When did I lose my sense of purpose? Can I regain what’s lost inside? Why do I feel like I deserve this? Why does my pain look like my pride? Когда я успел потерять свою целеустремлённость? Смогу ли вернуть то, что сам упустил? Почему мне кажется, что я это заслужил? Почему моя боль похожа на мою гордость? Linkin Park — No Roads Left
Небольшая комнатушка, которую Сакура за полчаса скитаний между островками смогла снять для них на ночь у почти слепой старушки, была уютной, чистой и располагалась в доме на самом краю деревни, поближе к порту и суднам, что было главным плюсом этой затеи. В углу были аккуратно сложены спальные мешки, посередине размещался небольшой журнальный столик, одна дверь вела в ванную комнату, вторая — во двор, что вниз по ступенькам выходил в море. Деревянные панели были старыми и местами потрескались. Пол скрипел от каждого шага, а лампа в углу светила тускло. В оплату входил ужин, который хозяйка обещала принести через полчаса, и завтрак. Осмотревшись, Сакура развязала накидку, дёрнув за верёвочки у шеи, и отбросила на спинку старого стула. После стольких дней в пути хотелось распластаться и поспать, принять душ и смыть этот неприятный слой пота, пыли, а вместе с ним — и расстройства, что преследовали Харуно. Она повернула голову, засмотревшись на оставшегося у дверей Саске-куна. Он придерживал одной рукой катану, точно намеревался с ней спать в обнимку. Бдительный взор пристально изучал мебель и стены, словно он не доверял панелям и повисшей в помещении тишине. Признаться, Сакура его не винила в излишней осторожности. Как только они оказались в пределах города, здешний народ, что передвигался между жилыми кварталами, расположенными на островках, на небольших лодках, подозрительно косился на иностранцев, спокойно шагающих по воде. Они за счёт судоходства повидали обширный и странный контингент приезжих, и это воспитало в жителях отличное чувство подозрительности и недоверия. Учиха в чёрном плаще, худой, грязный и небритый, как раз визуально вписывался в категорию людей, которые напоминали бандитов. Видимо, он первый наведается в ванную комнату — Сакура была не против подождать своей очереди. Бросив на пол сумку, она всё ещё молча наблюдала, как Саске-кун медленно прошёл вглубь комнаты, присматриваясь к предметам, и отдёрнул пыльную занавеску, что скрывала вид на задний двор. Хмыкнув, Сакура старалась ничего не комментировать. Режим цепного пса из него не выбить даже Оокащоо, поэтому нужно привыкать к чрезмерной осмотрительности Учихи. Наконец удостоверившись в том, что с комнатой всё в порядке, он снял чёрный плащ, отложив свои вещи и Кусанаги в уголок рядом с проходом в ванную. Присев на пол у низкого столика, Сакура со скрытным любопытством наблюдала за своим попутчиком: он определённо отвык от обыденности и вещей, что остальным казались нормальными. Над этим можно было подшутить, вот только Харуно от осознания данного факта становилось грустно: Саске-кун чувствовал себя уютнее в лесу, чем под крышей дома. С таким настроем он вряд ли скоро приспособится к жизни в обществе. — Честь занять ванную первым отдаю тебе, — вполголоса промолвила она. — Я подожду ужин. Вместо ответа он кивнул, повернувшись к двери в небольшую комнату, включив свет с негромким щелчком. Через секунду Учиха скрылся из виду: раздался шум воды в умывальнике и грохот каких-то предметов, что хранились в узком шкафчике на стене. Облокотившись, Сакура подпёрла голову правой рукой, потянув за резинку, что сжимала кончик длинной косы. Медленно расплетая пальцами левой руки волосы, она почти не слышала ничего, кроме шума воды в соседней комнате и собственного сердцебиения. Уставшая, она старалась не поддаваться желанию прилечь на свой спальный мешок, потому что знала, что моментально погрузится в сон. Та милая старушка обещала принести ужин, и если Учиха будет приводить себя