***
Бут сел за руль автомобиля Лэнса, усадив девушку рядом с собой на пассажирское сиденье и привязав к ручке двери, чтобы у неё, не дай бог, не возникло желания помешать ему быть сосредоточенным на дороге. На заднем сидении было слишком тесно для троих мужчин и слишком неудобно для того, чем они были заняты. Голова исходившего кровью Зака покоилась на коленях Свитса, руки психолога прижимали к раненому горлу давно пропитавшуюся кровью футболку энтомолога. В глазах парня застыла тревога, тонкой ниточкой удерживающая его от пропасти умопомрачительного ужаса; а антрополог, потеряв сознание ещё на том столе, был бледнее простыни. Ходжинс набирал номер ближайшей больницы, чтобы готовили реанимацию, время от времени крепко сжимая плечо психолога, не давая ему войти в транс всеобъемлющей паники. Запачканные в крови руки, одежда и, теперь уже салон его собственного автомобиля, мало интересовали Лэнса. Он переводил взгляд то на тихо сидевшую впереди девушку, которая вся сжалась в комок, то на лицо Зака, которое было почти что… умиротворенным? Но обстоятельства данного умиротворения отнюдь не были радостными. Зак иногда открывал глаза, но взгляд его не был осмысленным. Это был взгляд человека, находящегося в предсмертной агонии.***
Никогда ему ещё не было так тяжело дышать, как сейчас, когда он сидел в приёмном отделении и ждал результатов операции, или вообще какой-либо информации о состоянии раненого друга. Заламывая пальцы, он не обращал внимания на полные тревоги взгляды, бросаемые на него уже прибывшими в больницу коллегами. Все, кроме Бута… Свитс сейчас должен был быть с ним, должен был быть рядом с ней… Смотреть в её глаза и понимать, почему? Почему обретение сестры должно было стать моментом потери… друга? Нет, не друга, кого-то большего. Словно из груди вырвали кусок плоти, пытаясь поместить на его место точно такой же, но, увы, не подходящий ни по размеру, ни по иным качествам. Он хотел свой кусок обратно. Пусть он измят, изранен, будет плохо приживаться, но это та часть, без которой его сердце перестанет биться. Несколько раз из операционной выбегали медицинские сестры, меняясь или что-то поспешно внося и вынося из палаты. И каждый раз, стоило кому-то из персонала появиться в коридоре или в поле видимости, Лэнс подскакивал как ужаленный, но подойти боялся, страшась услышать неутешительные новости. Темперанс долго наблюдала за ним, открыто, не переживая за то, что психолог хоть сколько-то обратит на это внимание и, не выдержав, остановила очередную девушку, выбегающую из операционной. Они о чём-то шептались недолго, и доктор Бреннан, с бледной улыбкой на лице, тихо, но так, чтобы слышали только свои, сказала: — Самое страшное позади, доктор Эдди выживет. Ни одна фраза в жизни не давала ему такой безудержной надежды, рвущей внутренности на части. Раздирающей от облегчения горло. Хотелось рыдать и смеяться одновременно, вспоминая, как на губах Зака ещё совсем недавно была кровавая пена и казалось, что нет ни единого, даже самого призрачного, шанса на то, что он выкарабкается. — Ты в порядке, Свитс? — участливо поинтересовалась Энджела, когда он, сам того не заметив, вскочил со своего места и стал расхаживать по небольшому помещению, то и дело кидая взгляды в коридор, вдоль одной из стен которого располагались операционные двери. — Нет, не в порядке, — дёргано пожал плечами психолог, за последнее время впервые ответив на обращённый к нему вопрос. — Я сейчас неуравновешенный мозговед. Я обычный парень и мой… друг не в порядке. И мне очень сложно с этим смириться. Ясно? Извините. Мне нужно успокоиться. И он, под удивлённые взгляды коллег, бросился на выход из комнаты ожидания. Он уходил прочь, прочь