***
Сначала, когда они вчетвером добрались до гостиной старост, все они находились в какой-то прострации. Драко просидел на кресле, будто находясь в своем выстроенном мире, полном одиночества и мрака, не меньше получаса. Он не издал ни звука, а Гермиона, Пэнси и Блейз могли только с сочувствием на него смотреть. Они очень хотели ему помочь, оказать поддержку, но это — не тот случай, когда можно просто сказать, что все будет хорошо и забыть. Им было больно от того, что они оказались бессильны. Потом Драко просто встал с кресла и, все так же не проронив ни слова и даже не взглянув на них, вышел из гостиной. Было ясно, что он хочет побыть один. В ту ночь Драко в комнату Гермионы не пришел. Дни шли, а обстановка становилась все хуже. Драко стал мрачнее, чем был в начале прошлого года. Он исправно ходил на все уроки, которые стояли в расписании, но был словно тенью самого себя. Порой Гермионе казалось, что он куда-то ушел — настолько он был молчалив. И пусть Драко все же приходил к Гермионе на ночь, он только крепко прижимался к ней, словно она была его спасательным кругом, но так и не засыпал. Причиной тому служили постоянные нападки со стороны других студентов, возомнивших, что они имеют полное право травить Драко, кидаясь в его сторону оскорблениями и всячески его унижая. Уэйн Хопкинс, семикурсник с Хаффлпаффа, через три дня после показательного наказания первокурсников попытался наслать на Драко проклятие вечного паралича, а Стефан Корнфут с Рейвенкло едва не облил его помоями, добытыми на кухне замка, но каждый раз или Гермиона, или Блейз, или Пэнси, или они втроем оказывались рядом и отражали эти нападки. Были и другие случаи, но все, что Драко мог — это сжать зубы до скрипа и продолжать молча сносить все унижения, ведь если он ответит этим обозленным придуркам тем же, то получит в свой адрес только больше агрессии. Драко, привыкшему к всеобщему уважению, это давалось крайне тяжело. Кэрроу, несмотря на то, что они явно наслаждались результатом своих действий, на время прекратили цепляться как к Драко, так и к Гермионе. Снейп сказал, что им крупно досталось от Волдеморта за разглашение имени Пожирателя Смерти. Пусть Драко и был у него в немилости, все же одним из главных правил в рядах Волдеморта было сохранение тайн. Так что единственной проблемой оставалось то, что Блейзу приходилось в деталях докладывать Кэрроу обо всем, что они делают. Ну и, конечно, Кэрроу продолжали бесчинствовать в замке, отыгрываясь на остальных студентах. Так, мальчишек, которых они и без того достаточно наказали за ночные прогулки по замку, Кэрроу заковали в цепи в подземельях на несколько дней без еды подобно пленникам средневековья, чему не был рад даже Филч, а на уроках Алекто все студенты были вынуждены слушать о том, что волшебникам стоит отомстить «этим грязным магглам» за времена святой инквизиции. Алекто стремилась убедить своих учеников, что магглы по сей день прилюдно сжигают людей на кострах, если уличают их в причастности к магии. Амикус, в свою очередь, чувствовал себя на уроках настолько комфортно, что теперь постоянно отпускал какие-то мерзкие похабные шуточки и, стоило какой-нибудь девушке выйти для тренировки заклятия, он почти всегда касался ее талии, плеча, волос или рук: Джинни рассказывала, что, когда на последнем уроке вышла Астория Гринграсс, Амикус, сославшись на то, что она неправильно стоит, схватил ее своими лапами за внутреннюю сторону бедер и силой расставил ее ноги шире. Он был отвратителен, омерзителен, и с каждым разом желание применить к Амикусу полученные на его же уроках знания возрастало. На следующий день после раскрытия метки Драко Джинни подкараулила Гермиону в одном из коридоров. Выглядела она раздраженной и обеспокоенной одновременно. Она рассказала, что хотела отправиться тогда из большого зала вместе с ними, но Пэнси, единственная из них умудрившаяся сохранить в такой ситуации рациональное мышление, переубедила ее. Пэнси напомнила ей, что если Джинни не сделает вид, будто находится в глубоком шоке, то тогда Кэрроу поймут, что ей было известно о причастности Драко к Пожирателям задолго до этого дня, а значит он, Драко, раскрыл свою тайну подруге Гарри Поттера. А это могло стоить жизни им обоим. Впрочем, Джинни все-таки сделала все, что было в ее силах, чтобы поддержать Драко. Во-первых, она передала слова поддержки через Гермиону, а это действительно дорогого стоило, ведь в какой-то момент Драко, похоже, начало казаться, что его возненавидел весь мир. Во-вторых, Джинни благодаря своим врожденным лидерским способностям и дружбе с Гарри сумела приструнить весь Гриффиндор, а потому нападки на Драко с их стороны были наиболее редкими и наименее болезненными. Хотя, конечно, полностью избавиться от них не удалось. В-третьих, Джинни предупредила их, что какая-то особо инициативная и независимая группа пятикурсников решила раздавить моральный настрой Драко прямо во время матча, и посоветовала подготовиться. К сожалению, она не могла сказать точно, что же придумали эти идиоты. В-четвертых, уже через пару дней двери в комнаты обоих Кэрроу оказались намертво приклеены так, что тем пришлось призывать древние школьные метлы со стадиона и выбираться через окно, а Хопкинс и Корнфут попали в Больничное крыло, умудрившись где-то съесть экспериментальные, ни на ком не проверенные сладости из магазина братьев Уизли. Конечно, Джинни так и не призналась напрямую, что это ее рук дело, но ее самодовольная ухмылка и ничуть не удивленное лицо, с которыми она наблюдала за позеленевшими Хопкинсом и Корнфутом, говорили за нее. Даже Блейз признал, что, пусть она и немного чокнутая, но он самую малость восхитился ею. Говоря о матче, нельзя не сказать, что Гермиона и Джинни для избежания наказания обеими командами придумали отличный план — они должны были сыграть в ничью. Гермиона передала эту мысль сперва Драко и Блейзу, мгновенно поддержавшим их, а затем Драко озвучил эту стратегию и на тренировке. К слову, сборная Слизерина — это еще несколько человек, оставшихся на стороне Драко. От них не поступало прямой поддержки, но тем не менее Кассиус Уоррингтон, Теодор Нотт, заменивший на кольцах выпустившегося из Хогвартса Майлза Блетчли, и третьекурсник Малькольм Бэддок с пятикурсницей Имоджен Стреттон, ставшие загонщиками вместо отказавшихся от этих мест Крэбба и Гойла (этим не хватало времени на дополнительные занятия с Амикусом), разговаривали с Драко и подчинялись его командам так, словно никакой метки на его руке никогда и не