в порядок ещё ближайшие полчаса, он не услышит стук в дверь. Измученная путешествием, Сакура решила держаться до последнего. Чтобы хоть как-то отвлечься от сонливости, она закончила расплетать волосы, немного расчесав их пальцами, а затем поднялась, потягиваясь. Внимание привлёк негромкий стук в дверь. Преодолев расстояние, она отворила её и увидела хозяйку, у которой они остановились. В руках женщины был поднос, на нём — две миски риса, отваренные овощи и немного карри. Также был кувшин с водой и два стакана. Пропустив старушку внутрь, Сакура позволила ей поставить всё на низкий столик, поблагодарила и с улыбкой любезно попрощалась, закрыв дверь. Обернувшись, она осмотрела тихое помещение: судя по напору воды, Учиха ещё нескоро покинет ванную комнату. Приниматься за ужин без него было как-то неудобно, поэтому Сакура направилась к раздвижной двери у противоположной стены помещения, потянув за ручку в левую сторону. В лицо ударил непривычный морской ветер, обвевая кожу мягкостью и теплом. К её удивлению, климат Страны Волн был почти летним, с повышенной влажностью, от которой уже страдали волосы Харуно, но здесь было очень приятно и легко. Ступив вниз на ступеньку, она тихо прикрыла дверь, чтобы не шуметь. Ночное тёмное небо усеивали млечные разводы и пояски серебристых звёзд. Далеко над морем зависла почти полная луна, что освещала дома и воду, будто огромный прожектор бледного света. Направившись к воде, Сакура ступала на песок босыми ногами, ощущая ночную прохладу и текстуру крупиц, щекочущих кожу. Ветер приятно развевал расплетённые волнистые волосы, из-за чего Харуно несколько раз заправляла локоны за уши, убирая с лица и груди. Подступив к небольшим каменным платформам, что были точно ступеньками, ведущими в море, служившие, наверное, личным причалом этому поместью, Сакура замерла рядом с мангровым деревом, чьи корни торчали из воды, как щупальца каракатицы, впиваясь в край материка, что был частью старого сада. Вздохнув, Харуно попыталась насладиться этим дивным пейзажем и умиротворением, которое принесла природа. Но размышления, которых Сакура тщательно избегала в последние дни пути, пробирались в пустующий разум, заставляли её обдумывать то, что лучше не трогать. В ней в последнее время будто боролось две сущности: одна хотела быть прилежной, другая стремилась буйствовать. В первом случае Сакура видела себя в том мире, где обитала последние несколько лет. Порядочная и уважаемая будущая жена Хокаге, которая была просто образцовым медиком, любимая жителями и союзниками страны. Её задача — поддержка супруга с государственными вопросами, сопровождение его на всех собраниях и приёмах Пяти Каге. Рутина, если подумать — безутешная, ведь за три года таких обязанностей Сакура чувствовала себя закупоренной, присыпанной пылью, словно кто-то поставил её на дисплей, и она больше не имела собственного мнения и желаний. Всё было так или иначе связано с должностью Какаши. Если идти по этому надёжному пути, то Харуно добьётся многого в жизни, но перестанет непосредственно жить. Таким ли она видела своё будущее? Сакура сомневалась. Другое дело — этот неожиданный резкий поворот, который ей подбросила, казалось, сама судьба. Покидать деревню вместе с Учихой — безумие. Освобождать его из заключения не меньшее сумасшествие — тем не менее, Сакура это сделала и не сожалела. Оставив рутину позади, она сперва окунулась в долгожданную свободу, в тот адреналин, который подпитывал кровь и мотивировал к действиям. Рядом с Саске-куном она дышала полной грудью, что было странно, учитывая, что когда-то этот человек её душил. Что-то между ними поменялось за то время, что они не виделись. Оба повзрослели — несомненно. Может, в прошлом было просто не то место и не то время, чтобы строить дружбу с Учихой. После войны они явно не были готовы обсуждать теории ниндзюцу или спокойно беседовать о