оттуда, откуда сейчас шла, опустив опечаленно голову, смерть Зака. По крайней мере, Лэнс так хотел думать, гордо задрав голову и вытирая рукавом невольно выступившую на глазах влагу. «Выкуси, костлявая!» — на губах его была вымученная улыбка, а грудь, наконец-то, могла сполна наполниться воздухом. Парень выскочил из здания, и в лицо ему ударил свежий ночной воздух. «Почему самые тяжёлые моменты переживаются ночью?» — вдруг подумалось ему. Может, потому, чтобы никто за пеленой темноты не видел горя на лице переживающего за чью-то жизнь? А может потому, что… что? Свитс стоял на улице, недалеко от стеклянных дверей входа в госпиталь и упирался ладонями в перила, глядя в ночное небо, подмигивающее ему мириадами звёзд. О, Зак поправится, и тогда уж он — Лэнс — точно не будет сидеть сложа руки. Он уже окончательно признался сам себе в том, что этот чертов антрополог не просто очередная страница в его жизни, а нечто большее, нечто лучшее, пусть даже он гребаный социопат с наклонностями ненормального учёного, он просто возьмёт его, сгребёт в охапку и никуда не отпустит до тех пор, пока сам Эдди не поймёт, что Свитс — лучшее, что произошло с ним. Медленно приводя дыхание в порядок, парень улыбнулся чуть более искренне, чуть более уравновешенно, и закрыл глаза. Перед мысленным взором всё ещё стояла картина того, как девушка коротким движением перерезает горло Заку, но в её глазах не было злости, не было огня мести. Перематывая этот эпизод в памяти, через пелену того сумасшедшего ужаса, обуявшего его, он понял, что в глазах её светилась любовь и чёткое понимание правильности и необходимости своих действий. Он печально вздохнул. Обретение сестры не так он себе представлял. Эти серо-зелёные глаза смотрели прямо на него, прямо в душу, пытаясь донести тайный, одной ей ведомый смысл. И они его донесли. Под всей той напускной любовью, царило безграничное сумасшествие сломанной души, отравленной бросившими её родителями и отношением к ней в детском доме. Она была больна. Она. Безликое местоимение, а ведь он даже не знал её имени, или не помнил. Сейчас разницы уже не существовало. Здесь и сейчас был только он и его мысли. Ну и ещё… — Свитс! — Бут, который как всегда, в самый ответственный момент, словно рыцарь в чёрном костюме и с синим галстуком в желтый ромбик, быстрым шагом подходил к нему со стороны парковки. — Я не мог приехать раньше. Мне нужно было… — он замялся, ловя на себе рассеянный взгляд друга, а затем, кашлянув, сменил тему: — Как Зак? — Зак, он… — тихо ответил Свитс, и перед глазами сразу появился образ молодого учёного с непослушными волосами, постоянно находящимися в беспорядке и падающими на лоб; с умными карими глазами, смотрящими на мир по-особенному, по-своему, — …он, знаешь, будет в порядке. Бут облегчённо и громко выдохнул и хлопнул Свитса по плечу. — Чудесно, как сам? — уже более осторожным тоном. — Бут, — Лэнс резко повернулся и в глазах его зажегся лихорадочный счастливый огонек. — Я понял. Мне кажется я его… — Оу, остановись! — с ожидаемым ужасом в голосе поспешил перебить его федерал. — Пожалей мои уши, я ни в чём не повинный прохожий. — И, видя небольшое недоумение в глазах друга, снова хлопнул того по плечу. — Пойдём, нас ждут. …и больше ни слова о главном. Один не хотел говорить, ввергая психолога в очередную печаль, из которой его едва вытащили. Другой не хотел слышать, понимая, что сейчас время для другого, а то… та, кто ждала его в следственном изоляторе, всё равно никуда не уйдет, и рано или поздно им придётся встретиться.***
