Сильных духом подчиняет любовь

The truth is, you turn into someone else You keep running like the sky is falling I can whisper, I can yell But I know, yeah I know, yeah I know I’m just talking to myself. Правда в том, что ты превратилась в кого-то другого, Ты продолжаешь бежать, будто небеса рушатся. Я могу шептать, могу кричать, Но я знаю, да, я знаю, да, я знаю, Я говорю лишь сам с собой. Linkin Park — Talking to Myself

      Ноги будто налились свинцом — еле передвигались, и приходилось мысленно заставлять себя делать каждый шаг, подавляя смешавшееся с тошнотой волнение. Сакура медленно поднималась по ступенькам на крышу резиденции Хокаге, где, по словам одного из помощников Шикамару, в данный момент находился Хатаке. Это место больше напоминало просторную круглую площадку, откуда Хокаге обычно обращался к жителям деревни в праздничные дни или с важным заявлением, которое было необходимо провозгласить на всю Коноху, к примеру, объявление о военном конфликте или предстоящем нападении врагов.       В последний раз Сакура находилась здесь вместе с Какаши во время одного из приёмов в качестве его невесты; сегодня она собиралась безвозвратно вычеркнуть этот титул рядом со своим именем. Если Харуно всё хорошо понимала, Какаши осведомлён о самых больших камнях, что полетели в него, пока в их отношениях всё казалось стабильным и прочным: на деле всё было далеко не идеально, они оба это знали, но предпочитали не ворошить.       Проводивший её в здание Саске-кун остался за дверью, что вела в коридор, выходящий на крышу. Ему вряд ли будет слышен разговор, за что Харуно была благодарна. Он желал предоставить ей как можно больше приватности в этой нелёгкой беседе, но не хотел находиться слишком далеко в случае непредвиденной опасности: Сакура подозревала, что, узнав о первенце, Саске-кун первое время будет стремиться оберегать её от любых невзгод, но вряд ли станет демонстрировать это на публику.       Учиха предпочитал вести себя так, будто ничего странного не происходило, чтобы не вызывать подозрение шиноби Листа, которые ему не доверяли. Находясь рядом с Сакурой чуть ли не круглосуточно, он не только защищал её от потенциальной угрозы, но и предоставлял быстрое решение проблемы: спектр способностей Саске-куна был настолько обширным, что было сложно пробиться стандартными атаками; на данный момент лишь члены клана Ооцуцуки были ему ровней, а тех давно не видно и слышно. Сакура была благодарна за поддержку, но в присутствии Какаши ей, увы, никто не поможет.       Толкнув дверь, она вышла под яркие лучи солнца, немного жмурясь, пока приближалась к центру площадки. Её волосы развевал бурный ветер, что шмыгал над деревней, разнося аромат весенних цветов в каждый уголок. Оглянувшись, Харуно отметила прекрасный вид на Коноху, от которого всегда захватывал дух; за спиной находился Монумент Хокаге, внизу на улицах толпился народ, спешащий по делам в новую часть деревни, что тянулась к небу высотными зданиями.       Наблюдающий за передвижением своих подданных Хатаке стоял рядом с ограждением, положив руку на металлический поручень. Он был без плаща и даже без привычного рабочего жилета: тёмная водолазка и штаны, пепельные волосы развевались ветром, голова чуть опущена, словно он заинтересованно рассматривал что-то внизу у здания. Какаши стоял к ней спиной, даже не повернулся. Он, несомненно, чувствовал её присутствие, но предпочитал не реагировать, что совсем не мотивировало.       Остановившись в нескольких метрах от Хатаке, она сложила перед собой руки, сомкнув пальцы в замок, и молчаливо замерла в ожидании. Признаться, Сакура не знала, как начать эту беседу, потому что понимала: они могли разойтись сотней разных путей, а ей хотелось сделать всё без скандалов и цивилизованно, ведь в том, что всё развалилось, виноваты оба. Опустив голову, она невольно погрузилась в размышления, ощущая на лице порывы ветра.       В груди всё неприятно сжималось, будто сердце крошилось от одних только мыслей о том, что они могут друг другу сказать в сложившейся ситуации. Он был зол — Сакура заметила это по осанке, прежде чем остановиться за его спиной. Какаши имел право негодовать, ведь она действительно предала его, сознательно, а позже не спешила признаться в своём поступке. Как-то оправдываться Сакура не собиралась, ведь измену человеку, с которым всё дошло до помолвки, невозможно истолковать логически, даже абсолютная откровенность не исправит случившегося.       — Должен поздравить тебя, — внезапно раздался его отдалённый голос.       Хатаке всё ещё стоял неподвижно, спиной к ней, но слова прозвучали ощутимо безразлично, больше как обращение к незнакомому человеку, о котором можно не задумываться. Харуно это заслужила, да, поэтому, сглотнув волнение, не сразу ответила на его реплику. Он поздравил её, но с чем? Сакура предполагала, что дело в беременности, ведь ни с чем иным смысла поздравлять её не было, да и принято приветствовать молодых родителей после оглашения такой новости. Вот только они с Саске никому не могли открыться о ребёнке, кроме тех, кто уже знал волей случая: Какаши и Шизуне-сан.       В горле появился ком, и она не знала, что ответить на его слова. Поблагодарить? Это низко, она в этом положении только потому, что изменила Хатаке и почти не сожалела о том, как повернулась её жизнь после такого безнравственного поступка. Что-то подсказывало Харуно, что даже если бы она разорвала с ним отношения, прежде чем связать свою судьбу с Саске-куном, всё равно удостоилась бы подобной реакции, ведь своими решениями глубоко ранила Какаши. Он просто будет делать вид, что ничего не чувствует, но она прекрасно знала, что это не так.       — Мы так и не поговорили, — вздохнув, промолвила она.       — О чём тут говорить, — через некоторое время ответил Хатаке. — Всё и так понятно.       — Хочешь сказать, тебе не интересно, как и когда…       — Нет.       Поджав сухие губы, Сакура молча кивнула, протяжно выдохнув скопившейся где-то в области диафрагмы сжатый воздух. Она неподвижно смотрела в одну точку на бетонной крыше, пока весенний ветер развевал её волосы, как пелену паутины, скрывая опечаленное лицо от Какаши. Тот продолжал демонстративно созерцать деревню, что заставило Сакуру еле слышно издать звук, похожий на смесь фырка и хмыканья: в конечном счёте он явно сделал выбор, и не в её пользу.       Должность Хокаге сперва не мешала их отношениям, но со временем Харуно всё чаще стала замечать, что, для того чтобы проводить время с будущим супругом, ей необходимо быть частью очередного мероприятия или собрания. В ином случае она виделась с ним лишь поздно вечером, если повезёт, о чём никогда не задумывалась, но это действительно со временем стало угнетать. Она знала, на что подписывалась, когда соглашалась на отношения с Какаши, но в итоге это оказалось непосильной тяжестью, ведь его работа всегда была и будет в приоритете.       — Я хотела отдать тебе кольцо.       Достав украшение из кармана, она сжала его в кулаке правой руки, прислушиваясь к тишине, что разделяла их в такой душераздирающий момент. Если бы чувства к Какаши полностью умерли, она не испытывала бы той боли и терзаний, которые истязали грудную клетку под давлением происходящего. Прикрыв глаза, Сакура старалась дышать ровно и глубоко, чтобы не повалиться на пол в очередном обмороке. Вряд ли Хатаке оценит такой драматизм, хоть тот и не наигранный: на почве волнения, головокружения и постоянных наплывов тошноты, а также голода — Харуно не могла заставить себя съесть ни кусочка утром — она выглядела и чувствовала себя очень плохо.       Ради себя и мужчины, который даже смотреть на неё не мог, Сакура стойко держалась на ногах, не выдавала слабости в теле и расшатанных волнением нервов. Сглотнув ком, что стоял поперёк горла, она нахмурила брови в размышлениях. Какаши определённо не хотел какой-то душераздирающей беседы, а значит, можно оставить здесь кольцо и больше не насиловать себя: как он сказал, всё и так понятно. Вряд ли её слова что-то изменят, да и смысла в этом нет.       — Я вчера объяснился с твоим отцом, — будто между прочим промолвил Какаши.       