20 дней лета

Сеск просыпается ночью и тратит на подготовку розыгрыша двадцать две минуты. Пятнадцать из них ищет в кухне муку, ещё три потом запихивает её обратно, но эффект превосходит все ожидания. Давид, с трудом проснувшийся после душа, включает фен в розетку (Сеск смотрит на это поверх экрана смартфона, и Вилья не догадывается, что он уже включил камеру) и с жужжанием обдаёт себя мучным ветром. Покрытый белой пылью, он такой же красивый. Даже на видео не самого высокого разрешения. Вилья выдаёт матерную тираду, какую грех не заснять. Сеск даже подумывает кинуть её их общим друзьям по сборной. Она сделала бы честь футбольному тренеру, а уж они ругаются будь здоров, ему ли не знать. Может, Давиду бы и пойти в тренера потом, люлей распиздяям он раздавал ещё в «Валенсии». Додумать эту мысль Сеск не успевает — Давид заканчивает материться, и он тут же выключает запись. Это, конечно, розыгрыш, у них сегодня продолжение Рождества, двадцать восьмое, день дурака, но всё равно Сеск готовится выслушать всё то же самое уже в свой адрес. — Второй раз в душ я без тебя не пойду, — безапелляционно заявляет Давид и разве что не за шиворот уволакивает Сеска за собой. Вот за это Сеск его и любит. Мука оказывается плохой идеей — она с трудом вымывается из волос, скатывается и липнет, бородку вообще оказывается легче сбрить, и какой секс в душе (хотя секс в душе сам по себе тоже плохая идея, то холодно, то жарко, поскользнуться можно, места нет, вода смывает смазку…), о нём Сеск вспоминает только уже после, валяясь с Давидом на кровати. — Повезло, что я решил фен взять, — Вилья почти мурлычет. Сеск осторожно, самыми кончиками пальцев, гладит выбритую щёку. — Пат, конечно, всё понимает, но это бы пришлось объяснять долго. — Да она бы меня убила, из длинных волос это попробуй вычеши, мы с твоими сколько возились! — Ага, если ей за что тебя и убивать, то только за это. И снова — неловкость. Словно посреди гостиной лежит труп, и надо постоянно его обходить. Сеск сам не знает, с чего вдруг такие ассоциации, но вот подумалось. — Надеюсь, это единственный розыгрыш? — Как знать, — подмигивает Фабрегас. Давид поджимает губы, сосредотачиваясь, и выдаёт: — Вряд ли тебе времени хватило бы, мы рано проснулись. Так что кухня безопасна, пошли завтракать. И тут приходится насторожиться уже Сеску. Он розыгрышей больше не припас. Думал ещё подмешать в дезодорант краску из баллончика, но где это добро раздобыть? А вот Давид наверняка снова нашёл что-то особенное. Когда-то он неслабо нагрел всех ребят из «Барсы», с кем они тогда двадцать восьмое праздновали, просто поставив на стол стеклянную банку, полную воды, дном вверх. Убирали воду и осколки потом все вместе, а коварство Вилье припоминали ещё долго. Чудо, что эта история так и не попала в прессу. Сеск тщательно осматривает и даже обнюхивает фартон, подозревая, что в бисквитное тесто, которое Давид достал из морозилки, что-то подмешано. Масло для фритюра выглядит безобидно, но вид бывает обманчив. А вот в сахарной пудре он уверен, сам попробовал. Сменить её на соль — простой, но по-прежнему эффективный прикол. Но всё обходится, Сеск увлекается разговором… и залпом выпивает кофе, в котором вместо сахара оказывается — сам положил! — соль. Он смеётся так, что брызгами окатывает всё — стол, пол, Давида. Нет, ну это надо было так купиться! — Третий поход в душ — это не смешно, — бурчит Давид. Приходится импровизировать, чтобы поднять ему настроение, и Сеск, притягивая его в поцелуй, прикидывает как минимум пару вариантов. И понимает, что не ошибся, когда Давид рвано вдыхает за его спиной. Сеск не может видеть его лица, как приоткрыты губы, как кожу оглаживают струйки воды. Но он чувствует взгляд — горячий, неотрывный взгляд — на пальцах, которыми он себя растягивает. Судя по звуку, Давид пытается что-то сказать, но слова путаются, и их не разобрать. Сеск сдаётся, поворачивается и вновь не успевает ничего рассмотреть — Давид целует его жадно, торопливо, прикусывая губу. Руки переплетаются, блуждают по коже друг друга. Вторжение неожиданное, резкое, от него перехватывает дыхание, и Сеск крепче вцепляется Давиду в плечи. Он откидывает голову — вода заливается в рот — кашляет и стирает воду со лба. Рука мелко дрожит. По телу разливается тепло, мышцы становятся ватными, внизу живота что-то щекочет — и волной поднимается оргазм. На какой-то миг он оглушает, выбивает из лёгких воздух, как удар в солнечное сплетение. Сеск оседает на пол душевой кабины и уже сам подставляет лицо струям воды. Давид приваливается к стене, тяжело дыша, и находит его макушку кончиками пальцев. Как будто не может перестать его касаться.