Свитс сидел в неудобном кресле в неудобной позе. Облокотившись на спинку и подперев голову рукой, он спал… Он отказался уходить из больницы, но остальных настойчиво выпроводил. Лэнс сам ещё не был дома, так и оставшись в окровавленном костюме, только руки успел промыть. Медицинские сёстры пытались всучить ему хотя бы больничный халат, чтобы накинул поверх и не пугал своим видом посетителей, но оставили это безнадежное занятие — всё равно из палаты он не выходил. Свитс даже иногда размышлял и желал, чтобы он сам сейчас оказался на месте Зака и чтобы рядом с его постелью кто-то сидел сутками напролет и переживал. Из дремоты его вывел изменившийся ритм, исходивший от кардиомонитора, и он вскинул голову, уставившись на медицинский аппарат. Сердцебиение Зака участилось, что говорило о том, что ему либо хуже, либо он… проснулся. В целом, врачи прогнозировали, что он придёт в себя не раньше, чем через… неизвестно сколько, потому что именно в тот момент, Свитс в очередной раз мечтал о горячих счастливых объятиях, в которых он задушит этого ненормального, постоянно попадающего в передряги антрополога. Но он опровергал все мыслимые, и не очень, предположения. И всё же, глаза Зака были открытыми. Свитс, стараясь угомонить участившееся сердцебиение, не спеша приблизился к постели. Глаза лежащего были устремлены в потолок и, казалось, он ещё не до конца пришёл в себя. Но, через несколько мгновений его застывший взгляд ожил, и он, бегло осмотрев потолок, опустился, встречаясь с глазами психолога. Несколько долгих секунд он сверлил взглядом Лэнса, затем на его лице появилось выражение спокойствия, и он закрыл глаза, снова погружаясь в сон. Следующим утром в больницу пожаловала молодая супружеская чета Ходжинсов и, не терпя возражений, выпихнула слабо сопротивляющегося психолога из палаты, приказав отправляться домой и отдохнуть, предварительно сообщив, что они выбили для него целую неделю внеочередного отпуска. Свитс сильно не упрямился и, выйдя на улицу, направился к стоянке. Он, честно говоря, не совсем представлял, как в таком уставшем состоянии доберётся до дома. Но, стоило ему разместиться на водительском сидении и взглянуть в зеркало заднего вида, как внутри всё похолодело, и воспоминания тут же выдернули его из состояния вялости, одарив тревожной бодростью и дрожью рук. Заднее сиденье было в тёмных пятнах, которые отчетливо покрывали ткань и очень уж явно бросались в глаза. Лэнс повернул голову вправо, тяжело сглотнув и вспоминая скорчившуюся на пассажирском сидении девушку. Она так ни разу и не обернулась к нему, пока они везли сюда Зака. Успокоить нервы удалось не сразу, но излюбленная дыхательная техника всё же сделала своё дело, и Свитс, заведя мотор, не спеша и стараясь быть максимально внимательным на дороге, направился к себе домой на заслуженные несколько часов отдыха. Он нестерпимо сильно желал быть тут, рядом с Заком, когда тот откроет глаза. Чтобы он знал, что он нужен… хотя, именно это Свитс скорее всего хотел больше доказать себе, а не ему, но, одно дело, когда консультируешь кого-то, другое — разобраться в себе, что, зачастую становится непосильной задачей. Прежде чем парень снова оказался в больнице, прошло всего часов десять. Ощущение, будто организм торопил его, выспавшись всего за несколько часов и чувствуя себя бодрым и отдохнувшим. Когда психолог переступил порог палаты, там находилась только Энджела. Она сидела с ногами в кресле, с альбомом и карандашом в руках, девушка что-то старательно рисовала. Она, заметив гостя, лишь на мгновение оторвалась от своего занятия, чтобы кивнуть и устало улыбнуться, снова погружаясь в своё занятие. Лэнс тихо подошёл к ней и заглянул через плечо. На белой бумаге красовалось изображение мирно спящего Зака. Он лежал в траве, его волнистые волосы обрамляли лицо, выражение которого было умиротворенным, если не сказать, счастливым. Лэнс