***
Виктор реагирует на новость о том, что его ищет Леруа, относительно спокойно. Он ведь тоже времени зря не теряет и все это время готовит план вместе с Крисом. Ему бы сейчас хоть одну маленькую зацепку на этого Джей-Джея. Чтобы тот сделал одно неверное движение и все, они с Джакометти берут ордер и идут сажать преступника. Крис в этом плане на все сто уверен. — Ну смотри, — рассуждает Кристофф, — если этот чувак тебя ищет, то почему бы не согласиться? Устроим засаду, вытащим из него всю нужную нам информацию и вуаля, — он торжественно подкидывает над собой порванный в мелкие кусочки лист бумаги. Никифоров бы и рад согласится. Но! И это чертово «но» уже поперек горла стоит. А в данном случае «но» очень увесистое. Юри. Если они по всем правилам закона повяжут Леруа, тот естественно потянет за собой всю свою организацию. И Юри… У Виктора руки зудят оттого, как сильно сейчас хочется написать заявление по собственному желанию и уйти в закат. Потому что он элементарно не справляется. Ни с чем в своей жизни он не справляется. Изначально план какой был? Посадить всю шайку Леруа, при этом оставить на свободе Кацуки. Отлично, тогда что же пошло не так? — Наверное, то, что это нихера не план был, — под нос себе бубнит Виктор, пока Джакометти собирает устроенный собой же бардак. Это все был не план. Импульсивное желание, не более. Чем он думал в тот момент? Однозначно не головой… И, откатывая свою память почти на месяц назад, сейчас Виктор лишь тихо матерится. У них ни одного легального шанса посадить Джей-Джея, не зацепив при этом Юри. И это все звучит намного хуже того, что Леруа сейчас охотится за его головой. — Тебе не нравится мой план или что? — интересуется Крис, попутно выбрасывая все ошметки бумаги в мусорку. — Не вижу реакции. — Юри, — коротко отвечает Никифоров, и Кристофф же только и может, что в бешенстве закатывать глаза. — Ну значит это судьба, Виктор, — чуть громче, чем стоит, говорит Джакометти. — Ты пытался ему помочь! Ну не срослось, бывает. — Да нихера я не пытался! — он со злости швыряет какую-то папку на стол. — Не пытался, понимаешь! — Подожди, — неуверенно перебивает Крис, — ты сам говорил, что у тебя там какой-то план и так далее. — Из говна и палок, Крис… Из говна и палок, — устало и на своем родном языке шепчет Никифоров. Впрочем, Кристофф и так все понимает. — Окей… Окей, то есть ты хочешь сказать… — Да, Крис, именно это я и хочу сказать. У нас есть два варианта развития событий: либо мы делаем все по закону… — Или же делаем все сами, — мрачно заканчивает за него Джакометти. Второй вариант чистой воды русская рулетка. За такое их самих могут не просто лишить работы, а посадить. Ну или убить. Тут уж как повезет. — Ты знаешь, я всегда на твоей стороне, но все же можешь мне нормально объяснить — почему Юри? Это же не любовь, вы виделись от силы, — Кристофф задумывается, — раз пять? — Мы провели две незабываемые ночи вместе, — Никифоров мечтательно поднимает глаза к потолку, — в одну из них я был прикован к батарее в его квартире, а во вторую валялся в собственных соплях в своей, если это не любовь, то что? — Виктор! — Я серьезно. Да, Юри вор, но, поверь, у него было уйма возможностей от меня избавится и спокойно уехать из города. Мы все оступаемся, есть просто разница, когда человеку нравится то, что он делает и когда он делает это вынужденно. — Он тебе нравится? — Крис скептически выгибает бровь. — Я тебе еще раз повторяю, человек видел, как я валяюсь на полу в луже собственных слез — я его фанат, как минимум. — Mon Dieu*, ты не выносим. — И я тебя, — смеется Виктор.***
— Виктор, у меня всего неделя, а она, напоминаю, не резиновая. Юри нервно вертит кружку с чаем в руках. «А у меня был всего месяц на то, чтобы раскрыть это дело, — в душе огрызается Никифоров, — но я же тебя не торопил!» Впрочем, вслух он этого не произносит. Они на нервах — это нормально, и усугублять не хочется. — Ладно, — зло, сквозь зубы цедит Юри, — тогда ты сажаешь меня. Я дам все показания, тогда Джей-Джей не станет тебя искать и по-тихому свалит из города. Тебя он точно оставит в покое. Виктор деревенеет весь от такого заявления. Глаза стеклянными становятся и желваки на лице играть начинают. — А еще чего хочешь? — Я хочу, чтобы все это поскорее закончилось, — Кацуки устало облокачивается на стену, — уже хоть как-нибудь…***