На этом он медленно повернулся, не в силах больше удерживать невозмутимый фасад. Он так давно её не видел, что неизведанность убивала больше, чем душевная боль от происходящего. Хатаке оттягивал то мгновение, когда взглянет на её лицо: он сперва осмотрел одежду и позу, в которой стояла Сакура. Опущенная голова и сложенные перед собой руки говорили о чувстве вины и стыда, отчего легче не становилось, но она хотя бы понимала последствия своих поступков и что сделала с их отношениями, когда предпочла Саске.       Какаши не выгораживал себя, ведь тоже виновен в недосказанности, в тайнах, что хранил, а после и в таком нелёгком, неосознанном выборе: он отпустил Сакуру, сдался во благо её счастья, от которого она не могла убежать, ведь судьба определённо сводила её и Саске любыми способами — лишь глупец не заметил бы этого. И чем больше препятствий возникало на тернистом пути, тем крепче становились их узы: ребёнок, которым Вселенная наградила их накануне решающего противостояния против Райкаге, тому доказательство. В политическом хаосе и в период нестабильности судьба дала понять, что клан Учиха не закончится на Саске и что Сакура достойна носить эту древнюю фамилию, помочь ему возродить род в это нелёгкое время.       — Тебе незачем сообщать им о разрыве помолвки, я всё уладил, — монотонно продолжил он.       Взгляд будто магнитом поднимался вверх, стремясь изучить детали её миловидного лица. Было сложно подавить в себе все эти чувства, которые смешивались воедино и превращали Хатаке в сгусток неопределённых эмоций и действий. Он одновременно испытывал боль, раздражение, грусть, притяжение и порывы заботы о Сакуре, будто всё, что между ними сейчас пылало ярким пламенем перемен, не имело совершенно никакого значения.       Какаши, невзирая на выбор, которого последние пять лет подсознательно ждал и боялся, всё равно стремился оберегать Сакуру, точно этот инстинкт невозможно утопить в горечи измены и кислоте предательства. Он понимал, что больше не сможет выделять её из толпы, как раньше, что ему больше нельзя к ней прикасаться или приближаться. От этих мыслей разрывалось сердце, посылая по телу мучительные импульсы скорби. Сопротивляясь желаниям, Какаши всё же позволил себе взглянуть на неё в последний раз, чтобы запомнить завершающее мгновение их удивительной истории.       Бледная кожа выглядела крайне нездорово, натянуто. Первым ударом под дых стало стремление подойти к ней ближе, но Хатаке не мог. От напряжения в ногах сводило мышцы. Он сжал пальцы в кулаки, впившись в ладони ногтями, будто это жалкое подобие дискомфорта чем-то могло ему помочь. Глаза быстро изучили самые резкие изменения, детали, что контрастировали с последними воспоминаниями Какаши о внешности Сакуры: тёмные круги под глазами воспевали усталость и бессонные ночи, изжёванные от нервов губы почти не заживали. Она выглядела, в точности как описывал Саске: будто не первый год страдала малокровием.       Длинные волосы рассыпались вокруг неё, словно пелена, что служила щитом от изводящей ситуации. Она не боялась его или того, во что могла превратиться их беседа, — поведение, которое вызвало вспышку уважения к Харуно, ведь это признак взросления и готовности нести ответственность за свои поступки. Собственно, у него отсутствовало желание скандалить или упрекать Сакуру в её выборе: в конечном счёте он ещё в вечер беседы со старейшинами на подсознательном уровне знал, как поступит, и всё время после лишь мучительно оттягивал этот разговор. Возможно, всё произошедшее даже к лучшему, как бы больно от этого ни было.       — Не надо было никому ничего говорить, — насупив брови, ответила она. — Особенно сейчас.       — Я посчитал, что раз мы раскрываем все карты, то уже до конца.       — Понятно, — как-то горько хмыкнула Сакура, отстранённо повернув голову в сторону.       Разговор с родителями был последним в списке проблем и желаний Харуно. Она не собиралась сообщать им о беременности, не спешила представлять им Саске-куна и уж тем более не хотела слушать крики матери относительно несостоявшейся помолвки с Рокудайме. Для четы Харуно это действительно станет потрясением и позором, ведь они уже порядком привыкли к престижу, которым могли хвастаться в деревне, потому что их дочь невеста Хокаге. Радость оказалась недолгой, а замена Хатаке Учихой — и вовсе шокирующей.       