***
— Нужно не забыть сказать Геннеру, что ужин великолепный, — негромко проговорила Гермиона и отставила тарелку с мясом обратно на поднос. Она сидела на кровати, скрестив под собой ноги, и молчаливо ела, упорно глядя на свою тарелку. Драко, честно говоря, это немало напрягало, но в то же время он понимал, что один тот факт, что Гермиона вообще впустила его — многое значит. Он сидел на стуле прямо напротив нее. — Ты почти ничего не поела, — заметил Драко, нахмурившись. — Но я и не голодна, — натянуто улыбнулась она. — Это ты так думаешь, — самым убедительным тоном произнес он и неспешно пересел к ней на кровать. Гермиона с любопытством на него посмотрела. — И почему же ты так уверен? — поинтересовалась она. — Потому что Геннер сдал нам все твои секреты, — заявил Драко с легкой ухмылкой. — Сказал, ты здесь объявила голодовку и почти ничего не ешь. — Ну вот, даже фамильному домовику теперь доверять нельзя, — усмехнулась Гермиона и покачала головой. Но несмотря на ее напускное спокойствие и даже попытки поддержать шуточное настроение, Драко прекрасно видел, насколько ей плохо. И он понятия не имел, что должен делать или говорить. Что вообще говорят людям, когда их родителей убивают ради мести? — И все-таки тебе стоит доесть хотя бы ростбиф, — серьезно попросил Драко, и Гермиона с неохотой в глазах посмотрела на него, но он встретил ее взгляд со всей настойчивостью. — Я серьезно. Ты ведь собиралась быть колдомедиком, разве нет? Неужели это я должен тебе рассказывать про правильное питание и все такое? Гермиона вздохнула и перевела усталый взгляд обратно на тарелку. — Но я правда не чувствую голода, — проговорила она. — Но ты должна поесть, — мягко сказал Драко. — Если я доем этот несчастный кусочек ростбифа, — медленно начала Гермиона, — тебе будет лучше? — Речь сейчас не о моем, а о твоем самочувствии, — вздернув бровь, напомнил он ей. — Но да, так будет лучше. Хотя, конечно, будет вообще великолепно, если ты съешь все. Гермиона скептично посмотрела на него, но все же согласно кивнула и вновь переставила тарелку к себе на ноги. Вдруг она как-то грустно улыбнулась. — Что-то не так? — поинтересовался Драко, заглядывая ей в лицо. — Да нет, все в порядке, — проговорила Гермиона и взялась за нож и вилку. Драко недовольно поморщился. — Неужели? — хмыкнул он. — Ты же знаешь, что можешь мне рассказать все, что… тебя тревожит. Гермиона, так и не притронувшись к мясу, перевела на него задумчивый взгляд и через несколько мучительно долгих секунд медленно кивнула. Она вновь уткнулась взглядом в тарелку, ее руки вместе со столовыми приборами застыли по обе стороны от блюда. — Мама, когда им с папой удавалось быть дома в мой день рождения, всегда готовила ростбиф на праздничный ужин. Стоит признать, он получался у нее чуть хуже, чем у Геннера, — негромко сказала Гермиона и мягко, едва слышно усмехнулась. Она тут же встрепенулась, чуть повела плечами и вновь взглянула на Драко, натянуто улыбнувшись. — Я последнее время часто… ну, предаюсь воспоминаниям. Проматываю в голове прошлое, все, что помню о родителях. Так что не обращай внимание, Драко, это… — Нет, все нормально, — чуть резче, чем нужно произнес он, перебив ее. Драко поудобнее сел на кровати и, уперевшись локтями в колени, подался чуть вперед, внимательно и с хорошо скрытым беспокойством посмотрев на Гермиону. Она ответила ему растерянным взглядом. — Расскажи еще что-нибудь. Тебе это нужно. Гермиона пару раз раскрыла и закрыла рот, явно не находясь в словах, а затем, к недовольству Драко, вновь отложила приборы и отставила тарелку обратно на поднос, так и не доев несчастный кусок ростбифа. Она села глубже на кровати, подтянув одну ногу под себя, а другую протянув вперед, закусила губу, а ее взгляд стал задумчивым и будто бы далеким от внешнего мира. — Я не знаю, что рассказать, — неуверенно проговорила Гермиона, — вернее, не знаю, что ты хочешь услышать. Я ведь могу рассказывать тебе все, в смысле, вообще все, что буду вспоминать, но на это уйдет не один час, Драко. — Так давай, — подбодрил он ее. — У нас полно времени, Гермиона. Я готов просидеть здесь хоть до самой смерти, если тебе станет от этого лучше. Да и, к тому же, мне интересно послушать про это. — Серьезно? — удивленно спросила она. — Абсолютно, — уверенно кивнул Драко. — Ты ведь никогда не вдавалась в подробности своей жизни до Хогвартса. А если ты не знаешь, с чего начать, то тогда расскажи, что вы делали на твои дни рождения. Ну, кроме того, что ели ростбиф твоей мамы. Гермиона улыбнулась, вновь снисходительно качая головой, а в ее глазах мелькнуло что-то такое, что дало Драко понять — он делает все правильно.***