было. Возможно, именно поэтому после тренировок Драко выглядел чуть более расслабленным. Наступил день матча, и агрессия в сторону Драко возросла, казалось, в десятки раз. Доставалось порой и Гермионе с Блейзом за то, что они тоже были в команде Слизерина и защищали Малфоя до самого стадиона. Выходить на поле, слыша собственные шаги, было непривычно. Болельщики казались скорее напряженными, чем возбужденными, они не скандировали кричалки, встречали их слабыми аплодисментами и не топали ногами в знак поддержки. Каждый из здесь присутствующих переживал за исход матча, как за самого себя. Сказывалось и присутствие на стадионе обоих Кэрроу, огласивших накануне такой список правил поведения во время матча, чуть ли не указывающих, за кого стоит болеть, что у многих отпало желание на него приходить. Но вот незадача — отсутствие на игре необходимо было как-то обосновать, и, если причина не казалась Кэрроу уважительной, ты опять же получал наказание. С каждым днем Хогвартс все больше напоминал Азкабан. — Итак, на поле выходит сборная факультета Слизерин во главе с Драко Малфоем, — раздался раздражающий голос Захарии Смита, и по полю прокатился презрительный вой. Гермиона заметила, как пальцы Драко впились в древко метлы. — В этом году состав команды претерпел кое-какие изменения: под номером один выступает сам Малфой, под номерами два и три — Уоррингтон и Забини соответственно, как и в прошлом году оставшиеся охотниками, под номерами четыре и пять выходят новые загонщики — Стреттон и Бэддок. Крэбб и Гойл в прошлом году справлялись недурно, но поговаривают, что они вышли из сборной по личным соображениям. Довольно странное решение, конечно, — вручить биты девчонке и третьекурснику, но, что ж, посмотрим, как эти двое справятся и уже там решим, не отбил ли Малфой себе голову перед отбором. Под номером шесть шествует Нотт, его задача на сегодня — защищать кольца Слизерина как следует. С цифрой семь на спине по полю вышагивает Грейнджер-Берк, бессменный ловец слизеринцев. Говорят, «улучшаться — значит изменяться»*, но, похоже, Малфой об этом не слышал. Или слышал, но Грейнджер-Берк все-мы-знаем-чем ему отплатила, чтобы попасть в сборную вот уже шестой год подряд… На трибунах раздался смех, в равных пропорциях смешанный с возмущением. Кэрроу, кажется, забавлялись больше студентов. Гермиона нахмурилась, жестко посмотрев в сторону комментаторской будки. Смита не было видно из-за темного стекла. Она перевела взгляд на Драко и на Блейза: они выглядели так, словно готовы были отправиться на поиски Смита сразу после матча. — А теперь переходим к команде Гриффиндора: капитаном команды с этого года стала Джиневра Уизли. Еще одно странное решение, поскольку, как мне кажется, тот же Пикс справился бы с этой задачей получше. Ну, ладно, наша задача нехитрая — мы простые наблюдатели, только и всего! — Смит печально вздохнул, чем только больше раздражал Гермиону. — Итак, охотники Гриффиндора, номера с первого по третий: Уизли, Роббинс, Аберкромби. Мне даже интересно взглянуть, как две девчонки и третьекурсник будут отбирать квоффл у громил в лице Малфоя, Забини и Уоррингтона. Далее идут загонщики, номера четыре и пять — те же Кут и Пикс, что были в прошлом году. Вратарь — номер шесть — Вики Фробишер, опять же новенькая девчонка-третьекурсница, но она, поговаривают, на отборочных выступала лучше Рональда Уизли, а потому есть шанс, что хоть здесь Уизли-младшая сделала правильный выбор. Ну, и ловцом с семеркой на спине стала Риона О’Нил. Мда, компания с четырьмя девчонками больше напоминает кружок рукоделия, чем квиддичную сборную, но не будем придираться раньше времени, может эти девчонки связали какую-нибудь сеть для поимки мячей, — Смит противно рассмеялся над своей шуткой, но никто особо его не поддержал. Команды выстроились в две ровные шеренги друг напротив друга. Впервые между сборными Гриффиндора и Слизерина не ощущалось взаимного презрения, хотя, разумеется, кое-кто из гриффиндорцев все же подозрительно поглядывал в сторону Драко. На поле вышла мадам Трюк. Она выглядела так, словно не до конца понимала, почему находится здесь. — Капитаны, пожмите друг другу руки, — произнесла она и посмотрела на Драко, а затем на Джинни так, будто опасалась, что они прямо сейчас устроят дуэль. Но они (на удивление большинства присутсвующих на стадионе) спокойно вышли вперед и поприветствовали друг друга. Гермиона видела, как Джинни и Драко переглянулись, словно повторно договариваясь об исходе матча. — Ну, по традиции, жду от вас честной игры, — без былого запала проговорила мадам Трюк и подала свисток. Четырнадцать игроков разом поднялись на несколько футов вверх, мячи были выпущены. Гермиона нашла глазами Драко — он как раз летел к ней. — Как договаривались, Солнце, снитч за тобой, — произнес он негромко, делая вид будто поправляет сползшую квиддичную перчатку. — Не забывайте, мы должны прилично отстать, — проговорила она, точно так же играя, словно усердно высматривает снитч. Драко только криво усмехнулся и, отпустив, наконец, перчатку, навалился на метлу, устремившись вперед. Гермиона медленно полетела вокруг поля. Снитча, к счастью, пока нигде не было. Мимо нее на последнем Чистомете пролетела Риона О’Нил — она с надеждой посмотрела на Гермиону, и Гермиона едва заметно кивнула ей. О’Нил, кажется, выдохнула. Стратегию игры они с Джинни обсудили не один раз, причем постоянно внося какие-то поправки, прислушиваясь к мнению членов своих команд. Сейчас Гермиона была уверена, что если все пойдет по плану, то все они уйдут с поля довольные и безнаказанные. Все-таки было в квиддиче что-то, что при определенных условиях вынуждало всех игроков стать единой семьей на несколько часов. — …квоффл у Уизли, она передает пас Аберкромби, обходя Забини и Малфоя, — описывал Смит, — Аберкромби уворачивается от бладжера Стреттон — ха! Знал же, девчонке биту в руки давать нельзя — но посмотрите! Аберкромби на этом маневре выпускает мяч, — хотя что с этого мальчишки взять — и его перехватывает Малфой! Погодите-ка, я что-то слышу… Голос Смита, разносившийся по всему стадиону, вдруг затих, и Гермиона даже на какое-то мгновение этому обрадовалась. Но сразу после этого она услышала, как большая часть болельщиков скандирует слова, мотивом до жути напоминающие ту песню, что Драко сочинил на первый матч Рона. Гермиона замедлила метлу, чтобы ветер не глушил многчисленные голоса, и она с мрачным неверием поняла, что именно они поют:«Драко Малфой — Пожиратель, Драко Малфой — наш предатель…!»