— Виктор! — в кабинет, заставляя Никифорова и Джакометти подскочить, врывается что-то не высокое, блондинистое и громкое. — Я слышал, ты не можешь дело раскрыть? Что, старость? Как насчет пенсии? — А как насчет быть немного потише? — морщится Никифоров. Юрий Плисецкий является тем самым сыном маминой подруги, а на самом деле занозой в самых неприятных местах. А еще Яков и дедушка Юрия друзья детства, поэтому периодически прилетают в Штаты, а Плисецкому позволено тусоваться с ними. И, кстати, Юрий, тоже хочет стать полицейским, и Фельцман (ну естественно) пристроит его сюда. Если Яков Фельцман не хочет тут создать свою русскую мафию, то Виктор не знает. — Яков сказал, что ты мне расскажешь об этом деле, — сообщает Юрий и принимается копаться в документах Никифорова, — еще он разрешил вам помочь и покататься с Бекой на служебном мотоцикле. В общем, все, только не донимать его. — А лучше бы он запретил тебе разговаривать, — тихо комментирует Виктор. Крис (потому как Никифоров обещает оторвать Юре голову) вводит Плисецкого в курс дела. Пусть Юра и не может еще официально работать, но вдруг что дельного скажет. — Ну это же легкое дело, — выносит свой вердикт Юрий, — Виктор, я почти разочарован. — Не желаю ничего слышать от человека, который еще даже школу не закончил, — отмахивается тот. Про Юри они, естественно, умалчивают. И да, если убрать из дела Кацуки, то оно становится простым. Но как известно — из песни слов не выкинешь. Плисецкий еще долго проедает им мозг, и, когда желание Виктора заклеить ему рот скотчем перерастает страх нагоняя от Якова, он набирает номер Алтына. — Отабек, я тебе заплачу, забери его отсюда! Шанс покататься по Нью-Йорку на служебном мотоцикле вводит Юрия в неописуемый восторг, поэтому, только заметив Алтына на этаже, Плисецкий уносится из их кабинета. — Если он что-то прознает, то тут же сдаст нас Якову, — подмечает Кристофф. Виктор лишь громко хнычет. — А если узнает Яков… — Джакометти не заканчивает, потому такое и произносить страшно. — Мне понадобится очень много скотча.***
— Мне иногда кажется, что ты думаешь, что у тебя девять жизней, — зло говорит Пхичит, не менее зло смотря на Юри. — У меня для тебя плохие новости, но это не так работает. Если Джей-Джей тебя убьет, то это будет раз и навсегда. — Пхичит, — устало тянет Кацуки. — О нет, не смей! Даже не вздумай начинать! Я последний месяц только и слышу: «Пхичит, все нормально! Пхичит, я все решу! Пхичит, Пхичит, Пхичит…» Ты, — он грубо тыкает пальцем Юри в грудь, — заставляешь меня ненавидеть собственное имя. Кацуки тяжело вздыхает. Не то чтобы он надеялся, что его друг его поймет, но хотя бы не осудит. — Твой Виктор сам сюда полез, вот пусть сам теперь с Джей-Джеем и разбирается. — А из-за кого он сюда полез? Из-за меня, Пхичит! — Так это все еще его проблемы. — Нет! Чуланонт еле сдерживается, дабы не ответить в рифму. — Я всегда на твоей стороне, всегда поддержу. Вы можете поехать с Виктором в Лас-Вегас и выйти за друг друга замуж, завести сорок собак и уехать жить на айсберг — я приму это, но к Джей-Джею идти не позволю. Черт, ну я же говорил, что тогда надо было его убить, — Чуланонт трет переносицу. — Я не убийца, я уже говорил тебе это… — Юри, — перебивает его парень, — между вариантом стать убийцей или быть убитым, любой выберет первое. Все, кроме самого Юри, конечно. Пхичит и сам это понимает, но не может спокойно смотреть на это все. — Знаешь, я больше чем уверен, что в конечном итоге Джей-Джей узнает о том, что я причастен ко всему этому и… — Кацуки запинается, — ну ты понял. Быть готовым к смерти