Драко уже несколько раз просыпался и засыпал обратно. Его сон под утро стал настолько чутким, что, стоило рядом с прикроватной тумбочкой с характерным хлопком появиться Геннеру, Драко тут же согнал с себя остатки сна и, дернувшись, резко сел. Он огляделся — рядом с подушками стоял поднос с их недоеденным ужином, а на его коленях лежала голова спящей Гермионы. Ее свитер помялся во время сна, а волосы сильно растрепались, но выглядела она умиротворенной. Уголки рта Драко дернулись в мягкой ухмылке. Последние дни они с Гермионой постоянно разговаривали. Драко поначалу только слушал ее рассказы о детских играх с родителями, о поездках на солнечные курорты, о теплых воспоминаниях о доме, от которого сейчас остался один пепел, а затем, сдавшись под напором долгих уговоров со стороны Гермионы, начал рассказывать и о себе: о своей первой игрушечной метле, которую он сломал буквально на следующий день после того, как ему ее подарили, о первом походе в Косой переулок, случившемся задолго до получения письма из Хогвартса, и о белоснежных павлинах отца, которых Гермиона видела перед пятым курсом только мельком. Но, несмотря на то, что их разговоры, как правило, затягивались до очень позднего вечера, Драко каждый раз возвращался в свою комнату, чтобы на утро ни у его матери, ни, более того, у Марвика не возникло никаких неудобных вопросов. А вчера, видимо, и Драко, и Гермиона настолько заговорились и устали, что уснули, даже не удосужившись перелечь на подушки. Это объясняло, почему Драко лежал головой в изножье кровати. Он повернулся и заспанными глазами уставился на домовика — тот выглядел крайне виноватым оттого, что потревожил гостя и свою хозяйку, и смотрел на Драко украдкой. Окна, плотно зашторенные до вчерашнего вечера (Драко, наконец, удалось убедить Гермиону развесить шторы), пропускали яркие солнечные лучи — день явно клонился к обеду. — Что-то хотел, Геннер? — осипшим ото сна голосом, спросил Драко. Гермиона шевельнулась и, приоткрыв один глаз, непонимающим взглядом уставилась на него, а затем перевела его на Геннера. Тот, казалось, вовсе смутился. — Хозяин Марвик велел Геннеру пригласить благородного гостя Драко и, если хозяйка Гермиона пожелает, то и ее тоже к обеду, — низко поклонившись, пролепетал Геннер. — Хозяин Марвик и благородная гостья Нарцисса обеспокоены тем, что благородный гость Драко не присоединился к ним на завтраке, хотя раньше не пропускал утренних трапез. — Передай, что я скоро спущусь, — велел Драко, и Геннер, вновь поклонившись, исчез все с тем же хлопком. Гермиона перекатилась на спину и села на кровати боком к нему, сонно потирая глаза. — Доброе утро, — пробормотала она. — Доброе, — проговорил Драко и, склонив голову, добавил: — Хотя правильнее будет сказать «добрый день». Гермиона согласно улыбнулась, но улыбка задержалась на ее лице недолго — она залилась румянцем и почему-то закусила губу. — Ну, и что за мысль посетила твою голову? — усмехнулся Драко. — Представляешь, о чем сейчас они думают? — со смущенной улыбкой спросила Гермиона, взглянув на него сквозь свои густые волосы. Драко насмешливо ухмыльнулся. — Очень и очень ярко, — протянул он. — Но я могу тебя порадовать. — Как же? — поинтересовалась она. — Марвик и мама наверняка сначала узнали от Геннера, чем мы тут занимались и в каком виде, — все так же ухмыляясь, сказал Драко, и Гермиона, вновь покраснев, потянулась за подушкой и бросила ее прямо в него. Навыки охотника Драко не подвели — он поймал ее в паре сантиметров от своего лица. — Иди уже, они тебя ждут, — проговорила Гермиона. Драко окинул ее задумчивым взглядом. Она явно выглядела лучше, чем в тот вечер, когда он впервые за все это время увидел. Тени под глазами Гермионы, пусть все еще были заметны, стали гораздо более бледными, опухлость и краснота с глаз спали, а ранки на губах потихоньку затягивались. Драко, несмотря на то, что Гермиона все еще часто уходила глубоко в свои не самые радостные мысли, понял — она медленно, но верно приходит в себя и становится прежней, пусть с неизгладимым шрамом на душе. Так почему бы не попробовать ускорить процесс? — Не хочешь пообедать с нами? — предложил Драко и замер в ожидании ответа. Гермиона с сомнением на него посмотрела. — Я не думаю, что… — неуверенно начала она, с небывалым интересом разглядывая витиеватый узор на покрывале. — Ты ведь понимаешь, что Марвик не меньше моего за тебя переживает? — осторожно спросил Драко. Гермиона вздохнула. — Да, но разве будет лучше, если они увидят, до какого ужасного состояния я довела себя за это время? — с безысходностью в голосе спросила она. — То