Гермиона пораженно обвела взглядом стадион и увидела, что эти строки распевает по меньшей мере пятая часть всех болельщиков. Она не могла разглядеть их лиц, но что-то подсказывало ей, что именно об этом их предупреждала Джинни. Не имея ни малейшего желания слушать дальше, Гермиона ускорила метлу, и ветер вновь заглушил слова песни. Гермиона мгновенно отыскала на поле Драко — он мчался на своем Нимбусе, сжимая одной рукой квоффл, а другой — метлу так, будто готов был протаранить трибуны. Не составило труда догадаться, что он прекрасно расслышал слова. Он бросил мяч точно в центральное кольцо, что не совсем сходилось с их планом, и забил бы ненужный им сейчас гол, если бы Вики Фробишер не оказалась достаточно проворной и не поймала бы его. К Драко подлетел Блейз и, когда они ненадолго остановились, что-то сказал ему. Драко, кажется, прикрыл глаза, словно пытаясь успокоиться, и обвел взглядом трибуны, продолжавшие что-то распевать. «Сосредоточься на матче, Гермиона», — велела она себе и, в последний раз с сочувствием взглянув на Драко, продолжила поиски снитча.***
К счастью, игра закончилась именно так, как обе команды и намеревались ее закончить. Для вида Драко, Блейз и Кассиус забили в кольца гриффиндорцев несколько мячей, Кут отправил бладжер точно в Нотта, и тот свалился метлы, словно не заметив атаки, тем самым позволив гриффиндорцам беспрепятственно забивать один гол за другим, а Риона О’Нил так самоотверженно мчалась за снитчем, не отставая от Гермионы ни на дюйм, что в какой-то момент Грейнджер показалось, что Риона совершенно забыла о первоначальном плане. Матч закончился со счетом 190:190. Обе команды спустились на землю довольными, счастливыми и словно обретшими какую-то тайную связь друг с другом. Болельщики сперва не поняли, что произошло. Судя по разочарованному вою, многие оказались недовольны тем, что снитч достался именно Гермионе, но буквально через несколько мгновений трибуны разразились радостными возгласами от осознания того, что никому не придется смотреть за тем, как одна из команд понесет наказание за проигрыш. Гермиона, довольная проделанной ими работой, окинула команды взглядом. Гриффиндорцы собралась вокруг своей капитанши, Джинни, возбужденно что-то ей толкуя, Кассиус с Ноттом, последний час просидевшим на скамье «выбывших», и Имоджен с Малькомом оживленно переговаривались. Блейз и Драко, поудобнее перехватив метлы, подошли ближе к Гермионе. — … в общем, не бери в голову, они не стоят твоих нервов, — заключил Блейз, похлопав Драко по плечу. Тот только мрачно хмыкнул. — Целиком и полностью согласна с Блейзом, — прекрасно понимая, о чем он говорил, заявила Гермиона и склонила голову набок. Драко перевел на нее хмурый взгляд. — Тебе надо только… — Даже не думай говорить что-то вроде «не обращай внимание», Гермиона, — резко сказал он, — вы втроем твердите мне это уже неделю, но легче как-то не становится. Гермиона вздохнула, с сочувствием глядя на него. Драко, очевидно, даже не собирался прекращать заниматься самобичеванием, он только больше закрывался в себе. На его лице она заметила темную полосу краски для метел — видимо, он запачкался, когда приводил Нимбус в порядок перед матчем, — и, поддавшись мимолетному порыву, мягко коснулась его кожи, стерев след большим пальцем. Драко на секунду прикрыл глаза, выдыхая. Гермиона и Блейз переглянулись, не зная, что еще предпринять, чтобы он хотя бы на на один день отвлекся от всеобщей ненависти. — Ну, что, ребятки, — раздался бодрый голос Кассиуса, — как насчет навалять Смиту? «Косой» и «Дырявый», а.к.а. мы с Ноттом, очень хотят побеседовать с этим выродком. Не присоединитесь? Драко и Блейз переглянулись так, словно это было самое заманчивое предложение в их жизни. Гермиона помнила каждое завуалированное и не очень оскорбление, брошенное Смитом в сторону их команды и в сторону самой себя в особенности. После предположения Смита, что в команде она оказалась благодаря, мягко говоря, их с Драко отношениям, ведь «девчонкам не место на квиддичном поле», в голове Гермионы тоже появилось желание пойти и предельно ясно объяснить Смиту (только объяснить!), что, чему на квиддичном поле не место, так это совершенно дурацким стереотипам. Вот только если Гермиона ограничилась бы строгим выговором, нотациями, лишением Хаффлпаффа баллов и назначением Смиту отработки, то парни явно намеревались, как минимум, сломать ему пару костей и, возможно, наложить проклятие немоты на ближайшую неделю. Только Гермиона открыла рот, чтобы отговорить этих четверых от глупой затеи, как вдруг раздался голос Имоджен, воинственно заявившей, что она готова забрать ее, Гермиону, а заодно и девчонок из гриффиндорской сборной, чтобы пойти и чисто «по-девчачьи побеседовать» со Смитом. Памятуя, как Джинни в прошлом году по окончанию матча Гриффиндор-Рейвенкло на всей скорости влетела в комментаторскую будку, потому что ее «достал этот придурок», Гермиона даже начала сомневаться, от кого Смиту досталось бы сильнее. Она тяжело вздохнула. — Если вы убьете его или если он надолго попадет в больничное крыло, мне придется доложить профессору Слагхорну и директору, что виноваты вы, — предупредила Гермиона, будучи ответственной, в отличие от Драко с Блейзом, старостой. — Обещаю, я за ними прослежу, — весело заверил ее Мальком, смотревшийся совсем еще ребенком на фоне рослых парней, и Гермиона фыркнула от смеха. — По-моему, у нас неприятности, — сказал вдруг Драко, еще более хмуро глядя за спину Гермионы. Она обернулась: с трибун, где только-только начали подниматься люди, чтобы уйти в замок, стремительно спускались брат и сестра Кэрроу. Выглядели они раздраженно и, вероятно, разъяренно. Гермиона нахмурилась. Она встала чуть правее, чтобы закрыть Малькома (Амикус, как известно, питал особую слабость к пыткам детей), и в следующее мгновение сама оказалась заслонена Драко и Блейзом. Гермиона даже подумала бы, что они поступили очень мило и по-рыцарски, если бы Кэрроу не были бы уже в двадцати ярдах от сборных. Гриффиндорцы, как и команда