* * *
День близился к вечеру. Дом покойного был полон гостей, однако мало кто сновал по коридорам. Этого не позволяла себе даже прислуга. Практически все сидели в своих комнатах, молча вспоминая о прекрасном хозяине дома и поминая его сотнями молитв. В вихре столь плачевного для всей семьи события, Чанёль заметил, как в саду появилась Бекхи. Её чёрное траурное платье с едва заметными розами на ткани казалось наилучшим выбором, и, несмотря на скорбь хозяйки, подчёркивало её красоту. Не раздумывая слишком долго, поэт схватил листок переписанным стихотворением и, спустя пару минут, уже приветствовал одну из наследниц уважаемого человека. — Бекхен рассказал мне о том, чего вы хотите. Мне жаль, что нам довелось встретиться в столь печальной обстановке. — Да, вы правы. Иногда мне кажется, что я призвана пережить всех свои родственников и любимых. Два года назад на тот свет отправилась моя любимая старшая сестра, спустя год я стала вдовой. И вот теперь небеса отняли у меня дядюшку Енмина, — она прикрыла глаза, будто прямо перед ней пронеслись все самые ужасные моменты её жизни. — Однако, у Вас всё ещё есть Бекхен. Он любит Вас как сестру, и, думаю, как бы печально это ни звучало, но горе смогло бы заставить вас сблизиться. — Мне кажется, Вы заблуждаетесь, мой юный друг, — несмотря на то, что Чанёль был на три года старше леди, она считала себя мудрёной опытом и всеми превратностями жизни. Её собственные годы казались Бекхи слишком мимолётными. Это не мудрено, ведь в семнадцать она уже сыграла свадьбу с ландратом, а в двадцать три — осознала, что ей суждено пережить и его. — Почему же? Например, мы с братом стали ближе после смерти сестры. Позволю себе сказать больше: солдат, уже прошедший военную подготовку, он рыдал у меня на коленях. С тех пор мы видимся намного чаще, а своими знаниями о природе Штутгарта я обязан именно ему и его жене. — Если бы с Бекхеном было всё так просто… — она, наконец, обратила внимание на листок в руках поэта. — Что это? — То, о чём вы просили, — он протянул девушке бумагу. Впервые за весь день, Пак посмотрел на лицо Бекхи. Она была поразительно похожа на своего брата, и, не знающий об этой семье человек мог абсолютно точно назвать их близнецами лишь с разницей в цвете глаз. Она прекрасна. Однако, что-то глубоко внутри, где-то в чертогах сердца подсказывало, что Бекхен никогда не сможет сравниться с ней. Её глаза напоминали туманный альбион со всеми превратностями городской жизни. В глазах Бекхена той ночью отражался закат на лесной равнине и печаль, от которой его непременно хотелось укрыть. — Ах, оставьте. Я рада, что моя просьба нашла в вашем сердце отклик так быстро, однако… Какими бы прекрасными не были ваши строки, всё это было лишь причиной встретиться с Вами. Согласитесь, мне, уважаемой фрау Вульф, урождённой Бен, вдове, не пристало встречаться с молодым человеком, которого с лихвой могут записать в мои любовники. Однако, общественность почему-то ничего не имеет против воздыхателей и поэтов. — А раньше я полагал, что мнение общественности для Вас не имеет значения… — Раньше так и было. К сожалению, жизнь в небольшой деревне, где каждый знает твоё лицо и статус, не оставляет выбора, — она крутила в руках листок, рассматривая почерк лирика. — В ближайшее время я хотела переехать в этот дом. Все мы понимали, что дядюшка не сможет протянуть слишком долго. Прошу простить меня за такие корыстные помыслы. И, всё же, отдавать место, где я выросла незнакомым людям я не намерена. Так или иначе, здесь я нахожусь уже около двух недель. Узнав от доктора Грюнлиха, что нам стоит готовиться к худшему, я написала Бекхену. Мне хотелось увидеться с Вами, пускай и под таким странным предлогом. Я знаю, что мой брат слишком сильно любил дядюшку и смерть самого родного человека станет для него ударом. Однако, помимо дядюшки, он также любил и Вас. Вернее, любит до сих пор. — О чём Вы? — Чанёль всё ещё не решался сесть рядом. — О, я всё помню. Помню, как приезжая из академии домой, он насиловал мои уши историями с Вами в главной роли. Это было настолько очевидно, что, зная Вас лишь по одной встрече, я могла определить наверняка. А