***
С Виктором все сложнее. После выстрела в девушку его будто переклинивает, перед глазами так и стоит ее лицо, в последний миг, когда она поняла, что это конец. Он слышит выстрелы. Он чувствует, как Крис таскает его из угла в угол, пытаясь уберечь от шальных пуль. Сквозь шум в ушах пытается разобрать, что там кричит его напарник. Пробует собраться, а перед глазами все равно видит мертвое тело. И дело не в том, что он неженка и трупов никогда не видел, все меняет осознание, что убийца-то он сам. Немного легче становится на улице, свежий воздух немного приводит мысли в порядок. Руки перестают дрожать, когда из них аккуратно вынимают его пистолет, который он зажал с такой силой, что пальцы сейчас болят. И наконец-то Виктор начинает слышать голоса: взволнованный — Кристоффа, уставший — Якова и недовольный – Георгия. Его никто не винит, Фельцман даже успокаивает, что девушка сама на рожон полезла, что угрожала и могла самого Никифорова убить, так-то. Но легче от всех этих слов не становится, чувство, будто теперь у него на лбу клеймом высечено «убийца». И словно пощечина, которая окончательно добивает Виктора, — они опять уходят с пустыми руками. Да, он знает, что Юри-то все еще с ним, что чуть позже они придумают новый план, но это знает он и Джакометти, а что он должен сказать остальным? Для всех он сейчас не больше, чем просто чем палач, пусть и не невинных, но все равно людей. В участок они едут о чем-то тихо переговариваясь. Яков сетует, что это становится каким-то уж больно странным делом, раз уж его лучшие люди почти месяц с ним колупаются. Также мужчина ворчит, что ему опять краснеть перед начальством, но видя, наверное, впервые, этот стеклянный взгляд Виктора, Фельцман замолкает. И хочется вроде этим двоим по макушке настучать за такое, но Никифоров как был для него ребенком, так и остался, даром что только тридцатник скоро стукнет. Яков решает с утра подумать о том, как им будет правильней поступить, а вот Виктору, по-хорошему, надо бы дать пару выходных, чтобы прийти в себя. Еще и Лилия звонила, предупредила, что Юру к нему отправила, а это в данной ситуации лишь новая головная боль. Впрочем, не только для него. — Виктор, через пару дней Юра прилетает. Не хочешь взять его под свое обучение? — мужчина хочет хоть немного разбавить напряжение, царящее в салоне авто. — Вы ж знакомы, как-никак, а у меня работы много, некогда с ним возиться. Никифоров, услышав знакомое имя, напрягается весь, глаза какие-то испуганные становятся. — Плисецкий? — хриплым от долгого молчания голосом интересуется Виктор. — У тебя еще какой-то Юра есть? Крис пихает его локтем в бок, так как Никифоров уже открывает рот, чтобы что-то сказать, и, судя по состоянию, он может ляпнуть лишнего. Много лишнего. Вот объяснять весь «гениальный» план Виктора Крису сейчас совсем не хочется. — Нет, просто спросил, — коротко ответил Виктор и снова затих. В участке было уже привычно тихо, Виктор в последнее время бывает здесь в ночное время намного чаще, нежели днем, когда здание гудит словно разъяренный улей. И сейчас эта тишина буквально спасает ему жизнь: если бы сейчас каждый начал к ним подходить с вопросами, Никифоров бы просто сошел с ума. Он быстро, не видя листа перед собой, пишет заявление о самообороне, снова переживая момент убийства. Крис, который правда сочувствует и не может на это смотреть, отправляет его домой. Фельцман что-то говорит о выходных, Джакометти просит хорошенько выспаться, а Виктор лишь кивает словно болванчик, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Отдохнуть, выспаться, успокоиться — это все сейчас вот вообще не про него.***