самых странных блюдах, которые им довелось попробовать. Раньше всё было иначе — так может, в этом загвоздка? В том, что они с Саске-куном столкнулись, будучи уже совершенно разными и новыми людьми, и в этот раз наконец осознанно, адекватно взглянули друг на друга как друзья. Он словно освободил что-то в ней, скрытое за старым ржавым замком, чувство, о котором Сакура даже не догадывалась. Она прекрасно понимала, что Саске-кун не смотрел на неё с точки зрения чего-то большего, чем дружба. Это было бы очень странно и неправдоподобно, ведь их общение возобновилось не так давно. Все попытки Харуно показать и доказать свою любовь к нему в прошлом были грубо обезглавлены, отвергнуты, и, усвоив урок, она больше не собиралась навязываться ему даже с дружбой. У неё уже был человек, достойный и верный, любил её, но всё же в их отношениях что-то отсутствовало. Прикрыв глаза, она невольно вспомнила то мгновение в лесу, когда Учиха спас её от падения. Те искры и напряжение, что промелькнули между ними, — отдалённо это именно то, что отсутствовало в её отношениях с Хатаке. Они были точно частичками пазла: элементы их сущностей почти совпадали формой, издалека смотрелись как целостная картина, и только приглядевшись, можно было заметить те самые углы и изгибы, что не совпадали. Одним из таких чувств оказалась душевная страсть, что не присутствовала между ними. Сакура понимала, что для комфортной жизни этого не требовалось и что она могла и дальше поддерживать особенную связь с Какаши, выйти за него замуж и просто быть счастливой, радоваться, что после всего, что случилось в жизни, она смогла отыскать своё место под солнцем. Душевная страсть не имела никакого отношения к их интимной жизни, никак не влияла на их взаимопонимание и общие планы на будущее. Без этого чувства можно построить семью, и, возможно, даже крепкую. Но во что это притворство превращало её? Она не знала, заметил ли Хатаке, что их рутина с каждым месяцем будто медленно убивала что-то между ними, замещая аспект семьи его долгом, что теперь разделяли они вдвоём. Раньше Харуно ещё витала в облаках, потому что они узнавали друг друга, проводили больше времени как чета, но всё это незаметно испарялось. Сакура прекрасно понимала, что её сердцу ближе Учиха, но реальность советовала оставаться с Хатаке, и она, озадаченная, мысленно металась между этих двух огней. Наверное, если бы её чувства к Какаши были действительно сильными, если бы он своей любовью убил в ней эти остатки притяжения к Саске-куну, то ситуация была бы иной. Вместо слияния двух судеб они неосознанно создали симбиоз, как подметил Шикамару, и в этой разнице скрывалась та самая кислота, что медленно разъедала душу Сакуры. Вздохнув, она достала цепочку, что держала обручальное кольцо у сердца. Она не знала, как поговорить с Какаши о том, что чувствовала. Сомнения естественны, может, он тоже задумывался о каких-то нестыковках между ними, и не единожды, — просто никогда не делился. Им, видимо, многое предстояло обсудить после завершения этой миссии, и Сакура, признаться, уже предполагала неловкость той беседы. На секунду сжав кольцо в кулаке, она спрятала его обратно под футболку. Подступив к краю каменной платформы, она прикрыла уставшие глаза, медленно поддавшись гравитации, позволив себе окунуться в ещё тёплую воду, обернувшись лицом вверх, чтобы, вынырнув, безмятежно раскинуться у поверхности моря. Погрузившись с головой под толщу, Харуно взмахнула руками и оттолкнулась ногами, чтобы вернуться к воздуху, убрав длинные прилипшие пряди с лица. Расслабив тело, она разрешила воде немного поднять её, точно лежала на невесомой жидкой подушке. Перед глазами опять оказались звёзды; лунный свет заливал всё настольно ярко, что дом старушки было видно не хуже, чем днём. Прикрыв глаза, Сакура попыталась уравновесить дыхание, избавляясь от терзающих душу и сердце мыслей. Если бы жизнь не дала ей возможности вкусить свободы, ощутить тот самый утерянный элемент страсти, кипящей крови, всё осталось бы неизменным. Она не винила Учиху в том, чего он не делал: он никак не провоцировал её своим поведением — это всё она и её бессмертные, стремящиеся вырваться к нему чувства.***
