27 замков

Литтл Уингинг. Такое маленькое приторное название для такого же пригорода с цветущей зеленью, аккуратными домишками с высокими окнами, в которые по вечерам видно работающий телевизор; люди в нем жили самые разные, но в своём большинстве семейные пары, в которых глава трудился в Лондоне, а женщины хранили семейный очаг, выглаживая школьную форму своих ненаглядных детей, готовя завтраки и обсуждая с соседками неспешно протекающую жизнь пригорода. Мы поселились в светлом просторном доме, в котором Кейт развела цветы, по утрам благоухало свежей выпечкой и кофе, а домашний кот Риччи важно лежал на своём коврике, изредка поднимая голову и взирая на нас, как на своих рабов. В Литтл Уитгинге семьи были идеальными, и мы отлично вписались в это общество шаблонов и клише. Кейт, как ей и полагается, дышала здоровьем и благополучием, готовила вкуснейший пирог, носила платья, подчеркивающие высокую грудь и широкие бёдра; папа здоровался с соседями, дарил приходящим на приём детям мармелад, читал за завтраком газету и слушал по вечерам радио; Петуния ездила на курсы секретарш в Лондон, где познакомилась с Верноном, представила его семье и надеялась на счастливое замужество; Джон всегда был учтив и приветлив, учился в медицинском и готовился унаследовать практику отца; а я удостоилась чести учиться в частной закрытой школе в Шотландии, где моими однокашниками были дети министров и политиков.Так мы и жили вот уже десять лет, воздвигая вокруг себя идеальный мир. Розе Хиззл в этом мире не было места. Я не любила приезжать домой на каникулы: чувствовала себя чужой, словно ворвалась в чей-то мир, правил которого совсем не знала. Дома моего появления тоже не ждали, затаив дыхание: отец пропадал на работе (мне нравилось думать, что ему тоже не по вкусу эта жизнь и он предпочитает проводить время в офисе), Петуния давно не воспринимала меня как сестру, но будучи вполне рациональной и стремящаяся сохранить хорошую мину при плохой игре, терпеливо переносила мое пребывание в своей жизни, попросту игнорируя моё существование; Джон не замечал меня по большей части, а вот Кейт крутилась вокруг меня, как наседка, стремясь угодить во всём и окружить заботой. Главной причиной того, что домочадцы чувствовали рядом со мной напряжение было моё сходство с матерью и наличие магических способностей. Фотографий Розы не было дома, о ней не говорили и не вспоминали, словно никогда и не существовало первой миссис Эванс; я же была её живым наследием, памятью о ней и вечным напоминанием, мозолившим добрым людям глаза. Тот солнечный день уже давно поблек в моей памяти; было душно; потоки свежего воздуха взяли отгул и не появлялись в пригороде. Я помню, что с трудом заставила себя обменяться парой слов с Кейт, выслушать ее бессмысленное чириканье и подняться к себе, обещая отцу вернуться через десять минут, чтобы пообедать. Я прислонилась спиной к двери, оказавшись в неизменной спальне; окинула взглядом голубые стены, кровать с нежно-лиловым покрывалом, книжные полки, забитые литературой, комод, заставленный множеством милых безделушек и рамок с детскими фотографиями; снизу доносились голоса мачехи и отца. Я задыхалась. У меня подкосились ноги, и я сползла вниз по двери, прижала колени к груди и упёрлась в них подбородком. Я чётко и ясно поняла, что не выдержу в этом доме и дня. То, что случилось много лет назад, тайна, связавшая нас одновременно была и тем, что разделило. После смерти мамы мы будто смотреть друг на друга не могли. Я решительно спустилась вниз, таща за собой так и не разобранный чемодан. Во мне проснулся неожиданный талант к красноречию, когда я убеждала отца, что в Оксфорд мне нужно ехать сегодня, так как профессор перенёс нашу встречу. Я сказала, что проведу там месяц, а о дальнейших планах сообщу по телефону. Через час я уже садилась в такси, обещая вести себя хорошо и осторожно, звонить раз в два дня и при первой же необходимости вернуться домой. Проехав на такси до ближайшего перекрёстка, я вышла, расплатилась и вызвала более подходящий транспорт — Ночной Рыцарь, который должен был довезти меня до паба "Северный приют". В тот день многое поменялось, мой поступок стал чем-то вроде спускового механизма, стал бабочкой, вызвавшей торнадо. Поэтому я и не знала точно, с чего начать своё повествование, ведь всё закрутилось именно в тот день, но вы не смогли бы понять, не объясни я, что привело меня к пабу, что заставило меня снять комнату на сутки, а потом не знать, чем расплатиться за остальные дни. Я спустилась вечером на первый этаж, где хозяин заведения Энди с остервенением чистил барную стойку. — Чем могу помочь? — спросил он, стоило мне сесть на высокий стул. Недалёко от меня сидел единственный клиент. — Добрый день, сэр. Мне нужна работа. Энди перевёл на меня взгляд, огромными ладонями опираясь о деревянную поверхность стойки, и усмехнулся. — Поздравляю. Чего же ты от меня хочешь? — Я могу делать все, что угодно, — ответила уверенно я. Голос подал не Энди, а сидящий рядом сальный мужик, прихлебывая своё пиво. — Лезь на стойку, малышка, вот тебе и работа. — Захлопнись, Флинт, — резко сказал Энди. Я никак не отреагировала, предпочитая игнорировать человеческую глупость и недалекость. Бармен задумчиво смотрел на меня, а я на него, ожидая вердикта. — Пиво