В какой-то момент Юри думает, что, скорее всего, его сейчас убьют. Охранников, а это оказались именно они, Леруа убил прямо у него на глазах с особой жестокостью и остервенением. Теперь остается только Кацуки, но Джей-Джей его будто не замечает. Рыдает навзрыд над телом своей уже бывшей невесты, кричит и что-то шепчет себе под нос. Что, Юри понять не может, но и не хочет на самом деле. Безусловно, он действительно соболезнует Джей-Джею. Но мысли занимает лишь Виктор. Как он там? — Как это произошло? — шипит Леруа. Он не смотрит на Юри, не может взгляд от Изабеллы отвести. Юри взгляда и не ищет, понимает, что сегодня они оба видят ее в последний раз. И вроде самого на слезу пробивает, но начальник не дает предаться скорби. — Я спрашиваю, как это произошло?! — Нас ждала засада, — тихо, но так, чтобы его услышали отвечает Кацуки, — судя по всему, они ждали нас там с самого начала, ни одна камера их не засекла. Джей-Джей лишь снова содрогается в рыданиях. Обнимает мертвое тело и просит не оставлять его. Обещает, что все сделает для нее, не отпустит больше никогда, но только пусть это все окажется страшным сном. — Ты запомнил убийц? Они вас запомнили? — К сожалению, качество камер не позволило мне четко увидеть лица, но я постараюсь что-нибудь придумать. Вранье. Наглая ложь. Он изначально не ставил камеры на запись, и потом он надеется, что Леруа про них забудет. В конце концов, можно будет сказать, что пришлось удаленно стереть записи, так как теперь там будет вынюхивать полиция. — Они нас, я думаю, тоже, все… — голос содрогается, Юри сжимает кулаки. — Все произошло очень быстро… — Думаешь? — перебивает Джей-Джей. Юри сглатывает, думает, что вот сейчас-то он и получит свою пулю в лоб. И на самом деле Джей-Джей будет в чем-то прав, все же их с Виктором план оказался сырым, они не продумали многие моменты, очень многие. По-хорошему, когда на место Пхичита встала Изабелла, уже тогда надо было все отменять и ждать более подходящего случая. И даже как-то обидно, что переиграть это все уже не получится. — Уверен, — лжет Кацуки и мысленно молится, чтобы Леруа сейчас не принялся за допрос. — Свободен, — коротко говорит Джей-Джей. — Я свяжусь с вами, когда понадобится. А Кацуки большего и не надо. Он позволяет себе задержать взгляд на Изабелле и тихо выходит из комнаты. Прости нас. Личный телефон, что стоял все это время на беззвучном режиме, разрывается от звонков Пхичита. Юри перезванивает. — Ну и как все прошло? — осторожно интересуется Чуланонт. — Плохо, — коротко отвечает Юри, не представляя, как вообще объяснить все другу. — Юри, это очень расплывчатый ответ. Плохо для кого? — Для всех. — Да что случилось? — не выдерживая, кричит Пхичит. — Изабеллу убили, — Кацуки закусывает щеку, теперь почему-то хочется заплакать. На линии повисает тишина. Юри в это время старается утихомирить подступающую истерику. — Кто? — тихо, ошарашенно спрашивает Пхичит. Но Юри продолжает молчать, не может и звука из себя выдавить. Боится, что стоит это вслух произнести, все станет еще хуже. Хотя, казалось бы, куда еще. — Ясно, — только и говорит Чуланонт. Он дураком не был, он прекрасно все понимает. — И… и что теперь? Юри давится всхлипом. Он не знает, ему страшно. Страшно за всех них: Виктор, Пхичит, сам Юри. Леруа не добрый волшебник из сказки, тем более когда убили его возлюбленную. Кацуки не боится смерти, он боится, что Джей-Джей сделает так, что Юри будет просить ее. — Ты сейчас домой? — интересуется Чуланонт, хотя ответ знает. — Мне надо к нему съездить, — выдыхает он, словно признание, — я хочу удостовериться, что с ним все хорошо. — Без проблем, — с грустной улыбкой, хоть и собеседник не видит, отвечает Пхичит, — пиши периодически, что сам в порядке. Кацуки молча обрывает связь. Он осознает, что ехать сейчас к Виктору затея так себе, да и опасно это. Но не может, не может, черт возьми, взять и просто поехать сейчас домой. У них выдался тяжелый вечер, ночь и того хуже, но Юри просто нужно убедится, что все хорошо. Хоть он и прекрасно понимает, что едва ли у них обоих может быть хоть приблизительно хорошо, но… И если Никифоров видеть его не захочет, на порог не пустит — пусть. Он должен сказать всего одну