есть, конечно, мне на это плевать, было просто не до того, но я не позволяла себе показаться кому-то, кроме тебя, Пэнси и Блейза просто грустной, не говоря уже о… раздавленности, — Гермиона устало хмыкнула, неопределенно махнув рукой. — Неужели будет лучше, если тот же Марвик увидит, насколько мне… — она вновь вздохнула и провела рукой по волосам. — Я не знаю, Драко, я могу просто… Я не знаю, что отвечать на его вопросы. Не знаю, что отвечать на вопросы твоей мамы, если таковые будут. Просто не знаю. Говорить, что все хорошо, игнорируя неверие? Я ведь и сама в это не верю. Или, наоборот, что все плохо, при этом пытаться выдерживать сочувствие и жалость? Гермиона большими от вновь выплеснувшейся боли и непонимания глазами смотрела на него, а Драко чертовски пожалел, что спросил об этом. Но отступать было некуда. Он нахмурился и придвинулся чуть ближе к ней, успокаивающе погладив ее по щеке. Гермиона на какое-то мгновение позволила себе прикрыть глаза и податься в сторону его пальцев, но вот она снова взглянула на Драко, и снова в ее глазах была тяжелая смесь эмоций. — Я правда не знаю, — прошептала она. — Что-то мне подсказывает, что Марвику будет куда легче увидеть тебя, чем продолжать думать о том, как ты тут, — негромко сказал Драко, опустив руку. — Он, кажется, не до конца верит мне, что тебе лучше. Да и, к тому же, ты выглядишь уже лучше. — Он едва заметно улыбнулся. — Думаешь? — все с тем же сомнением спросила Гермиона. — Определенно, — кивнул Драко. — А что касается вопросов — Марвик и тем более моя мать не станут тебя ни о чем спрашивать, если ты сама не захочешь им рассказать о… чем-нибудь. Гермиона еще какое-то время смотрела на него задумчивым взглядом, будто все никак не решаясь, но затем решительно кивнула и соскользнула с кровати. — Только схожу в душ сначала, — она мимолетно улыбнулась и скрылась за дверью ванной комнаты. Драко, выдохнув, отправился к себе, чтобы привести себя в порядок, прежде чем спуститься в сад.***
Сад был будто пропитан самыми разными запахами: ароматы цветов, влажной древесины и зелени и аппетитных обеденных блюд доносились со всех сторон. Все они, вкупе с зенитным июльским солнцем и негромким щебетанием каких-то мелких птиц с одного из дальних плодовых деревьев, создавали такую желанную атмосферу спокойствия. Драко глубоко вдохнул, продолжая сосредоточенно глядеть куда-то в сторону горизонта. Несмотря на то, что все, казалось, возвращалось в свое исконное русло, его голову не прекращали раздирать самые мрачные мысли, стоило Драко оказаться на какое-то время наедине с собой. Он даже не думал забывать о том, что на самом деле находится в самой настоящей заднице: метка Драко продолжала ныть каждый день, каждый час, то сильнее, то слабее; Волдеморт, Драко был уверен, точно знает, чего хочет — он хочет наказать его так, чтобы Малфой этого долго не забыл, а приятным бонусом ко всему этому был еще и отец, оказавшийся прямо в лапах Волдеморта. Драко старался об этом не думать, но при этом понимал, что член семьи — это великолепный рычаг давления на совершенно не зарекомендовавшего себя подростка, который в глазах Волдеморта выглядит, как слабовольный, легкомысленный и неопределившийся ребенок. Впрочем, Драко уже был не уверен, что хоть чем-то от этого ребенка отличается. И, пусть думать о чем-то подобном было далеко не приятно, это определенно было полезно. Драко благодаря таким мыслям не позволял себе забыть о том, что все самое худшее только впереди, не позволял себе расслабиться раньше времени. Каким-то странным проявлением мазохизма стала навязчивая идея копаться во всем этом самому, не напрягая никого, в том числе и Гермиону, у которой своих причин замкнуться в себе предостаточно и без его проблем. Он вновь со свистом втянул в себя летний воздух, сдвинув брови на переносице, и нервно одернул манжету белой рубашки. Веранда, полностью застекленная и окутанная зеленым плющом, была неподалеку от него, буквально в десятке ярдов, и Драко что-то подсказывало, что Марвик и мама давно его заметили и сейчас не понимали, почему же он стоит на заднем крыльце поместья, не торопясь присоединиться к ним, учитывая, что он и так сильно задержался. Но Драко был серьезно намерен дождаться Гермиону здесь, чтобы ей не пришлось заходить одной. Да и, признаться честно, он сам не горел желанием сейчас входить туда в одиночку и встречаться с подозрительным взглядом Марвика и насмешливо-хитрым — его матери. А таковые наверняка будут, если вспомнить неловкость и непривычное для домовика смущение, так и сквозившие в его поведении. — Геннер, — негромко позвал Драко, но этого было