недоверчиво взглянул на спящего, и с удивлением снова перевёл взгляд на рисунок. Девушка будто заметила его недоумение. — Я тоже таким его ещё не видела, — прошептала она, очерчивая линии рук на изображении. — Кажется, будто он пережил не смертельную опасность, а что-то очень счастливое в своей жизни… Свитс закрыл глаза и положил руки ей на плечи, слегка сжимая их. Девушка тронула ладонью его пальцы и снова взялась за рисунок. Дорисовать ей не удалось, Лэнс настойчиво порекомендовал ей отправиться домой и отдохнуть. Посопротивлявшись для вида, она всё же встала и, легко обняв на прощание, покинула палату. Прошло несколько десятков умиротворяющих минут, прежде чем с кровати послышалось шевеление. Свитс в единое мгновение оказался возле Зака, всматриваясь в его лицо. Глаза спящего открылись, и он устремил взор на высящегося над ним психолога, отмечая на его лице беспокойство и ещё какие-то неизвестные ему эмоции, но от них, определенно, становилось тепло. Даже странно. Губы Эдди шевельнулись, и из горла вырвался тихий хрип. Мужчина нахмурился, и снова предпринял попытку что-либо сказать, но, как и в первый раз, она увенчалась тем же «успехом». — Я позову остальных! — растерянно сказал Лэнс. Он совершенно не ожидал (но очень, безгранично сильно рассчитывал на это), что именно в тот момент, когда он будет рядом, проснётся Зак и не смог ни скрыть, ни сдержать своих эмоций, поэтому попытался выгадать для себя шанс хотя бы сбежать из палаты на некоторое время. — Нет, — одними губами сказал Эдди. — Не нужно. Свитс застыл на месте, не зная, какое действие нужно совершить следующим. Зак взглядом указал на кресло и слабым движением руки изобразил приглашающий жест. Лэнс растерянно взглянул на предмет мебели и осторожно, чтобы не создавать лишнего шума, подвинул сидение к койке, и сел в него, оказавшись лицом на одном уровне с лицом Зака. Эдди молчал, глядя в глаза Свитса, который, кстати говоря, уже угомонил бурю эмоций и внешне выглядел спокойным. Пациент шевельнул рукой, а Лэнс непроизвольно, но слишком быстро накрыл ладонь Зака своей кистью. Изуродованные пальцы сжались в ответ и учёный закрыл глаза. Через какое-то время стало понятно, что он снова уснул. Тогда Свитс осторожно высвободился и вышел из комнаты, надеясь найти в этом здании автомат с кофе. Таковой обнаружился в приёмном отделении, вдоль стены у самого входа. С наслаждением прихлебывая напиток, который был вполне сносным, психолог, в почти самом благодушном настроении, вернулся в палату. — Свитс? — хрипло, но вполне слышно произнес Зак, отрывая взгляд от окна. — Привет, заходи. — Как ты себя чувствуешь? — засовывая одну руку в карман брюк, поинтересовался психотерапевт. — Наверно, главное, что я жив, — вздохнул Эдди и попытался улыбнуться, но после того, как Лэнс скривил губы, решил оставить эту попытку. — Эй, — наигранно возмущенно, и достаточно внезапно, воскликнул Зак, стараясь не перенапрягать голос, но и передать всю степень своего «возмущения». — А где мой подарок? — Не понял, — брови молодого человека изогнулись, а на лице застыло недоумение. — По традиции, когда больного навещают в больнице — приносят подарок, — пояснил ученый. — Это отголосок традиций древних религиозных жертвоприношений. — Для того, чтобы боги помогли выздороветь больному человеку, — урезонил Зак. — Я думал, что наука — для тебя всё, — удивился Свитс. — Я пытаюсь следовать всеобщим… — Заблуждениям? — перебил Свитс, улыбаясь. — Нет, традициям нашей культуры, — поправил слова психолога больной. — Хм… Но у меня ничего с собой нет, — задумался Свитс, растерянно бегая глазами в попытке вспомнить, что он бы мог прямо сейчас преподнести другу. — Разве что, кофе?.. Зак