фразу: Ты не виноват. И Юри срывается с места. Стоя под окнами Виктора, запал немного утихает. Ладони вспотели, а после бега от метро до дома волосы неприятно липнут к шее. Может, сейчас не время? Может, лучше прийти через пару дней? Недель? Месяцев? Но, наступив всем своим страхам на горло, Кацуки нетвердой походкой заходит в подъезд. Никифоров открывает долго, уже даже уйти хочется, но стоит дверным замкам прийти в движение, как Юри весь в струну вытягивается. Кацуки уже было хочет поздороваться, но так и остается с глупо открытым ртом. Виктор выглядит плохо. Своим мертвецки бледным лицом и пустыми глазами он сейчас может посоревноваться лишь с Изабеллой. Посоревноваться в том, кто из них больше мертв. — Прости, но у меня сейчас нет желания общаться, — безэмоционально говорит Никифоров и резко закрывает перед гостем дверь. Юри же секунд десять ртом воздух ловит, пытается осознать, что сейчас произошло. И не понимает. Подбегает к двери и пару раз стучит по ней кулаком. Чувствует, что Виктор стоит там. — В-Виктор, мне очень жаль, но ты не виноват. По ту сторону двери — тишина. Но Кацуки не ждет ответа, он лишь надеется, что его услышат. — Я… я понимаю тебя, правда. Но не вини себя, прошу. Ты не… Договорить не дают, дверь резко открывается, больно ударив его по лбу. И не ожидавший такого Кацуки падает на спину, но не успевает долететь до пола несколько десятков сантиметров, потому что его ловят. Грубо хватают за края куртки и рывком заталкивают в квартиру. — Я не виноват, да? — Никифоров шипит, зубы скалит, а из глаз боль волнами хлещет. — Ну расскажи, Юри, а кто тогда виноват? Кто убил человека? Кацуки молчит, зубы стискивает до желваков. Ему тоже больно. Больно видеть Виктора таким. — Ну что же ты молчишь? — Мы все, — тихо отвечает Кацуки. — Это… это был общий план. Мы все в этом виноваты. Виктор отпускает его, прислоняется к соседней стене и тут же съезжает на пол. Утыкается носом в колени и беззвучно содрогается в рыданиях. Юри тихо садится рядом, обнимает, пытается хоть чуть-чуть себе чужую боль забрать. Чуть позже он поймет, что в эту ночь видел, как плакали двое самых сильных людей в его жизни. Никто время не засекал, никто на него и не смотрел в принципе. Когда у Никифорова закончилась истерика, он лишь коротко попросил достать из холодильника пиво, а сам удалился в ванную. Юри же спорить не стал, но решил ко всему прочему заказать им пиццу. Виктору бы лучше поспать, на самом деле. Виктору бы в идеале отпуск на месяц взять. Виктору, по-хорошему, психотерапевт нужен. Ты можешь быть сколько угодно полицейским. Можешь хоть каждый день на трупы и на убийц смотреть, но когда ты сам убиваешь человека — совсем другое. Но вот Никифоров выходит весь такой с опухшим лицом, но все равно красивый. Есть люди, которым идет все, даже слезы. И вроде видно, что полегче стало, а все равно не то. К хорошему быстро привыкаешь, вот Юри и привык к тому веселому Виктору. К Виктору, который светит. К Виктору, который горит. И сейчас Кацуки действительно физически больно наблюдать за тем, как Виктор выгорел. Сгорел. И Юри в который раз просит себя отвлечься, заставляет дать Никифорову время, чтобы он полностью принял ситуацию и отпустил ее. Не лезь, сейчас ты ничем не поможешь. Просто дай ему время. Дай ему хоть шанс свыкнуться с тем, что он сделал. — Знаешь, — начинает Юри. На Виктора он не смотрит — больно. После этого он попытается увести разговор в другое русло, но сейчас ему надо это сказать. — Ответ на вопрос, кто виноват… Изабелла. Никифоров скалится, злится. Видно, что еще чуть-чуть и новая истерика начнется, но Юри продолжает. — Джей-Джей ее слишком любил. Все разрешал, спускал с рук. Не скажу, что она пользовалась этим… ну, во всяком случае не на все сто процентов. — Тогда логичнее винить самого Джей-Джея, — тихо перебивает Виктор. — Не думаю, — тут же отвечает Кацуки. — Любовь не всегда делает тебя сильнее, зачастую