Слизерина, встали плотнее друг к другу. Джинни, как самая, пожалуй, боевая из них, встала во главе своей сборной и, скрестив руки на груди, с вызовом смотрела на Кэрроу. Гермиона поймала ее взгляд на какое-то мгновение и увидела в ее глазах толику страха и жуткое напряжение. Люди на трибунах замедлились, не спеша расходиться, они во все глаза с беспокойством и нарастающей паникой старались понять, чего же хотят Кэрроу. Гермиона знала, что где-то там за ними наблюдала и Пэнси, наверняка растолкавшая перед собой всех, кто заслонял ей обзор. — Бездари, — прорычал Амикус, примчавшийся раньше своей сестры. Он с пылающей в глазах ненавистью переводил глаза с одной сборной на другую, словно выбирая, с кого начать. — Никчемные идиоты, вы даже на квиддич оказались неспособны! Идиоты… — Не надо, Амикус, что ты, — холодно протянула Алекто, остановившись рядом. — Они просто очень… дружные, — она скривилась так, будто это было самое отвратительное качество, — они не захотели, чтобы кому-то досталось больше другого, а потому они решили все вместе подвергнуться наказанию, не правда ли, дети? Она мерзко ухмыльнулась, положив руку на плечо Амикуса. — Да, да, конечно, — закивал тот, повесив на лицо свою приторную улыбочку, — но за то, что вы сорвали план, по которому продувшая команда получила бы месяц отработки, вы должны понести наказание… что бы вам такое придумать… Амикус облизнулся, задумчиво взглянув на сестру, и та с удовольствием подсказала ему. — Розги, ну, конечно! — он плотоядно ухмыльнулся, поднял с земли сухую ветку и трансфигурировал ее в длинный и тонкий прут. — Хорошая порка вам всем не помешает… Гермиона тяжело сглотнула и едва заметно переглянулась с Драко: он, последнюю неделю взращивавший в себе ненависть не только к себе, но и к обоим Кэрроу, прожигал их взглядом, сжав от напряжения губы в тонкую линию. — Ну, что? Кто первый? — «доброжелательно» поинтересовался Амикус, наколдовав еще один прут для Алекто. Та игралась им, кровожадно глядя на команды, а затем и вовсе хлестко рассекла воздух где-то в семи-восьми дюймах от Драко и Блейза. Забини рвано выдохнул и отшатнулся назад на полшага. Алекто казалась крайне довольной. — Предлагаю разделить их на двоих, — нарочито-скучающим тоном произнесла она. — Тебе львята, мне змейки. — Как скажешь, дорогая, — Амикус криво ей улыбнулся и из плотного ряда гриффиндорцев выдернул маленького Аберкромби, который, решив показать, что он такой же смелый, как и старшие, незаметно встал впереди всех. Гермиона, думая, как помочь мальчишке, не сразу заметила, что Алекто пронзает своим мстительно-кровожадным взглядом именно ее. Опять. В отличие от Драко и Блейза, которые, встав плечом к плечу, полностью заслонили ее от Алекто. В глазах Драко горела такая мрачная решимость, что не оставалось сомнений — когда-нибудь Алекто, как, впрочем, и Амикус, поплатятся за весь вред, нанесенный им, но в утроенном объеме. — Ну же, парни, не заставляйте меня расстраиваться, я все равно ее выпорю как лошадь, — закатила глаза Алекто и вновь рассекла воздух прутом: в этот раз почти по ногам парней. Они вовремя отступили в сторону, но тут же вернулись на место. Тогда Алекто, разозлившись, замахала прутом прямо перед собой, совершенно не заботясь, по кому и чему попадает, пока Амикус, держа Аберкромби крепкой хваткой за нагрудник мантии и удерживая гриффиндорцев, рвущихся на помощь своему, на расстоянии, ждал ее, чтобы устроить показательное наказание двух команд одновременно. Гермионе стало страшно. Алекто саданула прутом по плечу Блейза и по щеке и торсу Драко, но те, превозмогая боль и не обращая внимания на кровоточащие раны, продолжали прикрывать Гермиону, закрываясь от Алекто руками. Гермиона видела, как страшно Блейзу, видела, что Алекто оставила порез там, где у Драко еще оставались старые шрамы, и, несмотря на ледяной страх, поднырнула между ними и, в ту же секунду заработав себе следы от прута на предплечье и на запястье, закричала: — Прекратите! И Алекто, действительно замерев от неожиданности, остановилась, удивленно глядя на Гермиону. Но уже в следующее мгновение ее губы растянулись в торжествующей ухмылке. — Ты спятила? — процедил Драко, тем не менее обеспокоенно глядя на Гермиону. Она бросила на него извиняющийся взгляд и с сожалением посмотрела на кровь стекавшую через уголок его губ на линию челюсти из свежей раны. Блейз выглядел не лучше. И Гермиона не могла позволить, чтобы родные ей люди страдали, пока она прячется за их спинами. Она хотела что-то сказать Драко, Блейзу, но не успела: Алекто грубо схватила ее за локоть и дернула на себя. Гермиона, ахнув от неожиданности, едва не потеряла равновесие. Было очень, очень страшно. Только сейчас она осознала, как сильно боится боли. — Не смей даже касаться ее! — прорычал Драко. — Кажется, мы это уже проходили, а угроз своих ты — увы! — так и не исполнил, — наигранно-печально вздохнула Алекто, и лицо Драко исказила гримаса отвращения — к себе, к ней: какая разница? Алекто, видя свое превосходство над ним, победно осклабилась. — Я думаю, мы готовы начинать, Амикус. Амикус согласно кивнул, и они с Алекто синхронно поставили Гермиону и Аберкромби на колени, занесли прутья. Гермиона зажмурилась и прикусила изнутри щеку, приготовившись к резкой, саднящей боли. — Не стоит этого делать, — раздался размеренный, мертвецки-спокойный голос, и Гермиона, не почувствовав боли, с опаской раскрыла глаза и посмотрела налево: там стоял профессор Снейп. Он с самого приветственного пира не появлялся на публике, принимая пищу и беседуя с посетителями исключительно в своем кабинете, а потому у всех студентов уже давно сложилось впечатление, что директор не принимает никакого участия в жизни Хогвартса, а школой на самом деле управляют от его лица Амикус и Алекто. И сейчас, видя его за секунду до испытанной ею адской боли, Гермиона была готова расплакаться от облегчения. На трибунах все затихли. Впрочем, это, вероятно, произошло давно, но из-за всего происходящего здесь она не сразу это заметила. — Почему это? — сощурился