О разном и разных

Минсок сидит в кресле и наблюдает за Чонде, склонив голову к плечу. Чонде одергивает длинную рубашку, едва прикрывающую его обнаженные бедра, и неуверенно опускается на пол. Елозит по ковру обтянутыми нейлоновыми чулками коленками и чувствует себя дураком. Он уже не считает, что вырядиться как шлюха и вести себя соответствующе – хорошая идея. Черт бы побрал Бэкхёна, который радостно щебетал в трубку, что «альфы это любят». Чонде подползает к креслу, кладет ладони на массивные, обитые бархатом ручки и боится поднять голову, чтобы заглянуть Минсоку в глаза. Боится увидеть в них тень насмешки или, хуже того, – отвращения. Но Минсок сам мягко обхватывает пальцами его подбородок и заставляет посмотреть на себя. И Чонде давится вздохом: у Минсока абсолютно черные глаза – зрачок почти закрывает радужку, а крылья носа трепещут. Чонде знает этот трепет, и между ягодицами у него становится влажно. Минсок рывком поднимает его, усаживает к себе на колени и обводит носом ушную раковину. Руками гладит бедра, а потом – подцепляет резинку чулка, оттягивает ее и отпускает. От звонкого щелчка и легкой боли Чонде дергается, но тут же стонет, когда горячий язык Минсока очерчивает его кадык, а вторая рука – сминает мягкую ягодицу. – Кто тебя научил? – спрашивает Минсок, отрываясь от чужих, тонких и сладких, губ. В его голосе столько властного, собственнического, что Чонде тихо скулит от нетерпения и разгорающегося желания. Мнет в пальцах лацканы минсокового пиджака, пытается торопливо расстегнуть его рубашку. Минсок усмехается и накрывает его дрожащие пальцы ладонью. Повторяет: – Так кто? – Сам, – отзывается Чонде. – Неправда, – Минсок в наказание за ложь не больно, но чувствительно прикусывает его нижнюю губу. – Ты ведь хороший омега. А хорошим омегам не придет в голову ползать на коленях перед альфой, бесстыдно сверкать голым задом и натягивать на худые ноги чулки. – Тебе не нравится? – Чонде отстраняется, пытаясь прикрыться краем рубашки, которую Минсок жадной лаской сбил едва ли не к груди. – Глупый. Разве похоже, что мне не нравится? – Минсок мягко проталкивает руку между плотно сомкнутых бедер Чонде, ласкает внутреннюю сторону, трет и поглаживает, щекотно задевая ногтями. Чонде сходит с ума от основательной, медленной ласки и стесняется попросить потрогать чуть выше. Он до сих пор не привык к Минсоку. К тому, каким тот может быть, когда двери их квартиры закрываются изнутри и все условности, правила и маски спадают. Такому Минсоку хочется подчиняться. Чонде признается ему: – Бэкхён. Он научил. Минсок хмыкает. – Так и знал. – Ты не сердишься? – Чонде осторожно сползает с минсоковых колен, но только чтобы удобнее оседлать его бедра, вжимая альфу в спинку кресла. – Не сержусь, – Минсок ведет вдоль его бедер выше, гладить все, что скрывала рубашка. Чонде всхлипывает и смазано целует Минсока в губы, утыкается лбом ему в плечо и коротко всхлипывает, когда чувствует в себе сразу три пальца. Выгибается в спине и насаживается глубже. – Я куплю для тебя кое-что, – обещает Минсок, крепче удерживая ослабевшего от накатывающего удовольствия Чонде, – когда тебе снова захочется поиграть в плохого омегу. Если пообещаешь, – Минсок толкается пальцами резче, взывая у Чонде протяжный стон, – не играть без меня… Чонде фыркает и радуется, что Минсок не видит стыдливой, но счастливой улыбки на его непослушных губах. Все-таки Бэкхён оказывается прав – альфы это любят.