Единственная роза.

Огромная просторная комната была наполнена светом, исходившим от еще не догоревших за ночь свечей. Окна были плотно занавешены массивными полотнами ткани, очередным украшением нового для Никлауса дома. Король столько лет жил в разъездах, следуя за отцом, для которого одной из немногих благодетелей была сила. Майкл с детства учил сыновей военному делу, посвящая этому много времени. Частые путешествия заграницу, лагери, разбитые под открытым небом, нежелание отставать от старших братьев — все это в скорейшем времени лишило Никлауса умения наслаждаться уютом дома, где ждет миледи-мать. Оттого он чувствовал некую неловкость, так долго находясь здесь. Ожидание новых походов за право быть королем мешало монарху наконец-то увидеть — он победил, уничтожив родственную себе династию во имя мести. Как бы он ни хотел это признавать, данности не изменить, он король, нынешняя опора своего государства, к правлению которым его вела судьба, своим предначертанием помогая ему устранять все преграды на своем пути. Никлаус тихо сидел у изголовья кровати сестры, наблюдая за тем, как Ребекка спит. Минули дни, но она, хоть и оправившись от ужаса, еще хворала, то и дело покашливая, когда считала, что брат ее не слышит. Она силилась перед ним, но впалые щечки и бледное личико выдавали ее недомогание. Утро уже давно наступило, но король не спешил будить Ребекку. Все также сидя рядом, он перевел взгляд на высокие ставни окон, что так напоминали ему о комнате Керолайн. Конечно, витражи здесь были не столь изысканны, как у маркизы, но малышке нравилось, а это было главным для ее брата. — Клаус, — сонно протянула Ребекка, все еще не открывая глаз, — почему та девушка больше не приходит? Вздрогнув, словно не ожидая столь скорого пробуждения, Никлаус все же был застигнут врасплох. Вопрос сестры смутил мужчину. Что он мог ответить ей? Что его будущая жена, столь яро ненавидящая его, пожалела о своем поступке, а теперь, стараясь отстраниться от разочарования в виде его сестры, пребывающей в здравии, также, ссылаясь на плохое самочувствие, не выходит из своих покоев? Он не мог не думать о том, что Ребекка была спасена лишь по воле маркизы. Как ужасно было для властного монарха осознать, что жизнь сестры могла оборваться, так и не начавшись, что он не смог бы спасти ее, уберечь единственного близкого, что своей улыбкой чистых глаз напоминал ему матушку, по которой он безумно скучал. — Она и не приходила, Ребекка, тебе не стоит думать о таких мелочах. — Как можно ровнее ответил Никлаус, с досадой ощущая, что не относится к надменной девушке, как ему следовало бы, как к тому, кто ничего не значит для него. — Приходила, — несмело усаживаясь, проговорила сонным голосом Ребекка, — девушка была здесь пару ночей назад. Она сидела где и ты, — помолчав продолжила малышка. — Ей казалось, что я сплю, — зевнув заявила она. Никлаус ничего не говоря, продолжал слушать слова сестры, с каждой минутой заинтересовывающие его все больше. Однако вместе с неким оживлением в голову закрались подозрения. — Что она делала здесь, — более резко, чем хотел, спросил король. Он вновь повернул голову в сторону сестры, цепляя взглядом каждую эмоцию, что могла промелькнуть на ее детском личике. — Она перебирала мои волосы, — чуть помолчав, тихо проговорила она, — от этого я быстро уснула по-настоящему, — чуть потупив взгляд, чувствуя себя неловко под взглядом брата, замолчала Ребекка. — Я и не думала ее обманывать. Никлаус улыбнулся сестре, чуть ухмыльнувшись такой наивности. Ее слова заставили его почувствовать воодушевление, смешанное с тревогой. Он мог сомневаться в девушке, ведь он не знал ее. Но именно понимание того, что он отнял жизнь ее родных, неожиданно для нее, вырвал частицу ее души, все это заставляло его несмелое чувство сожаления и жалости к ней давить на него еще сильнее. Никлаус не мог, махнув рукой, приказать эмоциям отступить, отчего делался грубее по отношению к ней, желая доказать себе, что он все контролирует, даже собственное сердце. Он легко поднялся со своего места, направляясь к двери, чтобы позвать слуг, позволяя им войти. — У нее холодные руки, неужели ее камин никто не поддерживает? — Неожиданно спросила Ребекка скрывающегося за дверью брата. «Ее холод не согреть огнем камина, cестренка». — Хмыкнув, подумал Никлаус. *** — Ваша Светлость, — позвав Керолайн, вошла в ее покои Агнесс. — Не желаете прогуляться? Погода сегодня на редкость солнечная. — Женщина который день приходила к девушке с разного рода предложениями, тщетно думая, что что-либо из этого доставит Керолайн удовольствие. Девушка была также