Протянув руку к зеркалу, он протёр запотевшую поверхность, уставившись на своё отражение. Гладко выбритые щёки были впалыми — только острые скулы бросались в глаза; бледная кожа в свете лампы отдавала чуть ли не серым оттенком. Чёрные волосы, наконец чистые и расчёсанные, были убраны с лица назад, спадая на плечи. Водолазка немного висела на его плечах, но это никак не задевало Саске. Он смотрел на своё отражение в зеркале и старался обдумать проблему, с которой предстояло разобраться. Через пару дней они прибудут на Остров Гор, и ему придётся впервые за долгое время показать весь арсенал способностей. Потупив взор на левую руку, с которой он снял бинты, Саске отметил, насколько успешным был курс лечения, подобранный Харуно. На коже остались лишь еле заметные рубцы, которые сотрёт лишь время. Его глаза были отдохнувшими, готовые к любым препятствиям. Поправив ремень, Учиха открыл дверь в комнату. На низком столике находился поднос с остывающей едой, кувшином воды и стаканами. Вещи Сакуры были сложены на стуле, но в помещении никого не было. Внимание привлекла раздвижная дверь на задний двор, что осталась прикрыта не до конца. Учиха направился туда, попутно покосившись на катану, что занимала своё место в углу рядом с плащом: он справится с любой занозой и без меча, но, возможно, стоило бы вооружиться. Нахмурив брови, он откинул эту странную мысль. Нельзя относиться ко всему так, словно из-за каждого угла на них планируют наброситься недруги. Сакура вполне могла выйти подышать воздухом — он просто проверит, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Отодвинув дверь, Учиха ступил босыми ногами на холодные ступеньки, осматривая ночной сад и море. Ветер порывами теребил ветки мангровых деревьев, поднимая облако песочной пыли. Прищурив глаза, Саске осмотрелся, моментально заметив Сакуру. Она стояла на самом краю каменной платформы, прижимаясь плечом к стволу дерева. Длинные волосы стали волнистыми после дней, в которые она носила тугую косу; признаться, ему она больше нравилась с прямыми. Потупив взор, Учиха откинул мысли о ней прочь, но не получилось. Присутствие Сакуры заметно меняло в нём некоторые старые взгляды на жизнь, корректировало привычки, что многие посчитали бы грубыми и нелюдимыми. Рядом с ней Саске не мог сказать, что смягчался, нет, — он формировался в человека, которым хотел быть когда-то давно, ещё до трагедии клана, до того, как поставил целью своей жизни уничтожить Итачи. Помнится, вторым пунктом в тех юношеских порывах было возрождение клана Учиха. Так как на данный момент он был абсолютно точно последним носителем этих уникальных генов, Саске припомнил небольшое постановление верховного суда: на нём его род должен закончиться. Признаться, он не собирался перечить этому. Вздохнув, Учиха немного повернулся, отметив, как луна заливала остров бледным светом. Подпрыгнув, он взобрался на крышу дома, скрывшись в тени дымохода. Отсюда удобно наблюдать за садом у моря и за тем, что делала Сакура. Она даже не заметила его присутствия, должно быть, погруженная в размышления и проблемы. Согнув ноги в коленях, Саске прижался плечом к каменной дымовой трубе, расслабляясь под дуновениями ночного ветра. Краем глаза он заметил, как Харуно внезапно окунулась в воду, свободно перевернувшись, чтобы поплавать на спине, таращась на звёздное небо. Внутри в этот момент в Учихе что-то дёрнулось, точно он был готов прыгнуть вслед за ней, как только заметит неладное. Насупив брови, он сжал пальцы в кулаки, невольно обдумывая причину, по которой был готов не