Сильных духом подчиняет любовь

This is not the end, this is not the beginning Just a voice like a riot rocking every revision But you listen through the tone and the violent rhythm And though the words sound steady, something empty’s within ‘em Это не конец и уже не начало, Просто гулкая рулада тишину развенчала, Но ты прослушиваешь ритм, этот неистовый стих, И хоть слова и неизменны, впрочем, как мы без них. Linkin Park — Waiting for the End

      Вжатая в матрац его телом, Сакура, прикрывая глаза, наслаждалась разрастающейся между ними страстью. Учиха накрывал её собой, создав кокон горячего воздуха, что окутывал их в прохладном помещении. Его правая рука бродила по бархатной коже её оголённой талии, пальцы массировали и сжимали бедро, изредка задевая край штанов. Другой рукой Саске-кун опирался на матрац рядом с её головой, чтобы не задавить своим весом. Их губы беспрерывно соприкасались, языки сплетались в пламенном поцелуе, что, казалось, мог длиться вечность. Харуно прижимала его ближе к себе, впитывая крупицы искренности человека, который наутро мог и виду не подать: она подсознательно готовилась к тому, что отношения с Саске-куном будут кардинально отличаться от того, к чему она привыкла. Вряд ли он станет умасливать её лестными словами, но в этом и заключалась ценность мгновений, как это, когда Учиха отдавал всё, что чувствовал, действиями; она должна научиться хранить проявления его любви в сердце.       Позволив ему приподняться, Сакура протяжно выдохнула, сглотнув напряжение, заметив на себе его пленённый происходящим взор. Учиха хмурил брови, медленно скользя рукой вверх, к спине, где ощущалась застёжка; обе бретели были опущены на её плечи, открывая вид на тот самый шрам — последствие фатальной травмы Ямады, но, в отличие от противницы, состояние Харуно стабилизировали в больнице и спасли. Белый шрам, когда-то украшавший её грудь фиолетовой сетчаткой расходящегося по телу райтона, казался Сакуре отталкивающим. Хатаке, когда смотрел на мелкие рубцы, всегда заметно огорчался, приглушая чувство вины, что сперва убивало его; бывали дни, когда Какаши в начале их отношений не мог на неё даже смотреть, — этот шрам напоминал ему о тяжёлом решении. Но Саске-кун лишь молча изучал искажённую кожу: в глазах отражалось некое воодушевление, словно он не видел ничего прекраснее на земле. Прикусив губу, она отвернула голову в сторону.       Саске смотрел на неё и не мог понять, каким образом в нём пробудилась эта странная жажда, это влечение к теплу женского тела и к губам Сакуры. Всё, что он намеревался сделать, — это просто поцеловать её. Этот жест должен был продемонстрировать его чувства, ведь для девушки, которая почти всю жизнь провела в попытках доказать искренность своей любви, заполучить хоть какой-то ответ на неразделённые чувства, это было первым доказательством серьёзности его намерений. Но их поцелуй внезапно заиграл совершенно иными красками: Саске хотел показать единственным способом, которым мог, что она ему небезразлична, что Сакура давно стала частью его искалеченной сущности и что она нужна ему. Ощутив жар её губ, испытав это дивное влечение, вспыхнувшую между ними в темноте искру, что во время поцелуя будоражила кровь, Саске точно прозрел: он не хотел отпускать её. После всего, что зародилось между ними, он не мог представить её рядом с другим мужчиной.       