По факту, пока не состоится собрание Пяти Каге и не разрешится вопрос с Райкаге, Сакура намеревалась молчать обо всём, что произошло, но, видимо, ей не придётся начинать эту неловкую беседу самой: Какаши напоследок решил поступить по совести и ответить столь же неожиданным и неприятным ударом. Сакура знала, что его отношения с её родителями феноменальны: Мебуки прислушивалась к каждому слову Хатаке, а Кизаши тешился и уважал его почти как сына. Она подозревала, что этот поступок сродни прощальному подарку, — Хатаке образумил и успокоил чету Харуно, чтобы те не досаждали дочери ещё больше, когда всему миру раскроется правда о ней и Учихе.       И всё же Сакура не спешила благодарить за вмешательство: она предпочла бы молчать о переменах в личной жизни, ведь Мебуки с возрастом становилась более вспыльчивой и не владела собой, когда что-то покрывало хрустально чистую репутацию её единственной дочери пятнами, в этом случае — полным уничтожением. Чего стоил тот скандал три года назад, когда они с Какаши признались её родителям в романтических отношениях; Сакура затруднялась даже представить, что её ждало теперь, когда она связала свою жизнь с другим мужчиной, преступником без дома и будущего, от которого, в дополнение ко всеобщему смятению, ждала ребёнка.       Мебуки не станет долго сдерживаться и обязательно выскажется, скорее всего в ближайшие дни, а Сакура к этому пока не была морально готова. Прикрыв усталые глаза, она вздохнула, предвкушая разговор с родителями на повышенных тонах. Отец, возможно, не будет слишком резким и суровым, но было сложно что-то предугадать, потому что в деликатное дело вовлечён интернациональный отступник, с которым у дочери Харуно нет ни блистательного будущего, ни престижного имени и денег. Это станет главным аргументом их негодования, и вряд ли отец благословит Сакуру на подобный брак. Хотя на данном этапе о браке с Учихой и речи нет. Для начала Сакура хотела выжить, спастись вместе с любимым мужчиной и их ребёнком от разгневанной оппозиции и фатального вердикта, что нависал над ними, точно барашек гильотины.       Она не удивится, если после этого разговора Хатаке перестанет помогать им и на собрании Каге лишь предъявит доказательства нарушения законов обеих сторон, чтобы члены альянса смогли решить, кто виновен в сложившейся ситуации больше — Саске-кун или Райкаге. Конохе не обязательно поддерживать своих же нукенинов, ведь личный интерес Какаши в успешном разрешении этой проблемы пропал. Он больше не боролся за свою невесту и её будущее; избавившись от Учихи, администрация деревни сможет тратить ресурсы и использовать охраняющие тюрьму отряды АНБУ с другой целью. Смерть Саске-куна и девушки, носящей под сердцем наследника древнего клана, как никогда выгодна старейшинам и их соратникам. Оставалось понять, на чьей стороне будет Хокаге, когда придётся сделать выбор, который изменит абсолютно всё.       — Держи. — Протянув руку, раскрыв пальцы, она показала кольцо.       — Оно твоё, — кратко промолвил Какаши.       — Там, где я буду… такая драгоценность мне вряд ли понадобится.       Ветер шмыгнул между раскрытых бледных пальцев Сакуры, в очередной раз подняв вокруг неё длинные волосы. Она особо не понимала, чего дожидалась: Хатаке не подойдёт к ней ни на шаг ближе — это стало понятно ещё в начале их беседы. Что было пока не совсем ясно: он держал дистанцию потому, что она ему неприятна, или потому, что опасался собственных действий, если вдруг подступит к ней слишком близко? Нахмурив в размышлениях брови, Харуно после минуты непоколебимости и молчания, окутанных ветром и в лучах яркого солнца, точно под гипнозом, медленно повернула кисть руки, создав уклон на раскрытой к небу ладони, что позволило кольцу соскользнуть вниз и со звоном упасть на бетонную поверхность крыши. Несколько раз отбившись от поверхности и подскочив, украшение наконец замерло рядом с её сапогами, неподвижное.       