Ты - это то, что ты ешь

      Убиваться и разводить интриги вокруг моего Небесного Маршала я, конечно, не стану… ну, может, попозже, уже ближе к выпуску. В конце концов, имею я право на отдых и невинные развлечения студенческой жизни после стольких-то лет зубрежки и подготовки к поступлению? В прикладных науках тоже особых открытий за время изоляции колонии не сделали, так что моей подготовки вполне достаточно, чтобы выгрести в лучшие ученики и потом особо не напрягаться при изучении теории, а вот практикой стоит заняться поплотнее.       Вообще-то, у лучших учеников каждого направления обучения, если у них будут лучшие результаты после сдачи экзаменов, есть шанс за бюджетные средства поступить в профильные высшие учебные заведения, но, поскольку непотизм (п/а — служебное покровительство родственникам) в нашем мире еще никто не отменял, то мне поступление не грозит из-за толпы более «достойных», а значит, можно не выскакивать из собственной шкуры и спокойно учиться, не выказывая особого прилежания. И спокойно пытаться выполнить свою «миссию»… хоть одну, хоть другую. В принципе, откладывание этих мероприятий на конец обучения — разумно, за эти месяцы много чего случиться может, например, все как-то разрулится само собой, как я люблю.       В комнаты нас селили по трое: пилот, оружейник, кок-стюард, чтобы мы учились взаимодействовать между собой и подружились. Мне повезло — соседи попались спокойные и вполне вменяемые, мы вполне быстро снюхались. Хотя пилот Савва все же немного зазнавался и пытался демонстрировать свою крутизну, на что мы с коком Лумисом демонстративно закатывали глаза и опускали его из заоблачных высот самомнения на грешную почву Балкертопта путем легких поджопников и щекотки. Он-то вполне опускался, а вот кое-кто из пилотов, в основном те, кто из потомственных или просто богатеньких, земли под ногами не чуяли.       Увлечение колонистов Кипишуле номер три — социальная адаптивность. Мы не конфликтны и всегда стремимся сглаживать любые трения во взаимоотношениях. Волей-неволей нам веками приходилось улаживать конфликты и идти на компромиссы друг с другом, потому что иного варианта сосуществования в маленьком сообществе просто не было. Не хотелось бы случайно вспылить и пришить своего нелюбимого соседа, а потом окажется, что твои потомки выродятся потому, что не хватило генетического разнообразия. Благо, что придурок-сосед ровно в такой же ситуации и можно рассчитывать на его полное содействие в нахождении общего языка.       Так что у меня довольно быстро образовалась репутация миротворца и третейского судьи. Это, конечно, было очень лестно, но приходилось прикладывать усилия, чтобы соответствовать этой роли — делать загадочный и мудрый вид, а заодно еще и перелопатить тонны юридической литературы и прочего законодательства, которое существенно изменилось за шестьсот-то лет. Потому, что в мелких бытовых спорах я вполне могу выгрести на здравом смысле и личном воображении, а случись, что посерьезнее и уже, как минимум, нужно не навредить и никого не подставить. Пришлось плотно изучить еще и местный Устав, который, по-моему, никто не читал с самого основания Академии.       Учиться было не сложно, взаимоотношения с другими студентами и преподавателями — ровными и я, признаться, слегка заскучал, а потому решил разнообразить свою жизнь, несильно всколыхнув устоявшееся течение жизни, а заодно напомнить о себе моему драгоценному Небесному Маршалу. А то, если сперва я ловил на себе кое-какие заинтересованные взгляды с его стороны на занятиях, то сейчас уже перестал. Непорядок, он не должен окончательно терять интерес, потом, когда придет время разговора, увлечь его будет сложнее.       Я по своей натуре не люблю импровизаций, а потому, если есть хоть малейший выбор, стараюсь действовать по заранее разработанным планам, по возможности соединив приятное с полезным. На сей раз в качестве полезного было привлечение внимания Кьюри, а в качестве приятного — легкий щелчок по носу слишком уж зазнающимся особям из пилотского корпуса.       