***
Рон выглядит так, будто его сейчас стошнит. И Гермиона даже может уловить ход его мыслей. И не только его, но ещё и Поттера. У них всё написано на лицах. — Так… Драко или… — Гарри запинается, путается в словах, пытается собраться с мыслями и силами и наконец-то окончить предложение, но шок, застывший на его лице, никак не отпускает. — Просто… странно, я имею ввиду… — Драко. Уизли дергается от её слов словно от пощечины. На его лице отображается боль и гнев. — И как давно? Гермиона вспоминает как после войны Рон ходил за ней по пятам, ухаживал и добивался, вспоминает цветы, подарки без повода, глупые и милые записки, которые он оставлял под дверью её спальни. И сейчас Уизли думает, что она его бросила ради Малфоя. Ей-богу, она бы рассмеялась, если бы ситуация не была такой ужасной. — Как давно что? Рон зол. Эта злость явно проступает на его лице, уродует его, делает похожим на сумасшедшего. Он пытается подобрать слова, сложить их воедино, построить предложение и озвучить его. Но злость и шок смешиваются, создают небывалый коктейль из эмоций и ощущений. Уизли никогда не отличался красноречием или богатым словарным запасом, что вдвое сильнее мешало ему высказаться. Гермиона вдруг понимает, что Рон чувствует себя преданным. Он действительно чувствует себя обманутым, брошенным и преданным. И так некстати вспоминается собственная вспышка черной ревности, там, в Хогвартсе, в гостиной Грифиндора, когда Лаванда Браун набрасывается на Рона и целует его. Тогда Грейнджер хотелось лишь того, чтобы Рон сам прочувствовал то, что чувствовала она. Кажется, мечты сбываются, пусть и таким извращенным способом. — Я имею ввиду… ты и Драко… встречались и… Люциус… Грейнджер практически не слушает Уизли Её взгляд прикован к дивану, на котором, вместе с планшетом, удобно устроилась Маргарита. Она выглядит серьезной, слишком серьезной для пятилетней девочки, и Гермионе это не нравится. Ей не нравится, когда Марго ведёт себя по-взрослому, потому что тогда она напоминает ей чьей дочерью на самом деле является. Не то чтобы Гермиона когда-то об этом забывала — будто она вообще в состоянии об этом забыть — просто не всегда об этом думала. Грейнджер смотрит на свою дочь, которая увлечена то ли мультиком то ли какой-то игрой, и ловит себя на мысли, что зря решилась на это. Ей хочется поскорее закончить этот неловкий разговор, попрощаться с друзьями, проветрить комнату и переехать в другой город, а лучше в другую страну. Гермиону всегда привлекала Канада, так что она бы с удовольствием туда переехала. Может, если бы она поговорила с профессором Макгонагалл и та смогла бы подделать документы и помочь с жильём… — Гермиона? От мыслей о насущном и неосуществимом её отвлекает Гарри, который, скорее всего, первым заметил её ≪отсутствие≫. — Милая, поднимись, пожалуйста, в свою комнату и убери игрушки, которые ты там разбросала. А после мы пойдем в зоопарк. Как тебе такая идея? Девочка оживленно кивает головой, отбрасывает планшет в сторону и вихрем уносится в свою комнату. Гермиона провожает её долгим взглядом, а потом кивает Гарри, и тот, словно понимая её без слов, взмахивает палочкой используя заглушающие чары. Наконец-то спокойно выдохнув, Грейнджер садится в кресло и вымучено улыбается: — Мы не встречались с Драко. Мы не были влюблены, не скрывали свои отношения, не прятались в тёмных коридорах Хогвартса, пытаясь провести друг с другом время. Нас не связывало абсолютно ничего. Он называл меня грязнокровкой, подстилкой святого Поттера или нищего Уизли, прямо говорил с каким удовольствием он бы меня уничтожил, стёр в прах и меня и всех тех, кто позорит чистокровных волшебников. Помню, он однажды сказал, что даже сквиб по статусу стоит выше меня. Мы стояли по разные стороны баррикад, не чувствуя друг к другу абсолютно никаких позитивных эмоций или чувств… — И что же произошло. — Я сопротивлялась, но он был сильнее.***