Странный порыв ранее неиспытанных эмоций заставлял его подчиняться инстинктам, напрочь отбросить убеждения об узах и прогнать последние мысли об уважении, которое Учиха питал к наставнику, ведь сейчас он прижимал к себе будущую жену Какаши. Его руки скользили по бархатной коже, сердцебиение ускорялось, а приоткрытые пухлые губы Сакуры манили: он ощущал собственное нарастающее возбуждение и предвкушение, подобно пламени в крови, которые столько раз испытывал перед сражением. Она завлекала его чуть судорожным дыханием, тем, как инстинктивно тянулась к нему и как её стройное тело разжигало внутри него пожар. Она заметно стеснялась старого шрама, что расползался от области сердца по груди и спине, но Учиха не видел в этом увечье ничего отталкивающего, ничего некрасивого. Напротив, он считал, что эти рубцы доказательство силы и выдержки Сакуры — черты, что ему безумно импонировали в ней. Саске хотел убедить её в том, что красота внешняя не была ему важна: он возносил их душевную связь.       Учиха запустил руку в длинные розовые локоны и притянул её лицо к себе, не в силах больше бездействовать и смотреть на эти бледно-малиновые губы. Подчиняясь его воле, Сакура ответила на прикосновение. Он примкнул к уголку её губ, оставив на коже лёгкий поцелуй, и начал медленно спускаться, вдыхая аромат её тела, оставляя дорожку из пылких прикосновений на шее, пока не добрался до шрамов, ощутив, как Харуно вздрогнула от неожиданного осязания. Прикрыв глаза, Саске прикоснулся устами к искалеченной коже, с замиранием сердца дожидаясь реакции Сакуры; затем оставил ещё один лёгкий поцелуй рядом с первым, приподнимая её тело к себе правой рукой, что Харуно изгибалась дугой, откинув голову назад, всё ещё не отреагировавшая на его ласки. Учиха понимал, что она будет сравнивать, — этого не избежать, но для него происходящее было точно в новинку, и он действовал полностью инстинктивно, отдавшись жажде и телесному влечению к девушке. Может, она тоже впервые испытывала некоторые новые чувства и просто не знала, как не показаться ему растерянной.       Запустив в его шевелюру пальцы, Сакура с закрытыми глазами, тяжело дыша, подавляла желание вздрагивать от его горячих поцелуев каждый раз, когда ровные губы прикасались к её изувеченной коже. В груди сердце давно уже раскололось на части, и она не могла даже испытывать того самого неземного давления, что доселе было единственным указателем волнения и опасений относительно Учихи. Она избавилась от страха — не знала как и не помнила когда, но больше не топталась на месте, она прекрасно осознавала, чего хотела, и еле заметная неуверенность Саске-куна в том, можно ли ему дотрагиваться до неё так, как он того жаждал, должна развеять Харуно: она утопала в чувствах к этому мужчине и не собиралась оставлять ему шансов на спасение. Если разбивать барьеры, то уже до конца, и Сакура совершенно не смущалась того, что располагала чуть большим интимным опытом.       Она ухватилась за подол его водолазки и стала подтягивать ткань всё выше, в то время как Учиха, оторвавшись от поцелуев груди, перешёл на истязание поцелуями её шеи и ключицы. Её пальцы скользили по разгорячённой коже Саске-куна, посылая по нервам краткие импульсы восторга. После минуты её бестолковых попыток Учиха оторвался от ласк и, прекратив надоедливую возню девичьих пальцев, поспешно снял водолазку, отбросив на пол. Он притянул к себе Сакуру, впиваясь в её нежный податливый рот. Прикосновение немного исхудалого и горячего тела заставило её буквально размякнуть в сильных руках Учихи. Стеснению не было места в разуме Сакуры, потому что все мысли занимал Саске-кун, распаливший ласками всё её существо. В нём как будто что-то щёлкнуло: движения стали уверенными и властными, точно Учиха полностью поддался окутавшей их похоти. Его на удивление дерзкий язык продолжал истязать рот Сакуры, пока руки скользили по талии, задевая края пуговицы и ширинку её штанов.       