Von Hass zu lieben einen Schritt

      Солнечный свет, который лился из не до конца закрытого шторой окна и падал прямо мне на лицо. Боль отдавалась в висках из-за того, что я вчера немного побаловалась с алкоголем, только жаль он не смог закрыть душевную боль.       Приподнимаюсь на локтях и осматриваю комнату, как будто что-то за ночь должно было произойти. В углу валяется небесно-голубое платье, а под ним туфли. В другом — валяются испорченные листы, пару книг по латыни, которые я откидывала в сторону, потому что меня клонило в сон. Над столом из темного дерева висят наброски, которые мне напоминают о моей счастливой жизни в Нью-Йорке. Как же хочется вернуться к нормальной жизни и быть обычной девочкой, которую звали Клэри Фрэй, а не Кларисса Моргенштерн. Хочется вернуться назад домой и пойти гулять с Саймоном, или зайти вместе с ним в одну из кафешек за горячим кофе, который я так обожаю. Хочется слушать шутки Джейса, наполненные сарказмом. Хочется выслушивать нравоучения от Изабель – по поводу одежды, и от Алека – о том, насколько я процентов несносная и сумасшедшая. Но вместо этого я нахожусь в месте, которые многие нефилимы три месяца назад называли своим домом. Чтобы выжить самой и дать свободу остальным, мне приходиться строить планы против своего отца и брата. Даже несмотря на то, что я ненавижу Валентина и Джонатана — это не правильно уничтожать их. Как бы больно не было это признавать, но они – моя семья, и мне придется мириться с этим до конца своих дней.       В памяти сразу всплывает разговор с Бренвелл. Теперь на мне весит более сильная ответственность, потому что если я сделаю что-то не так, то многие умрут, а я не хочу, чтобы мои руки были запачканы в крови. Нужно делать все аккуратно и не вызывать подозрений. Валентин более-менее спокоен и не подозревает меня ни в чем в отличие от Джонатана. Он догадался, что я что-то затеяла, но почему-то не высказал вчера свои подозрения Валентину. А что, если мои планы и действия принесут Джонатану только пользу?       Откидываюсь назад на подушку и провожу ногой по гладкой поверхности бархатного покрывала, которое я вчера поленилась снять, только достала одеяло из-под него и все. Дверь моей комнаты без стука открывается, и в комнату вваливается Джонатан. Твою мать. Моментально укутываюсь в одеяло, потому что я вчера была не в состоянии натянуть на себя пижаму, поэтому так и заснула в нижнем белье. Моргенштерн, насвистывая какую-то веселую мелодию, приземлился рядом со мной на кровать, а я еще больше закуталась в одеяло. — Можешь не прятать свое красивое черное кружевное белье, я еще вчера его увидел, — он начинает смеяться, а я заливаюсь румянцем. Как же я его ненавижу. Я думала, мне показалось, что ночью кто-то зашел в комнату, но тут вышла ошибочка. — Что ты хочешь? — приподнимаюсь и облокачиваюсь о стенку кровати. Мы смотрим друг на друга, только мой взгляд наполнен гнева, а его так и блестит от радости. Скорее всего, в своем маленьком списке желаний уже отметил пункт, который называется «Увидеть младшую в нижнем белье». — Мне нельзя зайти к младшей сестренке с утра и первым пожелать ей «Доброе утро»? — взгляд Джонатана стал куда более серьёзным, потому что следующие слова, скорее всего, будут неприятны и мне, и ему. — Ты захотела настроить против меня пару сумеречных охотников, так ведь? Я открываю рот от удивления и сразу пытаюсь опровергнуть его слова, потому что он не должен об этом, чёрт возьми, знать. Никто не должен. Моментально отодвигаюсь от Себастьяна, потому что боюсь его. Боюсь его действий. Джонатан видит резкий перепад моего настроения и мои никчемные попытки избежать лишних вопросов. Одно его лёгкое