— Я убью этого урода! Рон подпрыгнул словно ужаленный и кинулся к Гермионе. На миг той даже показалось, что он сейчас ударит её, но Уизли лишь схватил Грейнджер за руку и до боли сжал. — Только скажи, только кивни головой и я найду этого ублюдка, достану его из-под земли и заставлю проглотить все свои зубы. Я клянусь, что сотру его в порошок, уничтожу, заставлю отплатить за всю причиненную тебе боль. Гермиона сжалась от страха и лишь отрицательно махала головой. Такой Рон пугал её. Кровожадный, злой, безумный. Гарри подорвался с своего места и схватил Рона за плечи, усаживая обратно на диван. — Успокойся. Ты уже ничего не изменишь, лишь напугаешь Гермиону своим поведением. Но Уизли будто не слышал Поттера, всё время бегая глазами по комнате и судорожно сжимая и разжимая кулаки. Такой реакции девушка и боялась. Того, что друзья, узнав о происшедшем, попытаются навредить Драко и будут стремиться к правосудию, а в их случае это будет жестокий самосуд. — Вы либо успокаиваетесь и я рассказываю, что произошло, либо вы сейчас же уходите, а я иду с Марго в зоопарк. Гарри кинул на Рона испепеляющий взгляд и толкнул того локтем в бок, а потом повернулся к Грейнджер и кивнул, давая молчаливое согласие на продолжение. — После войны, когда Министерство образования решило, что выпускники, которые принимали участие в войне, должны окончить школу, многие воспротивились. События того ужасного года ни для кого не прошли даром. Но больше всего ученикам не понравилась идея принять детей Пожирателей Смерти обратно в Хогвартс. Я всегда считала Дамболдора темной и лицемерной лошадкой, а его решение лишь убедило меня в том, что наш директор не всегда имеет чистые и светлые помыслы. На первый взгляд его решение может показаться проявлением альтруизма, так как он дал оступившимся деткам шанс на новую и счастливую жизнь, но я прекрасно понимала, что война закончилась совсем недавно и слизеринцев просто сожрут живьём. Никто не относился к ним как к людям, их игнорировали, ненавидели, изводили, избивали. Вряд ли кто-то из вас знал об этом, но не все самоубийства были действительно самоубийствами. Многих, специально или нет, но убили, а разбираться никто не хотел. Решение Дамболдора не было гуманным, наоборот, он устроил им самосуд. Но! Не буду юлить и притворяться, будто меня это волновало. Я прекрасно осознавала, что кроется за поступками Дамболдора, знала, что происходит что-то неправильное, скорее даже ужасное, но мне было плевать. Кого-то ненавидели больше, кого-то меньше, но был один человек, которого ненавидели одинаково все. Драко Малфой. За время обучения в Хогвартсе его невзлюбили многие. Такого высокомерного и заносчивого ублюдка сложно было найти. И именно поэтому он схлопотал больше всех слизеренцев вместе взятых. Неудивительно, что Малфоя избегали и мало кто хотел быть увиденным в его компании, так как безопасность превыше всего. В последний год нашей учебы, помню перед рождественскими каникулами, я увидела Драко в школьном коридоре. Он в одиночку сидел на подоконнике и читал какую-то книгу. Малфой на миг оторвался от неё, будто прочувствовал кожей мой взгляд, и посмотрел мне в глаза. Тогда, наверное, впервые в жизни я посочувствовала ему. Драко всегда был конченным идиотом и придурком, росшим без любви, друзей и поддержки. Но в тот момент, сидя на том чертовом подоконнике, сгорбившись над книгой, что так не шло его величественной и аристократичной заднице, от него веяло этим одиночеством. Когда он посмотрел на меня, я, не знаю почему даже, кивнула ему. Он улыбнулся. Не оскалился, не искривил губы в насмешке, презрении или гордости, не посмотрел свысока. Он просто искренне улыбнулся, а потом, поняв, что сделал что-то не то, резко захлопнул книгу, соскочил с подоконника и скрылся в толпе учеников. Я думаю, что это стало тем самым катализатором для случившегося потом. Гермиона тяжело выдохнула и прикрыла глаза. Нет, она не чувствовала боли рассказывая всё это, наоборот, ей казалось, что она освобождается. Слишком долго это гнило в ней, переваривалось, но никак не могло усвоиться и забыться, что в итоге привело к огрубению. И сейчас, рассказывая своим друзьям о том, что произошло, вспоминая это спустя годы, она будто вытаскивала из своего бренного тела занозы, которые гнили всё это время и приносили ей адский дискомфорт. — Это случилось после рождественских каникул. Тогда многие заметили, что с Малфоем что-то не то. Он похудел пуще прежнего, осунулся и будто пожелтел в лице. Некоторые считали, что это из-за его отца, которого заперли в темнице Азкабана, некоторые из-за того, что его бросила Астория, некоторые вообще