идти наперекор требованиям по уничтожению его клана, — мысль, что раньше воспрянула бы в нём ненавистью и желанием отсечь головы всем, вовлечённым в это несправедливое решение. Первой и главной причиной, по которой он душевно смирился с тем жестоким вердиктом, было пожизненное тюремное заключение. Он не планировал больше увидеть мир за пределами камеры, и это невидимым грузом давило на любые надежды Саске, разбивая вдребезги его детскую мечту возродить клан Учиха, поднять до былой мощи и восстановить уважение и доверие остальных жителей Конохи к его фамилии. В тринадцать лет он думал об этом крайне отдалённо, осознавая, сколько всего необходимо сделать, прежде чем он сможет всерьёз заняться этим вопросом. И вот после войны необходимость беспокоиться об этом и вовсе исчезла. Саске лишь сейчас осознал, что мог вновь серьёзно поднять вопрос о возрождении клана Учиха, ведь обратно в клетку его не затолкает даже армия альянса. Метнувшись взглядом к Сакуре, что продолжала обездвиженно лежать на волнах ночного моря, он мысленно пришёл ко второй причине. Чтобы род продолжался, ему необходимо создать семью. Это очевидный первый шаг, если Саске решится ступить на этот путь в ближайшем будущем. Разумеется, ему необходима жена, и на эту роль любая девушка, по мнению Учихи, не годилась. Когда дело доходило до такой щепетильной беседы, как брак и возведение дома, — Саске был полным профаном и не знал, как конкретно выразить то, чего хотел. Естественно, он не видел себя рядом с малознакомой особой, которая нужна только для того, чтобы рожать, воспитывать детей и готовить ужин. Он хотел равного партнёра, девушку, которая подходила бы ему по силе воли, упрямству и была наделена не менее впечатляющими способностями, чтобы передать их будущему поколению. При этом она должна владеть настолько непоколебимыми запасами терпения, что Учиха без задней мысли мог оставить её одну, если придётся, и не волноваться о безопасности новой семьи или о том, что его жена когда-нибудь устанет от нестандартной жизни, что он предлагал в этом союзе. Его требования были крайне специфичны, и Саске понимал это. К сожалению, в жизни он особо не зацикливался на противоположном поле, до завершения войны и подавно, и был знаком не со столькими девушками, чтобы избирать пару под стать с закрытыми глазами. Из его последней команды Карин была единственной кандидатурой. Она была наследницей рода Узумаки, что, конечно, в глазах Саске было весомым аргументом. Её способности не раз выручали его в сражениях, они до заточения Учихи могли называть себя товарищами, но он не чувствовал ничего, кроме девичьего фанатизма Карин, что со временем, несомненно, прошёл. Саске никогда особо не заботился о ней, даже пару раз буквально пожертвовал ею для достижения своих целей. Кроме сотрудничества, у них не было никаких общих интересов или даже воспоминаний, которыми он мог бы подпитываться в этих отношениях. Карин была бы матерью его детей, но вряд ли вознеслась бы на уровень партнёрства, который искал Учиха. Он не полюбил бы её как женщину. Услышав какое-то движение в воде, Саске сосредоточился на подплывшей к берегу Сакуре, наблюдая, как она умело выбралась на край каменной платформы. Она не выглядела расстроенной — больше погруженной в досаду, что надоела и от которой было не избавиться. Наклонившись влево, Харуно принялась собирать волосы, чтобы выкрутить и выжать воду. Он спокойно изучал каждое её движение, будто запоминал манеру, краткость взмахов рук и силу давления пальцев. В груди опять что-то назойливо защемило. Саске чуть поморщился, испытав внезапное давление в висках. Он оторвал взгляд от лица Сакуры, прикасаясь головой к шершавому камню дымохода. Некоторые вещи перевернулись вверх тормашками, после того как Учиха сперва загремел за решётку, а после был освобождён человеком, от которого подобного поступка совершенно