и говорить: «А вот скоро меня убьют» — совсем не одно и то же. — И ты хочешь его опередить, при этом сохранив жизнь Виктору, — Чуланонт залезает в кухонный шкаф, выуживая оттуда бутылку виски. — Откуда столько благородства? — спрашивает он, наливая им обоим по бокалу. — А главное, зачем? — уже тише добавляет он. Они выпивают почти по половине бокала залпом. Приятное, немного обжигающее тепло прокатывается по телу. Через пару минут разговор станет откровеннее. Пхичит крутит в руках бокал, наблюдая, как янтарная жидкость плескается внутри. — Я с тобой еще и сопьюсь, — все так же тихо говорит Пхичит и горько вздыхает, — замечательно. Они говорят еще очень долго. Придумывая какие-то идеи и тут же отметая их. Уже ночью, когда стрелки часов перевалили далеко за два часа ночи, а бутылка с алкоголем давно опустела, они просто валяются на диване в гостиной и вспоминают события прошлых лет. Где-то смеются в голос, где-то на слезу пробивает, где-то о чем-то ненадолго задумываются. — Юри, тебе нравится твоя жизнь? — как-то внезапно спрашивает Пхичит. Кацуки долго думает. Коротко кивает и одновременно пожимает плечами. Да, он многим в своей жизни недоволен, за многое порой ненавидит себя. Однако стоит в хмельной голове возникнуть образу Виктора, как жизнь в общем-то начинает нравится. — Ну больше да, чем нет. — Тогда почему хочешь от всего этого отказаться? Алкоголь будто разом выветривается. Пхичит был бы не Пхичитом, если бы даже в такой момент не вернулся бы к этой теме. — Знаешь, я никогда не говорил, что быть вором мне нравится. Согласись, грабить других это не совсем то, о чем мы мечтали. — Я недавно читал статью, что два-три процента всех людей живут и работают так, как мечтали. Юри этот факт мало трогает. — За все надо платить, и, наверное, это и есть моя расплата. Виктор не виноват, что хотел помочь. Ты не виноват, что мой друг и оказался втянут во все это. А вот я как раз виноват. Они молчат около минуты, а потом Чуланонт внезапно начинает смеяться в голос. — В каком из жизненных сценариев все пошло не так, что причиной всего этого кошмара стала один раз не надетая маска? Кацуки коротко смеется. Напишите у него это на надгробии, пожалуйста. — Ты не передумаешь? — снова серьезно спрашивает Пхичит. — Не думаю. — Я с тобой пойду, — Чуланонт садится на диване, серьезно смотря в глаза собеседника. — Нет. — Пидора ответ, Юри. Это не обсуждается.***
— Я иду к Джей-Джею и все рассказываю, — старается спокойно говорить Кацуки, а у самого руки от данной фразы дрожат. — Я больше вариантов не вижу. Это была среда. Назначенная Леруа неделя заканчивается в пятницу, а за предыдущие дни они все не придумали ровным счетом ничего. Кацуки действительно не видит других вариантов. «Все рассказываю» — расшифровывается как то, что Юри говорит Леруа, что все это время работал с полицией и всё им докладывает. И если Джей-Джей хотя бы подумает о том, чтобы и дальше искать убийцу, то полиция быстро обнародует показания Кацуки и тот отправляется за решетку. Вот такой вот бартер. Они стоят в полутемном коридоре квартиры Виктора. Второй так и замирает, не успев донести руку до выключателя. Никифорову ярость глаза застилает, в легкие газ пускают. Все происходит так быстро, что и сам Никифоров сообразить не успевает, однако вот он со всей силы вцепляется рукой Юри в горло и прижимает его к стене с такой силой, что у того, кажется, трещат ребра. — Да почему ты так пытаешься меня защитить, рискуя собственной жизнью?! — кричит он. Юри в отместку смотрит внимательно, нижнюю губу кусает. Виктор думает, что в их отношениях это запрещенный прием, так как от желания впиться в эти губы немеют кончики пальцев. — Тебе не понравится ответ. — Удиви меня, — шепчет Никифоров. Хоть он и не знает, что на уме у этого парня, но не думает, что его еще можно чем-то удивить. Альтруизм? Желание загладить все ошибки прошлого? Может, проспорил кому-то? — Я не хочу, чтобы ты умирал. — Версия хорошая, но