Внезапно он крепко обхватил её и перевернулся вместе с ней так, что Сакура оказалась сверху, скрывшая их за пленой распущенных длинных волос. Восстановив сорванное дыхание, она замерла, заворожённо изучая делающего тяжёлые выдохи Саске-куна и его полуобнажённое тело. Он всегда был чертовски привлекателен, и понемногу возвращающее мышечную массу тело начинало выглядеть рельефным, точно намекало на то, каким Учиха мог быть, если бы не отсидел в тюрьме пять лет. Его руки легли по обе стороны бёдер, придерживая Сакуру в этом положении. Сквозь ткань штанов она ощущала затвердевшую от сексуального желания плоть: это прогоняло любые глупые мысли Харуно о том, что, возможно, он не находил её привлекательной как женщину. Он заметно сдерживался, вкусивший полной свободы движений и чувств, дожидаясь какого-то немого подтверждения Сакуры, будто до последнего оставлял выбор исключительно за ней.       Они пока не сделали того, что невозможно исправить, и Сакура понимала, что ещё был шанс остановиться. Вот только она не хотела и, глядя в его глаза, видела — он тоже. Саске откинулся на матраце, пока визуально запоминал все мелкие детали её внешности, — это Сакура чувствовала буквально каждой клеточкой тела: пальцы изредка сжимали её бедро, дыхание отяжелело. Саске-кун словно застыл в ожидании какого-то знака, намёка на продолжение, будто не был уверен, что она хотела довести всё до конца. Запустив руку за спину, Сакура расстегнула чёрный бюстгальтер и, сняв, отбросила в сторону. Затем, пока не иссякли все запасы смелости и пока её не поглотило смущение, она задела пальцами пуговицу, расстёгивая, а после потянула вниз за застёжку молнии. Оставшись в приспущенных штанах, Сакура выпрямила спину, позволив волосам накрывать плечи, и, томно опустив веки, замерла в ожидании реакции Учихи. Он изучал её не отрываясь, ненасытно запоминая каждую деталь.       Взору Саске открылся вид на небольшую, идеально круглую грудь с затвердевшими от прохлады сосками и на плоский, переходящий в лобок живот. Плавные изгибы талии и лилейная кожа; локоны её волос, что рассыпались вокруг, формируя вуаль, скрывая её тело от жадного обозрения. Неровное дыхание Саске участилось. Поднявшись, одной рукой он опёрся на матрац, а другой обхватил её талию, в очередной раз поменявшись с ней местами, затем грубым движением стянув часть штанов с её ягодицы, намекая, что это лишнее. Она подняла ноги, сомкнув, и ловко сняла последние атрибуты одежды; Учиха последовал её примеру, застыв рядом с ней, поглощая глазами стройное тело, к которому жаждал дотронуться. Сакура не отворачивалась смущённо от его откровенного, пропитанного страстью взгляда; в её зелёных глазах была заметна идентичная пелена влечения, перемешавшегося с подчинением.       Поддавшись влечению, он нагнулся над ней, раздвинув рукой ноги, чтобы умоститься между ними. Левой рукой опираясь на матрац, он навис над ней, делая более спокойные вдохи-выдохи, наполняя лёгкие отрезвляющим воздухом. Тоненькие пальцы Сакуры прощупали кожу его живота, поднимаясь к рёбрам. В момент отреагировав, Саске резко схватил её правое запястье и прижал его к матрасу у головы Сакуры: это заставило её еле ощутимо дёрнуться, но в мгновение ока Харуно оказалась придавленной его телом; напряжённую тишину разбил судорожный вдох где-то рядом с ухом Саске. Её ноги окольцевали его бёдра, изредка напрасно скользя вверх и вниз в попытке отыскать удобное положение. Опустив свободную руку между их раскалённых тел, Саске провёл пальцами по тазобедренной линии, ощутив, как Сакура вздрогнула, а затем прикоснулся к тёплым, наполненным изнеможением и смазкой складочкам.       