Вы бы видели, как он был разочарован, когда Вас исключили… — Сомневаюсь в этом. К сожалению, ничего такого я не имел возможности заметить… — Помнится, в этот момент Вы были увлечены поэзией. Слишком сильно. А мой брат, увы, на удивление хорошо умеет скрывать свои эмоции от тех, кому показывать их не хочет. Судя по всему, это дар, который передаётся по мужской линии. Женщины, в свою очередь, имеют свойство раскалывать их как орехи. Только, в отличие от дара мужчин, это приходит со временем. Стоит выдержать с сотню ссор и понаблюдать за этими самыми мужчинами. — Но почему он не мог сказать об этом мне? После исключения из академии мы долгое время обменивались письмами, а потом и то, что Бекхен издал мою пьесу… Всё это время он был со мной практически беспристрастен. Он радовался тому, что доставляет радость любому человеку. Он огорчался, когда на то были причины. Однако, ничего иного я не наблюдал, — о той ночи, в которую с Бекхена так неожиданно спала маска, мужчина решил умолчать. — Потому что, проявив эмоции однажды, он захочет сделать это вновь и вновь. Вы даже представить себе не можете, что такое «разбитое сердце», — она прикрыла рот платочком и слегка откашлялась. — В любом случае, его чувства — это то, ради чего я хотела Вас видеть. Дело в том, что, как я уже говорила, для моего брата смерть дяди — это удар. И, к сожалению, будет ошибкой исключить то, что через год или даже меньше я останусь ещё и без брата. За сим, я хотела попросить Вас помочь ему вернуться к жизни. Потому что Вы — единственный, кого он послушает. По своей воле. Отец, конечно же, не в счёт. — Всё не могу понять, к чему вы клоните. — Завтра же утром, после того, как отец, в чём я не сомневаюсь, отправит Бекхена домой, работать, поезжайте вместе с ним. Через неделю, отвезите его куда угодно, только бы он был дальше от своего горя. А всю эту неделю, Вам стоит быть рядом. Надеюсь, так ему станет хоть на йоту лучше. Везти его куда-то завтра же — глупо. Он всё ещё в трауре. Через неделю же, скорее всего, он уже будет готовить себе петлю от безнадёги. К сожалению, меня он вряд ли послушает. Да и сейчас мне предстоит борьба за дом. Я хочу, чтобы, когда в следующий раз мой милый брат появится здесь, его терзали лишь радостные воспоминания о детстве. — Хорошо. Я понял Вас. — И ещё кое-что, — Бекхи стала трясти в руках бумагу. — Судя по лирике, вы влюблены. Это стихотворение написано не мне, а кому-то другому, к кому вы питаете более глубокие чувства. Стало быть, какая-нибудь незнакомка. С Вами же наши отношения ограничиваются редкими дружественными встречами и даже подозревать, не то что обвинять, в любви ко мне, Вас я не могу. Впрочем, теперь для меня это не имеет значения. Молю Вас, сделайте так, чтобы Бекхен о ней не узнал. Во всяком случае сейчас, когда его сердце так сильно болит. Потому что если сейчас между вами встанет любая другая девушка, в петлю он полезет завтра же. — Сделаю всё возможное, чтобы Бекхен отвлёкся от своего горя, — Чанёль кивнул, радуясь, что в этих строках мудрёная опытом Бекхи узрела незнакомку, а не собственного брата…* * *
— Бекхен, нужно спускаться, — в дверном проёме показался Пак. Он уже успел скинуть верхнюю одежду, Бекхи, скорее всего, уже показала ему комнату, в которой он мог остановиться. Но всё то время, которое они провели в родовом имении, он не заходил к молодому человеку. Чанёль решил, что тот должен побыть наедине с собой. Пак знал, каково это. Когда на небо вознеслась его маленькая сестрёнка, ему казалось, что весь его мир был уничтожен, пал руинами. — Нет, спасибо, но, к сожалению, я не буду спускаться к ужину. Я… Мне нужно остаться здесь, — Бен пытался придать своему голосу тот непоколебимый холод, которым обладал раньше, однако это было слишком сложно. Казалось, жизнь разделилась на «тогда» и «сейчас». Он не может подняться до того состояния вновь. Он слишком слаб. — Я понимаю, что сейчас не время говорить тебе, что не нужно переживать, но в этом нет смысла, — Пак обречённо вздохнул. — Однако, может, если тебе слишком плохо, то ты мог бы рассказать всё мне. Конечно же, если тебе это нужно. Я бы с удовольствием