Амикус. Снейп безразлично пожал плечами, будто ему было совершенно плевать, что произойдет со студентами. — Все было честно и по вашим правилам, не вижу причины их наказывать, — сухо сказал он. — Но мы говорили… — с запалом заговорил Амикус, но Снейп все тем же спокойным голосом его перебил: — Что будет наказана проигравшая команда, да, я помню, — он отмахнулся от Кэрроу так, будто тот был надоедливой мухой, — никто из них не проиграл. В том и смысл ничьи — нет ни победителей, ни проигравших. Все просто. Они могут идти в свои спальни. — Но… — Тогда в следующий раз наказана будет невыигравшая команда! — заявила Алекто такой интонацией, будто могла поставить Снейпа на место. Тот снова пожал плечами. — Да ради Мерлина, как хотите, — сказал он. — И, профессора, будьте добры, поставьте студентов на ноги, мне не нужно больничное крыло, полностью забитое простывшими студентами со сломанными ногами, придется писать объяснительную, чего я делать не желаю. Кэрроу переглянулись и с неохотой вновь дернули Гермиону и Аберкромби так, что они рывком поднялись с колен. Гермиона, болезненно поморщившись, потерла поврежденное плечо — наверняка растянуты связки. Гермиона посмотрела на Снейпа и едва заметно с благодарностью ему кивнула. Тот, опять ничем не выразив своей предрасположенности, только устало вздохнул и пошел прочь с поля, не обращая внимание на облегченно-удивленный гул, пролетевший по трибунам.***
Время шло, ноябрь подходил к концу, а в Хогвартсе становилось еще мрачнее. За неделю Кэрроу могли запытать до потери сознания, заковать в цепи в подземельях или просто по-маггловски избить за малейшую провинность минимум пятерых студентов. Гермиона, проходя по коридорам или сидя за столом в Большом зале, редко встречала студента, на лице которого не было бы следов перенесенного наказания: почти все они были бледными и осунувшимися, с синяками или ссадинами, и в глазах каждого при виде Кэрроу загоралась ярость и жуткое желание мести. Они вчетвером тоже не были исключением. На одном из уроков Амикус вызвал Драко и Блейза, чтобы те «потренировались» в применении круциатуса друг на друге и, когда те жестко отказались, боевым заклинанием перевернул их в воздухе несколько раз так, что они влетели в дальнюю стену кабинета. После этого Гермиона и Пэнси, с трудом сдерживаясь, чтобы не отправить Амикуса тем же способом прямиком в открытое окно, в срочном порядке проводили парней до Больничного крыла. Пока мадам Помфри лечила сотрясение мозга у Блейза и вывих плеча у Драко, Гермиона и Пэнси с безысходностью смотрели на полтора десятка больничных кроватей, на каждой из которых лежали ни в чем не повинные дети. Вскоре после этого Пэнси заступилась за первокурсницу, которую Амикус собирался заключить в подземелья за плохо, по его мнению, сделанный доклад о непростительных заклятиях — девочка в нем несколько раз указала, что они незаконны и крайне негуманны — и поплатилась за это тем, что просидела чуть меньше суток в каком-то старом темном кабинете в подземельях без света, воды, еды и в окружении мышей. Первокурсницу спасти от цепей не удалось. А потом на уроке Алекто не сдержалась и Гермиона. Она все это время старалась держать себя в руках и не обращать внимание на слова Алекто, но, когда та подошла прямо к столу Гермионы и Драко, оперлась на него и, глядя прямо на нее злорадствующим взглядом, сказала, что ничего не сравнится с «воплями парочки магглов, заживо сгорающих в адском пламени», Гермиона не вытерпела. Она выпалила что-то о том, какая Алекто бездушная сволочь, говорила что-то еще, несмотря на безуспешные попытки Драко ее успокоить и увести подальше от вбиравшей в себя каждое ее слово Алекто. Отрезвляющее действие на нее оказал удар скулой об угол соседней парты. Алекто схватила ее за волосы и, явно наслаждаясь, опустила ее вниз с такой силой, что Гермиона была удивлена, осознав позже, что кости и зубы остались целыми. Она упала на пол и в следующую секунду почувствовала, как тяжелый ботинок Алекто впечатался в ее живот с такой силой, что недалеко было до внутреннего кровотечения. В глазах потемнело, Гермиона зажмурилась от боли. Будто сквозь толщу воды, она услышала, как Алекто сказала что-то вроде «знай свое место, отродье». Потом Драко, не дожидаясь окончания урока, как того требовала от него Алекто, отнес ее в Больничное крыло и мадам Помфри хлопотала уже над ней. Хотя, конечно, сильнее всего доставалось гриффиндорцам. Симус Финниган уже которую неделю ходил избитым, причем чуть ли не каждый день у него появлялись новые и новые синяки. Лаванду Браун и Парвати Патил Пэнси и Гермиона часто встречали в туалете для девочек или плачущими, или старающимися скрыть косметикой следы. Ромильда Вейн, если верить пятикурсницам, старательно пряталась от Амикуса, проявлявшего к ней не меньший интерес, чем к Астории, и пыталась не оставаться в одиночестве. Но сильнее всего доставалось Джинни за ее вспыльчивость и неумение держать язык за зубами: за три недели она трижды оказывалась в больничном крыле, один раз — после прилюдной пытки круциатусом. Прямо пропорционально жестокости Кэрроу росла и жестокость проделок, совершаемых «неизвестными» по ночам. В спальнях этих двоих регулярно то срабатывали навозные бомбы, то взрывались фейерверки из магазина близнецов, то ядовитые лягушки заполняли все поверхности. Ситуацию не облегчало и то, что обиженные студенты часто срывали свою злость на Драко. Некоторые из них всерьез считали, что он пособник Кэрроу, будто забывали, что первыми на помощь Амикусу и Алекто всегда бегут Крэбб и Гойл. Кроме того, как бы Гермиона ни пыталась на матче игнорировать песню, спетую группкой студентов о Драко, она продолжила преследовать его, а значит и Гермиону, Пэнси и Блейза тоже. Через пару дней Гермиона без своего желания выучила ее текст наизусть:«Драко Малфой — Пожиратель! Драко Малфой — наш предатель! Темной метки обладатель И невинных истязатель! Лорду Малфой пригодился, В его рядах укоренился, Среди нас он притаился, Чтобы в глотку нам вцепиться!»