Кончиками пальцев он начал медленно водить по краешку клитора, задевая половые губы, чем вызвал в теле Сакуры мимолётную дрожь вдоль позвоночника. Напряжение внизу живота, которое она до сих пор старалась подавлять, не уверенная в намерениях Саске-куна, превращалось в сладкое и всепоглощающее нытьё, что неосознанно подталкивало её к движениям тазом. Он чуть крепче сжал её запястье и сильнее вдавил его в матрац, остановив попытки сдвинуться с места. Его обжигающий рот нашёл новое занятие: он медленно покусывал кожу покрытого испариной плеча Сакуры, посылая по её дрожащему телу всё новые волны мурашек, скатывающихся вниз, где они перемешивались со сладким скапливающимся чувством, которое вызывали круговые и ритмичные движения пальцев Учихи. Она откинула голову назад, чувствуя горячее дыхание Саске-куна на шее. В мыслях Сакуры всё ещё не укладывалось происходящее: они действительно зависли на грани.       Ей нравилось каждой клеточкой ощущать, как в изнемогающем от прикосновений теле то нарастали, то исчезали эти непривычные волны наслаждения. Саске-кун оставил её руку — она и не смела как-то шелохнуться — и начал опускаться, покрывая кожу обжигающими поцелуями, оставляя дорожку из пылких следов, что стелилась всё ниже к обнажённой груди и к плоскому животу. Сакура выгнула спину, когда его рука властно обхватила её талию; она жадно вдыхала воздух, а трепещущее от его поцелуев тело словно охватывал неистовый огонь. Его руки скользили вдоль её бёдер и ягодиц, пока губы блуждали где-то в районе живота. Ей казалось, что измученное сердце вот-вот вырвется из груди. Саске-кун обхватил руками её таз, и Сакура, испытывая наполненное приторными волнами напряжение в теле, сжала пальцами край матраца над головой, предвкушая продолжение таких радикально неприсущих Учихе ласк.       К самой возбуждённой точке её тела прикоснулся горячий и влажный язык Саске-куна. Вздрогнув от неожиданности, Сакура издала приглушённый стон, чуть больше выгибая дугой спину. Одна рука Учихи легла ей на живот, точно он пытался удержать её в неподвижной позиции. Круговые движения его языка посылали по телу волны мурашек, что будоражили окутанное страстью сознание. Кожа начала покрываться испариной, а с губ всё чаще слетали тихие стоны. Он каждый раз задевал одну-единственную точку, которую определил явно со старта, ссылаясь на реакции её тела. Сакура держала веки сомкнутыми, будто любой взгляд на происходящее мог развеять это волшебство. Опустив правую руку, она положила её поверх пальцев Саске-куна и сжала их своими. Сладкое нытьё продолжало скапливаться вокруг клитора, и она, делая глубокие вдохи прохладного воздуха, мысленно уповала, чтобы этот миг никогда не прекращался, чтобы нарастающее ощущение эйфории не покидало её тело, вместе с пониманием того, что именно Учиха дарил ей эту усладу. В какой-то момент ей показалось, что он решил отстраниться, и с её губ слетело:       — Нет…       Но ласки его языка прекратились, и тепло тела Саске-куна на мгновение исчезло. Он выдернул свою руку из её, оставляя Сакуру в полном замешательстве. Матрац начал прогибаться, и она, ощущая, как лицо покрывал румянец, осмелилась приподнять веки. Сакура заворожённо смотрела на силуэт Учихи, который, упёршись коленом в край матраца, нагибался к ней. Саске-кун положил руки по обе стороны от неё, нависая над Сакурой, пока жадным взглядом исследовал её нагое тело. Он наклонился ближе к её лицу, впиваясь в сухие, пухлые и истерзанные губы ещё одним страстным поцелуем. Учиха прижимал её тело к своему: свободной рукой он грубовато массировал её грудь, переходя на спину и к упругим ягодицам. Он ни на секунду не прекращал ласкать её, словно пытался подготовить Сакуру к следующему акту. Она же старалась отвечать на его действия со всем запалом, со всей любовью, которую столько лет хранила в сердце.       