Держаться за воздух

Несмотря на то, что жаждущему "общения" Зотову в самый разгар допроса пришлось срочно уехать — в отделе опять случилось какое-то ЧП — разговор и правда вышел донельзя душевным: выбитые зубы, синяки на пол-лица, сломанный нос... Однако капитан Рыжов как "собеседник" оказался крепким, расколоться не спешил, и у Карпова начало иссякать терпение.       — Ну вот не понимают наши люди по-хорошему, — сокрушенно покачал он головой, обращаясь к Степнову, не спускавшему глаз со второго похитителя, "отдыхавшего" в углу.       — Не понимают, — согласно кивнул Саша, без слов догадавшись, что последует дальше. Подошел к окну, возле которого, привязанный к стулу, сидел их "собеседник", и сгреб того за плечи нехилой хваткой, отечески посоветовав: — Не дергайся, родной, хуже будет.       — Эй, эй, вы че? — занервничал Рыжов, впечатленный картиной надвигавшегося на него Стаса с куском арматуры в руке.       — Поздравляю, тебе удалось вывести меня из терпения, а это не у многих получается, — процедил Карпов и кивнул Степнову. Рука Рыжова моментально оказалась притиснута к пыльной поверхности подоконника, а попытки вырваться результата не принесли.       — Ну? Последний раз по-человечески спрашиваю, где пацан?       — Да пошел ты... — начал Рыжов, а в следующее мгновение тишину заброшенного дома прервал пронзительный вопль.       — Хорош орать, аж уши заложило, — поморщился Стас. — Ну, будешь отвечать, или на второй руке пальцы переломать?..