достаточно, чтобы эльф его услышал и появился прямо перед ним, покорно склонив голову. — Благородный гость Драко пожелал видеть Геннера, — проговорил тот, чуть шевельнув ушами. — Чем Геннер может помочь благородному гостю хозяйки Гермионы? «Любопытно все-таки, что я считаюсь гостем Гермионы, а мама — гостьей Марвика», — хмыкнул про себя Драко, но вслух произнес совершенно другое: — Не подскажешь, скоро ли спустится Гермиона? — спросил он холодным тоном. — Хозяйка уже за вашей спиной, благородный гость, — сказал Геннер и поднял голову, взглянув на Драко своими огромными, блестящими на солнце желто-зелеными глазами. Драко обернулся и в дверях поместья действительно увидел Гермиону. Она, вероятно, только что там появилась, потому то Драко определенно точно ее там не видел минуту назад. — Может ли Геннер еще чем-нибудь помочь благородному гостю? — спросил Геннер. — Нет, Геннер, можешь идти. Спасибо, — бросил через плечо Драко, и Геннер тут же исчез. Драко продолжал смотреть на Гермиону. На ней был надет легкий летний сарафан, который позволил ему убедиться — изводя себя голодом и почти не шевелясь все это время, Гермиона сильно похудела: ее коленки и ключицы заметно заострились, отчетливее проявились скулы. Она натянуто улыбалась, напряженно перебирая пальцами, и точно нервничала — желание появляться на обеде со всеми, за пределами своей комнаты, у нее было не сильнее, чем у Драко. — Идем? — только лишь спросил он и, действуя согласно этикету, предложил ей локоть. Идеальный вариант уделить Гермионе внимание, при этом не переходя никаких мнимых границ морали, которые всегда так чтило старшее поколение аристократии, вроде его родителей и Марвика. Она кивнула и, ухватившись за его локоть, вместе с Драко пошла к веранде. Драко постучал и, услышав короткое приглашение Марвика, открыл дверь веранды. Марвик и его мать сидели на своих привычных местах и сперва не обратили на него большое внимание — только коротко поздоровались и собирались продолжить обедать, как вдруг Гермиона из-за его спины негромко проговорила: — Приятного аппетита. Они вновь оторвались от своих блюд, и Марвик с удивлением и беспокойством вновь поднял взгляд. К удивлению Драко, его мать, обычно не показывающая своих эмоций (кроме, пожалуй, того дня, когда Марвик рассказал им об очередном побеге из Азкабана), выглядела не менее удивленной, и… что ж, в ее глазах Драко, пусть и с трудом, но сумел прочесть сочувствие к Гермионе. Драко, чтобы не затягивать неловкий для всех них момент, провел Гермиону к стулу между местами его и Марвика, отодвинул его и помог ей сесть, а затем сел сам. На веранде застыла тишина, чего Драко определенно не помнил — пусть вялые, пусть не особо увлекательные, но разговоры обычно или Марвик, или его мать заводили и поддерживали до конца трапезы. Сейчас же Драко имел «счастье» наблюдать, как Марвик напряженным взглядом смотрел на Гермиону, явно не находя, что сказать, а мама вопросительным — и горделивым? — взглядом смотрела Драко в глаза. Гермиона взяла в руки столовые приборы и тихо, будто незаметно стала есть. — Я рад тебя видеть, Гермиона, — наконец сказал Марвик, и Драко выдохнул — теория о наличии такта у него подтвердилась. Малфой был чертовски рад, что Марвик не решил в лоб спросить Гермиону о ее самочувствии. Гермиона подняла глаза на отца и, замерев на какое-то незначительное мгновение, вновь натянуто улыбнулась. — Я подумала, что все равно не смогу вечно прятаться от реальности в своей комнате, — проговорила она. — Верная мысль, — заметила мать Драко, и уголок ее рта дернулся в намеке на улыбку. Драко заметил, как Гермиона облегченно вздохнула. Дальше обед проходил в довольно спокойной и даже отчасти семейной обстановке. Марвик, судя по всему, со временем расслабился и, пусть и бросал на Гермиону частые внимательные взгляды, убедился, что все рассказы Драко о том, что его дочь приходит в себя, правдивы. Мать Драко завела какую-то легкую беседу о последних событиях в мире, ловко оставляя в стороне такие темы, как политика, войны и Волдеморт. Гермиона потихоньку влилась в разговор и даже высказывала свои мысли о той или иной ситуации, и Драко был чертовски рад, что она и правда приходила в норму. Сразу стало легче, когда он услышал ее аргументированное, такое, что ни с какой стороны не зацепишься, мнение. И тогда Драко стал поддерживать разговор тверже и увереннее, не переживая о том, точно ли Гермиона чувствует себя нормально. — О, Гермиона, едва не забыл, — произнес Марвик, чуть нахмурившись. Он потянулся во внутренний карман своего синего пиджака и довольно быстро вытащил оттуда какой-то конверт. — Пришло