Правда, любые проскальзывающие в разум Сакуры трезвые мысли испарились, как только Саске-кун закинул её левую ногу себе на талию. Она подчинялась каждому движению Учихи, ведь почти не могла подавлять желание ещё раз ощутить его прикосновения на уже напряжённых нервных окончаниях клитора и изнемогающих складочках. Будто прочитав её мысли, Саске-кун приподнял другую её ногу, так же закинув себе на талию, и, прикоснувшись затвердевшей от возбуждения плотью, начал медленно вводить её во влагалище. Его обжигающее дыхание всё так же щекотало лицо Сакуры, заставляя её губы пересыхать в ожидании поцелуя, но вместо этого с них слетел удивлённый всхлип. Обхватив плечи Саске-куна руками, она прижалась к нему, позволяя жару и близости его тела скрасить мимолётное неприятное ощущение в лоне.       Он двигался, не позволяя организму Сакуры привыкнуть к его плоти или успокоиться, отчего её тело не прекращало едва заметно содрогаться. Сакура сделала неровный вдох, успокаивая стук сердца, который гулко отбивался в ушах. Слабая боль быстро ушла, и она приоткрыла глаза, пытаясь разглядеть лицо своего любимого. Всё, что она видела, — это белый потолок квартиры, один вид которого пытался возвратить её в реальность. Зажмурив очи, она уткнулась носом в плечо Учихи, вдыхая аромат его тела. Толчки были медленными, но глубокими, причём настолько, что каждое погружение отдавалось перед опущенными веками белыми точечками. Она чуть крепче обхватила широкие покрытые испариной плечи Саске-куна руками, вонзив ноготки в кожу. Скапливающееся до этого наслаждение внизу живота разносилось по мышцам Сакуры слабым онемением, подталкивая к оргазму. Его сорванное обжигающее дыхание слышалось где-то над ухом, точно постоянное напоминание того, что всё это происходило с ними на самом деле.       Прикрыв глаза, чтобы не задумываться о робости, Сакура начала двигаться ему навстречу, в такт, чувствуя, как становилось приятно телу и как мысли терялись в тумане наслаждения. С каждым толчком движения Саске-куна переходили на новый темп: более резкий, неудержимый. Сакура позволила себе отпустить его разогретое тело, к которому слишком крепко прижималась, и откинула голову на матрац, приложив дрожащие от волнения руки к животу Учихи. Она не знала, как быть уверенной в том, что Саске-кун чувствовал то же, что и она, что для него этот контакт не был диким импульсом, которым на первый взгляд казался. Их взгляды встретились: в его взоре отчётливо просматривалась похоть и желание властвовать над девичьим телом. Лишь в омуте его глаз она видела то, что невозможно передать словами: он наслаждался этим сношением не меньше, чем сама Сакура. Движения не прекращались ни на миг, и она опустила веки, скрывая отуманенные влечением глаза. Заворожённая, она даже не заметила, как он прервался.       Сильные руки Учихи подняли её за собой, усадив на кровати. От наслаждения и ритмичных толчков тело Сакуры не слушалось, вздрагивая от непрерывных пульсаций. Тоненькие пальцы нежно прикасались к горячей коже, проводя линию от висков к подбородку Саске-куна. Она просто неподвижно сидела, пытаясь отдышаться и насладиться близостью к Учихе. Его сильные руки придерживали её за спину, а вздымающаяся от неспокойного дыхания грудь прикасалась к чувствительным соскам, заставляя Сакуру каждый раз вздрагивать. Сделав один из последних, успокаивающих её сердцебиение вдохов, она еле заметно приблизилась к лицу своего партнёра, чтобы хоть как-то избавиться от желания поцеловать его. Поглощённый происходящим, он казался ей чертовски красивым, что даже в голове не укладывалось: она отдалась мужчине, в которого была влюблена с детства, о котором столько лет мечтала, и он забрал её полностью, пленил в себе.       