И каждый раз, когда кто-нибудь из мимо проходящих студентов начинал напевать ее, пусть и не со зла, Гермиона видела, как Драко это злило. Злило и то, что они ничего не могли с этим поделать.***
— Как плечо? — негромко спросила Гермиона. Они сидели в большом зале на ужине. Драко скучающе ковырялся вилкой в пюре, периодически поглядывая на входную дверь, Гермиона и Пэнси нервно переглядывались. Блейз задерживался у Хагрида, и если раньше это было совершенно нормально, то сейчас в голову начинали закрадываться мысли, что что-то случилось. Гермиона заставила себя перевести внимание на Драко. Его рука была помещена в специальную повязку, как на третьем курсе, но сейчас он действительно в ней нуждался — мадам Помфри велела ему снимать повязку только на ночь и назначила Гермиону его личным смотрителем со словами, что это «хороший опыт для будущего колдомедика». Нотту мадам Помфри почти приказала контролировать Блейза, чтобы тот принимал все прописанные ему зелья. Драко хмыкнул и скользнул взглядом по ней. — А как щека? — спросил он, задержав взгляд на заживающей ссадине, обрамленной желтовато-синим синяком на ее лице. — Ох, ну только не снова, — мученически простонала Пэнси. Гермиона вздохнула. Буквально несколько часов назад они с Драко препирались из-за того, что Гермиона почти не успевала позаниматься своей травмой, ухаживая за Драко. Он ворчал на нее, что уже далеко не маленький и в состоянии самостоятельно нанести обезболивающую мазь на свое плечо, пока Гермиона заживляла бы собственную щеку, а она убеждала его, что сделает это лучше, ведь не просто же так она вот уже три месяца как учится у мадам Помфри. В конце концов, Гермиона все-таки подлечила его плечо, действительно не успев помазать свою щеку, поэтому с самого утра Драко ходил не просто мрачным и раздраженным, как весь последний месяц, но и крайне недовольным. — Не начинай, — попросила Гермиона, и Драко вновь хмыкнул, отвернувшись к своей тарелке. — Соскучились без меня, ребятки? — прозвучал голос над их головами, и рядом с Пэнси на скамью опустился Блейз. Выглядел он живым и невредимым. — Где ты так долго? — взолнованно-недовольным тоном спросила Пэнси. — Ваши занятия должны были закончиться час назад! — Все в порядке, Пэнс, правда, — заверил он ее, попутно накладывая себе мясо. — Хагрид показывал единорогов, рассказывал, как их приманить и как ухаживать. Вот и увлеклись. — Как он умудрился поймать единорога? — недоуменно спросила Гермиона. — Они разве не выходят только к волшебницам? — Поправочка: они выходят только к девственницам, просто не боятся волшебниц и поэтому не убегают, — проговорил Блейз и со смешком, наивно полагая, что его не слышат, пробормотал что-то вроде: «К вам бы он не вышел, девочки». — Блейз Забини! — возмутилась Пэнси и толкнула его локтем. Гермиона, не желая оставаться в стороне, пнула его под столом. Драко, раньше не упустивший бы возможности отпустить в этой ситуации какую-нибудь шуточку, только натянуто улыбнулся. — Еще несколько лет дружбы с вами двумя и я останусь инвалидом, — проворчал Блейз, потирая поврежденные конечности. — Так как, говоришь, профессор Хагрид, полувеликан, умудрился показать вам со Скамандером, двум парням, единорога? — пропустив его реплику мимо ушей, поинтересовалась Гермиона. — Он попросил Граббли-Дерг помочь ему, — сказал Блейз. — Она каким-то образом выманила его, из чего мы можем сделать вывод, что Граббли-Дерг ведет монашеский образ жизни, — говоря последнюю фразу, он уже приготовился защищать себя от ударов с обеих сторон, но Пэнси с Гермионой только закатили глаза, — и завела его в загон. Мы смотрели издалека, чтобы не напугать беднягу. Но он чертовски красивый. На лице Блейза повисло восторженное выражение, и Гермиона улыбнулась. В зал влетели совы. Гермиона мгновенно отыскала взглядом Валлета, летевшего прямиком на нее с письмом на цевке. Вслед за ним, будто наперегонки, мчался Филин Драко. Эти двое постоянно соревновались друг с другом с момента, как познакомились летом в Берк-хаусе, и в двух случаях из трех побеждал Валлет. — Опять проиграл, старик, — усмехнулся Драко, усаживая Филина себе на плечо. Тот жалобно ухнул. — Умница, Валлет, — тем временем горделиво проговорила Гермиона, угощая птицу лакомством. Валлет радостно встрепенулся и перебрался на плечо Гермионы. Они с Драко старались рассаживать этих двоих подальше друг от друга после того, как Валлет и Филин пытались клюнуть друг друга, сидя прямо на них. — Просто Филин уже старый, ему пора на пенсию, — попытался оправдать его Драко, но Филин, расценивший это как оскорбление, недовольно ухнул и щелкнул клювом. — Без обид, парень. — Ну, конечно, именно поэтому, да, Валлет? — улыбнулась Гермиона, и Валлет ласково потерся о ее пальцы. Драко бессильно вздохнул. — И почему ты не такой ласковый, а? — спросил он у Филина, но тот только вытянул лапу, намекая на письмо. — У вас все животные не очень-то ласковые, Драко, — проворчала Пэнси. Ей пришло письмо из дома, и она спешно бегала глазами по его строчкам. Не найдя, видимо, ничего пугающего, она облегченно выдохнула. — Никогда не забуду, как эти ваши павлины пытались меня цапнуть. — А нечего было к ним в загон заходить, — криво ухмыльнулся Драко, разглядывая письмо. Ухмылка сошла с его лица, стоило ему увидеть фамильную «М» на печати. — Мне было восемь! — возмутилась Пэнси. Гермиона, обеспокоенно поглядывая на Драко, вскрыла свое письмо с семейной печатью. Марвик писал, что у него все относительно неплохо, и «Нинель», живущая «по соседству», тоже чувствует себя превосходно, но они оба обеспокоены происходящим в Хогвартсе. И это притом, что Гермиона по договоренности с Драко, чтобы не волновать Марвика и Нарциссу, которая называлась в письмах «Нинелью», ни разу не писала им о тех зверствах, что устраивают в Хогвартсе Кэрроу. Но в конце письма Гермиона встревоженно вздохнула: Марвик говорил, что Пожиратели в лице Селвина и Треверса заявились в «Горбин и Беркс», когда он отправился туда за какими-то документами, и пытались узнать о его отношении к идеям Волдеморта. Он постарался убедить их, что находится на нейтральной стороне в этой войне, но что-то подсказывало как Марвику, так и Гермионе, что этого Пожирателям будет мало. Становилось жутко от одной только мысли, какой шаг в отношении