Вместе с обручальным кольцом, казалось, остановилось её сердце. Сакура слепо смотрела на него, позабыв о том, где находилась и с кем беседовала. Вот и всё. Конец той жизни, которую она пыталась построить последние три года. Она больше не сможет провести вечер за столом небольшой кухни в апартаментах Хокаге, не сможет подшучивать над кулинарными способностями Хатаке, не сможет взглянуть ему в глаза, засмеяться и обнять его. Между ними словно выросла невидимая толстая стена, и он, несомненно, также чувствовал эти перемены, и уже давно. Сердце от волнения и обиды за обоих ощутимо раскалывалось: эмоции и симптомы ни на секунду не покидающего её организм токсикоза смешивались в неприятную комбинацию отвратительного самочувствия. Сакура опустила руку, положив её поперёк нижней части живота, чисто машинально.       Не поднимая голову, даже чтобы в последний раз обменяться с Какаши взглядами, она неспешно отвернулась к двери, что вела в сторону лестницы. Где-то там её ждал Учиха. Странная дрожь разносилась по телу, пока Сакура медленно передвигалась к выходу. Она не чувствовала на себе испепеляющий взгляд Какаши, возможно, он и вовсе не смотрел на неё — это вполне понимаемо. За всю доброту, любовь и поддержку она всадила ему в сердце нож, и он имел право ненавидеть её вечность. Сакура знала, что заслужила любое негодование, исходящее от него в свою сторону, поэтому вполне спокойная реакция Хатаке на её неполноценное признание немного озадачила. Она не собиралась донимать его расспросами и глупыми беседами о чувствах — на этом этапе их отношений это не просто лишнее, а чистой воды пренебрежение моралью и человечностью. Уж лучше разойтись молча, чтобы не терзать друг друга болью.       — Я всегда подозревал, что ты не сможешь забыть Саске, — вполголоса промолвил он.       Эти неожиданные слова заставили Сакуру резко остановиться, точно она встряла каблуками во внезапно размякшем под солнцем бетонном покрытии крыши: она не так далеко отошла, всего на несколько метров, поэтому отчётливо расслышала эту фразу. Почему-то паршивое самочувствие и мучительное недомогание в грудной клетке точно замедлили происходящее, словно Харуно недостаточно едкой боли в сердце, раскрасневшихся от стыда лба и шеи и ненавистного пульсирующего головокружения. Вдохнув полной грудью, Сакура повременила, обдумывая, стоило ли это замечание ответа. Ноги слегка дрожали, от мигрени её укачивало, из-за чего перед глазами немного плыли очертания крыши резиденции Хокаге.       — Какой бы хорошей жизнь ни предстала, без Учихи для тебя она всегда была наполовину пустой.       — Если ты это видел, зачем поспешил обручиться? — чуть громче спросила Сакура.       Она не повернулась к нему спиной на этих словах: в груди Какаши что-то ещё сильнее сжалось, но он не подал виду, игнорируя обжигающую боль, что распространялась под кожей вверх к плечам и вниз к животу, как невидимая пелена полымя и страданий. Он не мог сдвинуться с места, пока наблюдал, как Сакура, чуть пошатываясь, передвигалась в сторону выхода. Очень хотелось придержать за хрупкие плечи, пока она гордо шагала к лестнице, ведь инстинкт оберегать Харуно был заложен в нём ещё задолго до их официальных романтических отношений.       Когда много лет назад повстречал их детьми после выпуска академии, когда понял, что он теперь ответственный за их жизни и поступки как наставник, — ещё с тех времён Какаши испытывал нужду защищать и направлять Команду 7 в этом мире. Было тяжело смотреть на это болезненное лицо и наступать на себя, когда тело и разум каждой клеточкой кричали, что Сакуре нужно помочь, что её необходимо оберегать. Вот только у неё теперь был защитник, и Какаши понимал, что больше нет смысла встревать между ними, даже если он изначально и делал это из благих намерений, а после — чисто из личного интереса и неоднозначной любви к Харуно.       Он действительно любил её, но не так неистово, самоотверженно, страстно и, самое главное, тайно, как Саске, в чём заключалась их разделённая на троих проблема: в каком бы идеально-сказочном доме Сакура ни жила, окутанная заботой и поддержкой, она всегда испытывала к Учихе настолько бурные и сильные чувства, что никакие розовые ширмы не способны усыпить эту искреннюю любовь. Хатаке подсознательно опасался воссоединения Сакуры и Саске, того, что стало их новой реальностью, ведь понимал, что не сможет соперничать с Учихой, который всегда прилагал максимум усилий, чтобы показать миру своё безразличие к Харуно; это, разумеется, было фальшью.       