движение рукой, и я уже лежу под ним. Беспомощная и слабая. Ему нравится то, что сейчас происходит, потому что он любит играть со своими жертвами. Ему нравится видеть страх в моих изумрудных глазах, как поднимается грудь при каждом вдохе и выдохе, как я лишний раз боюсь дернуться, чтобы не нарваться на грубость. Я так превосходно чувствую его запах лаванды, мёда и табака. Он дурманит и въедается в лёгкие. Мне кажется, что ни одни сигареты в мире не смогут вытравить этот запах, который навсегда остался в альвеолах легких. Его чёрные глаза, цвета вороного крыла, прожигали меня взглядом. Смотреть в них — это словно с разбегу прыгнуть в огромное озеро с нефтью. Тебя затянет в него, и ты больше никогда не увидишь свет, только темноту. Так же и здесь. — Я хочу, чтобы ты раз и навсегда усвоила: ты можешь строить планы против нашего отца, круга, но не против меня, потому что мои угрозы всегда приходят в действие. Я действительно могу отыграться на твоих друзьях, на твоей матери и на Джейсе, а тебя я заставлю смотреть на все это. Я не Валентин. Я слов на ветер не кидаю, поэтому обдумай все хорошенько, а потом уже лезь на рожон. Я все понятно объясняю? Киваю в знак согласия, потому что все тело предательски дрожит. Страшно от его угроз. Страшно от такой близости с ним. У нас с ним один воздух на двоих, и это заставляет сердце ускориться. Нервные импульсы передают сигналы в головной мозг, и все тело опять пробивает мелкая дрожь. Время для нас обоих застыло. Ему нравиться видеть меня такой послушной, потому что я, чёрт возьми, действительно его боюсь. Неправильное слово и сам Разиель не спасет меня от гнева Джонатана. И как только он просто отстраняется, я могу спокойно выдохнуть. Такой близости я даже Джейсу не позволяю, потому что это моё личное пространство. Джонатан кидает мне в руки какую-то ткань алого цвета и смотрит за тем, как я разворачиваю ее. Это было обычное платье, только низ юбки сзади был длиннее, чем спереди. Здесь не было вышивки, кружева, просто шёлковое платье. Удивленно выгибаю бровь и смотрю на Себастьяна. С чего бы вдруг такие подарки? — Сегодня прибудет Лилит, и я хочу, чтобы ты выглядела достойно. Мама ненавидит нефилимов, но ты, моя дорогая, будешь исключением. — Я не буду встречать королеву Ада, потому что она — демон, а мы — сумеречные охотники — убиваем демонов, если ты забыл. — Кидаю платье обратно Моргенштерну и заворачиваюсь в одеяло, чтобы хоть немного спрятаться от пожирающего взгляда чёрных глаз. Ему не нравиться моё поведение, но он почему-то ничего не делает. Всегда, когда я вывожу его из себя, он пытается хоть как-то наказать, или, хотя бы, заставить дрожать от страха. Но ничего не происходит. Он стоит и как будто мысленно считает, чтобы успокоиться. Но, зная Себастьяна, ему это не помогло бы. Затем он резко отрываться от стены и подходит ко мне. Как говориться — допизделась. — Нет, ты поднимешься с кровати и пойдешь вниз, или я сам одену тебя и вынесу из этой комнаты. — Его правая рука перемещается на мою шею, перекрывая доступ к кислороду. От его прикосновения по телу прошлась мелкая дрожь из-за неожиданности и страха. Каждый раз, когда я нахожусь рядом с ним, я испытываю только страх. Самый настоящий животный страх. Хватает одного взгляда, чтобы из храброго тигра превратиться в пушистого кролика. Жизнь меня ничему не учит. Как любила выебываться и уничтожать нервные клетки Джонатана, так все и осталось. Ему ничего не стоит сейчас свернуть мою шею или задушить кулоном с лазуритом, который я вчера не сняла. Мои ногти впиваются в его ладонь, но ему плевать. — Мне нужно, чтобы мама одобрила тебя, потому что наступают тёмные времена, Кларисса. Если ты хочешь выжить, то лучше веди себя хорошо. Я — твой способ выжить. — Я лучше сдохну, чем буду искать спасения, тем более у тебя, — смотрю ему в глаза с вызовом, а его просто колотит от злости. В глазах кипит ярость, вены на шее проступили сильнее, а челюсти крепко сжаты. Наверное, никогда не научусь держать язык за зубами.       