***

Ира очнулась, с трудом ориентируясь в окружающей действительности. Все тело болело, жутко ломило виски, в голове царил противный, путающий мысли туман, а горло раздирало от царапающей когтями боли. К счастью, в комнате было прохладно и темно, сквозь плотные шторы не пробивался солнечный свет, и это хоть немного усмирило неприятные ощущения. Ирина с трудом села на постели, чувствуя, как даже от такого простого действия учащается сердцебиение, и потянулась к стоявшей на тумбочке бутылке с водой. Рука нашарила гору каких-то упаковок, и, наугад вытащив таблетку, Ира привычно поиронизировала: небось не отравится. Обессиленно рухнув на подушки, полковник закрыла глаза, пытаясь утихомирить дрожь и внезапное головокружение, и пропустила момент, когда бесшумно приоткрылась дверь спальни. Только когда по лицу заскользили ослепительные солнечные лучи, поморщилась, отворачиваясь от источника света, и вопросительно уставилась на вошедшего. Зотов, так, словно это было самой естественной вещью в мире, опустился на край постели, настороженно всматриваясь в нездорово-бледное лицо с пятнами лихорадочного румянца на щеках, а затем, протянув руку, невесомо коснулся горячего, влажного лба, тут же озабоченно нахмурившись. Он не задал начальнице ни одного дурацкого вопроса вроде "как вы себя чувствуете?" — и так было понятно, что более чем хреново. Только, порывшись в груде коробочек, нашел нужную и, не очень-то дружелюбно буркнув:       — Вот это выпейте, — скрылся из спальни, оставив Иру в полной растерянности и с ворохом не заданных вопросов. Второй раз Ира проснулась от жуткой жажды. Бутылка с водой оказалась пуста, и Зимина вспомнила, как в прошлый раз умудрилась расплескать половину, пытаясь удержать емкость непослушными руками. Приподнявшись, Ира с облегчением признала, что голова болит уже меньше, а тело слушается немного лучше — должно хватить сил добрести хотя бы до ванной.       — Хреново выглядишь, Ирин, краше в гроб кладут, — с непроницаемым лицом "поприветствовал" Стас, завидев на пороге кухни бывшую начальницу, а Ира мысленно выругалась: идея тащиться на звук голосов в столь "разобранном" виде явно была не из разряда удачных. И если Зотов еще мог подобное зрелище пережить, то откровенно таращившийся Степнов и тонко ухмыляющийся Карпов в категорию желательных зрителей уж точно не входили: ни "состояние нестояния", ни коротенькая футболка, едва прикрывающая бедра, для демонстрации третьим и четвертым лишним ну совершенно не годились.       — Стасик, ты, как всегда, джентльмен, — прохрипела Ира, рушась на ближайший стул.       — Глаза не сломай, — ядовито посоветовал Степнову Михаил, грохнув на столешницу чашку с зеленым чаем. Он ужасно злился. На свою никому не нужную недозаботу, на внезапно открывшуюся правду, которую предпочел бы скрыть от других, на взгляды, которые бросали на Иру гости: якобы совершенно ничего не выражающий Карпова и открыто заинтересованно-озадаченный Степнова... Михаил даже себе не признался бы, насколько его это задело, как будто оказалось затронуто что-то невероятно важное, личное, не предназначенное для посторонних глаз.       — Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? — налетела на присутствующих Ирина, в несколько жадных глотков осушив половину чашки. Карпов и Зотов переглянулись. Михаил вдруг понял, что даже его цинизма и бесчувственности не хватит, чтобы открыть еще одну сторону их общего врага, равно как озвучить предположение о совсем не радужных перспективах, даже если ее сын жив.       — Рано паниковать, Ирин, еще ничего не ясно. Похитителей мы нашли, допросили как следует... Есть один вариант, где могут держать Сашу, мы сейчас съездим проверим, если все подтвердится, к вечеру твой сын уже будет дома.       — Я с вами! — моментально вскинулась Зимина, но тут же, покачнувшись, схватилась руками за край стола: от резкого движения перед глазами все поплыло.       — Ир, не дури. Мы прекрасно справимся сами.       — Стас, ты не понимаешь! Я должна там быть!..       — Это исключено, — руки Зотова тяжело легли ей на плечи, вынуждая вновь опуститься на стул. Правильно поняв ситуацию, Степнов и Карпов потянулись к выходу, обменявшись понимающими взглядами, но Зотов ничего не заметил. Он только чувствовал подрагивающие хрупкие плечи под тонкой тканью и совершенно не понимал, что должен сказать. А еще — почему такой въедливой болью отзывается внутри колотящаяся в потемневших радужках паника. И, не находя слов, в совершенно необъяснимом порыве прижав к себе дрожащую то ли от страха, то ли от озноба начальницу, Михаил вдруг выпалил то, что в здравом уме не смог бы произнести даже мысленно:       — Я сделаю все, что возможно, обещаю... И она затихла. Только лихорадочный стук сердца и прерывистое не то от болезни, не то от волнения жаркое дыхание отдавались тяжелым эхом. Эти внезапно вырвавшиеся слова оказались самыми правильными и нужными: никаких просьб успокоиться и опрометчивых обещаний, что все обязательно будет хорошо. Лишь простое и искреннее заверение, идущее из самой глубины сердца — такое, которому нельзя не поверить. И она поверила.       — Прощание славянки, е-мое, — раздраженно бросил Степнов, отшвыривая недокуренную сигарету и отлипая от капота машины. — Еще дольше не мог задержаться? Зотов, на ходу накидывая на шею шарф, молча устроился в салоне, никак не отреагировав на колкость. Однако утихомирить разошедшегося Сашу оказалось непросто.       — Вот уж не думал, что Зимина садомазохистка. С тобой же ни одна нормальная баба не свяжется... Да и тебе такая акула не по зубам, съест и не подавится...       — Захлопнись, а? — устало отозвался Михаил, даже не повернувшись. Выслушивать что-либо на данную тему от кого бы то ни было в его планы ну совершенно не входило. Зотов неожиданно для себя признал, что не хотел бы допускать кого-то к границам личного, и вовсе не от неловкости или стыда: стыдиться такой женщины, пусть и на несколько лет старше себя, ему бы и в голову не пришло. Но мысль о том, что подробности его жизни будут известны кому-то еще, необъяснимо коробила и раздражала, и это тоже было непривычно и странно: в лексиконе Зотова такого слова как "смущение" не имелось вообще.       — Хотя, с другой стороны, такие ноги... — не унимался Степнов.       — В зубы дам, — ласково пообещал Михаил. Что намеревался ответить Саша, осталось загадкой, потому что напряженно молчавший до этого Карпов повернулся, одарив обоих сразу недобрым взглядом:       — Заткнулись оба, а то пешком дальше пойдете. Степнов, приготовившийся было что-то сказать, прочитал в глазах старшего товарища первое и последнее предупреждение и счел за благо прекратить перепалку, так что остаток пути проделали в полном молчании.