сегодня утром, во время завтрака. Не беспокойся, никаких чар или чего-то подобного там нет, я попросил Геннера проверить его. Гермиона переглянулась с Драко. Письма от Блейза, Пэнси, Уизли-младшей и Поттера, то есть вся ее обыкновенная дружеская переписка приходила ей прямо в комнату — Гермиона показала ему целую стопку конвертов в своем столе, вскрыть которые у нее попросту не было сил. Несложно было сделать вывод, что это письмо, которое она поспешила взять из рук Марвика, было каким-то официальным и, вероятно, не от вышеперечисленной четверки. Гермиона удивленно подняла брови, прочитав, видимо, имя отправителя, и Драко чертовски пожалел, что сейчас рядом сидели еще и его мать с Марвиком — из-за их присутствия он не мог себе позволить заглянуть через плечо Гермионы и прочесть все самостоятельно, как обычно это делали они с Гермионой, Пэнси и Блейзом между собой. Благо, она сказала все сама: — Это от Билла Уизли и Флер Делакур, — проговорила она, пребывая, судя по ее выражению лица, в немалом удивлении. Теперь пришел черед Драко удивленно вздернуть брови. Он, наплевав на этикет и прочее, чему его всегда учили родители, все-таки мельком взглянул на конверт, чтобы убедиться — Гермиона не шутит. — С каких пор они тебе пишут? — поинтересовался Драко, чем моментально заслужил укоряющий взгляд от матери. Не сказать, что он придал этому какое-то большое значение или стушевался. Гермиона торопливо вскрыла конверт, но вместо пергамента она вынула какую-то яркую, но элегантную карточку, и удивление на ее лице начало перерастать в откровенный шок. — Это приглашение на свадьбу, — пробормотала она, вчитываясь в текст. — Тридцать первого июля они женятся. Здесь написано «плюс один». Затем Гермиона вновь взяла в руки конверт и все же вытащила оттуда пергамент. — Это миссис Уизли, — заявила она. Ее глаза забегали по строчкам. — Они приглашают всех друзей и знакомых их семьи и семьи Делакур. Миссис Уизли из рассказов Джинни думает, что я приду с тобой, — Гермиона едва заметно покраснела, явно избегая смотреть на Марвика и мать Драко. Он с трудом сдержал ухмылку. — Говорит, что понимает, как тяжело это будет провернуть, учитывая, что на свадьбе будут многие работники Министерства, коллеги мистера Уизли, поэтому они могут предложить оборотное зелье, — она закончила предложение на удивленной ноте и, продолжая про себя читать письмо, замолчала. Под конец, вложив письмо и приглашение обратно в конверт, Гермиона нахмурилась. — Ты ведь не собираешься туда идти? Это опасно, Гермиона, — сказал Марвик, заглядывая в ее лицо. Она отстраненно покачала головой — Что-то не так? — спросил Драко. — Да нет, все хорошо, — задумчиво проговорила Гермиона, глядя на письмо. — Я просто не понимаю… как можно в такое время устраивать такие… громкие торжества? Тем более свадьбу, да еще и приглашать огромное количество людей? — В военные годы многие люди торопятся в любовных делах, Гермиона, — сдержанно произнесла мать Драко. — Когда тот, кого нельзя называть впервые пришел к власти, многие влюбленные пары точно так же спешили заключить брак и завести детей. Можно называть это самым банальным инстинктом — люди в военное время, когда они не знают, увидят ли следующий день, стараются оставить после себя хоть что-то, что, возможно, когда-нибудь станет живым напоминанием о них. В этом нет ничего зазорного, мистера Уизли и мисс Делакур можно понять. — Боюсь, я не так выразилась, — покачала головой Гермиона. — Я не возмущаюсь и, разумеется, не осуждаю. Просто… Как можно быть уверенными, что твоя свадьба не сорвется из-за того, что кто-нибудь решит убить тебя прямо в тот момент, когда ты произносишь свою клятву? Драко был с ней целиком и полностью согласен. Новость о чьей-то свадьбе, когда его голову каждый день посещали мысли, как бы не умереть в ближайшие двенадцать часов, казалась совершенно дикой и неуместной. — Никак, — произнес Марвик, внимательно глядя на Гермиону. — Но, пожалуй, это и придавало людям своего рода азарт. Романтики, если угодно. Ты боишься собственной смерти, но рядом с человеком, которого ты любишь, этот страх отходит на второй план, и ты просто стараешься насладиться отведенным вам временем как можно дольше. Взгляд Марвика стал задумчивым, будто он погрузился в свои воспоминания, но он тут же несколько раз моргнул и вновь стал прежним. Драко взглянул на свою мать — ее губы были поджаты, и она мельком, будто украдкой с сочувствием смотрела на Марвика. Что-то ему подсказывало, не будь здесь Гермионы и его самого, она бы положила свою ладонь ему на плечо, чтобы поддержать. Гермиона закусила губу, будто тоже погрузившись в какие-то свои мысли, но Драко ничего не мешало мягко сжать ее ладонь в своей руке под столом. Именно это он и сделал.***