не ожидал. Почему-то теперь он смотрел на Сакуру иначе, и эти перемены осложнялись не только его неумением выразить чувства и отношение к человеку. Когда-то он сказал Какаши одну жестокую вещь: у него не было разумных оснований любить Сакуру или быть любимым ею. В то время он считался только с самим собой и с Узумаки. Её забота всегда раздражала Учиху, который не видел разницы между искренним желанием помочь и фанатизмом, что мелькал по отношении к нему почти у каждой девочки в школе. Он всегда считал, что для Харуно, точно как для остальных одноклассниц, это игра и что, отвергнув её, ранив, он наконец достучится до здравого смысла в её неглупой голове: он был утерян, ему были не под силу нормальные человеческие отношения, проявление чувств и озвучивание мыслей. В союзе с ним Сакуре пришлось бы несладко, ведь она заслуживала гораздо лучшего супруга — того, кто каждый день говорил бы ей о своих чувствах, с которым она не терялась бы в догадках и сомнениях. Именно поэтому Саске столько лет отталкивал её, всячески обрывал узы, но тщетно. Судьба всё равно свела их иными путями, и хватило всего одного краткого визита в камеру, чтобы доказать это. Если бы он осмелился возродить клан Учиха сейчас, то рядом с собой видел только одну особу. В этом было чрезвычайно сложно признаться даже самому себе. Для него это будет длительный и мучительный процесс, Саске придётся научиться открываться другому человеку, как-то демонстрировать то, что испытывал, находясь рядом с ней, и неизведанность порядком пугала его. Последней причиной, что возникла буквально недавно — и Учиха после детального анализа наконец прояснил все нюансы, — как он считал, были отношения Сакуры с другим мужчиной. Он не слепой и не глупец: на цепочке она носила кольцо, скрывала его от Саске, а значит, не хотела как-то делиться этой личной информацией. Возможно, она боялась реакции Учихи на то, что предала те детские мечты о нём, что не дождалась освобождения и решила заниматься своим будущим. Он не осудил бы её за такое признание — это именно то, к чему Саске подталкивал её своим отвратительным поведением после окончания войны: он сам загнал её в этот удушливый угол. Он подозревал, что в мотивах Сакуры выдвинуться на эту миссию по спасению было больше причин, чем просто забота и волнение об их наставнике. Либо среди членов отряда был тот самый мужчина, с которым Харуно находилась в отношениях, либо этим человеком являлся сам Хатаке. Саске знал, как относился к последнему варианту: пару лет назад во время визитов Какаши можно было отметить, как тот чуть ли не светился от счастья. Он старался скрывать воодушевление, но Учиха не слепой и всё прекрасно видел. Можно догадаться, что дело в женщине. Но даже с этими догадками Саске никогда бы не провёл параллель между Хатаке и Сакурой. Было ли это невозможно? Нет. Он видел, каким образом у них могли завязаться такого типа отношения. Если он не смог оценить в своё время эту девушку, то это сделал другой мужчина, и Какаши был достоин такого счастья. В таком случае как вести себя дальше? Он не хотел влезать в чужие отношения, да и не факт, что этим любимым человеком был именно Хатаке. Удручённое состояние Харуно больше не было для него секретом. Сложив мысли, подкреплённые фактами, он понимал её проблему: она разрывалась между долгом, отношениями с другим мужчиной и желаниями, вероятно, запутавшаяся в отголосках былых чувств к Учихе. Он не собирался как-то смущать её или подталкивать к опрометчивым решениям: Саске на этом этапе жизни не нуждался в обязательствах брачных уз или обещаниях вечной любви. Он хотел свободы, хотел отправиться странствовать в земли, где раньше не бывал. Может, и хорошо, что Сакура нашла кого-то другого, способного дать ей стабильность и осчастливить так, как Саске пока что не умел. Он даже не знал, как продемонстрировать тот зародыш странных чувств