это чувство — твоя слабость. Джей-Джей же по сути был заложником своих чувств. — А Изабелла? — А Изабелла в какой-то момент забыла, что она не бессмертная. Любовь — штука достаточно жестокая на самом-то деле. Это в фильмах для подростков все интересно: первая любовь, любовь с первого взгляда, любовь вопреки всему. Это в сказках возлюбленные обходят все препятствия на пути к этому чувству. А в жизни? А в жизни, твою любовь могут убить. Случайно или нарочно — без разницы, если итог один. В реальной жизни с твоей любовью может пойти не так все. Вы можете встретится не в то время, не в том месте. Твоя любовь к человеку может ставить этого человека под удар. Она сломать его может. Вам, может, вообще друг друга любить нельзя. В конце концов, любовь та еще сука. Как и судьба, они скорее всего вместе работают. И прежде чем твоя история, возможно, закончится «хэппи эндом», эти двое заставят тебя вдоволь пострадать. Люди в любви порой себя теряют. Уж кому как не Юри об этом не знать. Виктор с Юри молча выпивают по банке пива — не чокаясь. Настроение граничит на отметке дно, а разговор никак не хочет клеиться. Ночь обещает быть мучительно долгой.***
Через пару дней проводят похороны. Никто из группировки Джей-Джея на них, конечно же, не приглашен. Юри все новости узнает от Пхичита, а сам Пхичит и у мертвого информацию добудет. От Виктора Юри не отходит, тот, к счастью, и не прогоняет. На границе сознания Кацуки осознает, что этим вот только сильнее себя к мужчине привязывает. А сделать ничего не может. Не хочет. Знает же, что ничего хорошего из этого не выйдет. Знает, что себе только хуже делает. Все знает, все понимает. А с языка так и пытается сорваться: Я тебя люблю. Кацуки это принимает спокойно. Если раньше он думал, что это симпатия, интерес, то теперь он точно уверен в том, что… Он любит Виктора Никифорова. Любит так, что самому тошно. Строит какие-то планы в голове о том, как им выкрутиться из ситуации с Леруа. Ночами не спит, оберегая чужой (в связи с последними событиями — нервный) сон. Виктор больше не целует. Он обнимает Юри редко, и то больше в поисках поддержки. Никифоров потихоньку приходит в себя, уже и на работу вышел, и что-то там с Крисом по поводу следующей облавы думает. А глаза по прежнему мертвые. Виктор обязательно придет в себя, оправится. История с Изабеллой станет очень далекой, не будет больно. И Никифоров снова станет самим собой. Будет бесить всех своим характером, будет снова той всеми любимой «задницей». Все будет хорошо, иначе и быть не может. А Юри к тому времени в жизни Никифорова быть не должно. Звонок Джей-Джея застает врасплох, Кацуки со своими любовными метаниями уже как-то и позабыл о том, что он вроде как преступник. — Здравствуй, Юри. — Доброе утро, — спокойно отвечает Кацуки, а внутри все от страха леденеет. — Скажи мне, тебе удалось вычислить убийцу Изабеллы? В мозгу что-то больно лопается, он не был к этому готов. Рассчитывал же, что Джей-Джей либо забудет, либо в трауре дольше пробудет, но нет. Юри снова лжет. Сочиняет буквально на ходу про то, что записи удалил из-за того, что им пришлось экстренно уходить, а там полиция теперь работает, улики ищут. Леруа верит, но Кацуки уверен, что тот больше вид делает, чем есть на самом деле. Сердце от страха стучит неровно, ладони вспотели, но ему нельзя хоть на секунду выдать свой страх. — Вот как, — спокойно отвечает на это все Джей-Джей, — не страшно. Через неделю я возвращаюсь в Канаду, будь добр, за это время найди мне этого полицейского. Это не просьба, даже не приказ. Это что-то такое, чего нельзя ослушаться. Тут уже ничего не спасет. Кацуки медленно оседает на пол, тело трясет, руки не слушаются, а в голове вакуум. — В твоем распоряжении все мои люди, он нужен мне живым, — Леруа на пару мгновений затихает. — Я хочу смотреть ему в глаза, когда буду убивать. Всего доброго, Юри. Юри буквально слышит, как затвор у его виска щелкает.