. Ему совершенно не мешали её рассуждения вслух или слишком детальная информация, которой она неосознанно делилась с ним. Он предпочёл бы лаконичный ответ, в прошлом так точно, но эта манера Сакуры наполнять пустующее пространство внутри него лепетом согревала.       Бывали моменты, когда Харуно внезапно замолкала, погружаясь в раздумья на неизвестные ему темы. Он видел, как её что-то тревожило, отчего она машинально прикасалась к тому предмету, что прятала под водолазкой. Саске предположил, что это кулон, но не влезал в детали; она не отвергла его догадку, но и не подтвердила. Он не хотел вмешиваться в то, что беспокоило Сакуру, однако просто наблюдал за странными переменами её настроения — это заставляло его задумываться о разных вариантах терзаний, причинах самочувствия Сакуры и путях, которыми он теоретически мог помочь. Признаться, он мало что мог предложить в такой ситуации: выслушать и даже совета не дать, ведь ему было легче объяснить, как работает техника Кирин, чем поддержать словесно в момент, когда человеку плохо. Он предложил передохнуть, чтобы Харуно хоть как-то очнулась от своего меланхоличного состояния, но, покосившись на сидящую под деревом уставшую и грустную Сакуру, Саске понял, что этого будет недостаточно для улучшений.       — Отдохнул?       — Да.       — Пойдём тогда, — немного хмурясь, тихо сказала она, поднимаясь на ноги.       Доски, что были сбиты вместе и давно уже позеленели от дождей, покрылись мхом и грибком, еле слышно затрещали под ногами Сакуры, когда она выпрямлялась. Вмиг край, на котором она стояла, отломился, трухлявая древесина разлетелась, и гравитация незамедлительно потянула Харуно вниз, прямо между веток кипариса, сетей из серого свисающего мха и в образовавшееся лесное озеро под ними. Она даже не поняла, что произошло: тяжесть внизу живота возникла всего на секунду, сменившись щекотливым ощущением полёта. Руки крепко обхватили её, прижав к груди; Сакура автоматически вцепилась пальцами в ткань плаща Учихи, словно держалась за него, как за якорь. Нерасторопная всё же, когда летала в облаках, окутанная переживаниями и мыслями. Она заметила, как они плавно приземлились на соседнюю площадку: Саске-кун всё ещё не отпускал её, точно убеждался, что Сакура твёрдо стояла на ногах, прежде чем отступить на шаг.       Его грудная клетка находилась перед лицом, вздымалась и опускалась в спокойных вдохах-выдохах. По телу Харуно прошла необычная дрожь: он так быстро и ловко поймал её, будто ожидал, что она так и не научилась ровно ходить по земле. Странная усталость и тяжесть в голове вдруг наполнили Сакуру, и она, всё ещё сжимая пальцами его плащ, медленно уткнулась лбом в его твёрдую грудь, вздыхая. Ломота в теле, что проникала в каждую клеточку, расползалась, будто паралич, но Харуно не обращала внимание на все эти симптомы стресса, что овладевали ею. С тех пор, как Хатаке покинул деревню, она стойко держалась, не показывала никому то, что творилось с ней внутри в моменты, когда сильная и решительная оболочка давала трещину: волнение и сердечная боль свели бы её с ума, если бы Сакура не занимала себя делом. В безмятежные промежутки времени этого путешествия она больше всего поддавалась меланхолии, что наполняла её душу.       В такие тягостные мгновения хотелось, чтобы кто-то просто молча приобнял за плечи. Она не нуждалась в разговорах по душам, не нужны были советы или подбадривающие слова. Простая и надёжная поддержка другого человека, которому было не всё равно, была бесценной. Харуно не знала, почему вдруг подумала, будто Саске-кун окажет ей такую честь и проявит человечность. Но странное притяжение, которое она испытывала, находясь так близко к нему, заставляло терпеливо ждать хоть какого-то действа от Учихи. С закрытыми глазами и замершим сердцем она просто ждала либо небрежного ухода, либо чего-то неожиданного. Никакой сказки Сакура не представляла: Саске-кун никогда не переменится, и в его характере всегда будет эта отдалённость, что распугивала в детстве друзей в школе, а в подростковом возрасте вкупе с жаждой мести и вовсе толкала Учиху на преступления. С этим можно жить, если понимать Саске-куна. Ей казалось, она наконец понимала.       