сощурился, а в глазах его появилось что-то новое, странное и ранее никогда Лэнсом не замечаемое. По крайней мере, распознать то, что сейчас крылось в глубине этих лукавых глаз, возможным не представлялось. Эдди немного приподнял руку, так, чтобы поманить парня к себе. Свитс растерянно отставил кофейный стаканчик на небольшой столик у двери, а сам неуверенно приблизился к кровати. — Наклонись, — едва слышно сказал Зак, и Лэнс, думая, что ему вдруг могло стать хуже от того, что до этого он напрягал голосовые связки, поспешно склонился над лежащим мужчиной. Расстояние между их лицами сократилось, как и время между ударами сердца. — Ниже, — одними губами сказал антрополог, нечитаемым взглядом продолжая сверлить глаза психолога. Свитс сглотнул, но послушался. Теперь между их лицами можно было просунуть ладонь, не больше. Лэнс рвано выдохнул, поборов желание зажмуриться. Внезапно рука Эдди взметнулась вверх, и он запустил ему пальцы в волосы, привлекая к себе так, что лоб парня уперся в подушку рядом с головой ученого, а губы Зака касались уха Свитса, который от неожиданности едва успел упереться руками в постель по обе стороны от тела больного. От такого напряжения, тёплой интимной близости и горячего дыхания мужчины, Свитс почувствовал слабость в ногах и руках, на какое-то мгновение ему показалось, что он сейчас просто рухнет поверх Эдди. Но упорство (а может и упоротость) психолога оставило его, напряженного и замершего, в таком положении. — Вот так, — тихий шепот в ухо наградил кожу Свитса мурашками, и ему показалось, что жар проследовал от самой макушки до кончиков пальцев ног. Зак мог слышать его сбившееся дыхание, в то время, как сам дышал ровно. Несколько мгновений изуродованные пальцы перебирали тёмные волосы, поглаживая и теребя мягкие пряди, едва не вызывая у Свитса стон отчаяния. — Ч-что ты делаешь? — наконец, справившись с собой, пересохшими губами спросил Свитс, чувствуя, что руки его предательски дрожат. — Проверяю… беру кое-что в качестве подарка, — было ему ответом, и через секунду Свитс почувствовал, как мочки его уха касаются горячие губы. Волна жара мгновенно прилила к его голове (...и не только...), сердце на несколько мгновений остановилось, глаза закрылись, губы Лэнса приоткрылись, рваным толчком впуская воздух в лёгкие. Тихий, едва слышный стон, который не удалось бы скрыть в силу того положения, в котором находились двое… Когда психолог понял, что произошло, будто ток пронзил его тело, и он резко отскочил от антрополога на несколько шагов, ошарашенно глядя в безэмоциональное лицо Зака, только уголки губ которого были едва приподняты, демонстрируя победную улыбку. Он с силой замотал головой, будто отгоняя наваждение и поспешил покинуть место своего потрясения. Добравшись до приёмного отделения, он рухнул на диван, скрывая лицо в ладонях и пытаясь прийти в себя. Прошло какое-то время, прежде чем ему удалось восстановить дыхание и успокоиться. Он боялся, искренне боялся возвращаться в палату. Его смелая бравада про «всё-я-теперь-ему-расскажу» показалась Свитсу смешной и неуместной. Но никаких иных мыслей по этому поводу не возникало. Сердце билось где-то в районе горла, соперничая с содержимым желудка за право первым выбраться наружу, но это было недопустимо. По крайней мере, не на людях. Очередной тяжелый вздох был прерван трелью мобильника, и Лэнс порадовался, что хоть на какое-то время сможет отвлечься. — Да, Бут, — бодро сказал он в трубку. — Парень, я знаю, что у тебя заслуженный выходной, но ты нужен здесь. Она требует тебя. Волосы Свитса зашевелились в какой-то непонятной тревоге, и психолог, забыв о своих недавних переживаниях, рванул к выходу, даже не озаботившись дать агенту ответ.