***
— Ты мне машину вообще возвращать собираешься? Не, я, конечно, в курсе о пользе пеших прогулок на свежем воздухе, но все-таки как-то... — Да ничего не случилось с твоей машиной, не трясись, можешь хоть сейчас забрать у отдела, — ухмыльнулся Зотов, радуясь, что Карпов не видит сейчас его лица. Знал бы дорогой друг, как весело они с начальницей провели время в уютном салоне, пока Сашка торчал в кафе, поглощая вредную пищу и гигабайты интернета... Надеюсь, никаких "улик" горячая девочка Ирочка не оставила, в спешке удирая на паспортный контроль, поржал про себя Зотов, вспоминая всю ту комедию неприличных положений, когда они с Ириной Сергеевной с армейской скоростью натягивали одежду, которую сначала еще надо было найти и выудить из-под сидений... — Ладно, давай в обед пересечемся, отдашь ключи, заодно расскажешь подробности, — свернул разговор Стас, явно жаждущий более детального рассказа, нежели вчерашний скомканный разговор по телефону, когда Зотов сообщил о том, что сын Зиминой нашелся, жив и здоров. — Договорились, — бросил Михаил и, завершив звонок, откинулся в кресле, довольно улыбаясь. Ни поспешный отпуск Зиминой, больше похожий на побег, ни кислые лица и косые взгляды ее дружков, явно недовольных неожиданным поворотом событий, не могли испортить этот непривычный расслабленно-довольный настрой, возникший с самого утра. Даже работать, вопреки обыкновению, не имелось особого желания, и Зотов на мгновение позавидовал дорогой начальнице: небось уже нежится на теплом песочке в Испании, ловя восхищенные взгляды местных амигос... Впрочем, это понятно и даже простительно... И, торопливо отогнав от себя видение рыжей бестии в одном купальнике на фоне ласковых морских волн, Михаил недоверчиво замер, ошарашенный непривычным чувством. Что-это-блин-было? Он подумал о ней с теплотой? Снова странное, незнакомое, совсем не свойственное ему. Не раздражение, не злость, не желание — глупая, нелепая, неуклюжая теплота. Зотов и не представлял, что нечто подобное вдруг заворочается в груди, ломая изнутри необъяснимой болезненностью невозможности. Он и представит не мог, что застывшая, словно покрытая непробиваемой коркой льда душа внезапно окажется способной излучать какое-то неожиданное подобие тепла. И к кому — к ней? Оказалось — способна. И привычные, устоявшиеся ледяные баррикады таяли со стремительностью, пугающей его самого. Возвращали что-то забытое, отмершее, казалось, утраченное навсегда. И Зотов с неожиданной ясностью осознал: это что-то намного сильнее прошлого.***
— Свиридова мы зачистили, — выслушав всю эпопею со спасением Зимина, первым делом спокойно оповестил Карпов, непринужденно листая меню. — Это через его турагентство Устинов сплавлял детей за кордон, ну а когда понадобилось разобраться с Зиминой и похитить ее сына, он решил парня не убивать, а найти, так сказать, заинтересованного человека, готового отвалить нехилые бабки; а потом свалить за границу подальше от Грановича и его оперов... — Вот сука! — не сдержавшись, перебил Михаил. Стас едва заметно повел бровью, выражая некоторое недоумение такой вспышкой эмоций. — Осталось выяснить, кто прикрывал все это сверху, — Карпов принялся что-то чертить ручкой по салфетке. — Устинов со своей компанией заправлял всем на месте, в гимназии и загородной школе. Гранович прикрывал. Свиридов вывозил детей за границу. Но самому Грановичу вряд ли бы смелости на что-то подобное хватило, им руководил явно кто-то покрупней. — И как этого кого-то вычислять? — без воодушевления осведомился Зотов, лениво бряцая ложечкой в чашке с кофе. Стас оторвался от вычерчивания схем, рисования стрелочек и малопонятных обозначений, бросив на соратника красноречивый взгляд. — А ты сам не догадываешься? — Догадываюсь, — все также без азарта кивнул Михаил. — Только хрен мы где его найдем... — Кто ищет, тот всегда найдет, — с насмешливой назидательностью заметил Карпов и вдруг резко, в лоб, без перехода спросил: — Неприличный вопрос можно? — и, не дожидаясь ответа, с непонятным напряжением выстрелил неожиданным вопросом: — С Зиминой у тебя что? Зотов оторвался от увлекательного занятия в виде размешивания уже остывшего кофе, с некоторым удивлением взглянув на соратника. — Ответ "тебя это не касается" устроит? — И, заметив наползающую на лицо Карпова недобрую тень, пожал плечами. — Другого не будет. И снова неясное, неприятно холодящее чувство едко и зло засвербило внутри. И это необъяснимое напряжение в голосе, и пристальный взгляд, словно пытающийся что-то считать в его душе... Как будто опять сквозь тщательно оберегаемые границы пыталось прорваться нечто чуждое, постороннее, лишнее. Он что, ревнует ее? Внезапно ударившая мысль была такой нелепой, что в первую секунду Зотову захотелось рассмеяться. Он? Ревнует? Зимину? Зотов и не догадывался, что ему известно значение этого слова. Трудно ревновать, когда твое женское окружение состоит сплошь из проституток и легкомысленных девиц. Невозможно ревновать, когда единственный важный для тебя человек — это ты сам. Но самое сложное — наконец признать, что вся толща равнодушия, цинизма, злобы и эгоистичности — лишь хлипкая шелуха, которой пытался загородиться от внешнего мира и которая стремительно слетела, едва что-то в жизни начало изменяться. И вихрем смазанных кадров вновь замелькали вчерашние события: изуродованные тела, горящий дом, перепуганный Зимин, Ирина Сергеевна — такая непривычно слабая, дрожащая, преисполненная благодарности... И разговор на кухне, попытки сопоставить имеющуюся информацию, и безумная ночь, и суматошное, горячее утро... А еще — неотступное ощущение странности и вместе с тем удивительной правильности происходящего. Как будто все недавние события решительно и резко перечеркнули все, что было прежде. Изменили всю естественность и понятность их прежних, далеко не дружеских отношений. Хотя можно ли было считать, что страстный секс, едкие ухмылки и взаимные колкости — знак того, что все изменилось? Действительно — изменилось ли? Зотова удивляло другое. Рядом с ней он сам начинал меняться. И необратимость этого не могла не пугать.***
— Она нас предала. Всех нас! — Измайлова, прекратив нервную ходьбу по сумрачному помещению склада, остановилась, сжав руки на спинке стоявшего перед ней стула, и обвела присутствующих негодующим взглядом, накручивая атмосферу. Савицкий порывался было что-то сказать, но Лена, заметив это, только сильнее разошлась. — А как еще это можно назвать?! Мало того, что она сначала втянула нас в эти игры с пародией на "палачей", а потом отошла в сторону; мало того, что она отказалась слить Зотова, когда над нами нависла угроза; мало того, что она назначила его на место Ромы!.. Так теперь еще и это! Знаете, я не удивлюсь, что такими темпами этот урод окажется нашим начальником! Лично я этого не хочу! Или, может, кто-то в восторге от такой перспективы? — на одном дыхании выпалила Лена, сканируя лица присутствующих острым взглядом. — И чего делать-то? — растерянно подал голос Фомин, сдвигая на лоб фуражку. Измайлова помолчала, на мгновение встретившись глазами с оледеневшим в яростном молчании Климовым. И после процедила жестко и зло: — Мы должны избавиться от него, пока не поздно. И действовать нужно как можно быстрее.