Любить законом не запрещено

      Каждая последующая секунда жизни Юри доказывает, что его жизнь может стать еще хуже. Улица, он лежит распластанный под полицейским в пятистах метров от целого наряда полиции и совершенно не имеет понятия, что делать. Ах да, а еще они скованы наручниками и у него совершенно нет способа сбежать.       Хочется то ли плакать от безысходности, то ли смеяться… от нее же.       Кацуки ставит момент, где он выползает из-под Виктора и тащит его в ближайший закоулок, в топ самого нелепого и странного, что было в его жизни. И когда он рухнул от бессилия за первым мусорным баком, а Никифоров упал сверху, снова придавив его, — еще одна галочка в списке того, что все может быть еще хуже.       Последней капли физических сил хватает на то, чтобы отправить сообщение Пхичиту: «Помоги» и вслед за ним геолокацию. Теперь остается только ждать. Только вот японец совсем не понимает, чего конкретно он ждет. Самое плохое, чего он ожидал, случилось — Виктор Никифоров его узнал и, судя по всему, даже искал. Более того, он его поймал.       Бывший фигурист дрожащей рукой дотрагивается до лба мужчины и тихо охает.       — Да у тебя жар, — тихо шепчет Юри.       Кацуки не хочет считать, сколько времени он тут вот такой сидит, но, судя по тому, как затекло тело, достаточно долго. Что больше всего пугает — это то, что Никифорова еще никто не хватился. И если случится такое, что полицейские найдут их раньше Чуланонта, то все станет еще намного хуже.       — Ох, ебушки-воробушки! — Пхичит появляется будто из ниоткуда, и Кацуки чуть не ловит инфаркт.       Он смотрит на напарника с укором, потому что ну так вообще не делается.       Чуланонт не сразу понимает, что произошло и почему его друг обнимается с каким-то мужиком в полицейской форме. И как только в голову тайца доходит тот факт, что это полицейский…       — Господи, Юри! — парень кидается к Кацуки, но тот в ответ только затравленно на него смотрит.       Буквально в двух словах японец объясняет своему напарнику, что здесь произошло, просто им сейчас не до разговоров. Обшаривая свою куртку, а затем машину, таец наконец-то находит скрепку и дрожащими руками пытается открыть замок. И не то чтобы он плохо с этим справлялся, но отчетливая слышимость сирен полицейских машин, отсутствие оружия и масок немного сбивают настрой. И когда с замком покончено, Чуланонт шумно выдыхает и стирает пот со лба так, будто только что обезвредил бомбу.       — А теперь валим отсюда, — грозно командует Пхичит.       И Кацуки уже поднимается на ноги, бросая болезненный взгляд на полицейского. Стоя сейчас на распутье: убежать или помочь, головой он осознает правильный для него выбор. Но, тем не менее, в сердце что-то неприятно скребет. И все это совсем не хорошо.       Внезапно Виктор приходит в себя. Внезапно и очень громко. Парни от неожиданности шарахаются в стороны, но из-за узости пространства и паники оба лишь врезаются в стены.       — Юри, пожалуйста, — мужчина ползает по асфальту, из-за сильной температуры не понимая где он находится.       Теперь Кацуки отчетливо понимает, что полицейский действительно бредит. Однако это не успокаивает, так как бредит он его именем.       — Нам просто надо… — остаток предложения парни не слышат, потому что Виктор его практически шепчет, снова отрубаясь.       На некоторое время между друзьями воцаряется тишина. Пхичит, который совершенно не понимает, что случилось, переводит взгляд с Никифорова на Юри и обратно. Сам же виновник всего этого старается успокоить бешено бьющееся сердце, которое вот-вот грозит сломать ему пару ребер.       — Я… — таец запинается, — я понятия не имею, во что ты вляпался, Юри, но ты представляешь, в каком мы теперь дерьме?!       — Не мы, а я. Тебя он не знает.       — А откуда он знает тебя? — в глазах Чуланонта сейчас столько чистой злобы с небольшими крапинками животного ужаса.       Бывшему фигуристу, честно, становится страшно и стыдно. Ну и обидно за то, что все так обернулось.       — Юри, я спрашиваю, откуда он знает твое имя?! — таец подбегает к Кацуки, хватая того за ворот куртки, принимается его трясти. — Откуда, черт возьми?!       У японца не хватает духа его остановить. У его напарника есть все основания злиться, а ему лишь надо подождать, пока тот выдохнется.       — Так, все, — Пхичит отходит от своего друга. Парень вцепляется в волосы, начинается расхаживать по закоулку, — сейчас мы возвращаемся домой. Да, домой. А завтра ты летишь к себе в Японию и залегаешь на дно.       — Пхичит…       — Не перебивай. Поговорим с Джей-Джеем, он поймет, — парень как-то весь мрачнеет, — наверное.       — Пхичит…  — И самое главное, — таец становится чересчур серьезным, — от него, — он показывает пальцем на Виктора, — мы избавляемся.       Кацуки это предложение бьет под дых. Из легких разом вышибает весь воздух, он, словно выброшенная на берег рыба, только и может, что тупо открывать и закрывать рот.       В организациях классификации «преступная», такие моменты очень и очень часты. Проблема в том, что с Пхичитом они еще ни разу так крупно не вляпывались. Из чего следует, что избавляться им ни от кого не приходилось.       — Помоги мне дотащить его до машины, — парень подходит к полицейскому, беря его подмышки. — Господи, какой тяжелый.       — Куда мы его повезем? — Юри неуклюже хватает мужчину за ноги.       — В казино, Юри, куда ж еще мы можем сейчас пойти.       Спрашивать еще раз, потому что он все равно не понял, куда они едут, — стыдно. Но Пхичит, к счастью, отвечает, будто умея читать мысли.       — Домой, Юри, домой!       — Зачем? — японцу и самому было неприятно от своего поведения. После того, как напарник озвучил то, что они убьют Никифорова, бывшего фигуриста будто выкинуло из реальности.       Юри был в каком-то роде счастливчиком, так как за все время пребывания в преступной группировке ему ни разу не доводилось убивать людей. За это всегда отвечал кто-то другой, тот же самый Пхичит. Когда убивал кто-то другой, пусть и рядом, он спокойно переживал чужую смерть. Но вот с Виктором этот номер почему-то не срабатывал.       Он понимал, что симпатизирует этому полицейскому, сильно. Вообще Никифоров обладает очень привлекательной внешностью, и кажется, что если он скажет, что по Виктору Никифорову течет добрая половина города, не ошибется.       — Ты умеешь убивать людей скрепками? Я — нет, — Чуланонт останавливается, бросает мужчину на землю и переводит дух. — Поэтому мы везем его домой, а там уже придумаем.       Дальнейшее для бывшего фигуриста происходит слишком быстро. Быстро затащить Виктора в машину и быстро скрыться с этой злополучной улицы. Японец весь холодеет от мысли, что он был бы не против, если бы их все же поймали. Тогда мужчина, что сейчас валяется без сознания у них на заднем сидении, остался в живых.       Дома он смотрит на то, как таец пристегивает Никифорова к батарее в гостиной. Юри видит потное и раскрасневшееся лицо Виктора, чувствует, насколько ему сейчас плохо. И, кажется, сам ощущает боль.       — Надо дать ему жаропонижающее, — шепчет японец.       — Может еще доктора вызовем? — напарник разминает затекший позвоночник. — Юри, поверь, людям все равно в каком состоянии умирать.       Кацуки хочется выть. Он идет в ванную и долго умывается холодной водой.       Как жаль, что вода не может смыть наши проблемы…       На кухне Юри с самым строгим видом встречает Пхичит. По скрещенным рукам и сведенным в приступе злости к переносице бровям, тот понимает, что разговор будет долгим, сложным и не совсем в его пользу.       — Ну и расскажи мне, за что тебя повязали? — грозный взгляд тайца толсто намекает на то, что солгать ему совсем не получится.       Кацуки на самом деле и не хочет лгать, честно, однако выбора у него нет. Подставлять своего друга и напарника он не может и не хочет. В конце концов, меньше знаешь — крепче спишь. И чем меньше будет знать Пхичит, тем ему лучше. Японец, естественно, не рассказывает всего. По сути, он не говорит и десяти процентов правды, только тот факт, что некий полицейский (знал бы Чуланонт, что Юри наизусть скажет имя этого полицейского даже спросонья) просто сковывает его наручниками, а затем тут же теряет сознание. Юри лжет, лжет настолько сильно, что самому противно, но иначе в данной ситуации вообще никак.       — В конце концов, — Кацуки как бы подводит итог своего рассказа, — у него сильная температура и он мог просто обознаться, и так же он мог бредить, а я всего лишь бедный прохожий, который попал под горячую руку.       — Он знал твое имя! Я не знаю ни одного зарегистрированного случая, когда полицейский в бреду ищет человека, который, вот неожиданность, оказывается преступником. А ты?       Кацуки долго молчит.       — На последнем задании ты был без маски, так? — осеняет тайца, и пока Юри не успевает открыть рот, добавляет, — не смей врать.       Бывший фигурист ничего не отвечает, таким способом соглашаясь.       — О Господи… В чем проблема просто надеть чертову тряпку себе на голову?       Брюнет все еще молчит. Пхичита напрягает это молчание, так как обычно это означает, что его напарник что-то усиленно обдумывает.       — Ты можешь сегодня переночевать в гостинице?       Как гром среди ясного неба. Кацуки всегда поражает своими идеями.       — Что? — до тайца доходит не сразу. — Подожди, а как же ты? Юри, я, конечно, только что орал на тебя, но ты не подумай, я тебя не брошу. Я уже придумал план, половину мы уже прошли…       — Успокойся, — тон японца умиротворенный, со стороны может показаться, что предметом их обсуждения может быть не купленное молоко или грязная, не помытая посуда, — я выкручусь.       — Юри…       — Я не убийца! — на эмоциях парень вскакивает со стула.       — Тебя никто и не просит его убивать, — Пхичит сбавляет свою манеру речи до преувеличенно дружеской, — я все сделаю сам.       — Нет!       — Почему?       — Не знаю… Это сложно, Пхичит, пожалуйста, просто поверь мне, я решу эту проблему.       — Ну да, если ты сядешь в тюрьму, это решит проблему, согласен. Только не твою.       — Что бы там не было, — японец начинает заметно нервничать, — меня он видел, а тебя нет, и не стоит тебе вообще светиться.       — Ну вообще-то он там просыпался, в подворотне.       — Не думаю, что он видел тебя, а даже если и видел, то едва ли запомнил.       — Я не хочу тебя бросать.       — А я не хочу тебя подставлять, — парень кладет руку Чуланонту на плечо, — я эту кашу заварил.       — Если что, сразу звони, я тут же приеду, — Пхичит выглядит обиженным. — Связанным он ничего не сделает, — он уже выходит в коридор. — Нет, ну ты точно уверен?       — Да! Все будет хорошо!       «Больше лжи, Юри, больше!»       Как только Пхичит уходит, Кацуки позволяет панике прочно охватить свое тело. Она обнимает его сильно, ломает ребра, полностью перекрывает кислород и заставляет сердце биться через раз. Бывший фигурист скребет рукой по входной двери и призывает себя хотя бы дышать. В итоге, кое-как справившись со своим дыханием, он буквально падает на колени, все так же упираясь головой в дверь.       Сколько он так сидит — неизвестно. Может в районе часа, а может и всю ночь. За это время он успевает пройти все стадии принятия неизбежного. Точнее, в его случае четыре, так как отрицать ему было нечего. И Кацуки начинает сразу со второй стадии.       Гнев. За несколько минут Юри успел возненавидеть всех. От родителей, которые его зачем-то родили, до Виктора, который отчего-то не оказался слепым и увидел лицо Кацуки. Когда совесть запрещает винить невиновных, парень принимается винить себя. И снова, начиная от рождения, переходя к злополучной маске и заканчивая тем, что вообще посмел выйти из дома. Идея вернуться в Детройт уже не кажется такой плохой, но теперь ощущается невозможной.       Торг. А может заплатить Виктору?! Всем нужны деньги… Он мог бы платить ему всю жизнь. Мог бы?       Депрессия. И тут он понимает, как многого он не успел… Кацуки не досмотрел свой сериал. И речь идет не о двух-трех сериях, он ведь только на третьем сезоне… Как дает свою рецензию Пхичит: в следующих четырех будет настоящее мясо. И финальный, восьмой сезон, они хотели посмотреть вместе. И как-то внезапно в голову, подобно спам сообщениям, начинают поступать тысячи и тысячи мыслей о том, что еще не успел сделать Юри.       К горлу снова подкатывает истерика, на этот раз грозя стать чем-то большим, чем просто слезы. Во рту появляется вкус желчи, и брюнет чувствует, что его вот-вот стошнит.       Принятие. Он принимает и не принимает эту ситуацию одновременно. С одной стороны, хочется звонить родителям в Скайпе и прощаться, но японец знает, что такого удара они не переживут. Они, конечно, и так в итоге все узнают, но в данном случае горькую правду хочется оттянуть. После того, как парень ушел из спорта, своим родителям он сказал, что в Америке ему понравилось и он останется здесь еще на какое-то время. Юри соврал и о своей работе, сказав, что устроился официантом в кафе недалеко от дома. И пусть те деньги, что он отсылает домой, совсем не похожи на те, что зарабатывает среднестатистический официант, родители, к счастью, вопросов не задавали.       Виктор не приходит в сознание всю ночь, и к утру у бывшего фигуриста заканчиваются поводы для накручивания себя. Впоследствии он уже просто ходит кругами по комнате и бьет себя по рукам, когда они тянутся, чтобы разбудить мужчину.       