Подходящего момента пришлось выжидать три дня и представился он в кадетской столовой. Хотя преподаватели и тренеры столовались в другом месте, но, подозреваю, что информация о любых происшествиях доходила до них в кратчайшие сроки, а потому решил действовать не откладывая.       В принципе, ничего сверхгениального проворачивать я не собирался, так, баловство одно. Дело в том, что спустя какое-то время тренировки коков-стюардов на двадцать процентов состояли из теории и на восемьдесят — из практики. А где им практиковаться, как не в родной столовой? И некоторые прямо не могли удержаться, чтобы не постебаться над своими менее удачливыми при поступлении сокурсниками, тем более что до открытых столкновений дело доходило крайне редко. В основном из-за того, что коков было больше и в прямой стычке они вполне могли вломить кому угодно. А тут такой удачный момент — твой противник вынужден прислуживать тебе и подавать еду. Как удержаться и не подстроить ему какую-то гадость?       Главным «злодеем» в этом плане был некий Виттио Ситто со своими миньонами. Виттио, кстати, был неплохим пилотом, даже талантливым, я как-то видел, как он летает на симуляторе. Если бы ему еще мозгов побольше, то было бы вообще хорошо, но парень просто был непуганым идиотом, которому сильно повезло родиться в семье высокого военного чина.       Двухметровый Виттио повадился прохаживаться мимо собирающих со столов грязную посуду стюардов и «ненароком» задевать их плечами, да так, что бедолаги роняли тарелки на пол, не каждый раз, понятное дело, но все равно довольно неприятно. Тем более, что посуда, хоть и была изготовлена из спецпласта, но иногда все же трескалась, а стюардов за это наказывали.       Я дождался очередной такой выходки кадета Ситто и, пока один из стюардов, скрипя зубами, собирал свежерассыпанные по полу тарелки и объедки, глядя прямо в глаза пилота, который как раз удачно уселся недалеко от меня разбираться со своим обедом, эдак небрежно бросил:       — А ты, я смотрю, не из брезгливых…       Он несколько удивился, потому что явно ожидал от меня бухтения, как и от других «сердобольных» кадетов, которые старались поддерживать более или менее ровные отношения со всеми сокурсниками, на тему: «Да как ты можешь?» и «Да как тебе не стыдно?»       — Что ты там вякаешь, придурок? — Ситто начал угрожающе приподниматься со своего места.       — Я вякаю, что ты не из брезгливых, — я указал на его тарелку своей вилкой. — Раз за разом жрать еду, в которую плюют всем составом коки-стюарды.       Опустившаяся на столовую тишина была разбавлена очаровательно-гнусным смешком откуда-то со стороны кухни. Пилот с ужасом уставился в свою тарелку. Сидящие вокруг него подпевалы отчетливо позеленели.       В принципе, если бы у Ситто не переклинило мозг от осознания всего ужаса сложившейся ситуации и он взял за труд хоть немного задуматься, то понял бы, что я сильно утрировал. В конце концов, на кухне стояли визоры наблюдения, да и не самостоятельно кадеты-коки там готовили, а под руководством своих наставников. Так что реально плюнуть в еду или еще как-то напакостить у них было не так уж и много возможностей и тот смешок, что так вовремя раздался из кухни после моих слов — это скорее просто чья-то своевременная реакция в поддержку моего розыгрыша, чем реальная радость от совершенной гадости.       Увлечение колонистов Кипишуле номер четыре — интриги. В наш повседневный быт его привнесли все те аристократы и финансовая элита, что в свое время так неудачно выбрали курортный маршрут. Бедняги оказались вырванными из своей естественной среды обитания, где от умения просчитать своего оппонента могла зависеть твоя жизнь, благосостояние твоего Дома и уважение партнеров по бизнесу. Надо сказать, что даже катастрофа, борьба за существование и вынужденное привыкание к жизни в затерянной колонии, не смогли в полной мере выбить страсть к сбору и анализу информации. Масштабы, разумеется, уже были абсолютно не те — в крошечной общине, в которой все зависели друг от друга, «интриговать, чтобы подставить и выгадать для себя какие-то блага» быстро переродились в «интриговать, чтобы знать все тайны своего соседа и предсказать его реакцию».       