Внезапно его рука, что придерживала за локоть, подвинулась ей на спину, остановившись в области лопатки. Зажмурившись, Сакура застыла в ожидании неизведанного. Он лишь прислонился к её голове подбородком, ровно дыша; другая рука находилась на рукоятке меча, будто Учиха застыл в уязвимой позе и был готов отразить атаку, как только ощутит неладное. Еле слышно хмыкнув, она вдохнула полной грудью. Почему они стояли, как двое неживых, связанных прошлым статуи? О чём он думал? Харуно не понимала, что происходило, но странный зуд в сердце наполнял её сущность, будто открывались старые швы, но больше не кровоточили. Может, она уже привыкла к мучениям, что приносил с собой Саске-кун; может, старые раны во второй раз уже не так сильно болели и, привыкшая, она регенерировала быстрее, будто давно знала, как себя вылечить. Вот только когда-то её лекарством от горечи по Учихе стал Какаши, а сейчас первый буквально утешал её из-за тоски и боли по Хатаке, сам того не подозревая.       Возмущённая мыслями, она резко отодвинулась от груди Саске-куна, но не отскочила от него — лишь подняла взор на спокойное лицо. Он немного опустил взгляд на неё, перед этим выглядел вдумчивым и потерянным, словно эта внезапная близость погрузила Учиху в особенные размышления. На уровне её глаз оказались тонкие губы Саске-куна. Она невольно засмотрелась на них, подчиняясь дичайшему импульсу, что сгенерировал в её огорчённом разуме утверждение: ей всегда было интересно узнать, какими на вкус были его губы. Помнится, в детстве она бредила желанием поцеловать Учиху Саске, но это быстро прошло благодаря непредвиденным поворотам судьбы. И всё же если бы жизнь повернулась иначе, если бы пять лет назад война закончилась с другим исходом, где бы сейчас была она? Рядом с Учихой. Значило ли это, что она просто свернула не на ту тропу, когда стояла на перепутье? Или, может, независимо от того, какой путь она тогда избрала, всё равно ей было суждено оказаться где-то странствующей с Саске-куном.       Захлопав ресницами, Сакура сглотнула ставший в горле ком. О чём она думала, как могла? Почему этот человек настолько смущал её, озадачивал и путал своим поведением? Он лично сжёг все мосты, чтобы они больше никогда не восстановились. Происходящее было похоже на сон наяву, от которого у Сакуры голова шла кругом. Она медленно подняла взгляд, переводя его с губ Учихи к глазам, встретив его не менее недоумевающий взор. Риннеган когда-то обескураживал её, пугал, но сейчас Харуно будто даже не видела различия между склерами этих неординарных глаз. В голове сразу вихрем завертелись миллионы вопросов, на которые Саске-кун вряд ли мог ответить. Смогут ли они восстановиться? Смогут ли преодолеть этот барьер, или же они так глубоко в ночи, что никогда не увидят день? Было ли лекарство в том месте, где они когда-то закончили своё общение, если внутри у обоих будет желание, то, может, эти раненые сердца ещё можно было вылечить?       Всё прогибается, пока не сломается. Она понимала, что если позволит себе вновь поверить Учихе, то вполне может напороться на очередной нож. Но этот взгляд его глаз, что смотрели на неё почти удивлённо, словно Саске-кун осознал что-то важное для себя, вводил Харуно в полное заблуждение. Она считала, что давно уже охладела внутри, что не чувствовала пламя к этому мужчине, и это действительно было так: Какаши выместил чувства к Саске-куну чем-то новым, но не уничтожил их, не стёр с её сердца. Странное напряжение, что накалялось между ними, сейчас было чем-то совершенно новым для Сакуры. Она чувствовала себя с Хатаке совершенно по-другому: умиротворённо, спокойно, уютно. Учиха просто стоял рядом с ней, а она будто испытывала покалывание невидимых искр на коже, щипающих за нервы, отчего всё вокруг исчезало и оставались лишь они, замершие на деревянной площадке среди растущих в озере кипарисов.       — Извини, — промямлила Сакура, потупив взгляд. — Буду смотреть под ноги.       