О разном и разных

Чанёль поддается Чонде трижды и трижды любуется, как тот радуется, когда его герою удается серией крутых приемов сокрушить противника. Чонде звонко смеется, сияет глазами и сдувает со лба мягкие пряди волос. Щеки у него краснеют, а искусанные за напряженный раунд губы – влажно блестят. Чонде радостно размахивает джойстиком и прыгает на диване, победно тыкая пальцем в экран телевизора. И весь он в этот момент такой живой, настоящий, что у Чанёля зубы сводит от нестерпимого желания схватить Чонде в охапку и умереть от понимания, насколько идеально тот умещается в его руках. А беспечный Чонде продолжает называть Чанёля другом, приходит к нему после пар рубиться в старые игры и даже не подозревает, что Чанёль наблюдает за ним – внимательно и осторожно. Вот и сейчас Чонде опускается на продавленный диван, выбивая из него облачко пыли, и заваливается на Чанёля. Толкает его плечом в бок и дразнит, заглядывая в лицо снизу вверх: – Снова продул. Неудачник. – Ага, – соглашается Чанёль и крепче сжимает кулаки, чтобы не обнять, не коснуться с оттенком «неправильно». Он так сосредотачивается на этом, что почти перестает слышать и видеть: в голове крутятся сплошные «только не…». Только не трогай. Только не признавайся. Только не дай догадаться. – Эй, – Чонде щелкает пальцами перед носом Чанёля. – Земля вызывает. Чанёль вздрагивает. Часто моргает, трясет головой и сглатывает ставшую вязкой слюну. Чонде сползает по дивану ниже, устраивает голову на его коленях и прикрывает глаза. Джойстик он все так же крепко держит в ладони, словно ребенок – любимую игрушку. Чанёль жалеет, что свой джойстик отбросил в сторону сразу после последнего раунда: теперь ему некуда девать руки. На ладонях уже расцветают алые следы от полукружий ногтей, а тяжесть Чонде на коленях не способствует быстрому успокоению. Чанёль горестно воет про себя, и едва ли не делает то же самое вслух, когда задремавший Чонде смешно причмокивает во сне. Потому что Чанёлю ни капли не смешно. Убедившись, что Чонде действительно уснул, Чанёль еще долго вслушивается в его мерное дыхание, а потом решается: осторожно, чтобы не разбудить, касается чужих волос. Гладит невесомо. Пропускает сквозь пальцы забавные колечки мягких кудрей. И все это так остро и с привкусом сбывшейся мечты, что Чанёль впервые забывается, теряет все свои «только не…», и каждое касание становится увереннее и смелее. От поглаживания волос Чанёль переходит к ласке беззащитно-голой шеи: ведет пальцами по прохладной коже от затылка к аккуратной ушной раковине. Обводит ее самыми подушечками, не удержавшись – трет мочку. И смотрит. Смотрит с недоумением на свои длинные, сильные пальцы, которые вот так просто трогают, ласкают, гладят. А потом Чонде возится и переворачивается на спину. Распахивает глаза и обжигает Чанёля взглядом хитрых, с совершенно кошачьим прищуром, глаз. Чанёль теряется и отдергивает руку. Ему кажется, что все вот-вот покатится к черту, но Чонде вдруг улыбается. Мир не падает Чанёлю на голову. Вместо этого Чонде находит его ладонь и подносит ее к своему лицу. Говорит насмешливо, но по-доброму: – Продолжай. Мне нравится. И Чанёль, не в силах и слова выдавить, просто касается пальцами его губ.