Но вся его злость в глазах начала меняться на веселье. На его лице начинает появляться улыбка, от которой многие девушки уже давно бы растеклись лужицей. Если бы я встретила его полгода назад на улице, то без сомнений бы влюбилась, но внешность — это одно, а характер — другое. — Ты так сильно ненавидишь меня, хотя я тебе ничего плохого не сделал, — он убрал руку с моей шеи и лег рядом, положив голову мне на колени. Теперь приходится наклонять голову вниз, чтобы смотреть в его глаза, темные, как оникс. Он сейчас был похож на маленького ребенка, который обижается на родителей. Я провела рукой по его платиновым волосам. Они такие мягкие, словно шелк, и похожи на жидкое серебро, которое струится между пальцев. — Почему ты меня так ненавидишь?  — Я не ненавижу тебя, хотя есть моменты и для ненависти. Я скорее… боюсь тебя, — он удивленно выгибает бровь, и его улыбка моментально исчезает. Его взгляд не был холодным, как всегда, там читалась нарастающая обида. Ему не безразлично мое мнение, и я, кажется, нашла его слабое место. — Ты боишься меня, но при этом всегда пытаешься вывести из себя. Я смотрю, тебя логикой не наградили. Если бы ты вела себя нормально, то тогда не шугалась бы от моего появления, — он начинает смеяться, а я легонько бью его по затылку. Очень смешно. Наверное, я никогда не смогу узнать, с какой скоростью его эмоции могут меняться. Улыбка Джонатана начинала по чуть-чуть исчезать. Веселье в глазах заменялось обидой. — А если серьезно, то почему ты меня боишься? — Серьезно? Ты еще спрашиваешь, почему я боюсь тебя? Ты десять минут назад угрожал мне, а еще каждый божий день ты говоришь, что отношения между братом и сестрой это нормально. И ты делаешь прямые намеки, что если мы… скажем так… ну, ты понимаешь меня, — я не могла сказать простого слова, но Джонатан все понял и без этого. Он начинает открыто ржать надо мной, а я моментально заливаюсь румянцем. Тяжело втягиваю воздух и так же выдыхаю. Если бы я могла убивать людей одним злым взглядом, то Моргенштерн уже был бы мертв. — Ты хочешь сказать, что хороший перепихон между нами это неправильно и дико, как и все остальное. Ты бы сейчас видела себя, Клэри. — Я отвернулась к окну, чтобы не смотреть на Моргенштерна. Его смех разносился по комнате эхом, и его, наверное, даже можно было бы услышать в коридоре. Когда он успокоился, я опять перевела взгляд на брата. На его лице все еще играла детская невинная улыбка, но взгляд выдавал его сущность садиста. Ему нравилось мучить меня. — Я так понимаю, что у тебя и ангелочка ничего не было? — Я не буду обсуждать с тобой свою личную жизнь, — я поперхнулась от его вопроса, но все же ответила. Складываю руки на груди и зло прожигаю Себастьяна взглядом, а он опять смеется. Кусаю нижнюю губу, потому что больше ничего сказать не могу. Я могу ответить саркастической колкостью на все его слова, но на эту тему у меня нет ни одного ответа. — Так значит, ты еще девственница, — он все еще улыбается, как чеширский кот. И у меня появляется непреодолимое желание стереть эту нахальную ухмылку с его лица. Джонатан так говорил это, как будто пробовал самое лучшее вино мира. Каждую букву он выделил, а слово «девственница» сказал с такой радостью. Он перевел взгляд на меня и с садисткой улыбкой задал вопрос. — Кому же, интересно, достанется главный приз? — Да пошел