Саске не ответил. Он опустил руку, разрывая связь с теплом, что последние несколько минут приятно согревало пальцы. Конкретные причины её болезненно-угнетённого настроения, которое Сакура скрывала весьма неудачно, Учиху не волновали, но взывали к его лучшим человечным инстинктам, отчего хотелось поддержать её. Он не умел поднимать кому-то настроение, шутить и веселить: в последний раз такое поведение за собой помнил ещё в детстве, когда общался с Итачи. Но Саске надеялся, что даже молчанием можно было хоть как-то подбодрить. Признаться, он сам себя не понимал в последнее время.       Стоило внезапно пересечься с Харуно волей случая, как в нём будто что-то перемкнуло: он больше не испытывал нужды отталкивать тех, кто старался помочь или сотрудничать с ним; больше не хотелось подчиняться чьим-то наставлениям даже во благо деревни, да хоть всего мира. Распахнув клетку, Сакура подарила ему свободу, о которой он и думать перестал под давлением совести, долга перед Хатаке и нового общества, что не приняло бы его после смерти Наруто. Саске больше не испытывал горечи досады и раздражения и искренне интересовался, благодаря чему подвергся таким необычным для себя изменениям.       Ответ на этот вопрос оказался столь поверхностным, что Учиха сначала опешил: общаясь с Сакурой, он становился лучше, превращался в человека, а не в оболочку, наполненную гневом и грубостью. Сначала он думал, что это благодаря всем тем угрызениям совести, что преследовали его в облике Узумаки, точно он боролся сам с собой и не мог признать, что убил лучшего друга. Но даже когда Учиха подчинился причитаниям бестелесного голоса Наруто, когда склонил голову в поглощённой мраком камере и принял в душе тот факт, что виноват, давление никуда не исчезло. Он не испытал заветного облегчения, а рассудок в поисках ответа всё больше сдвигался в странных направлениях, отчаянно докапываясь до истины.       Иногда Саске думал, что сходит с ума. Иногда его всецело охватывали приступы гнева, жажды вырваться на свободу, чувство безвыходности и бесполезности. В определённые моменты он сомневался в своей адекватности, проживая каждый день одинаково: система, что выработалась в том тёмном помещении, давила на него, но он терпел, чтобы почтить память Узумаки. Он твердил себе: это лучшее, что он мог сделать, чтобы больше никто не пострадал. От заката до рассвета он боролся с кошмарами, что хоть не засыпай следующей ночью, но так он тоже долго не продержался бы. Днём слепо смотрел в потолок, изредка прерываясь на чтение, а позже, отыскав себе занятие с разработкой новой техники, хоть как-то повысил активность в мозговом центре. Разговоры с Хатаке всё больше напоминали сухое чтение доклада. Они никогда не беседовали о личном, хоть в глаза бросались некоторые изменения в Какаши: он выглядел очень счастливым.       И вот когда внезапно вместо него в камеру пришла Сакура, забежавшая будто между прочим, Саске словно протрезвел. Он вспоминал о ней нечасто, потому что не хотел дурить себя какими-то надеждами на то, что мосты, которые он с такой жаждой сжигал пять лет назад, выдержали натиск. Он помнил, как всю ночь после произошедшего порядком сомневался в этой реальности: столько лет погружая посетителей камеры в гендзюцу, он имел полное право усомниться в том, что видел, но Харуно оказалась самым живым, самым настоящим столкновением, что затронуло Саске и заставило начать мыслить активнее, рисковать ради достижения большего, как тот необдуманный поступок с порталом. Сакура, как дуновение свежего ветра, внесла в удушливую камеру новый смысл. И во все последующие визиты, даже когда они не разговаривали, её присутствие будто крошило странный панцирь, которым Учиха покрылся в той мерзкой дыре. Пока не представилась возможность как-то действовать, чтобы вновь расправить крылья.       Какаши был ему небезразличен, как верно подметили враги. Но Саске сомневался, что отряду Конохи необходима его помощь, может, против Соры, если тот обуздает Кураму, но вырваться из плена они прекрасно могли бы и сами. Это значило, что Хатаке следовал какому-то плану. Нара понимал это. Саске понимал это. А вот Сакура — нет. Он видел, что она сидеть сложа руки не собиралась, и отпустить её на подобную миссию в полном одиночестве не мог. Именно из-за неё Учиха поднялся на ноги и согласился пойти против системы. Харуно была заметно обеспокоена сложившейся ситуацией, и толчок к предложению помощи, который незаметно испытал Саске, сделала исключительно Сакура. Он и пальцем не пошевелил бы, если бы для неё это не было важно. Осознание этого пленило Учиху в непривычном для него состоянии.       