Просыпается Виктор с ощущением, что его всю ночь изрядно так избивали. От сидячего положения тело затекло так, что, кажется, стоит сейчас встать и он просто сломается на две части. И первое, на чем фокусируется зрение, — дуло пистолета в нескольких сантиметрах от его лица.       — Доброе утро? — хрипло интересуется мужчина.       В голове обрывками воспроизводятся события прошлой ночи, но каждое воспоминание вызывает лишь очередную волну боли в черепной коробке.       — Что тебе от меня надо? — отчетливо и громко спрашивает голос.       Для Никифорова пока просто голос, так как понять с кем ведется диалог для него сейчас слишком трудное задание. Когда полицейский слишком долго молчит, парень приставляет пистолет четко к его лбу.       — Отвечай!       Крик больно режет по ушам, на долю секунды перед глазами русского все темнеет.       — Воу-воу, парень, полегче, — мужчина делает глубокий вздох. — И я сейчас говорю совершенно не о пистолете. Ты же Юри? Юри Кацуки правильно?       — Откуда ты знаешь мое имя?       — Оу, ты не помнишь? Неделю или около того назад мы с тобой встречались. Ну знаешь, как это бывает: ты грабил магазин, а я должен был тебя задержать.       — С чего ты взял, что это был я?       — Ты… Черт, сейчас помру, ты же фигурист.       Юри эта новость ошарашивает. Услышав про свою страсть — фигурное катание, голова кивает непроизвольно. В душе тут же рождается надежда на то, что Никифоров его знает, как фигуриста. Он, конечно, знает, что популярностью не пользовался, но все же.       Фигурное катание всегда было и будет больной мозолью японца. Он слишком любит этот вид спорта, слишком больно, что вот так позорно ему пришлось уйти из него. И никогда он не сможет спокойно реагировать на все, что касается этой темы.       Кацуки не может больше смотреть на мучения мужчины. Проматерившись про себя и на себя же, он уходит в кухню и возвращается оттуда со стаканом воды, на ходу бросая туда таблетку.       — Яд? — с усмешкой интересуется полицейский.       Виктор думает, что вот таким вот поведением он располагает к себе людей, а Юри думает, что Никифоров полная задница.       — Ну вот скоро и узнаем, — хмыкает парень и дает себе десять очков за то, что у него получается спокойно отвечать русскому.       После того, как полицейский выпивает жаропонижающее, они некоторое время просто молчат.       — Когда я был маленьким, тоже занимался фигурным катанием, — голос Никифорова становится уверенней, лицо расслабляется.       — Почему бросил?       Вопрос слетает с губ сам собой, японец даже не сразу соображает, что спросил. Но можно ли винить в этом человека, который пол жизни посвятил этому спорту?       И пока Виктор рассказывает о своем детстве, Юри задумывается о том, как бы могли повернуться их жизни, если бы тот сделал спортивную карьеру. Глядя на него, Кацуки и не сомневается в том, что мужчина был бы шикарным фигуристом. Красивая внешность уже дает свои преимущества. И отчего-то брюнет больше чем уверен, что мужчина был бы великолепным фигуристом.       Удивительно, как один момент может так круто изменить всю твою жизнь. Стань Виктор фигуристом, они, возможно, могли бы быть друзьями. Да Кацуки был бы счастлив и на простое общение.       Стань Виктор фигуристом, Юри может и не бросил бы фигурное катание, а если бы и бросил, то из кожи вон вылез ради работы как можно ближе к кумиру.       Стань Виктор фигуристом, Кацуки бы сейчас не стоял с наведенным на него пистолетом.       Все могло повернуться совсем иначе.       — Ну, то, что ты узнал во мне фигуриста, совсем не означает, что я вор.       — Юри, я полицейский, знать чуть больше чем ты можешь себе представить входит в мои обязанности       Юри садится перед ним на корточки, заглядывает мужчине в глаза и болезненно ухмыляется.       — У вас нет доказательств, — шепчет он.       В ответ Никифоров строит уже хищную улыбку и так же шепотом произносит.       — А откуда ты знаешь, м?       Японец отшатывается назад. Мысли в голове путаются, теряются. Он точно помнит, что отключил все камеры в здании и ближайшем квартале.       Он блефует, однозначно блефует.       — Я хочу поговорить, — Виктор смягчает тон, понимая, что парень не пойдет на уступки. Не так просто. — Ты же не хочешь в тюрьму? Думаю, что нет.       — В нее никто не хочет.       — Я предлагаю тебе сделку, — Никифоров на мгновение замолкает, пытаясь сформулировать фразу, — ты даешь мне информацию, а я тебе свободу и безопасность.       — Знаю я вашу безопасность, вы себя защитить не можете, а что уж говорить про обычных людей.       — Ты не обычный. Я могу дать шанс на счастливую жизнь, мне просто нужна информация взамен.       — А если у меня больше нет шанса?       — Он есть у всех.       Юри долго всматривается в лицо собеседника, старается найти там подвох. Хоть что-то, за что можно было бы зацепится и пристрелить сейчас же. Но он не находит ничего.       — Ладно, мистер полицейский, я думаю вам стало лучше, и вы уже можете идти домой.       Бывший фигурист свободной рукой отвязывает мужчину, пистолет все еще прочно зажат в правой руке. Виктор решает, что за эти сутки ему вполне хватит приключений, и поэтому молча идет к входной двери.       — Почему я должен тебе доверять? — уже на выходе его настигает вопрос японца.       — Потому что у тебя нет другого выбора, — мужчина поворачивается к парню и одаривает его самой доброй, но лживой улыбкой, — и потому что это в твоих интересах. Подумай хорошенько об этом.       Замечая блокнот на комоде, он быстро черкает свой номер.       — У тебя есть три дня, — он уже переступает порог, но резко оборачивается, — И помни, куда бы ты не убежал, я всегда и везде тебя найду.       Дома, первым делом, полицейский достает сотовый и включает. Он заранее знает, что Джакометти по-любому обрывал телефон всю ночь. Но в такси все это объяснять ему не хотелось.       И правда, стоит только аппарату включиться, тут же на него поступает вызов.       — Где ты, мать твою, был?! — голос Криса оглушает.       Никифоров отодвигает трубку подальше, так как лишних барабанных перепонок у него явно нет.       — Со мной все хорошо.       — Я сказал Якову, что тебе стало плохо и ты поехал домой.       Ну, в какой-то степени он и не солгал и даже попал в яблочко.       — И что он?       — Ну, если опустить матерную часть, то, как только ты выздоровеешь, у тебя будет целая неделя ночных дежурств.       — Ну это еще нормально.       — И все же, где ты был?       — Ну-у, я провел незабываемую ночь с Юри Кацуки…       — Совсем ты на этом парне поехал, — перебивает его Джакометти.       — Я серьезно! — Никифоров даже слегка прикрикивает. — В общем, слушай…       Во время пересказа Крис то в ужасе ахает, то с размаху прикладывает руку ко лбу. Хоть Виктор и рассказывает так, будто побывал на свидании, Кристоф этому Юри не верит и спокойно предполагает, что Кацуки мог спокойно пристрелить его друга. И швейцарец действительно рад, что все хорошо закончилось, пока до него не дошел один интересный факт.       — Подожди, то есть ты вот так просто взял и ушел? Серьезно?       — Ну, он и так проявил хорошее гостеприимство, — русскому действительно очень греет сердце тот факт, что Юри не бросил его в подворотне. — Не хотел больше навязываться.       — Виктор, я серьезно! Почему ты не вызвал полицию?! — Крис чувствует острое желание врезать своему напарнику. — Он признался?       — Потому что я не собираюсь его сажать! — зло кричит Никифоров. — И нет, он не признался.       Этот факт больше всего огорчает полицейского. Где-то в глубине души он осознавал, что не будет просто. Хотя бы из расчета того, сколько времени и каким образом он пытался найти Юри. Но самое главное, что Виктор верил и ему, и в него, а это дает огромную уверенность в то, что Юри все-таки позвонит.       — Я все ему рассказал, объяснил, и когда мальчик переварит всю информацию — позвонит.       — Фееричный кретин, — устало вздыхает Кристоф.       Еще два дня Виктор проводит дома, долечиваясь. Несколько раз к нему наведывается Джакометти с апельсинами и плохими новостями о том, что кражи продолжаются. Картинки в голове Никифорова никак не могут собраться в целый пазл, но он четко уверен в том, что Юри к этому не причастен. Факты, которыми располагает полиция, говорят об обратном.       Спустя еще одни сутки Крис начинает нервничать и чуть ли не на коленях просит своего напарника сказать адрес Кацуки. Виктор же спокоен, как танк, и даже не думает ничего никому говорить.       И лишь когда к вечеру на его телефон приходит смс с текстом «Я готов сотрудничать», на лице Никифорова расцветает победная улыбка.       — Что и требовалось доказать! — мужчина подбрасывает свой телефон в воздух, ловит, еще раз читает текс и победно выходит из кабинета.       — Это все равно его не оправдывает, — грустно и тихо бубнит себе под нос швейцарец.