ты, — это было словно удар под дых. Я вся горела от злости и стыда. Неужели хоть раз в жизни он не может промолчать. Скидываю его голову со своих коленей и заворачиваюсь в одеяло, но уйти не могу, потому что Джонатан садиться и кладет одну руку мне на плечо, плотно прижимая меня к своему телу. Я чувствовала плечом тепло его тела, как поднималась его грудь, как билось сердце. Он еще не закончил свои издевательства. — Ну, зачем же сразу посылать? Я же просто шучу, Кларисса. И знаешь, если тебе вдруг станет одиноко, то я всегда могу помочь тебе расслабиться и закрыть пустоту в … — беру подушку, которая валяется недалеко, и бью ей его в лицо. Поток его слов закончился, но зато я смогла этой выходкой разозлить его, что лучше бы не делала. — Это ты зря, стерва, сделала. Я испуганно спрыгиваю с кровати и чуть ли не падаю на ковер, потому что цепляюсь ногами за одеяло. Моментально забегаю в ванну и закрываю дверь на замок. Я бессмертна. Как не прискорбно было бы это признавать, но Джонатан прав. Если я буду вести себя как божий одуванчик, то избегу множества проблем. Хотя, трепать нервы Джонатану куда интереснее и вести счет кто кого больше заебал. Прислушиваюсь, чтобы узнать: в комнате ли еще Джонатан. Тишина. Аккуратно открываю дверь и тут же жалею о своих действиях. Джонатан стоял, облокотившись об дверной косяк. Моментально закрываю дверь, но Моргенштерн подставляет ногу и не дает ей закрыться. Отступаю назад, а Джонатан идет ко мне. Я ищу спасения, как испуганный хорек, а брат, как хищник, наступает, перекрывая доступ к бегству. Упираюсь в деревянный комод, и Себастьян ловко садит меня на него, встав между моих ног. Я почти не дышу, потому что страшно. По позвоночнику пробегает табун мурашек. Он положил свои руки мне на бедра и улыбался. — Я про это и говорил, Кларисса. Если бы ты нормально себя вела, то сейчас не сидела бы на этом столе. Давай кое-что уточним, потому что я вижу, что до тебя вся информация крайне долго доходит, — его рука подымается выше, к моей талии, и я вздрагиваю. Я сижу только в одном нижнем белье, а он стоит передо мной одетый и сейчас может произойти все что угодно. Второй рукой он хватает меня за шею и притягивает ближе к себе, а я пискнула от боли. — Еще хоть одна такая ебанутая выходка, и все твои страхи станут реальными, ты, блять, поняла меня? Я могу быть хорошим, как пару минут назад, но если ты не переходишь границы дозволенного. Я с тобой сюсюкаться не буду больше, за три месяца до тебя уже давно должно было дойти, что я не твой ангелочек Джейс. Я могу в любую минуту нагнуть тебя, если захочу, поэтому фильтруй речь и думай, что делаешь. Мои руки похолодели от страха. Вот настоящий Себастьян. Тот, который демон. Его слова, как пощечина, которая отрезвляет и заставляет все понять. Я вся дрожала, а Себастьян видел это и наслаждался тем, насколько я боюсь его. Его рука, которая лежала на моей талии, переместилась назад на бедро, и от его прикосновений меня начало мутить. Я слаба перед ним, как никогда. Мне больше ничего не остается, как сидеть тихо и не дергаться, если не хочу, чтобы угрозы пришли в действие. Он отпускает мою шею, на которой, скорее всего, останутся синяки и подымает мою голову вверх, так, что мы опять смотрим друг другу в глаза. — Вот видишь? Ты же можешь быть послушной, когда захочешь. Ты правильно делаешь, что боишься меня, потому что так и надо. Даже не смотря на то, что ты единственный дорогой мне человек, ты не должна зазнаваться и вести себя так, как будто тебе все дозволено. Перестань дрожать, Кларисса, я тебя не убить собираюсь, а просто даю совет на будущее. Надеюсь, что до тебя все дошло? — его голос стал на пару тонов тише, но