Глядя на неё, в эти опечаленные зелёные глаза, он не совсем понимал, что испытывал: в центре грудной клетки всё сжималось в тугой узел, прямо под её ладонью, пропитывающей теплом сквозь водолазку. Она незаметно сглаживала острые края его нелюдимых манер, постепенно возвращала былую человечность и разбивала невидимые барьеры, что Саске возвёл вокруг себя после отбытия в Отогакуре. Рядом с Сакурой в последние дни он чувствовал себя, как в то время, когда только сформировалась Команда 7. Он тогда был более приветливым, даже дружелюбным и начал заботиться о тех, кого звал товарищами. Проявлять это Учиха не умел, словом так точно, но с помощью конкретных поступков надеялся, что Харуно вскоре осознает, насколько поменялись их отношения волей случая, странной закономерностью, что пробежала перед ними чёрной кошкой.       Он не надеялся на какие-то конкретные изменения после этой миссии в плане их дружбы, но точно знал, что, если бы жизнь после войны сложилась иначе, он остался бы с Сакурой. Возможно, не сразу, постепенно, чтобы дать прижиться мысли о том, что кто-то в этом мире заботился о нём, кому-то он, такой сломленный, нужен. Сейчас Саске меньше всего хотел обещать что-то, ведь прекрасно понимал: за пять лет, с учётом их разговора у костра, Сакура избрала иной путь, и он не собирался как-то препятствовать этому. У неё уже был дорогой человек, как она сама подтвердила, а значит, нет смысла пудрить мозги нелепыми проявлениями того, что неуместно. Он будет заботиться и защищать, потому что хочет этого сам, но афишировать свои намерения не станет. Столь озабоченная личными проблемами Сакура не заметит тех небольших перемен, которым сама поспособствовала. А для него это будет прекрасным напоминанием о дружбе, что ещё осталась после стольких препятствий и потрясений, спровоцированными им в прошлом.       — Ничего, — ответил он, устремив взор вдаль.       Отстранившись, Сакура перепрыгнула на следующую площадку, не оглядываясь на Учиху. Зажмурившись, она чуть потрясла головой, прогоняя воспоминания о том, что испытала несколько минут назад. Точно наваждение какое-то: прикоснувшись к кольцу, она попыталась упорядочить свои мысли. О чём она думала? Какаши грозила смертельная опасность, а она спотыкалась на ровном месте, поддавалась отголоскам детской любви, что теперь была, по сути, невозможной. Учиха никогда не посмотрит на неё, как на женщину, — ему это просто не дано. В его черноволосой голове всегда были мысли о каких-то конкретных целях, эгоистичные и упрямые. Кривое не может выпрямиться только от силы её желания. Нет никакого способа починить сломленную душу Саске-куна, а тратить своё время и чувства она больше не хотела — уже пыталась, и что из этого получилось, они оба знают. Лучше она оставит всё как есть и не станет увлекаться потенциальным чудом. Учиха вряд ли разрешит ей подобраться к его душе, чтобы помочь. Вопрос заведомо закрыт.       Вторую половину дня они путешествовали через затопленный после шторма лес, почти не обмолвившись ни словом. Сакура старалась не накручивать себя глупыми мыслями об Учихе, но когда не думала о нём, то погружалась в волнение о Какаши, отчего на душе было не лучше. Она не хотела так поступать с Хатаке: эмоционально предавать его с человеком, который всё равно оставит Харуно в полном одиночестве. Зачем раниться по второму кругу: если Саске-кун никогда не ответит на её забытые чувства, зачем ворошить их, лежащих на подкорке и готовых воспрянуть от любого намёка Учихи, если потом опять придётся убивать эту любовь в себе, словно какой-то репейник. Она давно решила поставить в этой истории точку, а значит, необходимо проявить непоколебимость и стойкость перед искушением в виде Саске-куна. Когда-то он был её мечтой, но не идеалом. Самое лучшее, что ей могла даровать судьба, Сакура уже отыскала, теперь осталось спасти Какаши.       