неправильная, — Виктор на все сто уверен, что это совсем не то, что хочет на самом деле сказать Кацуки. — А на самом деле? — Я тебя люблю, — спокойно выдыхает признание Юри и весь обмякает в чужих руках. Тем временем как Никифоров кажется перестает дышать. Сердце стучит где-то в висках, и, окей, Виктор не был к этому готов. Удивил. — А теперь отпусти меня, — Кацуки пытается убрать руку с собственного горла, но хватка только усиливается. Она не доставляет дискомфорта, и все же положение не из приятных. — Повтори, — не просьба — приказ. — Ты все прекрасно слышал, — Юри все еще делает безуспешные попытки выбраться. — Пусти, мне больно! Никифоров расслабляет руку, а в голове в этот момент туман и фейерверки. — Ты… Ты серьезно? Откуда это странное чувство, будто Виктора огрели чем-то очень тяжелым по голове? Юри смотрит обиженно в ответ. Есть вариант, что сегодня они подерутся. — Сейчас же самое время для шуток, да, Виктор? Виктор зол. Господи, как же он зол. Сейчас ему действительно хочется дать Юри в челюсть, однако вместе с этим чувством приходит еще одно… Желание. В комнате будто разом все батареи врубают, дышать не то чтобы тяжело — невозможно. Они стоят, практически соприкасаясь носами, деля одно дыхание на двоих. Кацуки вжимается в стену так, словно хочет вместе с ней и выйти. Между ними воздуха — ноль, а напряжение бьет с такой силой, что коротит внутри у обоих. — Отпусти, — молит одними губами Юри. И Никифоров, может быть, и выпустил бы, если бы не чувство, что Юри не за конкретный момент просит, а вообще. Отпусти меня. Дай полную свободу воли, и я костьми за тебя лягу, — вот что читает он в глазах напротив. Но нет, милый мой, не сегодня. Не после того, как ты мне тут в любви признаешься. Не сегодня. Никогда больше. И все же Юри, не разделяя настроения мужчины, старается вырваться уже не на шутку. Их совсем не шуточная перепалка заканчивается тем, что оба, запутавшись в собственных ногах, падают на пол. Виктор, как может, старается смягчить падение Юри, но сам достаточно больно ударяется рукой, которой прикрывал чужой затылок от соприкосновения с паркетом. — Да что ж ты такой упрямый? — тяжело вздыхает Кацуки в попытке скинуть с себя Виктора. «И что за привычка вечно лежать на мне? — уже мысленно спрашивает он, вспоминая относительно недавний момент, когда в бреду лихорадки Никифоров сковал его наручниками и буквально опять же придавил своей тушей». — Учусь у лучших, — подмигивает Виктор, и пока до Кацуки доходит смысл, быстро седлает бедра и сжимает руки у него над головой. — Но, согласись, физподготовка у меня лучше, — и довольно указывает на проделанную собой работу: Юри буквально лежит под ним, не в силах пошевелить ни одной конечностью. Им бы, по-хорошему, поговорить сейчас. Сесть, так сказать, за стол переговоров и решить все, как и подобает двум взрослым мужчинам. Но… Но Юри со своим этим природным упрямством даже сейчас продолжает гнуть свою линию. Плюсом ко всему идет то, что Виктор чувствует, как собственный стояк болезненно натягивает ткань домашних штанов. Ей-Богу, Виктор не знает, что из этого всего хуже. Юри что-то там говорит, судя по лицу что-то серьезное, а у Виктора в голове вата. Он вроде и видит, что чужие губы двигаются, а голоса не слышит. — Ты не сможешь меня тут вечно держать! — О, уверен? У меня есть прекрасный чулан, — на грани шепота говорит Никифоров, наклоняясь к уху Кацуки, напоследок прикусывая мочку. И слыша тихий стон в ответ — улыбается. Кацуки что-то там бормочет еще, вырваться пытается, а его член недвусмысленно упирается Виктору в живот. И Никифорову уже откровенно все равно на все проблемы внешнего мира, не касающиеся их эрекций. И стоит аккуратно прикусить тонкую кожу на шее, услышать еще один рваный вздох, как тело под ним перестает вырываться. Теперь только жмется жадно, стараясь ухватить больше прикосновений. — Что, уже вырываться не хочется? — хрипит Никифоров. Он еще сильнее сжимает свою ладонь вокруг запястий