он все равно заставлял бояться. Киваю головой в знак согласия. Именно в этот момент ушли все мечты о том, что Джонатана можно спасти и вернуть на добрую сторону, потом что он обречен. Его уже ничто не спасет и, боюсь, что он затянет меня в этот темный мир. Сердцебиение увеличилось в несколько раз и казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из грудной клетки. Собираю последние частички своей храбрости и смотрю на Джонатана, гордо подняв голову вверх, и испепеляю взглядом, наполненным ненавистью, на что он лишь смеется. Ему нравится, когда я даже в такие моменты пытаюсь выглядеть достойно, но когда он пододвигает меня к краю комода, так что наши тела врезаются друг в друга, уверенность в себе уходит. Он прижимается своей щекой ко мне и шепчет на ухо. — Ты все никак успокоится не можешь, но мне нравится твой потенциал и уверенность в себе. Если бы ты была полностью безвольной куклой, то это было бы крайне скучно, — он аккуратно поцеловал мою шею, от чего я резко дернулась назад, но его руки, блуждающие по моей спине, не дают мне отодвинуться подальше от Моргенштерна. Пытаюсь оттолкнуть его от себя, но все бесполезно. Я уже была в панике, что сейчас Джонатан сделает то, что обещал, но он сам отстраняется от меня с улыбкой на лице. Еще один пункт его мерзкого списка выполнен, а может, даже два. — Раз мы все уяснили, то через полчаса жду тебя внизу. И давай без выебонов, милая, иначе мне придется поставить тебя на место. Отца нет, и никто не придет спасти тебя, поэтому думай сама, как ты хочешь провести этот день, — еще одна противная улыбка расцвела на его лице, и я еле сдерживала себя, чтобы не кинуть в него тюбик с кремом. Это плохо закончится для меня. Он выходит из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь, а я спрыгиваю с тумбочки и подхожу к зеркалу. Я за эти три месяца сильно изменилась. Я ужасно похудела, так, что были видны изгибы ребер и тазобедренной кости. Под глазами темные круги от туши со вчерашнего дня, а глаза больше не горят, как прежде, изумрудным огнем. Как будто радужка глаза потускнела в один прекрасный момент. От прикосновений Джонатана появлялись красные пятна, которые потом превратятся в синяки. Рыжие волосы спутаны и спускаются к лопаткам. Вроде бы нет больших изменений во внешности, но в душе все сломлено. Я думала, что выдержу все. Выдержу тяжелые взгляды Валентина, которому на меня в большей степени плевать. Выдержу все колкости и выходки Себастьяна. Но нет. Я сломалась. По скулам начинают стекать слезы, которые так давно я сдерживала от обиды на весь мир. Я возомнила себя спасительницей и защитницей многих сумеречных охотников, но я даже себя спасти не смогла, только обрекла на страдания. Как мне выжить, если собственный брат хочет изнасиловать меня? Как мне спокойно жить с этим? Набираю горячую воду и погружаюсь в нее с головой. Так хочется, чтобы эта вода отделила меня от всех проблем и больше никогда не выпускала в реальность, но без воздуха я долго не могу. Поднимаю голову из воды и хватаю ртом воздух. Сейчас мне придется натянуть то платье, которое принес Джонатан, и играть пай-девочку перед братом и демоницей, которую он называет «мама». Вытираю слезы, которые опять подступили. Когда мы лежали на кровати, он просто нацепил маску милого брата, который просто балуется и издеваться над сестрой, но пару минут назад он снял ее и показал свое настоящее лицо. Лицо ублюдка, которого нихира не волнует и для которого не существует блядских правил. Если он чего-то хочет, то всегда получает и, боюсь, что рано или поздно он получит меня. Сначала будет играть с моим телом, а затем заберет и душу, сделав меня такой же, как и он.