Со дня, как Гермиона, наконец, начала выходить из своей комнаты, прошло больше недели — сегодня должна была состояться свадьба старшего из детей Уизли и Флер Делакур. Она почти все свое время стала проводить в библиотеке, и сегодняшний день не стал исключением. Гермиона сидела на старинном диване в мягкой зоне библиотеки. Она выглядела задумчивой и немного потерянной, а ее взгляд был отрешенным. За ее спиной с невысокого журнального столика едва слышно что-то шептал колдоприемник. Кажется, основной темой эфира была маггловская культура, но Гермиона, наверняка погруженная в свои далеко не самые приятные мысли, как это обычно и бывало в последний месяц, этого совершенно не замечала. И Драко был полон решимости выдернуть ее из этих мрачных размышлений. Он нахмурился, когда понял, что Гермиона вот уже сорок минут не замечает его присутствия в библиотеке — такого давно не было. Он лениво листал какую-то книгу маггловского писателя по фамилии Брэдбери, и, надо признать, весьма любопытного содержания, пусть Драко и не до конца понимал кое-каких терминов, но очень скоро ему это чертовски надоело, учитывая, что книгу он прочел еще пару недель назад. Вновь покосившись на Гермиону, Драко увидел, что она, как, впрочем, и последние сорок минут, все так же сидела, опустив подбородок на скрещенные пальцы и закусив нижнюю губу, теперь чуть прикрыв глаза. Веки ее чуть подрагивали. Драко вздохнул и, закрыв и отложив книгу на подлокотник кресла, резко поднялся со своего места. Затем он вынул из рукава палочку, направил ее на приемник и круговым движением увеличил громкость. — Что ж, Марк, должна признать, эта мадемуазель может составить конкуренцию Селестине Уорбек! — воскликнула в ту же секунду ведущая и весело рассмеялась. Гермиона вздрогнула и непонимающе взглянула на приемник, а после с искренним удивлением заметила Драко. Он криво ей улыбнулся. — Ну, что у нас дальше по программе? С каким хитом маггловского мира мы сейчас познакомим наших слушателей? — Ты верно подметила, Крис, сейчас мы представим самый настоящий хит! — проговорил, вероятно, Марк. — Итак, дорогие слушатели и слушательницы, встречайте! У нас в эфире великолепный HOZIER, и его трек — «Take me to church»! Наслаждайтесь! «Не дай Мерлин, это будет какая-то заунывная песенка», — мрачно подумал Драко. Саундтрек до конца сцены: Take Me To Church — Hozier* По мягкой зоне, непривычно громко для библиотеки, разнеслись первые ноты неэнергичной, но совершенно не нагоняющей тоску песни, когда Гермиона до сих пор с непониманием смотрела на Драко. Наверняка она совершенно не понимала когда он успел здесь появиться и чего добивается. Драко лишь усмехнулся и, в два ленивых шага добравшись до дивана, на котором она сидела, протянул ей руку в приглашающем жесте. — Драко, что ты… — растерянно глядя то на его ладонь, то на лицо, проговорила Гермиона. — Кто-то должен был быть сегодня на свадьбе и веселиться на полную. Потанцуем? — невинно предложил он, но его губы тут же растянулись в доброй ухмылке. Гермиона удивленно на него глянула, а затем грустно улыбнулась и, будто борясь сама с собой, обняла себя. Драко вздернул бровь. — Боюсь, я сегодня не в том настроении, чтобы танцевать, — виновато сказала она. Драко хмыкнул и закатил глаза. — Брось, Гермиона. Ты в такое настроение себя вгоняешь самостоятельно, когда уходишь глубоко в свои мысли, — протянул он и внимательно на нее посмотрел. Гермиона заинтересованно склонила голову, слушая его. — А потанцевать я тебе предлагаю как раз для того, чтобы немного отвлечься, — добавил Драко, затем, хитро ухмыльнувшись, наклонился к не ожидавшей этого Гермионе, одной рукой обнял ее за талию, пальцы другой переплел с ее пальцами и довольно резко поднял ее на ноги. — Драко! — возмущенно воскликнула Гермиона, для вида шлепнув его по плечу. Впрочем, она, кажется, была только рада, что Драко буквально вынудил ее подняться и станцевать. — Гермиона! — все еще ухмыляясь и держа свои руки на ней, передразнил он ее. Гермиона позволила себе расслабленно улыбнуться и, чуть сощурившись, весело начала: — Хотя, знаешь что? Давай. Только раз уж ты меня поднял, Драко, — она специально сделала паузу, во время которой успела положить свободную руку на его плечо, — то тогда, будь добр, веди. Я сто лет не танцевала. И Драко, явно довольный собой, переложил руки поудобнее, прижал Гермиону ближе к себе и синхронно с началом припева сделал первый шаг.Take me to church, I'll worship like a dog at the shrine of your lies.