Кацуки. Где-то на заднем плане сознания отчаянно бьется надежда, что Юри просто не выдержит такого напора и даст отпор. Просто потому, что Виктор сейчас не в силах остановиться. Только из-за того, что Виктор не хочет останавливаться. — Смысла не вижу, — с короткой усмешкой отвечает Юри. И сам льнет к горячим рукам, стонет теперь развязно так, что у Никифорова только от этого мозг плавится. Виктора вдруг обдает волной щемящей нежности. Он смотрит на Юри, такого всего раскрасневшегося, открытого перед ним, беззащитного. И не то чтобы Виктор осознает (он знает, чувствует это уже давно), как сильно любит Юри. Человека, который мир его перевернул. Человека, который его карьеру под удар поставил. Но… Человека, который в нужный момент был рядом. Буквально за шкирку вытащил его, когда он в раздрае из-за убийства был. Человека, который взамен свою жизнь на кон поставил. Человека, чье признание теперь на сердце клеймом высечено. Так любить нельзя. Не в их возрасте и положении. Так влюбляться в школе надо было, чтобы душу наизнанку выворачивало. Они долго смотрят друг другу в глаза, молча выискивая там разрешения. И стоит только найти ответы тут же будто с цепи срываются. Поцелуи становятся развязнее, одежда как никогда лишней, а температура в комнате подскакивает еще не пару градусов. Юри целуется жадно, стонет в поцелуй, трется своим пахом о чужой. Виктор стягивает с него футболку, но сил, чтобы снять не полностью, не хватает, оставляет болтаться на шее. Тут же принимается изучать руками тело Юри, припадая к соскам: кусает, лижет, сосет. Юри просто божественно стонет. Никифоров на секунду пугается, что может кончить только от этих звуков. Кацуки хнычет, когда собственные дрожащие руки путаются в пуговицах форменной рубашки, потому что сейчас надо кожа к коже, чтобы пальцами по чужому телу разряды электричества пускать. Когда Виктор сам (психанув и стянув рубашку через голову) дает доступ к телу, Юри замирает. Красивый. Черт возьми, какой же Виктор красивый. Он, аккуратно, боясь разрушить эту красоту, дотрагивается до Никифорова осторожно: сначала мажет пальцами по шее, спускается к ключицам, там уже, подсоединяя вторую руку, царапает соски, задерживается, играется, слушает чужой равный выдох сквозь зубы и ведет ниже, очерчивает кончиками пальцев пресс и, опуская руку на пах, сжимая через брюки член наконец, смотрит Виктору в глаза. Взгляд у того поплывший, дышит мужчина загнанно. — Юри, я не железный, — рычит Никифоров. Но Кацуки не в силах сейчас себя остановить. Он продолжает мять в руках чужой член, ловя настоящий кайф, ощущая, как Виктор начинает сам толкаться бедрами в ответ. Но все же Виктор руку убирает, и не потому что не нравится (нравится так, что звезды перед глазами), но кончить себе в штаны вот так сейчас не хочется. Когда-нибудь они обязательно попробуют нечто похожее, но не сегодня. Сегодня он хочет всего Юри целиком и полностью, чтобы тот раз и навсегда запомнил кому теперь принадлежит. Виктор, снова задрав руки Юри у того над головой, продолжает изучать губами чужое тело. Он наконец-то избавляет Кацуки полностью от одежды, смотрит на все это безобразие шальным взглядом. Потому что все это — весь Юри, — теперь его. Виктор входит резко, не давая время Юри привыкнуть к этому, но Юри уже на грани, поэтому сам толкается навстречу и тихо скулит. Виктор целует, мажет языком по раскрасневшейся щеке. С каждым толчком движения становятся жестче и резче, и надрачивает он Юри почти грубо, потому что знает, что сейчас так и надо. Так нужно. Кацуки под ним бьется словно в лихорадке: пальцы беспомощно царапают чужие плечи, из-за слез ресницы слились, но он не позволяет себе хоть на миг глаза закрыть, потому что перед ним Виктор — его Виктор — и Юри просто права не имеет хоть момент упустить. Они кончают практически одновременно, Юри змеей выгибается, ловя оргазм, стонет осипшим голосом так, что Виктор не выдерживает: входит до упора, чувствуя, как Юри сжимает