Карманная смерть

Утро начинается с писка комма. Потом быстрые сборы – дело привычки. Джек машинально поправляет кобуру и помогает Рейесу затянуть ремни на бронежилете. Чувствует, что Гэбриэл напряжен: болезненно, будто струна. Так уже несколько миссий. Нужно уговорить его зайти к Циглер. Вечно забывает. SEP спорна – говорят, солдаты умирали. Сходили с ума. Нестабильные. Их жизнь – мрачная, грязная рутина под аккомпанемент речей о спасении мира и светлом будущем. Overwatch не нужны лидеры, которые могут рехнуться и перестрелять всех кругом. Бомбы замедленного действия, призраки войны. ООН убрали их в дальний угол. Игрушечный отряд в награду за спасение мира. *** Черный шаттл растворяется в предрассветных сумерках. Рейес тяжело садится в кресло, проводит взглядом по бойцам. Трет переносицу. Джек прикроет, если что. – Да, Джек? – бормочет. Забывает, что тот давно возле него не сидит. Смотрит откуда-то из дальнего угла. Потому что заснуть в жестком кресле почти невозможно, но Моррисон ухитряется. Кризис научил спать когда угодно и где угодно – хороший способ скоротать дорогу. Лучше, чем напряженное молчание: может быть раньше он прикрикнул бы на перешептывающийся молодняк, помог Рейесу с брифингом… Но в шаттле тихо. Все знают свою работу слишком хорошо. Blackwatch – единый механизм, все детали проверены и абсолютно надежны. *** – Джек, отходи. В бою он Гэбриэлу кажется другим – Моррисону крышу рвет похлеще дозы адреналина. Он тяжело дышит и по трупам пойдет. Не обернешь, не вытащишь. – Я не закончил. А Джек видит иначе – чувствует себя живым, распаляется. Он ведь приносит пользу, верно? Спасает мир, не просит ни наград, ни медалей. Просто хочет быть нужным. Не замечает. Рейес перехватывает и роняет, вжав в землю, – может быть остынет. Пережимает рану на собственном боку: а Джек невредим – везучий, везучий сукин сын. Получает в висок. Кашляет. Их драка – пустая, бессмысленная. Такая ожесточенная. Грызутся, катаясь в стылой грязи, как взбесившиеся собаки. Отряд безмолвно наблюдает – показывать слабость нельзя, страх потеряют. Боль отступает на секунду. Рейес пытается быть ловче, поставить на место, рычит – чертов выскочка. Моррисон бьет вслепую в живот – угадывает. Сваливает с себя тяжелое тело и поднимается на ноги. Гэбриэл смотрит – его взгляд пугает. Струна лопнула. Протягивает руку. Кажется, что глаза стали осмысленнее, и Джек надеется – вдвоем они замнут, вытянут. И не с таким дерьмом справлялись – это их работа. Он предпочитает верить в людей, особенно, когда на поясе пистолет и эластичные наручники – гарантия плодотворного сотрудничества. …Когда холодная сталь дробовика упирается ему в глотку, Джек тихо вздыхает. Недооценил. Рейес усмехается – насколько Моррисон быстро теряет свой пыл, когда его подлавливают. Отстегивает наручники от его пояса и подает с немым: надевай себе. Подниматься не торопится, ему ли не знать, что любой промах с ним равен смерти, особенно когда дело доходит до оружия. *** Рейес успокаивается только в шаттле, наблюдая связанного Джека рядом. Как он хищно смотрит на отряд и дергает руками – щенкам не хватает муштры. Он этим обязательно займется. Если переживет это утро. Главное предупредить, сказать – у Рейеса дурной огонек в глазах… *** В камере Джек сидит смирно, почти не двигается. Пусто смотрит в стену – ждет решения вышестоящих. Наверное, его накажут. За что? Джек просто делал свою работу. Но к нему приходит только Гэбриэл – давно выучил звук шагов. Он с трудом распрямляет затекшие руки. Резко перехватывают за глотку. Рейес знает – реакция напарника лучше, отработанее. Нужно действовать быстро. Придавливает к полу. – Чтобы еще раз… – сипит. Сдавливает крепче. – Ты понял? Его руки – как стальные клещи, и Джек старается не дергаться, не паниковать – держать под контролем. Нащупывает на горле запястье и сильно сжимает, только когда в глазах начинает темнеть. Рейес бьет. Больно, без жалости, чтобы остались отметины. Чтобы все псы видели, кто главнее. Всегда так – силой, нахрапом. Часто заигрывается. Как мальчишка. У него нет власти – ни над кем, кроме горстки пропащих душ. Они оба это понимают. Поэтому Рейес злится. Джек сплевывает кровью – прямо на пол. В глазах плывет – слишком сильно приложили головой о столешницу. Замечает отблеск ножа и настороженно замирает. Рейес сжимает челюсть, чтобы не двигался, чтобы случайно не угробить. Довольно наблюдает за страхом в затуманенных болью глазах. Острое лезвие хорошо скользит, рассекает лицо. Заливает ярким красным маревом. Одергивает себя, словно опомнившись. Джек вздрагивает и затихает – устало, отчужденно. Будто уже не чувствует боли. Или плевать на нее хотел. Горячая кровь заливает лицо, он трясет головой, дёргано, машинально пытаясь стряхнуть ее глаз. Будто сломанная игрушка. Рейес быстро хватает на руки. Несет в медблок с неприкрытым волнением – знает, что не смертельно, но боится. Боится. Ему вопросов не задают, как всегда после допросов. Джека опутывают трубками, датчиками, что-то колют. А он бормочет. Про нехороший взгляд и SEP – словно его кто-то услышит – врачи думают, что он просто бредит от лекарств и побоев. *** Рейес приходит только чтобы забрать, когда Джек близок к норме. Любуется на чуть кривой шов с аккуратными стежками. Скалится. Хороший пример для отряда. – Бедняга Джек, – едко и наигранно. Тот вздрагивает, как от удара. И поднимает на тяжелый взгляд. Гэбриэл ведет его по коридору, держась чуть позади. Запускает в комнату – пусть отоспится, завтра он понадобится на тренировках. Джек выжидает недолго. Ищет комм на столе: нужно сообщить Ане. Ана должна знать. *** Рейес не может заснуть несколько суток. Шатается по базе. Возвращается к Джеку, садится напротив, устало щурясь. У него свежие воспаленные швы росчерками на бледной коже. – Тебе нужна помощь, – он говорит. Смотрит – равнодушно и пусто. – Конечно, Джек. Конечно. У них обоих на лице ухмылка. Они оба готовы стрелять в упор. SEP спорна. Говорят. Солдаты сходили с ума.