к Сакуре, который проклёвывался, словно молодой саженец сквозь толстый и сухой слой его барьеров. Учиха не знал, что это и почему оно в нём разрасталось, но точно знал: причина этих перемен — Харуно. Оставалось понять: открыться ей или же наступить на себя и дать дорогу другому. Взглянув на приближающуюся к раздвижной двери Сакуру, он, так и не определившись, как поступить, ловко спрыгнул с крыши, застыв рядом с ней у прохода. Удивлённо осмотрев его, она прижала руку к груди, скрывая из виду очертание кольца под мокрой одеждой. Учиха сделал вид, что не заметил этого жеста. Он протянул руку, толкнув дверь в сторону, пропуская Харуно внутрь; она, опустив голову, подчинилась, молча скрывшись в уютной комнате. Заперев дверь на защёлку, Саске обернулся, моментально отметив, что цепочки с кольцом уже не было на её шее: должно быть, Сакура спрятала его в карман. Она держала руки, сложенные вместе, неловко покосившись на давно остывший ужин. Откуда навеяло этим странным напряжением между ними, было совершенно непонятно: Саске молча впитывал все детали её внешности — от вьющихся у висков влажных волос до побелевших костяшек пальцев, что она сцепила в замок. — Хочешь, — вдруг нарушила тишину Сакура, — подстригу тебе волосы? Сразу не ответив, он машинально поднял руку к кончикам подсохших прядей, что черкали ключицы. Пожалуй, да, можно подправить, хоть Учиху внешний вид не волновал. Но Сакура выглядела так, словно не знала, чем ещё занять себя и свободное время, что у них внезапно появилось. Поджав губы, Саске подошёл к её сумке, нагнувшись, достал из бокового кармана кунай и протянул ей, застыв в ожидании. Скрыв улыбку, она указала на пустое место на полу. — Присаживайся. Он подчинился её приказу, точно солдат, оставив кунай в протянутой ладонью вверх руке Сакуры. Предложение было спонтанным, и она совершенно не понимала, что делала, но, увидев его на пороге небольшого сада, в лунном свете, гладко выбритого и немного озадаченного, Харуно вдруг испытала желание предложить это — просто так, чтобы хоть чем-то занять руки, пока её мозг подавлял тот облик Саске-куна. Она думала, что медитация в воде остудит мечущиеся от одного к другому мысли, но никакой разницы не замечала. Невидимый, но ощутимый накал между ними продолжал провоцировать Сакуру на необдуманные поступки, точно рядом с Учихой она не могла обуздать себя и эти чёртовы инстинкты заботы о нём. Саске-кун и сам мог подстричь волосы, если считал нужным, не следовало навязываться. Но, осмотрев присевшего на пол Учиху, она лишь прикусила нижнюю губу, на секунду зажмурившись. В груди что-то раскалывалось на части, когда она медленно подступала ближе к нему, затаив дыхание. Протянув руки к похожим на перья ворона локонам, она легонько прикоснулась, обхватив кончики и зажав их между указательным и средним пальцами левой руки. Прикусив губу, Сакура пыталась не выказывать волнение и сосредоточиться на задании, ведь именно этого добивалась: отсутствия размышлений в взвинченной голове. Опустив лезвие куная ближе, Сакура провела острым краем по визуальной линии, отрезая лишние части отросшей в заточении шевелюры Учихи. Без сомнений, Хатаке проделывал эту процедуру с ним каждые несколько месяцев, потому что за пять лет без единой стрижки они с Саске-куном могли бы помогать друг другу заплетать косы. Теряясь в неопределённых мыслях, она медленно срезала пряди, складывая в небольшую кучку рядом на полу, чтобы не разводить бардак. Учиха молчал, даже не двигался, дышал ровно, и, в какой-то момент осознав, что закончила убирать всё лишнее сзади и что придётся провести некоторое время лицом к лицу с Саске-куном, она оробела, немного замявшись. Благо Саске-кун не наблюдал за этим мучительным процессом. — Выходил подышать воздухом? Задав тихий вопрос, она надеялась на какой-то отвлекающий ответ, но его не последовало. Удивившись, Сакура, стоя