мрачна, как и в первый день после прогулки по саду, когда она, замерзнув, отказывалась оставить Ребекку. В Агнесс закипала злоба при воспоминании о грубом тоне Никлауса, указывающего принцессе удалиться, оставив малышку ему. Король вскоре, в свойственной ему манере, решил загладить вспыльчивый нрав подарком, но девушка, удивив не только слугу Никлауса, но и ее, не выражая никаких эмоций велела положить небольшую коробку на стол в дальних комнатах. Керолайн всегда отправляла слуг обратно, только заслышав, что они пришли с почестями от монарха, а теперь, будто растеряв все силы, устав сопротивляться ему, решила и вовсе отказаться о желания делать хоть что-то, полностью отдаваясь тревожащим ее мыслям. — Благодарю, Агнесс, но я не хочу. — Керолайн сидела около камина, держа в руках маленькие пяльце и неотрывно смотря на ткань, что была зажата между ними. Работа была не окончена, будучи прерванной на половине. Фамильный герб ее отца был старательно вышит мелкими стежками, но на нем хватало не всех символов его славного дома. Гордый лев оставался без пары, что должна была быть его зеркальным отражением. Агнесс подошла ближе, но застыла, завидев вышивку. — Где Вы это нашли, моя дорогая, — слегка запнувшись, спросила служанка. — В сундуках, до которых так и не доходили руки, — неестественно тихо проговорила Керолайн. — Знаешь, увидев ее, я сразу подумала: отчего же я так медлю, ведь скоро же Рождество, — голос ее задрожал. Аккуратные стежки, переплетающиеся в причудливые узоры герба герцога Таупа, были были выполнены как нельзя искусно. — Как думаете, ему бы понравилось? — Стараясь скрыть непрошенные слезы, вновь заговорила девушка. Подарок на Рождество предназначался для отца. Когда Керолайн начинала это нелегкое для нее занятие, она и подумать не могла, что так увлечется, желая осчастливить горячо любимого лорда-отца. Миледи-мать оказалась как никогда права, верно подобрав для дочери занятие, предложив символичную для подарка идею. — Конечно, Ваше Величество, — мягко проговорила Агнесс, присаживаясь напротив девушки. Женщина плавно забрала из рук принцессы пяльце. — Но не только это приносит Вам столько огорчений, — подбирая слова, продолжала женщина, — расскажите мне. Керолайн вскинула голову, вперив взгляд в женщину, что знала с малых лет. Агнесс видела ее насквозь. — Мне страшно, — помолчав, начала принцесса. Ее голос был ровен, но тонкие пальцы, вцепившиеся в бархат платья, нервно перебирали ткань. — Я боюсь своей ненависти, — отпустив платье, дернулась она. — Я не знаю, что бы я сделала, знай я, что девочка — его сестра. Мне страшно от мысли, что я могла не спасти ее, посчитав, что она мой враг в такой же степени как и он, — понизив голос на последнем слове, прервалась принцесса. — Я задумалась: стоило ли мне спасать ее? Понимаешь? — Подавшись к женщине, сжимая ее руки, продолжила Керолайн. — Это ужасно. Ужасно то, что я могла остаться безучастной, и то, что я не смогла бы доставить ему ту же боль утрат, что никогда не оставит меня. — Небесные глаза Керолайн, застланные слезами, смотрели на Агнесс. Девушку разрывали противоречия. — Но он станет моим супругом, — с явно сквозящим в словах отчаянием прошептала принцесса. — Как я могу жить с ним, зная, что причина всех несчастий — он? Чтобы он ни делал, он является мрачным напоминанием того ужаса, в который вверг меня. А я устала бороться. Теплая женская рука ласково коснулась мокрой от слез щеки принцессы, заставляя ту раскрыть глаза. — Вы бы не могли поступить иначе, даже зная все. Это были ли бы не Вы, — мягко продолжала Агнесс. — Вам не стоит сдаваться. Только не отчаяние. Вы не одна, подумайте о ребенке. Ребенок… Разве была хоть секунда, когда она не думала о жизни, что зародилась внутри нее? О даре, за который стоит благодарить, или же насмешке, что окончательно пытается сломить ее? Сколько слез было пролито в день, когда она узнала о малыше, слез обиды и страха. Она не забудет то, что заставил ее испытывать к своему ребенку Никлаус, эти воспоминания каждый раз с новой силой разжигали в ней костер ненависти к нему. Именно он, самоуверенный в себе король, стал причиной нежелания по началу оставлять малыша, причиной, по которой ее дитя было таким нежеланным и в тоже время необходимым ей, чтобы не быть больше такой одинокой в этом огромной дворце, где остались лишь воспоминания о ее семье. Малыш будет ее, и она обязательно воспитает его со всей любовью, что может испытывать мать к ребенку. — Этот герб будет принадлежать ему, как наследнику Вашего отца. Отца, что уже никогда не увидит ее ребенка, как бы Керолайн ни мечтала об этом.