его внутри, и кончает сам, кусая чужое плечо до крови. Вкус стали на языке немного трезвит. — И-извини, — шепчет Никифоров, внимательно вглядываясь в лицо напротив. Когда у Юри наконец получается сфокусировать на нем взгляд, то выглядит он таким счастливым и довольным, что Виктор невольно зеркалит его в ответ. Теперь же они целуются медленно, тягуче. Вкладывают все то, что надо сказать словами в касания губ, переплетение языков. Они кое-как добираются до кровати, падая на нее и из последних сил натягивая на себя одеяло. У Виктора в груди размеренно бьется сердце, потому что наконец-то все правильно. Юри под его боком — правильно. Засыпать вот так в обнимку после охренительного секса — правильно. Все, что касается его и Юри — правильно. Юри долго ворочается из-за того, что уснуть не может, Виктор прекрасно его понимает (хотя самого буквально вырубает) и просто сильнее сжимает парня в своих объятьях. — Не уходи от меня, — шепчет на грани сна Никифоров и прижимает еще сильнее. — Виктор, — в тон ему отвечает Кацуки. — Люблю тебя, — Виктор поднимается на локте и, нащупав губами, целует чувствительное местечко за ухом, вызывая у Юри волну приятных мурашек. Никифоров тут же проваливается в сон, хоть и желает услышать ответ. Но в конце концов он сможет спросить завтра, у них же оно будет? Еще много-много завтра, тягучих поцелуев по утрам, нежных объятий и прочей романтической ерунды, которая раньше у Виктора вызывала лишь изжогу. Завтра они со всем разберутся: с Леруа, с их отношениями, вот прям со всем «от, а до я». А сейчас Виктору слишком хорошо. Последней шальной мыслью перед тем, как окончательно уснуть, становится, что он все-таки немного благодарен Джей-Джею, так как если бы не он, они с Юри, наверное, и не встретились бы.***
Утро наступает до противного быстро. Юри одевается и уходит впопыхах. Пока влезает в собственные вещи, которые так и остались валяться в коридоре, лишь шепотом просит Маккачина быть потише и не разбудить хозяина. На Виктора он намеренно не смотрит, один взгляд и Кацуки уже вряд ли сможет уйти, вообще. Но встретиться с Джей-Джеем Виктору — последнее, что хочет Юри. Поэтому уходит. Уходит, оставляя сердце и душу Никифорову, ему же сейчас как никогда нужен трезвый ум и холодный расчет. Джей-Джей все еще не добрый волшебник из сказки. И едва ли вся эта история закончится хорошо. Если в этой истории вообще есть хороший конец. Улица встречает его сыростью и холодом, хотя Юри больше чем уверен, что холод у него внутри. Сейчас все, что происходило ночью, кажется не больше, чем сон. И Кацуки правда хочет предаться воспоминаниям, вспомнить все в мельчайших деталях, но в кармане вибрирует телефон, и Юри обливается холодным потом. На дворе половина восьмого утра и в такую рань писать ему могут только два человека, и в обоих случаях это не к добру. Проснувшийся Виктор. Или Леруа, которому что-то нужно. Юри отчего-то выдыхает, смотря на экран смартфона, где высвечивается смс от Джей-Джея. «Доброе утро, Юри. Прости, что так рано, но ты мне срочно нужен.» Вот в этом весь Леруа — ни одного лишнего знака, буквы, слова, чтобы иметь хоть какую-нибудь зацепку о том, чего ожидать. Он отвечает короткое «ок» и вызывает такси. И пока ждет, смотрит на улицу и случайных прохожих, на то, как солнечный диск лениво выкатывается из-за горизонта. Внутри неприятно свербит чувство опасности, однако в последний месяц он испытывает его настолько часто, что давно уже перестал обращать внимание. Возможно, зря. В любом случае это должно было когда-нибудь кончиться, Юри же сейчас немного ускорит данный процесс. Просто потому что понимает, что еще один день с Никифоровым и он уже ничего не сможет. Особняк Джей-Джея всегда вызывает лишь одно желание — побыстрее из него уйти. Его встречает охрана и молча провожает в кабинет босса. Сам же Леруа спокойно восседает за большим дубовым столом, медленно потягивая кофе. Жаль, что никто из прислуги не догадался подлить туда яд. У