Марвика последует дальше. Блейз прочел свое письмо и хмуро убрал его в конверт. Он залпом выпил стакан тыквенного сока, словно надеясь, что это огневиски или эль, но не проронил ни слова о содержании письма. Гермиона взглянула на Драко: он, стараясь держать каменное лицо, читал свое письмо. Гермиона, мельком выглянув из-за его плеча, увидела внизу листа подпись Люциуса. Решив, что не желает влезать в их личную переписку, Гермиона переборола свой интерес и заставила себя обратить внимание на серую сипуху, приземлившуюся рядом с ней — в ее клюве был свежий выпуск «Придиры», подписку на которую с недавних пор оформила половина школы. Гермиона наскоро пробежалась по страницам газеты. В Визенгамоте за прошедшую неделю был вынесен приговор пятнадцати магглорожденным волшебникам, которых заключали в Азкабан и лишали палочки. По стране бушевали нападения, постоянно кого-то похищали или убивали: на второй странице была помещена новость об убийстве супругов Голдстейнов за отказ сотрудничать с Волдемортом. Гермиона пробежалась взглядом по столу Рейвенкло: Энтони Голдстейн, староста Рейвенкло, держа в руках тот же номер газеты, смертельно побледнел. Он выскочил из-за стола и как ошпаренный вылетел из большого зала. Самым страшным было то, что такие картины Гермиона видела чуть ли не каждый день. — Эй, — окликнул их кто-то. Вчетвером они посмотрели за спину Блейза: там стояла взволнованная Дафна Гринграсс. — Вы не видели Асторию? — Мы с ней не общаемся, — бросил Блейз. Дафна нахмурилась, понятливо кивнула и собиралась идти дальше, в сторону двери. — Что-то случилось, Дафна? — участливо спросила Гермиона. Дафна остановилась и, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, будто не решаясь поделиться с ними своими проблемами, покосилась на Гермиону. — Надеюсь, нет, — отрывисто проговорила она, — ее однокурсница, Керри Уелч, сказала, что Кэрроу… он задержал ее после уроков. Сказал, какое-то срочное дело. Астория не появилась на травологии и сейчас не пришла, и я боюсь, что… — Дафна запустила руки в волосы, провела ими по лицу, словно стараясь успокоиться, и отмахнулась от Гермионы: — Не парься. Я поищу. Дафна развернулась на каблуках и пошла в сторону выхода. Они переглянулись. — Не нравится мне это, — пробормотала Гермиона. Пэнси согласно кивнула. — Не бери в голову, может, пошла письмо МакЛаггену или еще кому писать, — передернул плечами Блейз. Гермиона нахмурилась, но, поразмыслив, поняла, что он прав. Амикус, конечно, животное, но опускаться еще ниже — мало вероятно.***
Предчувствие чего-то нехорошего усилилось, когда Амикус так и не появился на ужине. За столом с самым невинным видом сидела Алекто и следила, казалось, за каждым студентом подобно сторожевому псу. Стоило ее взгляду наткнуться на Гермиону, как в глазах Алекто появилось что-то такое, что заставляло бояться ее следующего шага. От переживаний Гермионе перехотелось есть. — Я пойду, — сказал вдруг Драко, едва притронувшийся к еде. Он поднялся, игнорируя обеспокоенные взгляды Пэнси и Блейза. — Подожди, я с тобой, — проговорила Гермиона, встав вслед за ним. — Ты не поела, — произнес он так, будто это был самый весомый аргумент. — Ты тоже — это раз, два — я не хочу, — невозмутимо сказала Гермиона. Драко вздохнул, но, благоразумно решив не спорить, перехватил ее сумку и повесил поверх своей на здоровое плечо. Они вышли из большого зала, оставив Блейза с Пэнси обсуждать заданное МакГонагалл эссе. — Вообще-то тебе нежелательно таскать тяжести, — не особо веря, что это как-то на него повлияет, проговорила Гермиона. — Это обыкновенный вывих, Гермиона, — негромко сказал Драко. — Я не настолько бесполезен. — Но я ни слова не сказала о том, что ты бесполезен! — нахмурилась она, остановившись. — Я просто беспокоюсь о тебе. Драко встал рядом с ней и вымученно улыбнулся. Под его глазами серели тени от недосыпа. — Я знаю, Солнце, — проговорил он, — я просто чувствую себя инвалидом, когда вы трое так печетесь обо мне. И я не только о плече говорю. — Ты очень дорог нам, Драко, — мягко проговорила Гермиона, подойдя ближе к нему. — Это нормально, что мы беспокоимся о тебе, не воспринимай это так… негативно. Драко только усмехнулся и погладил ее по щеке. — Постараюсь, — проговорил он. Гермиона слабо улыбнулась. Вдруг на всей скорости в них кто-то врезался. Основной удар пришелся на больное плечо Драко, он болезненно зашипел, схватившись за сустав и бросил раздраженный взгляд на парня. Им оказался Энтони Голдстейн. Гермиона, сначала думавшая возмутиться, осеклась. Глаза Энтони были покрасневшими, он явно мчался, не разбирая дороги. — Аккуратнее, — процедил Драко, и Энтони поднял на него взгляд, явно собираясь извиниться, но, стоило ему увидеть Драко, как его лицо искривили гнев и отвращение. Гермиона заволновалась. Она взяла Драко за здоровую руку, намереваясь избежать очередных нападок в его сторону, но не успела. — Аккуратнее? — воскликнул Энтони, сжав руки в кулаки. Драко поморщился. — С кем? С тобой? — Да, со мной, — с вызовом сказал Драко, разворачиваясь к Энтони. — Драко, не надо, — пробормотала Гермиона и потянула его за руку, но он остался на месте. — И с какой это радости я должен быть аккуратнее с чертовым Пожирателем, а? — проревел Энтони. Он шагнул в сторону Драко и толкнул его в грудь так, что Драко пришлось отступить на несколько шагов, чтобы не потерять равновесие. Его лицо исказилось от злости. — Откуда мне знать, что это не ты прикончил моих родителей, а, ублюдок?! — Отстань от него, Энтони, он ничего не сделал, — резко отчеканила Гермиона, пока Драко не успел сделать ответный шаг. Она надеялась прекратить этот концерт до того, как он перейдет в драку, но, кажется, как Энтони, так и Драко очень хотели выплеснуть пар друг на друга. Энтони, сверкнув глазами, обозленно взглянул на нее. — Защищаешь его, да? А я ведь еще уважал тебя когда-то! Прав был Майкл, ты просто пожирательская шлюшка и ничего больше, Грейнджер, — выплюнул Энтони. Гермиона опешила. Что ж, это был первый подобный выпад в ее сторону после Хэллоуина, но его стоило ожидать. Она хмуро посмотрела на Энтони. Нет, не надо обращать на него внимание, он явно не в себе. Но Драко, кажется, так не думал. По его лицу словно прошла судорога, он зарычал от злости. — Закрой свой рот, Голдстейн, — сквозь зубы проговорил Драко. Он шагнул в сторону Энтони. — Не надо, Драко, он просто разбит и хочет сорвать злость, — проговорила Гермиона, удерживая его. — Это того не стоит, пожалуйста. Драко окинул красные и потерянные глаза Энтони, его бледное лицо презрительным и обозленным взглядом, и, резко развернувшись, пошел прочь.***
