О разном и разных

Чонде приятно, чертовски приятно чувствовать себя чьей-то слабостью. Особенно – слабостью Чонина. Сильного, смелого, насмешливого Чонина, который рядом с Чонде превращается в мальчишку, одержимого одной жаждой – жаждой обладания. – Нет, – строго говорит Чонде, когда воскресным утром Чонин властным объятием прижимает его к обеденному столу. – Даже не думай. – Ну давай, – сбивчиво просит Чонин горячим шепотом. – Пожалуйста. Чонде неловко ерзает в его руках – края столешницы больно упираются в бедра, выгибается, когда чужое дыхание обжигает ключицы под тонкой тканью футболки и решительно сгребает в кулак волосы на затылке Чонина. Накручивает неприлично отросшую прядь на палец и с силой тянет. – Эй, – Чонин дергается, – ты чего? – Учу тебя, – Чонде сводит брови к переносице в наигранном недовольстве. – Я ведь сказал, что не хочу. – А я хочу, – с обидой напирает Чонин. Вздохнув, он роняет Чонде спиной на стол, нависает сверху, заглядывая в глаза. И Чонде теряется на миг – столько в чужом взгляде мучительно-сладкого обещания, – но тут же берет себя в руки и плотно сводит колени, не позволяя настойчивому Чонину развести их в стороны. Чонин чертыхается ему в висок. Чонде напрягается и интересуется: – Возьмешь меня силой? Спрашивает в шутку, конечно, но внутри у него все равно тянет и ноет непонятным, животным почти страхом: потому что Чонин – пламя. Его трудно контролировать. И пусть он никогда не причинял боли, но и Чонде никогда ему не отказывал, не дразнил, не играл с тем, над чем не имел настоящей власти. И сейчас, лежа под горячим, натянутым струной Чонином, Чонде зажмуривается и прикусывает губу. Ему и правда не хочется, но он сам научил Чонина брать – без разрешения, без намека, без ненужных слов. И Чонде кажется, что он допустил большую ошибку вот так вот позволяя, откликаясь на самую легкую ласку. Что ошибся, став слабостью Чонина, потому что в остальном – Чонин сильнее. Он может сделать с Чонде все, что угодно. Зажать ему ладонью рот, стянуть брюки с тощих бедер, раздвинуть грубо ноги и… Чонде вздрагивает от глупых мыслей, лезущих в голову. Но Чонин замечает его закушенную губу, хмурость лба и отстраняется. Мягко тянет Чонде на себя и обнимает совсем легко, поглаживая по спине. – Ты такой дурак, – говорит Чонин. – Испугался… Меня испугался. А ведь я… Я никогда, если ты не захочешь. Правда. Слышишь? Ты меня с ума сводишь, но одно слово – и я отстану. Не трону. Чонде хочется плакать. Он чувствует себя глупым, а еще – бесконечно счастливым. И влюбленным в Чонина, рассеивающего его страхи с неизменной чуткостью, которую не может заглушить ни одна жажда. Чонде любит Чонина безумно – с первого дня их знакомства. И три года спустя любовь эта все еще не тускнеет. Чонде думает о том, как ему повезло. Думает о том, как это здорово: оставаться чьей-то слабостью такое долгое время. – Знаешь, – тихо шепчет Чонде, помолчав и уняв гулко стучащее сердце, – я передумал. – и в самое ухо, так, что у Чонина кожа мурашками покрывается: – Давай…