Учиха ещё в юности проявлял к этой девушке привязанность и заботился о ней, но скрывал это поведение ради её же блага — привычка, что с возрастом лишь укоренилась, а теперь превратилась в одну из лучших черт его характера. Саске мог подавлять и отрицать подлинные чувства к Сакуре сколько угодно, но ему было достаточно увидеть её единожды расстроенную, опечаленную и нуждающуюся в помощи — Учиха без задней мысли предложил ей свои способности, предложил себя, лишь бы вернуть на это бледное лицо ласкающую взгляд улыбку и блеск в зелёных радужках глаз. Какаши за последний месяц успел выслушать Ро и Шикамару относительно темы побега Саске из тюрьмы, чтобы разобраться, кто инициатор, что, как и почему произошло, пока он отсутствовал с отрядом на миссии. Выслушав всех, даже Шизуне, Хатаке убедился: его подозрения, эта чуйка всегда указывала на правду.       — Потому что хотел дать тебе шанс на нормальную жизнь, — ответил он на её вопрос.       Теперь Какаши окончательно понял логику происходящего: Сакура была согласна жить с наполовину пустым бокалом любви Саске, нежели наслаждаться наполовину полным, а то и вовсе переполненным бокалом любви другого мужчины. Неважно, кто был тем храбрецом, предложившим ей своё сердце и стабильное будущее: пока Учиха жив и дышит воздухом, она не могла полностью отдаться кому-то другому даже ради собственного счастья. Так получилось, что глупцом и смельчаком, который намеренно полез рукой в огонь и обжёгся, стал Хатаке.       Он не сожалел о том, что прожил эти три года рядом с ней, и, если бы выпал шанс повторить всё сначала, предрекая данный конец, Какаши, скорее всего, согласился бы на это испытание только для того, чтобы доказать себе, что даже сильных духом подчиняет любовь. Перед этим прекрасным чувством все равны, никто не располагает иммунитетом и может в любой момент заразиться этой приторной мукой с надеждой, что лихорадка не сведёт с ума. Эта болезнь сердца добралась до него, в своё время потерявшего эмоциональный контакт с миром, даже Саске не смог всю жизнь открещиваться, потому что чувствовал: его судьба рядом с Сакурой.       К своему удивлению, Хатаке никогда не смотрел на их с Сакурой отношения в подобном ключе, не считал их родственными душами, не видел их вечным монолитом. Они хорошо сочетались друг с другом как пара, могли создать крепкую семью и жить в согласии и понимании, но Какаши никогда не видел в ней свою самую большую и чистую любовь, ведь это звание навсегда закрепилось за Рин. Сакура была любимой женщиной, он её уважал и защищал, холил и лелеял, носил на руках, направлял по жизни советами, но никогда, даже на секунду Хатаке не задумывался о том, что Харуно предначертана ему судьбой.       В этом он и Хината Хьюга оказались чем-то похожи: оба трагически потеряли свою первую и самую искреннюю любовь и теперь держались за любое счастье, которое могли отыскать в этом жестоком мире. Положение Сакуры отличалось: их с Учихой любовь просто терпеливо дожидалась своего часа. Когда-нибудь это должно было произойти, Какаши всегда подозревал подобный исход, но хотел верить в то, что ему чертовски подфартило и предначертанная доля с гибелью Наруто как-то поменялась. На деле все они разошлись окольными путями, которые в конечном счёте всё равно привели их к истине: Саске и Сакура должны быть вместе, а Хатаке был единственным человеком в Стране Огня, который мог воплотить видение Узумаки о прекрасном будущем в реальность.       — В моей жизни никогда не было ничего нормального, — всё ещё не оборачиваясь, промолвила Сакура. — Родители не понимали этого, друзья… Я думала хоть ты поймёшь, но… уже неважно.       — Это был хороший урок для обоих, — ответил Какаши.       За спиной Сакуры внезапно промчался сильный порыв ветра, ударив по рассеянным розовым волосам в области лопаток. Она, всё ещё хмурясь, повернула голову назад, чтобы осмотреться, и почему-то не была удивлена тому, что осталась на крыше в полном одиночестве. Взгляд упал на бетонную поверхность, где Сакура уронила кольцо: сверкающее в лучах солнца украшение исчезло вместе с собеседником Харуно. Какаши всё же забрал его.       