выслушал тебя. — Мне бы не хотелось тебя обременять… — Неужели ты думаешь, что я не могу выслушать своего друга? — Чанёль попытался выдавить из себя улыбку. В сумеречной полутьме комнаты, Бекхен выглядел не таким, как обычно. Мужчина понимал всё то горе, которое тот переживает. И даже в столь проникновенной атмосфере, он выглядел подавленным. Его плечи опустились, а сам он будто по неизвестному зову тянулся к окну, где солнце практически укатилось за горизонт. — Прости, мне непривычно. Обычно, всё было наоборот: тебя слушал я, — воспоминания о лихом времени, проведённом в стенах академии, дали о себе знать. Лицо молодого человека стало светлее, однако тут же омрачилось немного иными воспоминаниями. Нет. Скорее тем, что оборвало их сегодня. Спустя мгновения, он почувствовал рядом с собой едва уловимый запах Чанёля. — Посмотри на этот сад. Знаешь, мой дядя, пусть и никогда не связывался с флористами по делу, однако очень любил этот сад и иногда даже сам ухаживал за ним. Стоило это видеть… Он дорожил им. Дорожил моей сестрой, Бекхи, дорожил мной и всеми теми моментами, которые были в нашем детстве. Мы выросли здесь. Отец с самого нашего рождения понимал, что дело любит намного больше. И в этом не мне его винить. Нашим отцом становился дядя. Вскоре мы переехали в Берлин, и там я учился в школе. Затем, мы с сестрой стали учиться в Мюнхене. Мы с тобой встретились в Мангейме, на первом курсе военной академии. Спустя время, мы вновь встретились в Штутгарте. И теперь я не могу простить себе того, что всё это время приезжал к дяде лишь на время, на пару дней. Позволял себе выбираться только лишь иногда. Я знал о том, в каком он состоянии, но всё равно уходил, прощался, никогда не называл точной даты. И вот теперь туфли, купленные на собственные деньги, жмут мне ноги. Отец говорил, что я стану достойной ему заменой. Однако теперь я едва ли в это верю. Как же это глупо. Глупее только осознавать то, как это глупо, настолько поздно. — Это ли то, о чём тебе стоит думать? — Пак понимал, насколько важно сейчас Бекхену стать на ноги, откинуть горе или хотя бы подумать о чём-то ином. Не убивать себя, не уничтожать всё то прекрасное, что он делает одним длинным штрихом всего того, что он навесил на себя. Отбрасывая какие-либо предрассудки, он стал ближе. Его руки сами собой обвились вокруг Бекхена, а подбородок сам собой лёг на его плечо. Неожиданный жест едва ли напугал молодого человека, однако Чанёль чувствовал потребность в этом. Он чувствовал, что в этом есть нужда у них обоих. И если несколько дней назад такое внезапное чувство вызывало недоумение, то теперь он старался забыть о том, что держало его вдалеке, что не позволяло ему сделать этого раньше. И, несмотря ни на что, теперь такой хрупкий, сломленный Бекхен, каким он явился ему лишь сейчас, стал значить для него намного больше. Чанёль хотел вновь поднять Бена, возродить его из руин. Он хотел, чтобы Бекхен вновь расправил плечи. — Я не могу об этом не думать. От меня ускользнуло то, что едва ли не было смыслом моей жизни. — Я не позволю тебе умереть, — мужчина говорил спокойно, понимая, к чему мог склониться молодой человек. — Ты должен пережить это. Найти в себе силы. — Я устал. — Дай себе время на отдых, — Пак поражался тому, как сильно изменился Бекхен буквально на глазах. — Отец не скажет мне за это спасибо. — Разве ты не заслужил отдых? — Вот увидишь: завтра он положит мне руку на плечо и скажет, что я должен справиться с этим и ехать назад, чтобы зарабатывать деньги и прославлять его журнал. — Значит, мы можем уехать до того, как это произойдёт. — Чанёль, это ничего не решит. Я просто попытаюсь отсрочить наказание. За каждым поступком следует последствие. — Не думай об этом хотя бы раз в жизни. Отправимся на юг? Один день. Тебе необходимо расслабиться. Вспомним прошлое, добавим к нему немного пива… — Но последствия… — Один раз. — Можно этот раз наступит прямо сейчас? — Бекхен внезапно развернулся к мужчине и посмотрел ему в глаза. — Д…да, — Чанёль не понимал к чему это, однако вскоре его губ коснулись губы Бена. В этот же вечер Пак Чанель сделал несколько заметок к своей новой драме…