Лично я страстью к выведыванию чужих тайн и анализу поведения особо не страдал. Не то чтобы не умел — умел и даже нередко пользовался, но главным хобби своей жизни не считал. Однако даже моих скромных умений хватало, чтобы понять, что кадет Ситто еще припомнит мне едкую иронию моего розыгрыша и постарается как-то отомстить. И вероятность того, что в качестве мести он просто-напросто постарается «раззвонить» окружающим пикантную новость о славных каннибальских традициях Кипишуле, полученную благодаря папаше из моего личного дела, близка к ста процентам. Я только надеялся, что ему хватит соображения сперва подойти ко мне, чтобы поугрожать «разоблачением» и посмотреть на мою реакцию. Что ж, если нет, то остается только рассчитывать, что у меня уже достаточно прочная репутация славного парня, чтобы «ужасная правда» не слишком сильно повлияла на общественное мнение. Не то чтобы меня это так уж сильно волновало… но лучше бы мне не пришлось доучиваться под прессингом всеобщего недовольства.       К счастью, пилот выбрал первый вариант действий. И это было очень славно, потому что на этот случай я уже даже придумал стратегию разговора, которая, во-первых, заставит его придержать информацию, а во-вторых, есть неслабая надежда, что кто-нибудь из преподавателей эту беседу тоже услышит… и потом расскажет остальным и среди этих остальных будет мой драгоценный Небесный Маршал — пора-пора уже подкидывать ему информацию для размышлений по поводу дел, что происходят в нашей колонии.       Ситто вместе с блондинчиком, одним из своих дружков-прихлебателей, которые в изобилии таскались за пилотом в надежде, что его отец поспособствует получению хорошего назначения друзьям своего сына, подошли ко мне в библиотеке.       — Каннингсон, — Ситто приземлился на стул напротив меня, а его приятель расположился за его спиной, — я тут узнал совершенно невероятную информацию, — он торжествующе ухмыльнулся. — Ты у нас, оказывается, редкостный гурман и неспроста так пристально заглядываешь в чужие тарелки.       Я весь подобрался. Теперь главное — четко отыграть свою роль. Нужно так вывернуть ситуацию, чтобы, даже если моя стратегия оплошает, он, трепя языком, не выставлял меня в невыгодном свете и не пытался сделать изгоем. И вообще, я существенно повысил мой авторитет среди коков-стюардов и теперь было неплохо укрепить свои позиции и среди пилотов.       — Не переживай, Ситто, лично ты в сферу моих гастрономических интересов не входишь.       Он выглядел удивленным. Ожидал, что я стану отрицать процветающий каннибализм в колонии?       — Так это что, правда? Вы действительно жрете своих мертвецов? — пилот пораженно вытаращил на меня глаза, а его белобрысый дружок, стоящий за плечом, мерзко хихикнул, чем, собственно, привлек мое более пристальное внимание.       — Ну… Ситто, сказать, что мы «жрем своих мертвецов» — это все равно, что сказать будто твой приятель, — я указал пальцем на парня за его спиной, попутно всматриваясь в плашку на груди с его именем — Гуно, — своих мертвецов трахает.       Слава приличного размера библиотеке, оставленной нам в наследство Академией Дипломатии и Этикета. В присутствии некоторого литературного голода в колонии, все наличные голокниги, дисковые накопители и бумажные носители невероятно ценны. До прибытия представителей Империи, большинство книг у нас как раз было оставлено в наследство практикантами Академии, которые взяли их с собой в надежде подтянуть свои знания в традиционалистике, экзамен по которой планировался по прибытии в Колонии Вольных Баронств.       