Держаться за воздух

      — Хорошо... отблагодарила, — тяжело выдохнул Зотов, на мгновение прикрыв глаза. Повернулся на бок, лицом к лицу с раскрасневшейся начальницей, перехватил раскрытую ладонь и осторожно поцеловал.       — Странные у нас отношения, — с усмешкой заметила Ирина Сергеевна. — Ты мне помогаешь, вытаскиваешь из всевозможного пиздеца, а я за это с тобой сплю.       — Странно было бы, если бы наоборот, — тоже усмехнулся Михаил, по-прежнему не выпуская ее руки. А Иру вдруг накрыло странное, совершенно нелепое чувство неловкости — ну чего было смущаться, в самом деле? Он видел ее и полуживой, и пьяной, и больной, а уж то, что между ними происходило в постели, вообще не укладывалось в рамки хоть каких-то приличий. И тут — стесняться самого простого проявления нежности... Нежности?! Вот что поразило, смутило, удивило и странно отозвалось где-то в самой глубине застывшей души — внезапная, искренняя, неловкая и неумелая совсем нежность, вдруг горячо плеснувшая из его взгляда. И неосознанно, не отдавая себе отчета — зачем, почему, откуда этот неожиданный отклик, — Ира как-то неуверенно, словно сомневаясь, высвободила руку, легонько коснувшись кончиками пальцев его щеки, колючей от щетины. С усмешкой взглянула на свои поломанные ногти с испорченным маникюром — самый явный след бурного времяпрепровождения, не считая синяков на бедрах и красноватых следов на шее и плечах. И впервые позволила себе задаться вопросом: почему она до сих пор с ним? В его квартире, в его постели. Если первый раз можно было оправдать необходимостью, с холодным цинизмом назвав все произошедшее сделкой; если второй был просто порывом эмоций, можно сказать, попыткой снять стресс, а еще выразить благодарность... Но ведь был еще и третий, и четвертый, и...       — Как ты догадался? — поспешно спросила Ира, перебивая собственную растерянность давно назревшим вопросом.       — Было очевидно, что так просто они это не оставят, — пожал плечами Зотов. — Со мной не прокатило, вполне логично взяться за тебя. Только это не так уж просто... Но когда ты сказала, что у тебя "деловая встреча", я сразу почувствовал, что что-то не то. Звякнул одному знакомому из УСБ и все сложилось. Ирина невольно поежилась, с ужасом представляя, что было бы, если бы Зотов не успел или не захотел ее предупредить. Логинов уж точно не стал бы молчать, правда о "сотрудничестве" моментально вышла бы наружу, потом УСБшникам ничего не стоило начать раскручивать целый клубок, и как знать, насколько далеко они зашли бы в своем расследовании...       — Спасибо тебе, — тихо и серьезно, без обычной насмешки сказала Ира, на мгновение зажмурившись от полоснувшей внутри боли. Почему все так? Те, кто был с самого начала рядом, плечом к плечу, кто казался надежной стеной непоколебимо-каменной дружбы, вдруг предальски, подло решили подставить, не совладав с обидами, амбициями, задетым самолюбием. А прежний враг, неожиданно повернувшись иной стороной, в очередной раз вывел из-под удара, хотя имел столько шансов отыграться и отплатить. Как так могло получиться?.. Жизнь — она сука та еще, это точно. И снова, прокрутившись по кругу, вернулось непонимание, вопрос, не имеющий ответа: почему именно он? Почему с ним все так свободно, просто и правильно, как будто только так и должно было быть? Разве забыла, кто такой Зотов, на что он способен? Разве иначе стала относиться, вдруг кардинально поменяв мнение и отключив все доводы разума? Не забыла. Не поменяла. Но еще не забыла и того, что именно он спас ей жизнь, вытащив буквально на руках с того света; что это именно он возился с ней, больной, ни на что не способной, когда больше никому не было до нее дела; именно он вывел ее сына из горящего дома, пока она, придавленная ужасом и навалившейся слабостью, не могла сделать совсем ничего. И это именно он нашел урода Грановича и наказал так, как считал справедливым, уверенный, что она желает того же. И ведь не ошибся, сукин сын, все правильно понял: ее отчего-то совсем не ужаснуло то, что он сделал. Знать бы еще, почему...       — Все просто. Мы похожи, — усмехнулся Зотов, каким-то непостижимым образом правильно поняв выражение ее лица.       — Ты меня с собой не равняй! — моментально возмущенно вскинулась Ира.       — Брось, — хмыкнул Михаил. Приподнялся, нависая над ней, заговорил негромко, вкрадчиво, жарким шепотом касаясь кожи. — Ты знаешь, что это так. Да, ты хитрее, осторожней, в чем-то сильнее, тверже, принципиальней... Но по сути, по самой сути, ты точно такая же, как я. Ты также не представляешь жизни без своей работы, точно также веришь в какое-то подобие справедливости и пытаешься ее устроить; точно также считаешь силу единственным способом поддерживать порядок... Но главное не это, — горячие пальцы нахально скользнули под тонкий шелк покрывала, принявшись бережно, невесомо поглаживать плечо, скользить к ключице и вновь обратно. — Главное в том, что мы понимаем друг друга. Потому что мы, мы оба — искалеченные, изуродованные, поломанные в хлам. Мы никогда никому не сможем ничего дать, как это называют — раскрыть душу, потому что ни хрена ровным счетом у нас не осталось в этой самой душе. Самое большее — трахаться в полное свое удовольствие и вытаскивать друг друга из неприятностей, и ничего другого. Хотя это не так уж и мало, если вдуматься. Скажешь, что я не прав?       — Может быть, — выдохнула Ира, послушно подставляя шею его настойчивым, нетерпеливым губам, — может быть...