— Так говоришь, будто я танцую каждый день, — усмехнулся он, с наслаждением вдыхая запах шампуня Гермионы. Он точно не мог сказать, чем он пах (чем-то хвойным и травяным), но пах он божественно. — Последний раз это было на Рождественском приеме у Блейза на пятом курсе.I'll tell you my sins so you can sharpen your knife.
Гермиона хмыкнула и приподняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза. В ее взгляде читалось веселье и тень торжества.Offer me my deathless death.
— Последний раз я танцевала на Святочном балу, — заявила она. — И, если ты помнишь, в тот раз так же, как и сейчас, с тобой.Good God, let me give you my life.
Драко совершенно точно не смог бы сказать почему, но в то же мгновение им завладело какое-то странное и безотчетное чувство победной радости, и его и без того широкая самодовольная ухмылка стала еще шире. И как бы Гермиона не пыталась это скрыть, она сама заулыбалась. Драко интуитивно вел их по зале, будучи абсолютно не в силах оторваться от лица Гермионы. Он, все еще чертовски довольный собой, впервые за действительно долгое время видел ее по-настоящему веселой, широко улыбающейся, смеющейся, с сияющими глазами. И именно благодаря этому, пожалуй, Драко смог расслабиться и широко и искренне заулыбаться. Песня уже подходила к концу, когда он неожиданно для них обоих вскинул руку и закружил Гермиону. Драко видел ее широкую улыбку и понимал, что, возможно, такая детская прихоть, как танцы с Гермионой, — это одна из лучших вещей, которые он когда-либо делал. И вот — сыграла последняя нота, и Драко притянул Гермиону обратно к себе. Она немного грубо врезалась в его тело, совершенно не заморачиваясь о таких пустяках, как самоконтроль, со всей нежностью, но в то же время крепко обняла его за шею, наклонила к себе Драко и мягко поцеловала его, широко ухмылявшегося, в губы. Он только сейчас понял, как сильно скучал по ней, по ее поцелуям, и как сильно он не хотел ее отпускать. Ее карие с золотистыми прожилками глаза сияли, и Гермиона чуть отстранилась, чтобы сказать: — Спасибо, Драко, — она все так же улыбалась, и Драко, поддавшись порыву, коснулся губами кончика ее носа. — За что? — негромко поинтересовался он, поглаживая поясницу Гермионы через ткань вязаного свитера. — За все, — ее улыбка превратилась из веселой в искреннюю и такую чертовски теплую, что Драко показалось, что он растает. Он упоминал, что превращается в сопливого хаффлпаффца? — За то, что ты был рядом. Все это время. И за сегодня. Драко замер на какую-то долю секунды, но ухмылка по-прежнему не сходила с его лица, и он хрипловато произнес: — Не за что, Солнце, — и, все-таки сдавшись, Драко поцеловал ее, прижимая к себе, к своему телу обеими руками. Черт возьми, она такая горячая! От нее исходил такой жар, будто она сейчас в лихорадке, но, скорее всего, Драко просто так казалось. Он, вероятно, совершенно не чувствовал, как Гермиона настойчивее притянула его к себе, как она зарылась своими пальцами в его волосы, как прижалась, хотя, наверное, и неосознанно к его телу еще ближе, но все это живо нашло отклик в нервных окончаниях Драко и произвело просто небывалый, взрывной эффект. Ему хотелось больше. Гораздо больше. И ей, кажется, тоже. Он стоически выдержал внутреннюю борьбу между гормонами и разумом, пытаясь удовлетвориться такими желанными, но совершенно недоступными в последнее время губами Гермионы, Драко целовал их так сильно, что стоило побеспокоиться, не больно ли Гермионе. Но даже если бы он и спросил ее об этом, что казалось сейчас таким абсолютно неуместным, она бы взглянула на него затуманенным взглядом и только с большим пылом стала целовать его, а то и вовсе не обратила бы внимания на его вопрос. «Плевать», — подумал Драко, и в этот момент его внутренний голос был с ним полностью согласен. Он исследовал языком ее рот, хотя, впрочем, вряд ли что-то запоминал, а она — его, и это было так чертовски странно и в то же время приятно — чувствовать все это так, будто впервые, что Драко знал — ему не хватит этого. И ей — тоже. Наверное, он до синяков бы сжимал кожу на спине Гермионы сквозь свитер, если бы его руки давно уже не блуждали под ним. И в этот раз не было ни малейшего желания оставаться на уровне ребер, как он делал всегда, но все же Драко попытался. Попытался и сдался в тот момент, когда Гермиона жадно прикусила его губу чуть ли не до крови, даже не заметив этого, когда одна ее рука спустилась с его плеч и шеи на его тело и сейчас скользила по торсу Драко, будто раздумывая, стоит ли заняться расстегиванием пуговиц на рубашке или же просто попробовать разорвать ее, как это делалось в тех маггловских романчиках, на которые Драко, к слову, здесь тоже