Но ей так и не удалось прикоснуться к его губам. Без лишних слов Саске-кун обхватил пальцами её плечо и властно развернул лицом от себя, нагнув вниз. Пошатнувшись, Сакура опёрлась руками о матрац, чтобы поймать баланс и не содрать кожу об изголовье. Он провёл пальцами по её спине, молча подтверждая, что именно такой позы добивался. Без каких-либо указаний Учиха чуть сдвинул её ноги вместе, позволяя Сакуре согнуться, как кошке, и удобнее опереться руками и коленями на проседающий под ними матрац. Она ощутила повторный, ничуть не нежный вход его плоти и прикусила губу. В этот раз темп был быстрым и даже слегка жёстким, разогревая влагалище трением и задевая головкой члена далёкие, спрятанные на достижимой глубине нервные окончания. Учиха двигался уверенно: новый ритм его рывков отличался резкостью, интенсивностью, а порой даже отчётливой болью, но Сакуре было как никогда приятно.       Через некоторое время Харуно начала ощущать странное напряжение внизу живота: будто рой бабочек, щекочущий её своими крылышками. Это ощущение нарастало с каждым толчком, и её ноги стали дрожать от пронимающей их волны наслаждения. Она закрыла глаза, в которых начинало чуть ли не двоиться. Дыхание Учихи было сорвано не меньше, но он успешно это скрывал, ни на секунду не замедляя темп. Сакура невольно сделала резкий вдох, в котором прозвучали далёкие нотки тихого стона. Он вцепился скользкими от пота пальцами в покрытую слоем испарины талию, инстинктивно направляя машинальные и, естественно, встречные движения её тела, как хотелось. С каждым толчком Сакура чувствовала, как внизу живота собиралось, словно капля за каплей, сладкое напряжение. Она не потеряла с ним девственность и всё же была поражена тем, что смогла испытать настолько отличающиеся эмоции от сношения, ощутила нечто новое, а Учиха, наверное, и вовсе открыл для себя совершенно иной мир отношений с женщиной.       Онемение в ногах помалу начало сменяться неким нагревающимся ощущением, которое охватывало каждую возбуждённую складочку и каждый прикасающийся к твёрдому члену Саске-куна миллиметр её лона. Тишину уже давно заглушали шлепки, тихий ритмичный скрип старой кровати, сорванное дыхание и пропитанное удовольствием оханье Сакуры. Порывы толчков Учихи становились всё более резкими, глубокими и сильными. Сквозь спутанные бурной близостью мысли Сакура начала осознавать, что выдержанный ритм вскоре доставит ей желанную усладу. Она никогда не думала, что вечно холодный Учиха мог закружить ей голову настолько, что соображать было сложно. Вмиг напрягающее все клеточки трение отступило, накрыв выдохшуюся Сакуру мимолётной волной удовольствия. С её губ сорвался стон, который она поспешила приглушить дрожащей от пронимающего оргазма рукой. Учиха ускорил темп, удерживая тело Сакуры в неизменной позе, и через пару минут, еле ощутимо дёрнувшись, наконец остановился.       Он отодвинулся от неё, позволив Сакуре повалиться на бок на голом матрасе. Приложив дрожащую от потрясения ладонь ко лбу, она убрала прилипающие к коже пряди. Сердце вылетало из грудной клетки, прокачивая бурлящую страстью кровь артериями; голова кружилась и звенела, разогретые и уставшие мышцы не позволяли Харуно шелохнуться. Успокаивая дыхание, она пыталась понять, где рядом с ней находился Саске-кун, и через мгновение услышала какой-то шум у стола. Сглотнув, Сакура приготовилась к тому, что подсознательно подозревала: он будет вести себя так, будто ничего не произошло. Вряд ли Учиха планировал такой поворот — он прекрасно знал: она почти замужняя женщина, и, вполне возможно, такой бесстыжий поступок не лежал с его видением порядочности и чести. Признаться, случившееся шокировало даже её, девушку, которая всегда считала, что неспособна предать своего избранника.       