Кацуки в голове звенящая пустота, он не знает с чего начать. Липкий страх обволакивает тело. Телохранителей, что не уберегли Изабеллу, Леруа убил быстро. Что ж, Юри надеется, что и сегодня он будет столь же снисходителен. — Виктор Никифоров значит? — спокойно озвучивает Леруа и поднимает взгляд на Юри. Сам же Юри в этот момент чувствует, как его сердце пропускает один болезненный удар и, кажется, останавливается. Волна леденящего ужаса проходится по всему телу, и он не может и звука из себя выдавить. Нет. Нет. Нет. Он не может этого знать, не должен. Откуда?.. Но вопрос задавать не надо, так как ответ сам заходит в комнату. И Кацуки с силой закусывает щеки изнутри, чтобы хоть как-то остаться в сознании. Си Гуанхун. Ну как же он раньше об этом не подумал? Почему он об этом не подумал?! Вообще, не то чтобы они были знакомы, но по долгу службы Юри нужно было знать всех, кто так или иначе работает на Джей-Джея. Но все, что о нем знает Кацуки — что, во-первых, он ребенок. Серьезно, ему семнадцать, а на вид так вообще не больше четырнадцати. И даже собиратель всех слухов Пхичит не смог ничего про него нарыть. Единственная просочившаяся информация, что вроде как этот парень максимально приближен к Леруа. А во-вторых, он лучший, если дело касается добычи информации или слежки. Чуланонт как-то обмолвился, что с Гуанхуном надо быть поосторожнее, но, так как Юри в общем-то до этого месяца не планировал никаких заговоров или бунтов, информацию эту он благополучно забыл. О чем сейчас жалеет с такой силой, что голова кружится. — Мне давно говорили, что ты, как приехал в Нью-Йорк, начал что-то тут мутить. Скрытным, дерганым стал, — Леруа говорит спокойно, тихо и на самом деле это намного хуже, чем если бы он сейчас кричал и крушил мебель. — И я, как хороший босс, решил проверить, нет ли у тебя проблем? Кацуки уже открывает рот, чтобы хоть что-то сказать. Что угодно, любую чепуху, лишь бы увести его от Виктора, но Джей-Джей слова ему не дает. — А проблемой оказался ты сам, — заканчивает он свою мысль, и тут становится понятно, что ему только что озвучили приговор. Проблема, именно так сейчас его видят. Жан-Жак Леруа проблемы устраняет. — Твой… а, собственно, кто он тебе? Друг? Парень? Новый покровитель? — Никто, — резко отвечает Юри. Голос больно дерет горло заставляя глаза слезиться. — Неважно. Твой Виктор убил мою невесту, а ты в свою очередь его покрываешь… — Н-нет, все не так, — Кацуки делает глубокий вдох пытаясь понять, что ему нужно сейчас сказать, — позволь я объясню! Теперь его уже перебивает Си, до этого стоящий в комнате безмолвной статуей. — Юри, хватит, — так же спокойно, как и их начальник произносит Гуанхун, — я все это время наблюдал за тобой, четко видел и слышал каждый твой шаг, — он бросает увесистую папку на стол Леруа. — Ты сейчас себя только глубже закапываешь. Серьезно? Можно еще глубже? Джей-Джей с задумчивым видом листает страницы, хотя Кацуки может голову на отсечение дать, что он уже давно изучил всю информацию. Сейчас же все делается для того, чтобы натянуть нервы Кацуки до предела. — И? Что дальше? — не выдерживает Юри. Тишина и неопределенность давит на сознание не хуже хорошей пытки. Леруа встает из-за стола, лениво обходит свой кабинет, при этом делая вид, что активно размышляет. Когда тот оказывается около Кацуки, второй лишь молча закрывает глаза. Вот сейчас все и случится. Однако, Джей-Джей медлит, для Юри секунды растягиваются на маленькие вечности. И от чувства ледяного металла пистолета у своего виска отчего-то становится как-то легче. Слыша, как щелкает затвор, Юри практически ни о чем не жалеет. — Мне правда жаль, Юри.***