наливать сможешь? — с сомнением спросил он. — У меня талант. — Убирать столы? Мыть кружки, полы, стойку? Разнимать драки? — Я в прошлом году выиграла гран-при в конкурсе по уборке. — И где же проходил этот конкурс? — удивленно вставил клиент. Бармен одарил его снисходительным взглядом, возвращаясь к протиранию очередного стакана. — В Хогвартсе, — ответила я, развернувшись к Флинту. — Домовые эльфы отходили два дня после поражения. Энди фыркнул, весело взглянув на меня исподлобья. Он скрывал, но я видела, что уголки его губ дрожат от сдерживаемой улыбки. Это придало мне уверенности. — И, кстати, я готовлю потрясающий омлет. —  Испытательный срок, — сдался Энди. — Выдержишь сегодняшний вечер — можешь задержаться на две недели. Идёт? — он протянул мне руку. — Идёт! — Дамблдор молодец, — задумчиво поговорил Флинт, — я всегда знал, что школе нужно перестать заниматься ерундой типа смертельных олимпиад и Турниров Волшебников. Конкурс по домохозяйству другое дело. Когда уже назначат старика Альбуса министром. Вот тогда-то жизнь станет лучше! Мы с Энди переглянулись и одинаково усмехнулись. — Здесь есть телефон? — спросила я. — На улице за углом, — коротко бросил Энди. — Пока можешь прогуляться, за стойку встанешь вечером, часов в семь: тогда собираются люди. Я попрощалась и вышла из паба. Будка нашлась на расстоянии нескольких метров; я вошла внутрь, зажала телефон между ухом и плечом и набрала номер дома. Ответил отец. — Все в порядке, пап, — сказала я, терпеливо выслушав вопросы отца, заданные сухо и деловито. — Оксфорд выглядит так, как я и представляла. Меня поселили в студенческом общежитии, работу начнём завтра. — Прекрасно, Лили, я в тебе не сомневался. Ты умная и рациональная девушка, так что я не волнуюсь. Звони, если что-нибудь понадобится. До свидания. Я простояла ещё несколько минут, держа телефон в руках. Вот и все, что он тогда сказал. Мне на долю секунды стало больно от того, как легко все прошло. Неужели этого оказалось достаточно? Какой-то бессвязный бред, сказанный семнадцатилетней девушкой, и вот меня отпускают на все четыре стороны. Возможно, звучало несправедливо, но мне показалось, что дома все рады моему долгому отъезду. Ведь так для них все проще, не нужно терпеть странную девушку в своём картонном доме. Позже я отправилась на Косую аллею, разменяла в Гритготтсе фунты на галеоны, купила себе фисташковое мороженное, зашла в магазин одежды и купила летний сарафан: из прошлогодней одежды я уже выросла. Время текло тягучей липкой карамелью. Я сидела на плетённом кресле, щурилась от ярких солнечных лучей, смотрела на проходящих мимо людей, искала трещинки на выложенной камнем дорожке; в воздухе пахло сладостями и волшебством; мне представлялось, что я отдыхаю на дорогом курорте, но в то же время я со всей ясностью понимала, что не хотела бы оказаться где-нибудь в другом месте. Я настолько увлеклась созерцанием пейзажа, что не заметила компанию подростков, занявшую соседний столик; просто в какой-то момент передо мной выросла гора, загораживая солнце. — Простите? — спросила я, вглядываясь в силуэт человека. Болезненная бледность, серые глаза, коротко стриженные волосы, шрам, змеёй выползающий из рукава футболки… Отдельные черты сложились через секунду в единый образ. — Ремус! — воскликнула я. — Привет, Лилс, — улыбнулся он, и его искренняя улыбка затмила солнце окончательно. — Что ты тут делаешь? — Ничего особенного, — я указала на соседний стул. — Присаживайся. Ремус отвёл взгляд, посмотрев куда-то за мое плечо. Я обернулась: через несколько столиков от меня сидели Мародеры. Они с интересом следили за нашим разговором. — Ты не один, — я снова обернулась к Люпину. Он выглядел немного смущенным. — Вы отмечаете конец учебного года? — Типа того, — пожал он плечами. — Не хочешь присоединиться? Его слова вынудили меня усмехнуться: мы оба знали, что приглашение продиктовано вежливостью. Милый добрый Ремус, стремящийся добиться для всех комфорта и благополучия. — Спасибо, но я откажусь: не хочу смущать твоих друзей. — Ты вовсе не… — Не испорчу вам весь образ? Брось, Ремус, — я встала, взяв в руки свои пакеты. — Если кто-нибудь из школы увидит, что Мародеры пьют кофе с ненормальной Эванс, то ваш рейтинг крутых парней стремительно упадёт вниз. — Ты знаешь, что я так не думаю, — сухо сказал Ремус. Он выглядел оскорбленным. Мой взгляд смягчился, и я вполне благосклонно улыбнулась. — Все хорошо, Ремус. Меня это не трогает. Увидимся. Мне следовало сразу уйти, но какое-то странное чувство, назойливое ощущение, будто кто-то щекочет шею своим дыханием, заставило меня обернуться. Сложно сказать, что именно случилось. Произошло сразу несколько вещей: подул ветер, колыхнув мои волосы, и они заалели ярким пламенем в воздухе, корона солнечного света осветила меня со спины, а я схватилась за подол платья, прижимая его к бёдрам. Джеймс Поттер посмотрел мне в глаза, и не так, как будто видит все это, а словно каким-то невероятным образом сумел пробраться через тернии света и ветра, сквозь кожу и кости. Его взгляд стал осязаемым, таким тяжёлым, что я не могла пошевелиться. Он моргнул, и все прекратилось; неведомые нити, соединившие нас в то короткое мгновение, с тихим звуком разорвались. Я ушла, находясь в жутком смятении и растерянности.