Кровать заскрипела, и она вдруг услышала неровное дыхание Саске-куна, что приблизился и прилёг на кровать рядом с ней, накрыв их одной из простыней. Сакура сделала глубокий вдох, ощущая, как эйфория, которая вызвала головокружение, медленно покидала уставшее тело. Крепкие руки притянули Сакуру к его твёрдой груди, и она неуклюже уткнулась носом в тёплую кожу, не позволяя Учихе отстраниться. Сакура повернула голову, и их взгляды в который раз встретились. Он смотрел на неё сквозь пелену угасающей похоти, а она всё старалась рассмотреть в его взоре чувства, что теперь связывали их до конца жизни. Саске-кун ничего не говорил — просто не сводил с неё глаз, периодически проводя большим пальцем по изгибу талии, пока её голова покоилась на его плече. Сакура наслаждалась теплом, однако трезвый разум всё чётче давал о себе знать: они всё же переступили черту и, когда придёт время, будут расхлёбывать последствия.       Об этом совершенно не хотелось думать, но это неизбежная часть их будущего, если Учиха подтвердит, что это не был единичный эпизод. Его рука подвинулась вверх, успокаивающе расчёсывая пальцами длинные волосы, что стелились вокруг неё ореолом. Прикрыв глаза, Харуно старалась не проваливаться в сон, что овладевал её уставшим телом и разумом. Сквозь дремоту она приподняла голову, примкнув губами к его подбородку, дотронувшись пальцами до щеки, точно привлекая внимание. Саске-кун угодливо разрешил ей подарить эту нежность, тяжело вздыхая, обхватив её за талию, чтобы прижать к себе, чтобы согреть в медленно проникающей к ним прохладе помещения. Тихо засмеявшись, она приподнялась, подпирая себя согнутой рукой, положив свободную ему на грудь. Учиха переплёл их пальцы, вдумчиво рассматривая изгиб её шеи в бледном лунном свете, что тускло освещал комнату.       Он прекрасно понимал, что произошедшее между ними разрушило то небольшое счастье, которое Сакура смогла отыскать рядом с Хатаке после стольких лет напрасного ожидания. Саске не испытывал стыда за своё желание и сваливать вину на Сакуру, мол, она его спровоцировала, даже не подумал бы: они хотели этого, рано или поздно, когда Сакура приняла бы его любовь, это произошло бы, и Харуно совершенно не влияла на внезапный всплеск его эмоций и чувств. Он даже не подозревал, что настолько сильно всё подавлял, и вот сейчас, находясь рядом с ней в близкой и сокровенной обстановке, Учиха для себя не видел ничего уютнее и желаннее. Вот его дом, его очаг и причина существования. Сакура воплощала всё, чего ему столько лет недоставало, и отказываться от этих чувств Саске не собирался. В плохо соображающей голове моментально промелькнуло запоздалое осознание предстоящей проблемы: ему придётся поговорить об этом с Какаши и огласить свои намерения, в том числе насчёт Сакуры. Во рту пересохло, а приятно уставшие мышцы напряглись.       — Что-то не так? — прошептала она, проводя пальцем по линии его подбородка.       — Просто думаю, — честно ответил он, чуть сжав пальцами её бедро; прикусив нижнюю губу, она подавила улыбку.       Саске покосился на неё, отметив витающее вокруг, невидимое глазу, но ощутимое счастье Сакуры: неужели именно этого пытался добиться в жизни каждый человек, чтобы на него смотрел кто-то хрупкий и улыбчивый глазами, наполненными неподдельной любовью и заботой? Он никогда бы не подумал, что такой чисто физический акт мог принести ему столько удовольствия, утешения и умиротворения и что после этого он будет смотреть на Сакуру совершенно по-другому. Если бы могла, она светилась бы от счастья, что переполняло, отражалось в зелёных глазах блеском, на обкусанных губах скрытой усмешкой, и Учиха с трудом осознавал, что он тот, кто подарил ей это чувство. В прошлом он приносил друзьям лишь боль и, охваченный ненавистью, желал, чтобы все вокруг испытывали это опустошение, одиночество и дыру в груди, где когда-то была семья. Сакура выместила пустоту, приглушила одиночество и поселилась в той выбоине, прямо в сердце.       