О разном и разных

Минсок еще спит, по самую макушку укутавшись в одеяло, – только пятки торчат. Сехун осторожно выскальзывает из кровати, боясь потревожить его. Пробирается на кухню, шуршит пакетом молока, вынутым из холодильника. Пьет жадно и торопливо по старой детдомовской привычке: затолкать в себя быстрее, чем отнимут старшие. Спрятав опустевший наполовину пакет обратно, Сехун подходит к плите. Обводит пальцами гладкую, темную поверхность. Плита электрическая, и включить ее Сехун боится, хотя кнопки на блестящей панели предусмотрительно подписаны фирмой-производителем. Он все же пересиливает себя и нажимает на одну из них, самую большую. С тихим треском на плите загорается круг там, где на других, обычных газовых, находится конфорка. Сехун, стараясь не шуметь, заглядывает во все ящики и шкафы. Находит сковородку и решает приготовить блинчики: Бэкхён говорит, что они у Сехуна неплохо получаются. Есть можно. Но в этот раз Сехун хочет сделать завтрак не просто съедобным, а вкусным. И вовсе не потому, что он мечтает поразить Минсока так, что тот не захочет его отпустить – такие мысли Сехун выбросил из головы давным-давно, накрепко уяснив, что проституция тоже профессия, и субординацию с клиентом необходимо соблюдать (Бэкхён обычно выражается проще: «это тебе не херова «Красотка», не вздумай влюбляться»). Так что Сехун готовит только затем, чтобы поблагодарить. Это не будет неуместно в деловых отношениях, думает он. В конце концов, клиентов всегда благодарят за покупку. А Минсок хороший. И постоянный. Постоянным клиентам положен бонус. Сехун выкладывает блинчики горкой на большую тарелку. Греет чайник, высыпает в кружку душистую заварку. Минсок, сонно потирая глаза, приходит на запах, беззвучно застывает в дверях и наблюдает за Сехуном, привалившись плечом к косяку. Сехун разворачивается от плиты к столу, чтобы накрыть его, и охает, заметив Минсока. – Я тут… – начинает Сехун, – ну… Подумал, что может тебе захочется… позавтракать. Я просто приготовил, а сам уйду. Сейчас… Да. Сехун пытается протиснуться мимо Минсока в коридор, чтобы быстренько одеться в спальне, взять с тумбочки тактично спрятанные в конверт деньги и убраться в свою съемную студию к Бэкхёну и его очередному рассказу про Пака-мать-его-Чанёля, который запрещает «брать работу на дом» в те дни, когда Сехун пропадет у клиентов. Но Минсок хватает его за локоть и втаскивает обратно в кухню. Усаживает на стул и ставит перед ним вторую кружку. Сехун обхватывает ее и рассматривает стремительно темнеющую от заварки воду, страшась поднять глаза: Минсоку может не понравиться такая вольность, ведь обычно Сехун уходил раньше, чем тот вставал. Минсок же беспечно тянет с тарелки блинчики прямо руками и отправляет их в рот. – Почему не ешь? – спрашивает он у Сехуна, заметив его смятение. – Я… – Сехун теряется и украдкой косится на Минсока. Тот не хмурится, и Сехуну становится немного легче. Он тоже берет один блинчик и долго жует его, краснея под пристальным взглядом Минсока, который прекращает есть, подпирает щеку кулаком и просто смотрит. Сехун не знает, должен ли он что-то сказать. Обычно разговоры у них с Минсоком короткие, если, конечно, стоны, путанные комплименты и шепотом на ухо «так хорошо?» можно считать разговорами. Сехун заставляет себя проглотить еще один блинчик, потом быстро запивает его чаем, обжигая язык, и встает из-за стола, пробормотав: – Ну, я пойду. – Останься, – вдруг просит Минсок. Вот так просто. Сехун неверяще распахивает глаза: его никогда не покупали на целый день. Но он не прикидывает судорожно, сколько Минсоку придется заплатить, а застывает растерянно. Ему хочет бежать, наплевав на маячащую впереди возможности неплохо подзаработать. Бежать как можно дальше: то ли от такого по-утреннему непривычного Минсока, то ли от самого себя. – Останься, – спокойно повторяет Минсок. – У меня выходной, и мы можем… Он улыбается одними глазами. Подходит к Сехуну, кладет руки ему на плечи, тянется, чтобы оставить поцелуй на сомкнутых губах. Сехун зажмуривается сильно-сильно и твердит про себя: «это не херова «Красотка», это не херова…». Минсок мягко толкает его к кухонной тумбе, усаживает на нее и разводит в стороны острые коленки. Сехун обнимает Минсока ногами за пояс и прогибается в спине, когда Минсок подтаскивает его к самому краю и качает бедрами, пахом вжимаясь в пах. Сехун судорожно выдыхает и целует Минсока пылко и жадно, наклоняясь к его лицу. Чувствует, как сильно, но не грубо чужие пальцы сжимают ягодицы. Сехун не может любить Минсока так, как любят друг друга герои чертовых романтических фильмов, но он может благодарить его столько раз, сколько Минсок захочет. Как он захочет. И где он захочет.