О разном и разных

Чонде жизнерадостно плюхает на кухонный стол пакет с мукой и улыбается Сехуну солнечно и беспечно. Не успевает спросить, а Сехун уже тащит второй фартук, чтобы «я помогу, хён». – Хороший мальчик, – смеется Чонде и привстает на цыпочки, чтобы потрепать Сехуна по волосам. Сехун отворачивается поспешно, боясь выдать себя румянцем, выступившим на щеках. Сехуну всего семнадцать, в организме бушуют гормоны, и омеги-ровесники шарахаются от него в стороны, потому что и им не легче: альфы, на которых они раньше не обращали никакого внимания, теперь вызывают целую гамму эмоций и чувств. Сехун учится справляться со своими желаниями, отгонять смущающие, волнующие мысли и не терять головы в любой ситуации. Вот и сейчас он довольно быстро выравнивает дыхание и оборачивается к Чонде, как ни в чем не бывало. С Чонде чуточку легче, чем с другими омегами. Потому что Чонде взрослый – ему аж двадцать три, Чонде умный и смешной. Он дружит со старшим братом Сехуна, Чунмёном, и вхож в их дом с самого детства. Его запах для Сехуна настолько привычен, что почти не ощущается. Только становится чуть сильнее, когда они стоят вот так, слишком близко. – Ты не сердишься на Чунмёна, хён? – спрашивает Сехун, доставая из навесного шкафчика миски для замешивания теста. – Ну, он хоть и убежал без предупреждения на свидание с альфой, о котором и словом не обмолвился, но без помощника меня не оставил, – Чонде лукаво блестит глазами и вскрывает ножом пакет муки. Легкое белое облако вылетает ему прямо в лицо, и Чонде чихает, жмурится и трет глаза. Локтем он задевает одну из мисок, которая тут же летит на пол. Сехун молниеносно наклоняется и подхватывает ее, но при этом больно стукается коленкой о ножку стола: полностью контролировать свое внезапно вытянувшееся, повзрослевшее тело Сехуну пока удается с трудом. – Все в порядке? – Чонде трогает его за запястье. – У тебя отличная реакция. – Все нормально, хён, – Сехун мягко отстраняется, ставит миску на место и берет из раковины влажную тряпку, чтобы вытереть мучную пыль. Чонде между тем методично взбивает яйца с сахаром, переступая короткими шагами вокруг стола, чтобы не мешать суетящемуся Сехуну. Где-то у холодильника они неизбежно встречаются: Сехуну надо вернуться к раковине, но протискиваться мимо тощего и маленького Чонде, который пахнет чем-то сладковатым, неясным еще, – настоящая пытка. – Ты чего? – спрашивает Чонде у замершего Сехуна, подняв голову. – У тебя на носу что-то, хён, – вдруг говорит Сехун низким, внезапно охрипшим голосом. – Вот… – переворачивает в ладони тряпку на чистую сторону и стирает влажным краем пятно муки с носа Чонде. – О, – Чонде скашивает глаза, – я испачкался? – Да, – Сехун касается тряпкой его лица у виска и под глазом. – Еще тут и вот тут. – Спасибо, – Чонде растягивает губы в кошачьей улыбке, насмешливой немного, и делает несколько шагов в сторону, чтобы дать Сехуну пройти. Сехун отмирает и спешит к раковине. Долго промывает тряпку и боится оглянуться на Чонде, который с не тускнеющей жизнерадостностью стучит венчиком о стенки миски. И рассказывает вдохновенно о том, что на их омежью вечеринку в честь успешно закрытой сессии он притащит самое классное печенье, и Чунмёну придется очень постараться, чтобы Чонде позволил ему нагло соврать всем, что у духовки они стояли вместе. – Он обязан мне рассказать, как прошло свидание, во всех подробностях! – горячо заявляет Чонде спустя сорок минут, орудуя пластмассовыми формочками. Кролики, звездочки и сердечки из песочного теста с помощью Сехуна ловко отправляются на смазанный противень. – Пусть расскажет, как этот альфа целуется, и как… – Хён, – перебивает Сехун Чонде, страдальчески закатывая глаза. – Ты о моем брате вообще-то говоришь. А мне вовсе не хочется знать, с кем он там и как целуется. Фу. – Сам ты фу, – смеется Чонде. – Целоваться здорово. Особенно, если альфа что надо. Ну, или омега в твоем случае. – Не знаю, не знаю, – бормочет Сехун себе под нос, пытаясь втиснуть очередную звездочку между двумя кроликами. – Эй, – Чонде дергает его за рукав, – ты еще не целовался ни с кем что ли? – Я не… Просто… – Сехун теряется. – Мы можем об этом не говорить?.. Конечно, он ни с кем не целовался. Он к омегам лишний раз подойти боится из-за опасения покраснеть до самых кончиков ушей и выкинуть какую-нибудь глупость, если тело-предатель снова подведет. Что уж говорить о других вещах… – Посмотри на меня, – негромко просит Чонде. Сехун не может противиться его мелодичному, непривычно ласковому голосу, выпрямляется и смотрит Чонде в лицо сверху вниз. Чонде тянется вперед и вверх, кладет ему руки на плечи и внимательно заглядывает в глаза. У Сехуна сбивается дыхание, он нервно облизывает губы и несмело накрывает ладони Чонде своими. Чонде улыбается краешком рта и целует его. От Чонде пахнет печеньем, так, как скоро запахнет во всей кухне, когда они достанут из духовки первую партию. Сехун чувствует, какие теплые и мягкие у Чонде губы, и улыбку его чувствует – она вкусная, тает сахарной ватой. – Фу? – спрашивает Чонде, отстраняясь. – Не… не фу, – растерянно шепчет Сехун. – То-то же, – довольно тянет Чонде и возвращается к формочкам. – Чего застыл? Помогай. Сехун, совладав с колотящимся сердцем, машинально передвигает печенье по противню, стараясь освободить больше места. Но одна мысль не дает ему покоя, мучает и заставляет кусать губы. И Сехун сдается, косится на Чонде и осторожно спрашивает: – Хён… А ты поцелуешь меня еще раз? – Понравилось, – по-доброму усмехается Чонде. – Если будешь хорошим мальчиком, то поцелую. Надо же тебе, мелкий, опыта набираться… Правда Чунмён мой метод обучения вряд ли одобрит. Это будет наш секрет. Окей? – Окей, – светлеет Сехун и открывает духовку, чтобы вытащить первый противень. И решает пока не добавлять, что, кажется, весь свой будущий опыт он хочет теперь применять на одном-единственном омеге – Чонде. В конце концов, старательный ученик обязательно должен превзойти своего учителя. Надо только немного подождать, а сейчас – Сехун ловко утаскивает с противня горячее, хрустящее печенье.