Заметив его скрытное наблюдение, подняв голову, Сакура попыталась встретить его взгляд, но Учиха спокойно лежал, будто дремал, дожидаясь, что она и дальше станет приставать с расспросами. Сомкнув пухлые губы в тонкую линию, скрывая неуверенность, Сакура сделала глубокий успокаивающий вдох, смущённо опустив голову на его грудную клетку, прислушиваясь к ровному стуку сердца. Их нагие тела, окутанные теплом и притяжением, скрыла простынь; разносящееся по телу эхо эйфории подпитывало радость и облегчение, которые Харуно всё чётче в себе осознавала. Она была раньше счастлива, но никогда настолько совершенно. Ей всё ещё было до жути интересно услышать, что испытывал Саске-кун, был ли он в равной степени настолько же окрылён их близостью, осчастливила ли она его как женщина. Тысяча вопросов, на которые она вряд ли услышит чёткий ответ, — с этим сложно смириться, но Сакура попытается, только как бы не сойти с ума. Зажмурившись, она еле слышно прошептала:       — Спокойной ночи.       Учиха ровно дышал, притворяясь, будто погружался в сон и плохо расслышал её слова, а то и вовсе уже подчинился усталости и не распознал в тишине застенчивый шёпот. Он прекрасно понимал, что не справился с задачей: рассказать о своих чувствах. Сакура, конечно, хотела это знать, чтобы удостовериться, что сделала правильный выбор. Саске отдавал отчёт всему, что к ней испытывал, а после сегодняшней ночи он просто не видел своей жизни без Харуно. Она была его спасением, его окончательным примирением с самим собой. Пять лет он слушал причитания собственного разума, который использовал облик Наруто — единственного друга, чтобы донести до упрямого Учихи простую истину: решением его проблем была Сакура. Он просто должен был впустить её в свой мир, перестать ёжиться и отталкивать из гордости. И в тот день, когда Саске наконец поддался наваждению совести, когда он впервые заговорил с Харуно, чёртов призрак Узумаки бесследно исчез, напоследок улыбнувшись. Осознав это, Саске не знал, что думать, как смотреть на новую реальность, которую столько лет отвергал.       — Доброй ночи.       Тихий баритон нарушил мирную тишину, прозвучав в небольшой квартирке, точно принятие всего, что навалилось на Учиху, в чём он не мог до сегодняшней ночи толком разобраться. Он ощутил, как сердце в груди забилось быстрее, отдаваясь пульсациями по телу, что сокращались где-то в изгибах рук и висках. Его слова не привлекли внимания Харуно, что заставило Саске задуматься: может, она не расслышала, да и вряд ли тут как-то можно продолжить беседу. Открыв глаза, Саске покосился на прижавшуюся к нему щекой Сакуру: её левая рука лежала поверх его живота, пальцы подрагивали; ухом она прислонялась к его груди где-то в области сердца. Учиха придерживал её одной рукой рядом, согревая своим телом, ведь от тонкой простыни толку было мало, а свободную аккуратно закинул себе за голову, согнув в локте, приподнявшись, чтобы было удобнее рассматривать тени на потолке, искажённые лунным светом.       Не важно, каким путём, он всё же дотянулся до своего маленького счастья: рядом тихо сопела погрузившаяся в сон Сакура, видимо, уставшая после длительных путешествий и полной отдачи скопленной годами чакры, так и не дождавшаяся заветных слов. Но Саске считал, что какие-то разговоры неуместны. Он никогда не оставит её одну в этом повернувшемся против них сумасшедшем мире: до последнего Учиха намеревался защищать это хрупкое создание, даже если придётся пожертвовать собой ради её счастья и будущего. Сонливость точно рукой сняло, и он, прислушиваясь к спокойному ритму её дыхания, старался не думать об их будущем. Ночь обещала быть долгой, бессонной и наполненной противоречивыми вопросами, на которые он отчаянно попытается найти ответы, но Учиха предвкушал, что утром проснётся рядом с улыбчивой, сияющей от счастья Сакурой, и мучительное ожидание длиной в ночь будет того стоить.