Воодушевлённая, она спешила в сторону моря, почти не оглядываясь, чтобы проверить, следовал за ней Саске-кун. Менять что-то в отношении к нему она не станет — это себя необходимо приструнить, чтобы голова не летала невесть где. Они уже почти добрались — Сакура слышала шум ударяющихся о берег волн, запах соли и водорослей усилился. Заметив впереди всего несколько последних площадок, она уверенно направилась туда, после бездумно спрыгнув — лишь подол дорожной накидки потрепало морским бризом. Сандалии погрязли в мокром песке на краю Страны Огня. Харуно осмотрела то самое грандиозное сооружение, названное в честь их павшего товарища. Великий Мост Наруто возвышался над водой, простилая дорожку из дерева к небольшому острову, что и был той самой Страной Волн. На бескрайнем горизонте медленно опускалось солнце, окрашивая небо и море в одинаковый апельсиновый оттенок.       — В деревне найдём нормальный ночлег, — будто между прочим сказала Харуно.       — Надо будет о судне поспрашивать.       — Утром займёмся.       Саске лишь покосился на неё, отметив небольшую перемену в настроении. Она словно что-то отчеканила внутри, превратив их доселе безмятежное общение в более деловое: вопросы и ответы чисто по делу, никаких лишних описаний информации, что сильно контрастировало с поведением Сакуры в прошлые дни, но он не собирался спрашивать её о причинах такого решения. Возможно, это даже хорошо, что она сама расставляла барьеры и чертила линии между ними. Он подстроится под любое поведение Харуно, даже если она не проронит ни слова до их прибытия на Остров Гор. Саске старался не складывать кусочки общей картины, которую она не стремилась ему показывать, но, тем не менее, не был настолько ограничен и глуп, чтобы не заметить некоторых очевидных вещей и её поведения. Но как-то мусолить эту тему сейчас не было настроения: он обдумает тайну Сакуры на досуге, когда иных проблем не останется.       Ступив на первую ступеньку моста, что был возведён столько лет назад, Учиха вспомнил последний раз, когда посещал этот остров. Ещё до того, как выследить и убить брата, он ненадолго вернулся в Страну Волн, приведя с собой Суйгецу. Изначально Хозуки присоединился к Така, для того чтобы столкнуться с Кисаме Хошигаки и забрать у него Самехаду. Но после его целью стали поиски и желание завладеть всеми мечами Семи Шиноби-Мечников Тумана и реформировать организацию. Так Суйгецу заполучил свой первый меч — Кубикирибочо, что принадлежал Забузе Момочи. Чтобы оставить мечника в команде, Саске пришлось буквально подкупить его одним из трофеев, о местонахождении которого ему было известно из-за той первой миссии Команды 7.       Медленно передвигаясь по деревянному мосту, присматриваясь к волнам и сумеречному небу, Сакура старалась не наполнять голову воспоминаниями о Наруто и тех событиях далёкого прошлого. Сам факт того, что они с Саске-куном вместе шли по мосту, названному в честь Узумаки, после стольких событий, будто олицетворял дружбу троицы. Духовно, но этот белобрысый балбес оставался с ними даже в такой отчуждённой точке мира, как Страна Волн. Подняв взгляд к небу, она задумалась о том, какой была бы их жизнь, если бы они по этому мосту сейчас шли втроём. Чем бы она занималась в мире, где ещё был жив Наруто Узумаки? Что бы делал Саске-кун, если бы не остался наедине с самим собой в той камере заключения? Ответов на эти вопросы, увы, не было.       Возможно, она своими действиями невольно стёрла жёсткие границы послевоенной эры мира шиноби, и теперь кое-какие вещи вернутся на круги своя, пока иные сойдут с чёткой колеи в поисках новых дорог. Повернув голову в сторону Учихи, она видела яркий пример первого, ведь он вряд ли подчинится альянсу после этой миссии, скорее всего отправится странствовать. А вот она являлась примером второго: теперь она нукенин и без помилования домой не вернётся. Горько поджав губы, Харуно поспешила вдоль прохода, носящего имя её лучшего друга. Может, в этих краях её посетит свежая мысль, и она проснётся завтра утром в лучшем расположении духа, готовая сражаться и отстаивать своё право на счастье.