***

      — Простава — это святое! — радостно потер руки Степнов, оглядывая коллекцию выставленных на столе бутылок. — А че за повод-то хоть? Женится что ли кто?       — Очень смешно, — фыркнула Ира и, повернувшись, легонько двинула Антошина по руке, потянувшейся к тарелке с бутербродами. Расставила на столе посуду и нехитрую закуску и, выдвинув стул, присоединилась к мужчинам. — На самом деле, ребят, я хотела вас поблагодарить, — сказала уже без улыбки, наблюдая, как Зотов, на правах хозяина, откупоривает спиртное. По очереди обвела взглядом "теплую компанию": Карпов — бывший подполковник, конченый псих, веселые раздолбаи Антошин и Степнов, циничный сукин сын Зотов со склонностью к садизму... Прекрасная компания, Ирочка, просто великолепная, с сарказмом поздравила себя полковник. Но, так или иначе, это они все в трудную минуту оказались рядом. Все, кто в какой-то мере помог ей найти Сашку в тот момент, когда преданные друзья плели за ее спиной интриги. — Вы все мне очень помогли, и...       — Да ладно тебе, Ир, — перебил Денис. — Когда такое дело...       — Ничего, Ириш, — не удержался от шутовства Стас, — если еще кого спасти или грохнуть понадобится, ты только свистни.       — Обязательно, Карпов, даже свистеть специально научусь, чтобы тебя порадовать, — не осталась в долгу Ира. Антошин, случайно поймав не слишком-то дружелюбный взгляд Зотова, явно не вдохновленного этой милой перепалкой, схватил стакан и радостно провозгласил:       — Ну, будем!.. Затянувшиеся посиделки с веселыми историями от безбашенного Степнова, пьяной ностальгией Дениса с рефреном "апомнишь..." и едкими комментариями Карпова и Зиминой, наконец подошли к логическому завершению, когда Зотов заботливо потащил шатающихся Дена и Саню из подъезда прямиком к такси. "Прям по-семейному посидели", — иронично хмыкнула про себя Зимина. Неожиданно выпавшая роль хозяйки в доме Зотова привела в замешательство: даже с учетом изменений в их отношениях подобное было, мягко говоря, странным. Однако зацикливаться на нелепости происходящего Ира себе запретила: имелось дело поважнее. Его, решив не ходить вокруг да около, Зимина и изложила Стасу, не обращая внимания на весьма красноречивое выражение лица.       — Да, Зиминух, умеешь удивить, — Карпов, еще с начала вечера принявшийся скалить зубы и отмачивать шуточки в своей привычной манере, не собирался менять тон, даже услышав неожиданную просьбу. — С чего это ты вдруг за него вписаться решила? Или это что, типа от "ненависти до любви" и все в таком духе?       — Хорош издеваться, — поморщилась Ира. — Просто скажи, поможешь или нет? Карпов несколько мгновений пристально всматривался в ее лицо, и, осклабившись, саркастически протянул:       — Да ла-адно? Че, Зям, все так серьезно, что готова даже у меня помощи просить? А оно того стоит?        — Я это делаю в первую очередь ради отдела, — буркнула Ирина, словно оправдываясь. — Если адвокат этого убитого начнет трубить, что его подзащитного в нашем отделе пытали... В общем, такой шум поднимется, и не докажешь ведь, что ничего не было, а мне сейчас еще одного скандала не хватало...       — Ладно тебе, Ир, сделаю, раз надо. Только имей в виду, потому что ты просишь, а не ради дружбы с дражайшим Зотовым.       — Спасибо, Стас, — серьезно сказала Ира. — Я на тебя надеюсь.