считали, что Драко закидывается какой-то магической или маггловской дрянью… — Я даже предположить не мог, что ты так осведомлена о жизни Драко после войны и о слухах, которые тогда ходили. Вряд ли Рон хотел сказать что-то плохое, скорее всего он просто ревновал, но Грейнджер эти слова задели. — Давай обсудим это после того, как тебя изнасилуют и заделают тебе ребенка. Обещаю, что после происходящего ты вспомнишь какие носки этот урод надел на свой первый матч по квиддичу. — Извини… Не обратив никакого внимания на извинения, Гермиона продолжила свой рассказ: — В ту ночь, когда он напал на меня, я пошла на обход вместо Симуса, который чуть ли не плача просил подменить его, так как готовился к экзамену по зельеварению. Малфой лежал словно манекен, клянусь, он не дышал. Я испугалась, что из-за своего образа жизни он умер, а так как нашла его я, то меня могут в чем-то обвинить или пустить гнусные слухи, которые впоследствии смогут очернить мне репутацию и помешать строить карьеру. Сейчас я понимаю, что уж лучше бы он тогда умер. Я хотела нащупать пульс, проверить жив ли он, но как только я его коснулась, Драко сразу же открыл глаза, схватил меня за руку и потянул на себя. Я не знала, что думать в тот момент. Мне казалось это глупой шуткой, попыткой унизить или даже напугать, но я не воспринимала эту ситуацию серьезно ровно до того момента, пока он не подобрал меня под себя и не поцеловал. Он даже не целовал меня, он вгрызался в мой рот, кусал меня до крови, будто голодный зверь. Я попыталась оттолкнуть его, но вот в чем заключался парадокс — я не смогла его даже отодвинуть. Малфой был худой как дистрофик, в сильную бурю его бы просто унесло ветром, но в тот момент он был так силён, словно три Хагрида в одном флаконе. Я закричала и он ударил меня кулаком по лицу. Не знаю как я осталась в сознании после его удара, так как он сломал мне нос. Малфой закрыл мне рот ладонью, оглянулся, а потом поднялся и схватив меня за волосы затащил в первый подвернувшийся кабинет. Я не помню, что было потом, не помню сам процесс, потому что память мне подчистили, уберегая меня от опрометчивых поступков и психологических травм. Рон дрожал, а Гарри смотрел на свои руки. Никто из них не знал как поддержать подругу, что правильно бы было сказать, а чего не стоило бы говорить вообще. Наконец-то Уизли отмер и дрожащим голосом спросил: — А что было потом? — Кабинетом, в который меня затащил Драко, оказался кабинет того самого злополучного зельеварения. Меня нашел Северус Снейп и отнёс в больничное крыло. Помните, когда я на неделю уехала в маггловский мир, будто потому, что мне нужно было уладить какие-то дела? Так вот, я была в тайной комнате. Мои повреждения оказались не физическими, то есть, Драко не избил меня, хоть синяков у меня было предостаточно, меня повредила магия Малфоя. Будто с контактом в меня перешла часть его магии, но сосуд ей пришелся не по нраву и она пыталась вырваться, истощая меня с каждым разом всё сильнее и сильнее. — Магия Малфоя повредила тебя? — Гарри нахмурился. — Что-то знакомое. Хм, кажется я слышал о чем-то похожем, только не могу вспомнить сейчас, что именно… Гермиона пожала плечами и слабо улыбнулась. — Магия успокоилась ровно в тот момент, когда оказалось, что я в положении. Точнее она просто успокоилась, а через некоторое время оказалось, что я беременна. Магия будто перешла в Марго, оставляя меня в покое. Не скажу, что рада этому, но моя дочь пока не двигает вещи силой мысли и не зажигает свечи одним лишь взглядом, так что, может я заблуждаюсь. В любом случае магия Малфоя не вредила Маргарите, а наоборот, защищала её, а может защищает и по сей день. — Почему ты уверена в том, что магия защищала Марго? Гермиона сцепила руки в замок, замжурилась и тяжело выдохнула, а потом подняла глаза на друзей и слабо улыбнулась. Стоило ли говорить об этом? Стоило открывать тайну, которую она скрывала даже от родителей? Тайну, которая гнила в ней похлеще чем осознание изнасилования и осознание того, кем она была изнасилована. Это был новый уровень доверия к старым друзьям. И сложно было предугадать, как они на неё отреагируют и как поведут себя. Но пути назад не было, да и Грейнджер не собиралась отступать. — Потому что я пыталась убить Маргариту несколько раз.