Никифоров слышит звук выстрела так близко, будто пистолет у уха находится. Виктор не просыпается, он резко садится на кровати, судорожно пытаясь понять, где он и что происходит. Собственная квартира встречает его звенящей тишиной и Маккачином, что радостно виляет хвостом сидя в прихожей. Сторона, где спал Юри, холодная, даже запах его присутствия уже выветрился. Никифоров хочет почувствовать себя брошенкой, но тут же понимает, что Юри не просто ушел, он ушел к Джей-Джею. — Какая же ты сука, Юри, — рычит он, падая на подушки. Сонливость снимает моментально. Он торопливо собирается, пару раз падает, запутавшись в штанах, и пулей летит в полицию. Телефон Юри ожидаемо молчит. Крис, которого Никифоров разбудил невнятными криками, сейчас так же едет в департамент. Сейчас им главное — успеть. Успеть до того, как Кацуки будут паковать в черный полиэтиленовый пакет. — Что у тебя случилось? — Джакометти влетает в кабинет. В это время Виктор дрожащими руками включает компьютер, открывает карты на телефоне. Если они быстро вычислят местоположение, то все еще может закончиться хорошо. Он быстро вводит Криса в курс дела и второму только и остается, что напряженно думать. — Почему за такой срок ты не догадался посадить на него жучок? Никифоров закусывать губу. Он смотрит на кольцо на своей руке, обычный золотой ободок, обвивающий безымянный палец. В свете последних событий никто и не заметил данную обновку Никифорова. Он же перестал его замечать, так как данный атрибут был приобретен накануне убийства Изабеллы, и как-то так срослось, что сразу после этого он совсем об этом и забыл. Не до того ему было. Но сейчас весь смех в том, что это, черт возьми, не просто кольцо, а прямой путь к спасению Юри.***
— Что это? — Кацуки с сомнением смотрит на небольшую коробочку, которую Виктор поставил перед ним. — Открой и узнаешь, — Никифоров садится напротив, принимая из рук официанта меню. Они решили встретиться в кафе, так как у Виктора была очень сложная смена и что-то варганить дома нет никакого настроения. Юри открывает коробочку и лишь тихо охает. — Я должен дать ответ в стиле согласен или нет? — он поднимает на Никифорова глаза. — Или как мне на это реагировать? Виктор коротко смеется. Юри красивый, особенно сейчас, когда перестал его шугаться, и теперь Виктор день за днем открывает для себя нового Юри Кацуки. Юри многогранный. Юри красивый. Юри умный. Парень настолько не с этой планеты, что порой и правда хочется спрятать его у себя в квартире и никогда никому не показывать. Виктор в Кацуки падает с размаху, один раз заглянул в глаза при их первой встрече и все, и навсегда. Никифорова так к нему тянет, что он сам себя боится. Виктору Юри симпатизирует, и, признаться честно, он был бы совсем не против состоять с ним в отношениях. Презентом оказывается кольцо. — Пока рано об этом говорить, — все еще смеется Никифоров, — подумаем об этом после пяти свиданий. А конкретно это — талисман удачи. И тут же показывает свою руку, на безымянном пальце которой красуется точно такой же ободок. — Они парные! Думаю, что сейчас немного удачи нам обоим не помешает. Кацуки, лишь хмыкнув, подарок забирает. И тут же надевает на свой палец. — Ну вот, теперь удача нам обеспечена, — улыбается Виктор и чокается с парнем кружками с чаем. Подарок на самом деле с сюрпризом. Никифоров долго думает, как засунуть в Юри жучок. Сережки тот не носит (а это был бы идеальный вариант), браслет может порваться-сломаться-слететь, а вот с кольцом все намного проще. Однако дарить просто кольцо странно, поэтому Виктор и покупает себе такое-же и выдает их за парные. Это все не совсем ложь, но и не до конца правда. И Никифоров делает это не из-за того, что не доверяет Юри, а потому что так ему спится спокойнее. Возможно, Кацуки догадывается, что это, но виду не подает, и Виктор очень сильно ему это благодарен.***
Знакомый, что встраивал чип слежения в кольцо, предупредил сразу, что такого рода ювелирную работу он делает впервые и что не факт, что это вообще все будет работать. Дальнейшие события развиваются слишком быстро и печально, у Виктора нет ни единого шанса проверить работу GPS. Он действительно просто на просто про это забыл. Никифоров прислоняет руку тыльной стороной к губам, целует прохладный металл и улыбается.