Немного расслабив плечи, она медленно повернулась обратно к двери, ведущей к проходу, выдыхая напряжение, сдавливающее грудную клетку. Не было ощущения завершённости, какой-то точки в их отношениях. Может, нужно прожить с этими мыслями несколько дней, прежде чем осознание произошедшего пропитает её разум и тело: Сакура не испытывала лёгкости, но якорь, что тянул вниз, определённо уменьшился в весе. Опустив голову, она поспешила в сторону коридора, где её ждал Саске-кун.       Далёкие слова, которые были последним обращением Хатаке, подобно навязчивому эхо преследовали её на пути к Учихе. Хороший урок для обоих. Эти слова казались брошенными на ветер, точно отголоски обиды и окончания всего. Он был прав: насколько прискорбно бы это ни звучало, но их с Какаши история любви действительно подарила лично Сакуре полезный опыт и помогла раскрыться, определиться с тем, что ей дорого и за что нужно ещё бороться.       Как оказалось, счастье скрывалось совершенно не в идеальной домашней жизни, почтительном титуле и незапятнанной международной репутации. Нужно просто быть рядом с человеком, который своим существованием заставлял сердце биться, пропускать удары, когда находился рядом. Этим мужчиной для неё всегда был Учиха — факт, который даже Хатаке признал и не смог опровергнуть. Слегка раздражённо толкнув дверь, Харуно прошла в коридор, скрываясь в прохладе и полумраке, пока дрожащие ноги несли её в сторону Саске-куна, дожидающегося на лестничной клетке её возвращения.       Подняв голову, она несколько раз моргнула, прогоняя щиплющие веки предательские слёзы. Желания рыдать из-за разрыва отношений Сакура совершенно не испытывала, но сгусток различных эмоций и обиды за Какаши подталкивал к горлу тяжёлый ком, сдавливая дыхательные пути, пробивал на слёзы. Она не переживала за себя, потому что знала, что косвенно, но её жизнь сложилась так, как она всегда мечтала. Возможно, у них с Саске-куном не было собственного уютного дома, и солнце над головой пока не освещало их радость, но очень скоро они всего вместе добьются — в этом нет сомнений.       Беспокоило её самочувствие Хатаке и то, насколько безразлично он воспринял происходящее. Сакура понимала, что это нетипичное онемение и отсутствие реакции на их разговор только начало его принятия новой реальности. Хатаке не был слишком эмоциональным человеком и, подобно Учихе, предпочитал всё варить в себе, но в какой-то момент он дойдёт до предела, и Сакура понимала, что в то мгновение рядом с ним никого не будет. Ей безумно хотелось загладить вину перед ним, как-то смягчить боль от ран, которые нанесла своими эгоистичными желаниями, но Харуно также понимала, что больше не приветствовалась в его окружении, даже как друг.       Возможно, своими погрешностями она позволит ещё одному доселе молча наблюдающему за отношениями окружающих человеку попытать судьбу, и в минуту, когда Какаши будет нуждаться в поддержке, Шизуне-сан наконец решится немного приоткрыть ему свои трепетные чувства. Может быть, Сакура всё это время занимала чужое место, чем по незнанию заставляла лучшую подругу душевно страдать; Шизуне-сан теперь могла обрести своё небольшое женское счастье рядом с Хатаке, если осмелится рассказать ему о своих чувствах, — предугадать будущее невозможно. По крайней мере, теперь на пути Като не было совершенно никаких преград, и всё зависело исключительно от неё и Какаши. Харуно же будет за них лишь рада, что ещё тут можно сказать.       Остановившись в конце коридора, Сакура подняла голову и встретила взгляд Учихи. Он вышел из покрытого мраком угла, в котором скрывался, и, протянув к ней руку, обхватил похолодевшие пальцы своими, согревая манящим теплом. Объяснять что-то не было смысла: Саске-кун изучал её лицо всего пару секунд, и одного расстроенного вида было достаточно, чтобы ответить на вопрос, как всё прошло. Харуно молча уткнулась в его грудную клетку носом, прижимаясь щекой к мягкой ткани его футболки. Сильная рука обняла её за талию, и этого было достаточно, чтобы удержать Сакуру от окутывающего её душу самобичевания. Она сделала свой выбор, легче не стало, но Харуно также понимала, что наконец всё вокруг них будет идти своим чередом, как было предначертано много лет назад, и она была готова встретить будущее рядом с Саске-куном.