О разном и разных

Бэкхён мягко обнимает Минсока со спины, целует в плечо, зарывается носом в волосы на затылке. Шумно и жарко дышит. Минсоку щекотно: он улыбается и гладит сомкнутые на животе руки. Смотрит в огромное – во всю стену – окно на огни ночного города. Токио не спит. Шумит, клокочет и лязгает – людскими толпами, моторами машин, дверьми вагонов метро. Но в лучшем номере огромного отеля стоит тишина, нарушаемая только дыханием Бэкхёна. Минсок сам не знает, откуда в нем взялась эта смелость: довериться красавчику из бара, о котором он не знает ничего, кроме имени и марки часов, что массивным золотым браслетом обхватывают запястье. Но Бэкхён чертовски убедителен, соблазнителен, пленителен – и еще куча эпитетов, от которых отмахнуться невозможно. Хочется попробовать. Хочется позволить. Бэкхён улыбается из-за плеча их отражениям, ловит ответную улыбку Минсока в оконном стекле и касается верхней пуговицы на его рубашке. Медленно расстегивает ее, затем – ту, что ниже, потом – и третью, и четвертую. Стаскивает тонкую белоснежную ткань с плеч, обнажает выступающие ключицы. Накрывает их ладонью, ведет по шее вверх, трогает пальцами губы. Минсок приоткрывает рот, опаляет жаром своего дыхания, целует невесомо самые подушечки. Бэкхён очерчивает линию челюсти, гладит скулы и снова возвращается к аккуратному рту. Давит сильнее, скользит в горячий и влажный плен сразу тремя пальцами. Минсок послушно обхватывает их и посасывает. – Ты очень красивый, – шепчет с усмешкой Бэкхён и добавляет, стиснув свободной рукой чужое бедро: – Не пожалеешь? Минсок пытается ответить, но выходит только беспомощное мычание, и он просто качает головой. Не пожалеет. Бэкхён прикусывает мочку его уха, втягивает ее в рот, продолжая медленно дразнить пальцами минсоков язык. Слишком ярко, остро, мокро. Минсок прикрывает глаза. Если бы город шумел прямо здесь, в тускло освещенной комнате, Минсок все равно не услышал бы ничего, кроме собственного сбитого дыхания и оглушительного стука сердца.