натыкался. Драко чертыхнулся и полностью потерял контроль. Ему будто сорвало крышу от нее. От Гермионы. От его Гермионы. Он взглянул на нее сквозь полуопущенные веки, на какое-то жалкое мгновение оторвавшись от покрытия поцелуями всего, до чего он мог сейчас дотянуться, увидел, как она, раскрасневшаяся от смущения и возбуждения смотрит на него блестящими, как и у него самого, карими глазами, теперь едва не почерневшими от сильно расширившихся зрачков, и вновь чертыхнулся, снова возвращаясь к ней. Теперь руки Драко жили словно отдельной жизнью. Они блуждали под серым свитером Гермионы, будто стремились найти там какое-то сокровище, и Драко отстраненно подумал, что им это удалось, когда наткнулся на кружевную ткань лифа Гермионы. Он, повинуясь какому-то звериному порыву, начал гладить и ласкать ее грудь сквозь ткань. Гермиона рвано выдохнула. Черт возьми. Драко попытался дышать глубже и медленнее, чтобы хоть немного успокоиться, но когда губы Гермионы, явно не до конца контролирующей свои действия, отдавшейся целиком и полностью в руки желания, в его руки, путешествовали по его лицу, губам и шее, сделать это стало невозможным. Драко знал — еще немного и он потеряет способность мыслить. И тогда он, сделав над собой огромное усилие, с трудом выдавил: — Уверена? Он тяжело сглотнул, когда Гермиона оторвалась от его тела и затуманенным желанием (наверняка как и у него самого) взглядом посмотрела на него. Она просто смотрела на него, как думал Драко, целую вечность. И, вообще-то, Драко никогда не задумывался, что будет, если Гермиона ответит на этот вопрос «нет». Но Гермиона, к превеликому облегчению Драко, только кивнула, пытаясь улыбнуться. — Только не здесь, — прошептала она, покосившись на арку, ведущую в никогда не закрывающуюся библиотеку. Драко сумел только кивнуть и, схватив Гермиону за руку, увести ее в сторону третьего этажа. У него настолько сильно отказывал мыслительный процесс, что он даже не подумал о Геннере, который мог бы перенести их без свидетелей прямо в спальню Драко. Стоило им добраться до чертовой комнаты, еще и не поддающейся открытию с первого раза, у них обоих окончательно и бесповоротно снесло головы. Но, в общем-то, ни один из них не был против.***
— Прекрати хмуриться, Марвик, — бесстрастно сказала Нарцисса и отпила немного чая. Марвик перевел на нее все тот же хмурый взгляд и увидел на ее губах хитрую ухмылку. Они сидели в гостиной на втором этаже и так вышло, что оба стали свидетелями пронесшимся мимо по коридору Драко и Гермионы, растрепанным и раскрасневшимся, в сторону лестницы. Нетрудно было догадаться, куда эти двое направлялись. — Она моя дочь, ты ведь помнишь? — тем же тоном спросил Марвик. — Разумеется, — кивнула Нарцисса. — А он мой сын, Марвик. И они оба совершеннолетние люди, более того, и Драко, и Гермиона достаточно умны, чтобы разобраться в своих истинных желаниях. — Пусть они и совершеннолетние, у них все еще остается такой фактор, как влияние гормонов, — возразил он. — И я не уверен, что… — Марвик, — прервала его Нарцисса, отставив чашку с чаем на блюдце. — Ты видел все не хуже меня. Я видела, как ты наблюдал за ними обоими, как, признаюсь, и я. И ты прекрасно понял, что то, что происходит между нашими детьми — не просто влияние гормонов. Они, очевидно, любят друг друга. Марвик откинулся на спинку кресла, чуть прикрыв глаза. Разумеется, он не мог не согласиться с Нарциссой, но что-то все-таки тревожило его. — И, Марвик, ты ведь понимаешь, что если решишь поговорить с Гермионой насчет того, чему мы сейчас невольно стали свидетелями, — уклончиво добавила она, — то только оттолкнешь ее. Безусловно, ты ее родной отец, но, признай это, она знает тебя слишком недолго, чтобы ставить твой родительский авторитет превыше своих чувств. Хотя я сомневаюсь, что такая девушка, как Гермиона, решила бы пойти против своих принципов даже если бы ее об этом попросили мистер и миссис Грейнджер, да упокоятся их души. Позволь им самим все решить. — Я бы и не стал влезать в это, Нарцисса, — вздохнул Марвик. — Я, конечно, согласен с тобой, и я уверен, что Гермиона не нуждается в моем… — он неопределенно взмахнул рукой, пытаясь подобрать слово, — вмешательстве. Она умная девушка. Но все равно не могу отделаться от беспочвенных подозрений по поводу Драко. — Марвик бросил короткий взгляд на Нарциссу и добавил: — Извини, но я правда его почти не знаю. — Ты просто тревожишь себя ненужными мыслями, — усмехнулась она. — Поверь, Марвик, если и есть в этом мире то, чем мы с Люциусом действительно можем гордиться, так это Драко. Мы воспитали нашего сына честным и достойным человеком. Ты можешь быть уверен в нем. Они с Гермионой действительно прекрасная пара.