рядом с ним на коленях, осторожно наклонилась влево, будто проверяла, всё ли в порядке. Веки Учихи были опущены, словно он спал сидя, что заставило её прикусить губу от неожиданности. Его умиротворённое лицо без щетины теперь напоминало того Саске-куна, за которым в детстве бегали все девочки в школе, в том числе и она. Но в двадцать три он заметно возмужал, оставаясь всё таким же недоступным и чертовски симпатичным. Возраст был ему к лицу, не хватало только мышечной массы, потерянной из-за плохого питания в заточении, но это Учиха быстро восстановит, когда… Нахмурив брови, Сакура вдруг поняла, что напрасно мыслила в подобном ключе: Саске-кун не вернётся с ней в Коноху. Она ошибочно думала о нём как о полноценном товарище по команде, когда необходимо помнить: он ниндзя-отступник, причём в квадрате, если такое возможно. Не надо витать в облаках относительно его. Поджав губы в недовольной гримасе, она подвинулась на коленях и оказалась перед Учихой, доселе скрывающимся за опущенными веками. Продолжив срезать лишние чёрные локоны, она медленно приводила в порядок шевелюру Саске-куна, обдумывая какие-то поточные проблемы, что вертелись в уставшем разуме. В какой-то момент она в очередной раз подняла взор, чтобы присмотреться к облегающим лицо прядям, и заметила на себе его спокойный взгляд. Чёрный глаз настолько сильно отличался от активированного Риннегана, что иногда Сакура не знала, куда смотреть, будто терялась в этом контрасте. Опустив руку с кунаем, она застыла перед ним, словно ждала неизвестно какого развития от этой близости. Мелькающие между ними невидимые искры пощипывали кожу — явное доказательство того, что она поставила точный диагноз: это путешествие с Учихой вдыхало жизнь в подавленные и забытые чувства к нему. Им ничего не надо было делать для поддержания этого побочного эффекта: непринуждённое общение и присутствие — этого достаточно. — Спасибо. Он промолвил это слово. Задержав на ней взгляд, чтобы подметить любую реакцию на то, что наконец смог выдавить из себя. Саске терпеливо присматривался к уголку её губ, что немного дёрнулся, точно она хотела улыбнуться, но затем поспешно передумала; её зелёные глаза оказались единственным, что отразило хоть какие-то эмоции на эту благодарность. Он застал её врасплох — это было заметно по странной тени, что промелькнула и очень быстро исчезла в её взгляде: он задел какие-то струны в её душе. Если это слово затронуло какие-то воспоминания о той самой ночи, когда он бесцеремонно нокаутировал её, оставив на скамейке в парке, то Харуно не показала этого. На спокойном лице не дёрнулось ни мышцы, будто Сакура и вовсе осталась безразличной к этому триггеру. Она лишь насупила брови, всего на мгновение, словно обдумывала, почему он повторил ту фразу, а затем, как-то грустно улыбнувшись ему, совершенно спокойно, вежливо и сдержанно ответила: — Пожалуйста. Прытко поднявшись на ноги, она черкнула пальцами по деревянному полу и собрала в горсть отрезанные пряди, которые аккуратно складывала рядом с ними, поспешив выбросить их в мусорное ведро в ванной. Без лишних объяснений она закрылась там, чтобы поскорее смыть морскую соль, а вместе с ней — и пропитавшие её непонятные чувства к Учихе. Сакура резкими движениями снимала влажную одежду, отбрасывая в раковину, чтобы перестирать с мылом. Она старалась не выдавать движениями, насколько сильно задел её Саске-кун своей благодарностью. Он точно знал, куда вонзил иглу, будто проверял её на устойчивость. Скрыв в ладонях лицо, Харуно вздохнула, собираясь с мыслями и нервами. Если она и дальше будет так гнуться от напряжения между ними, которое, вполне вероятно, только она и испытывала, ведь по Учихе не скажешь, то до завершения этой миссии сломается. Сможет ли она выдержать — ответа не было, а значит, ничего, кроме времени, не покажет, насколько крепкими нервами она владела.