***

Дверь, распахнувшись, шарахнула об косяк с такой силой, что едва не слетела с петель. Климов, вздрогнув от неожиданности, выпустил из рук банку с кофе и, чертыхнувшись, обернулся, отряхивая руки от пахнущего горечью порошка. Действительно, кто же еще. Во всем отделе был только один человек, способный ворваться подобным образом.       — За мной, — всего два слова, как выстрелы в упор. Да и тон соответствующий — таким ледяным, ничего совсем не выражающим голосом только смертный приговор зачитывать. Коридоры, двери, чьи-то лица смазанные в непрерывном до головокружения калейдоскопе. Спина идеально-прямая перед глазами, рыжие локоны, волной качающиеся от каждого шага. И дробь каблуков в отчего-то полной тишине, в виски выстреливающая разрывающей болью. И снова дверь, снова резким рывком раскрытая. Стопка бумаги и ручка, небрежно брошенные на столешницу.       — Что писать, думаю, знаешь. И вновь ничего, кроме оглушающего равнодушием холода. Ни крика, не ненависти, ни презрения, ни злости даже. И никаких тебе "дакактымог?", "аятебеверила", "зачтоты?..", растерянностью рвущиеся с плотно сомкнутых губ. Не пошевелился. Руки по швам, спина до боли ровная, непроницаемо-каменное лицо, губы бескровно-сжатые. Не сорваться бы.       — Вот уж чего, а подлости от тебя не ожидала. Откуда равнодушия столько? Тебе больно бывает хоть когда-нибудь?       — Ир... Объяснить. Выплеснуть. Выкричать. Всю боль, что набросилась с новой силой, ничего живого после себя не оставляя. Тишина рухнула, вновь оглушая, придавливая, воздух из легких выкачивая. Вечность. Молчание. Гребаную вечность молчание. И рыжая макушка, неестественно-низко склоненная. А потом вдруг, будто наотмашь одним-единственным словом:       — Вон. И ледяная, безжалостная пустота из яростного, злым разочарованием обжигающего взгляда.       — Ч-что?.. Как мальчишку! Как мальчишку какого-то! Не сверстника, не майора, не когда-то надежного соратника...       — Пошел вон. Дура! Вот оно. Грань, черта, точка кипения. Вскинул голову. И отчеканивая, словно гвозди вбивая в сознание, с морозящей все в груди ненавистью:       — А дальше-то что? Вздернула бровь с отчужденным презрением, почти брезгливостью. Промолчала.       — Меня вышвырнешь. Лену с Ромой уволишь. Дальше-то что? С кем в итоге останешься? С Фоминым, из запоев не выходящим? Щукиным, Минаевой, которые из себя благородных корчат до сих пор? Или с этим своим, который при первом удобном случае тебя с милой улыбочкой подставит? Дура ты, Ира. Жажда молодого тела совсем ум отшибла? Вот они — эмоции. Смотри, наслаждайся, впитывай унижение. Последний аккорд должен быть самым эффектным, не правда ли?       — Пошел. Вон. Кривая усмешка по одеревеневшим губам. Почти судорога. Четкий, по-военному выверенный разворот, спина все так же прямая. И напоследок, почти жалко, словно самого себя убеждая:       — Он тебя еще предаст, вот увидишь. Контрольным выстрелом сухой хлопок двери. Обессиленно опуститься в кресло, закрыть лицо дрожащими руками, зажмуриться до боли, словно в попытке снова увидеть целым разбившийся вдребезги мир. И старательно верить: это совсем не больно. Не больно. Почти не больно.