И пусть наши знания традиций устарели лет эдак на шестьсот, но как раз традиции — это именно та вещь, которая меняется весьма неохотно.       У батриа, жителей одной из старейших колоний империи, внешность довольно специфическая — светлые волосы, смуглая сероватая кожа и странный разрез глаз — внешние уголки резко опущены вниз. Кадет Гуно обладал такой характерной внешностью, что я решил рискнуть и предположил, что он именно батриа. А среди их традиций затесался такой славный обычай, как что-то наподобие тантрического массажа, который они делали своим умершим родственникам до захоронения в знак уважения. Со стороны такой массаж несколько напоминал эротические поглаживания, что и послужило в свое время поводом для появления такой мерзкой шуточки про секс с мертвецами.       Батри — старый мир, стоявший у истоков основания Империи и, если уж они за несколько тысячелетий от традиции не избавились, то маловероятно, что за шесть сотен лет, пока Кипишуле оставалась затерянной, она исчезла.       Гуно побелел от злости и оскалился в гневе, но я примирительно улыбнулся:       — Не злись. Я не хотел тебя оскорбить, просто пытался сказать, что, прежде, чем делать такие заявления, стоит разузнать побольше, потому что информация в личном деле может быть не полна… или описана со стороны того, кто в ней ничего не понимает.       — И ты хочешь сказать, что на самом деле людей вы не жрете? — в голосе Ситто впервые проявилась что-то помимо злого ехидства.       — Жрем, конечно. Только следует принимать во внимание тот факт, что от этой славной практики мы не отказались даже после того, как перестали быть затерянной колонией. Не отказались даже с учетом того, что это вызовет массовое недовольство и подарит нам не самую приятную репутацию. А кроме того, следует принимать во внимание, что мы, как спонтаннообразованная колония, развивающаяся без вольного доступа к ресурсам и зацикленная на выживании, просто не можем позволить себе соблюдать традиции, от которых нам больше вреда, чем пользы. А это значит что?       — Что? — Ситто заинтересовался, да и Гуно уже не выглядел разозленным.       — Что выгоды от каннибализма нам больше, чем от поддержки хорошего общественного мнения.       — И в чем же выгода? — пилоты подались вперед.       — Так я и сказал! — я усмехнулся. — Это не то чтобы тайна, но сильно распространяться я не буду.       — Если скажешь и этот твой секрет окажется не просто жалкой попыткой отвлечь мое внимание, то я свою информацию придержу от остальных кадетов. — Ситто хитро прищурился.       Я на секунду задумался, но нет, говорить в открытую пока не стоит. Я тут в Академии, в конце концов, не для того чтобы исправлять репутацию колонии, по крайней мере, это не основная моя цель, а для того чтобы затянуть на Кипишуле Кьюри.       — Не-е, не скажу. Но, как ты выразился, «придержать информацию» ты можешь из благодарности за мою шуточку в столовой.       — Благодарности?! — на лице пилота опять появилось выражение брезгливости и гнева. — Ты, маленький су…       — Да, благодарности, — я прервал его словесный поток на середине высказывания, — потому что, чем раньше ты поймешь недопустимость своего поведения, тем для тебя лучше и полезней, — я глубоко вздохнул и продолжил. — Включи хоть немного мозги, пока не умудрился достать кого-нибудь настолько сильно, что он решит рискнуть и отправить тебя на тот свет. Ладно, пока мы здесь в Академии, шанс такого не велик, но учеба когда-нибудь закончится. Кто-то может затаить обиду. Коки, к твоему сведению, неплохо разбираются в органической химии, так что подобрать тебе какой-нибудь многокомпонентный яд индивидуального действия им труда не составит. А про оружейников и говорить не стоит — сбой в скафандре и никто не подкопается.       — Это угроза, что ли? — пилоты выглядели несколько шокированными, их воспитание не способствовало рассмотрению сложившейся ситуации под таким углом.       — Идиот? Какая же это угроза? Это предупреждение! И совет заодно, постараться исправить свое поведение и попытаться добиться хотя бы нейтралитета. Я, разумеется, не пытаюсь доказать тебе, что если ты, Ситто, будешь прикалываться над другими, то кто-нибудь тебя обязательно прикончит, но ведь всегда есть шанс наткнуться на какого-нибудь психа.       — Хм-м, — пилот выглядел задумчивым, — если ты попадешь на мой корабль, то я на всякий случай не стану доверять тебе отладку моего скафандра и оружия. — Он ухмыльнулся.       Я хихикнул.       — Поверь мне на слово, если мне вдруг приспичит тебя убить, то я найду какой-нибудь другой способ отправить тебя на тот свет, никак не связанный с моими профессиональными обязанностями — не стоит портить репутацию на заре карьеры, — я встал и потянулся. — К тому же, я не собираюсь наниматься на корабль. Вернусь в колонию.       — А-а-а, поспешишь домой купаться в том невероятном секрете?       — Точно!       Ситто тоже поднялся, а я незаметно всмотрелся в язык его тела. Похоже, своего я добился, он на меня больше не злился, принял к сведению мои замечания и наоборот непохоже, что собирался подставить меня своими рассказами.       — Может, хоть намекнешь на разгадку тайны, интересно же теперь стало, да и неплохо бы поупражняться в построении логических цепочек, может, я сам сумею догадаться? — пилот вопросительно на меня уставился, а Гуно согласно кивнул головой.       — Ладно, Ситто, даю намек, — я на несколько секунд задумался. — У нас на Кипишуле на кладбище сорок три могилы с захороненными телами колонистов. В основном это психи, преступники или те, чьи тела нашли не сразу. Это за более чем шесть сотен лет. И самое большое наказание и неудача для любого колониста — оказаться на этом кладбище. Традиции и религия тут не при чем, только здравый смысл. И еще, — я посильнее растянул губы в улыбке так, чтобы даже часть коренных зубов стало видно, — лично ты не представляешь для меня никакого гастрономического интереса, но я еще раз могу рассмотреть твою кандидатуру через пару десятков лет, может, ты к тому времени станешь представлять из себя что-то большее.       Оба пилота уставились на меня с некоторым ужасом в глазах. Тут дело в маленьком увлечении колонистов Кипишуле номер пять — наращивание зубов. С момента обнаружения нашей планеты, у нас всегда было открыто представительство Империи, в котором постоянно проживало от двадцати и до пяти сотен человек — ученых, исследователей, врачей, дипломатов, торговцев и прочих. Когда прибывал кто-то новенький, он зачастую, услышав о каннибализме и навоображав разного, ожидал от нас всяких ужасов. Позже, когда новичок обживался и узнавал нас получше, проблема исчезала сама собой, но до того неприятно было, когда от тебя шарахались со страхом в глазах. Поэтому, в знак сознательного протеста, среди молодежи нашей колонии зародилось увлечение корректировать прикус и наращивать длинные острые зубы на месте коренных. Процедура довольно долгая и муторная из-за того, что приходилось подбирать смыкание, но получающаяся клыкастая улыбка стоила того. Так вроде и не заметно, но стоило посильнее растянуть губы в улыбке, как зубы демонстрировались во всем своем отточенном великолепии, доводя особо слабонервных инопланетников до истерик.       Пилоты обходили меня сторонкой потом еще неделю, но, что радовало, никаких неприятных для меня слухов не пошло, хотя хрена с два они могли догадаться о чем-то из моих намеков. Я бы точно не догадался.       Через неделю Ситто пригласил меня полетать на пилотном тренажере. Я прикинул, что парень все-таки должен как-то реабилитироваться в своих глазах, продемонстрировав свое превосходство. А потому усиленно повосхищался его навыками, когда он демонстрировал мне тестовый прогон тренажера, а потом, подавив усилием воли разбегающиеся вдоль позвоночника острые иголочки активации Подарка, погонял исключительно своими силами по «коробочке» на виртуальном полигоне симулятор десантного бота, раз и навсегда убедив кадета Ситто в его превосходстве надо мной.