Гермиона с трудом успевала за Драко. С его длинными ногами он шел чуть ли не в три раза быстрее нее, несмотря на две нелегкие сумки на одном плече и вновь поврежденное другое. Ей приходилось идти так быстро, что она почти бежала. Наконец Драко завернул в гостиную старост, и Гермиона уже подумала, что теперь они спокойно поговорят или просто забудут эту выходку Энтони, как Драко старался делать со всеми предыдущими. Но, залетев в гостиную следом, она увидела, что Драко как-то удивленно оглядывается, будто совсем не собирался идти сюда. Вдруг он развернулся и, заметив Гермиону, скинул ее сумку с плеча на диван. — Я пойду к себе, — безэмоционально сказал Драко и, обогнув ее, направился на выход из гостиной. Гермиона недоуменно на него посмотрела. Нет, ей надоело видеть, как он все больше замыкается в себе, как убивает себя изнутри, отдаляясь от них, от нее все сильнее. Она нахмурилась, дернулась вперед и остановила его, схватив за локоть. Он перевел на ее пальцы, а затем и на нее саму непонимающий взгляд. — Прекрати, — серьезно сказала Гермиона, глядя ему в глаза. — О чем ты? — Он повел плечами, словно чувствовал себя неуютно. — Ты знаешь, о чем я, Драко, — продолжила она, — прекрати мучить себя. Пожалуйста. Ты ни в чем не виноват, и все они поймут это. Рано или поздно. Драко поморщился, явно не желая говорить на эту тему. — Я пойду, — упрямо повторил он и попытался снять ее пальцы со своего локтя. Но Гермиона не собиралась сдаваться и отпускать его ни с чем, она только крепче вцепилась в его руку. — Гермиона, отпусти меня. — Нет, пока ты не поговоришь со мной, — заявила она, хмурясь. — Я не знаю, о чем говорить, — раздраженно выдохнул Драко. — О чем угодно! — неопределенно махнув свободной рукой, воскликнула Гермиона. Она с надеждой заглянула в его глаза. — Тебе станет гораздо легче, если ты хоть с кем-нибудь поговоришь о том, что ты чувствуешь, ведь… Губы Драко скривились в болезненной усмешке. — О том, что я чувствую? — переспросил он, и Гермиона беспомощно кивнула. — С чего ты решила, что хоть кому-то от этого станет легче? — Ты и сам прекрасно знаешь, что, когда есть с кем обсудить проблему, она кажется не такой серьезной, — проговорила она. — Мне точно от этого легче не станет, — пробормотал Драко и, все-таки скинув со своей руки пальцы Гермионы, развернулся и собрался идти прочь. — Значит, мне станет, — пытаясь остановить его, воскликнула она. Она злилась на него за его упрямство и любовь к самобичеванию. Гермиона прекрасно знала, что Драко, когда ему казалось, будто он в безвыходной ситуации, никогда не принимал чьей-то помощи сразу. Ему приходилось долгое время уничтожать самого себя мрачными мыслями, и только потом он мог соизволить поделиться своей проблемой с кем-то. И сейчас он делал то же самое. — Тебе станет легче? — глухо переспросил Драко и, остановившись, обернулся к ней полубоком. Гермиона увидела в его глазах какой-то странный блеск, который кричал о том, как ему тяжело. — Ты действительно так думаешь? — проговорил он. — Да, — упрямо сказала она, хотя, признаться, этой уверенности в ней оставалось все меньше. Драко болезненно усмехнулся, неверяще покачав головой. — Глупая, — пробормотал он беззлобно. — Не станет, Гермиона. Она сощурилась. — С чего ты это взял? — Поверь на слово, — хмыкнул он. Гермиона возмутилась. — Дай мне возможность самой решать, — проговорила она, — откуда тебе знать, станет мне… Драко, все это время, вероятно, тратя последние силы, чтобы держать себя в руках, вышел из себя. Он развернулся, оказавшись в паре футов от нее, а тот блеск в его глазах заполыхал лавиной отчаяния. — Потому что тебе не может стать легче, если я скажу, как сильно я устал, Гермиона! — взревел Драко, глядя ей в глаза. Гермиона, не ожидав такой резкой реакции, опешила. — Я устал терпеть эти чертовы взгляды, выпады, оскорбления огромной толпы людей, готовых проклясть меня со спины, потому что они уверены, что я убийца, я устал слышать эту чертову песенку «Драко Малфой — Пожиратель» на каждом углу, устал думать, что все эти люди правы и что я действительно тварь, которой не место среди нормальных людей, устал думать, что, возможно, я действительно заслуживаю смерти не меньше, чем Кэрроу, — он перевел дыхание, а Гермиона так и продолжала во все глаза смотреть на него. Голос Драко срывался, и она пораженно проследила за слезой, скатившейся по его щеке. — Я каждый чертов день просто мечтаю о мести Кэрроу, и это раздражает меня, потому что это заставляет верить, что я, похоже, и правда такой же, как эти ублюдки! Но хуже всего… Он замялся, явно собираясь замолчать, но следующие слова сорвались с его языка против воли: — Хуже всего то, что я из-за всего этого задумывался о суициде, — едва слышно сказал он и беспомощно посмотрел на Гермиону. — О… о чем? — чувствуя, как слезятся глаза, едва шевеля губами, неверяще переспросила она. — Я… — он вновь запнулся, — я поднимался на астрономическую башню на прошлой неделе, — проговорил Драко, тяжело сглотнув. Гермиона всхлипнула. — Я просто… я хотел, чтобы все это закончилось, Гермиона. Но я не смог. — Он словно через силу смотрел на нее. — Не смог. Гермиона, в очередной раз всхлипнув, не сдержалась и обняла его, уткнувшись носом в его грудь, а Драко, словно беспомощный ребенок, прижал ее ближе к себе, продолжая бормотать в ее волосы, что он просто не смог. А Гермиона не могла себе представить, что делала бы в этой жизни без него, если бы он все-таки смог. Они медленно опустились на пол, навалившись на спинку дивана. — Я слабый, Солнце, — прошептал Драко, — я такой слабый… — Ты ошибаешься, — продолжая беззвучно плакать, пробормотала Гермиона. Он сидел, спустившись чуть ниже ее и положив голову ей на плечо. Гермиона мягко и успокаивающе, почти по-матерински гладила его по волосам. — Ты не слабый, ты очень и очень сильный. Ты к семнадцати пережил столько, сколько многим пожилым волшебникам и не снилось, Драко. Просто ты не железный. Как и все мы.